me and my girlfriend (莎千)

АННА С юных лет Саша среди всех фигуристов пользовалась огромной популярностью. И пусть она ничего для этого не делала, но у нее всё равно были толпы сумасшедших поклонников. Однажды я заглянула на её страницу в Инстаграме и поразилась количеству сальных и откровенных комментариев, оставленных её подписчиками. Более молодая версия меня была типичной пай-девочкой, и тогда её более чем обескуражили пошлые фанатские дифирамбы, посвященные красоте Саши. Она посчитала их крайне неуместными. Но лишь когда Саша встала на одно колено на пляже в Схевенингене и торжественно попросила у меня руки, я по-настоящему поняла, что имели в виду фанаты, говоря о ее низком, манящем и обольстительном голосе. Без лишних раздумий и сомнений, я кивнула Саше: «Да». В тот же миг небо высоко над головой расцвело яркими огнями фейерверка, который осветил собой пляж и её серо-зеленые глаза, безмерно-счастливые и полные любви. С большим трепетом она надела кольцо на мой палец и крепко обняла меня. Я чувствовал биение ее сердца под белой рубашкой, сильное и ровное. Ночной бриз развевал наши длинные волосы, в воздухе переплетались каштановые и светлые пряди… И в этот момент мне захотелось навсегда остановить время. В ту ночь я долго не могла уснуть. В слабом лунном свете, что пробивался сквозь тонкие занавеси, я рассматривала кольцо на своей руке. Оно было выполнено в виде платиновой оливковой ветви с нашими инициалами, выгравированными на его внутренней стороне, и будто представляло собой историю нашей жизни, связанной вместе двумя Олимпиадами. Мы встретились детьми, полюбили друг друга нескладными подростками, расстались в юности и вновь сошлись уже во взрослом возрасте, что лишь подтверждало наши чистые и неподвластные времени чувства. Рубин на кольце тускло блестел, напоминая мне Сашу с ее рыжими волосами, искреннюю и страстную. В этом кольце я видела проявления нежной и романтичной натуры Саши, которая сокрыла в его изгибах долгий и извилистый путь нашей любви. Я перекатилась и осторожно протиснулась в ее объятья. Не просыпаясь, Саша пробормотала что-то невнятное, раскрыла руки и привычно обняла меня. Наконец, удобно устроившись на ее плече, я довольно закрыла глаза. На следующий день, во время обратного рейса на Москву я увидела, как Саша обновила давно пылившийся Инстаграм и опубликовала обычную фотографию, без текста и хештегов, — простое и ясное послание, совершенно в ее духе. Ее публичное заявление было одновременно и официальным признанием наших отношений, и попыткой защитить нашу частную жизнь, но при небольшом размышлении я всё же не устояла перед желанием поделиться радостью с друзьями и перепостила сообщение в личный аккаунт. Весь оставшийся полет я наблюдала, как Камила, Даша, Алина, Женя и другие девушки из «Самбо-70» отправляли мне теплые пожелания и бурно обсуждали новость в комментариях. Мы словно вернулись в прошлое, когда смеялись и плакали вместе, и годы спустя меня вновь накрыло этими горько-сладкими воспоминаниями. Я посмотрела на Сашу и ощутила, как сердце омывает чувством счастья и покоя. Мы окончательно повзрослели, и впереди нас ждала долгая и счастливая жизнь. После короткой передышки в Нидерландах мы вернулись к реальности. С началом нового сезона Саша стала очень занята, совмещать учебу и обязанности помощника тренера оказалось задачей не из легких. Она ответственно относилась к своей подработке, и я могла понять почему. Работа была для нее была настоящим призванием и делом жизни. Раз промокнув до нитки, охотнее подставляешь зонт другим. За свою карьеру Саша несколько раз переходила от одного тренера к другому и везде видела одну и ту же картину, как совсем молодые юноши и девушки преждевременно ломались из-за перегибов и неграмотной работы тренера. Она слишком хорошо понимала, какое важное значение в жизни спортсмена имеет хороший тренер. Даже со всей нагрузкой из-за учебы и работы Саша продолжала навещать отца. Либо ей не хотелось тревожить меня, либо из чистого упрямства, но она редко делилась со мной деталями их общения. Однако, судя по общему упадку духа, я понимала, что дела идут не очень хорошо. Я подумывала над тем, чтобы вмешаться, но в итоге решила уважать стремление Саши самой разобраться с этим вопросом. Позже, годами спустя, я часто жалела о проявленной неосмотрительности. Тогда Саша казалась мне всё той же малышкой, с которой мы вместе росли и чьи радости и печали всегда были для меня открытой книгой. Но я упустила из виду, насколько Саша выросла за четыре года нашей разлуки и как хорошо она научилась скрывать свои чувства и мысли. Если она не хотела, чтобы я что-то знала, то я действительно могла не знать того, что с ней происходит. Например, что она страдала тяжелой бессонницей. В то утро Саша, как обычно, подбросила меня до работы. Когда она уезжала, правое веко у меня дернулось от нехорошего предчувствия, но оно быстро забылось под валом неотложных дел. Я разносила по кабинетам стопку финансовых отчетов, когда позвонил Плющенко. Всю дорогу до больницы меня не покидало ощущение нереальности происходящего. «С Сашей произошел несчастный случай на катке, и она плохо себя чувствует», — эти слова эхом отдавались у меня в ушах. Лишь, когда я увидела ярко-красную надпись «Хирургия», запоздалое отчаяние накрыло задыхающуюся меня с головой. Родители Саши с бледными лицами сидели возле операционной. В коридоре стояла тишина, изредка нарушаемая сдавленными всхлипами ее матери. Сашин отец молча обнимал жену, мрачное лицо ничего не выражало, но я чувствовала охватившее его горе. Мне оставалось лишь наблюдать за ними издалека. Я не знала, как подойти к ним, и, прислонившись к стене на другом конце коридора, беспомощно смотрела, как горит красная лампочка над дверью в операционную. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем лампочка наконец погасла и операция закончилась. Падение привело к внутричерепной травме, но, к счастью, операция прошла успешно, и врачи смогли удалить гематому. Жизнь Саши была вне опасности, но она по-прежнему находилась в коме. И никто не знал, очнется ли она и когда это случится. Трезвое и бесстрастное заявление доктора выбило из меня весь воздух. Сашу вывезли из операционной, голову плотно перебинтовали, лицо было бледным, а под глазами легли такие глубокие тени, что, глядя на безжизненно лежащую передо мной девушку, я не узнавала в ней свою решительную и напористую Сашу — ту, что всего несколько часов назад улыбалась и целовала меня на прощание. Слеза скатилась по щеке на пол, я поспешила утереть лицо и только тогда поняла, что уже давно стою и плачу. В реанимацию пускали только родных. Я осталась снаружи и через стекло наблюдала, как старшие Трусовы окружили лежавшую без сознания Сашу. При близких и чужих людях мы можем по-разному переживать одно и то же горе, и сейчас, как никогда, мне не хотелось оставаться с ним наедине. Поэтому, когда Вячеслав Анатольевич вышел из палаты, я, не раздумывая, поздоровалась и позвала его в сторону поговорить. Он окинул меня долгим взглядом, но все же последовал за мной до угловой лестницы. Это была не первая встреча с отцом Саши. Подростком я часто видела его в «Самбо-70», где возле катка он ждал окончания её тренировок, также по выходным я забегала к ним домой, чтобы забрать Сашу на прогулки. Спустя столько лет он почти не изменился и оставался всё тем же большим и коренастым мужчиной, разве что светлые, как у Саши, волосы, подернутые сединой, напоминали о минувших годах. — Здравствуйте. Наверное, вы узнали меня. Я Аня, девушка Саши, — заговорила я, первой нарушив молчание. От меня не ускользнуло то, как он нахмурился, услышав слово «девушка». — Думаю, Саша рассказала, что я не одобряю ваши отношения, — натянуто произнес Вячеслав Анатольевич. — Да, хотя она не вдавалась в подробности, боясь лишний раз меня беспокоить. Я знаю ваше отношение и понимаю вашу озабоченность, — я сделала паузу, глубоко вздохнула и продолжила, — но я с вами не согласна. Трусов-старший устало потер лоб и жестом призвал меня продолжить. — Возможно, вы считаете наши отношения нездоровыми и несерьезными. Однако я хочу сказать, что мы с Сашей взрослые люди и выбрали встречаться друг с другом не на пустом месте. Я прошу вас понять то, что наши чувства такие же настоящие, как и у любой другой общепринято «нормальной» пары в этом мире. — Не знаю, что вам рассказала Саша, и не сомневаюсь в правдивости ваших слов на данный момент, но хочу напомнить, что ваши так называемые чувства лишь незрелые увлечения молодости. Пока вы здоровы, успешны, бодры духом, легко не замечать несовершенство мира. Но жизнь слишком непостоянна. Что будет, когда беззаботная молодость пройдет, и вы столкнетесь с настоящими проблемами? Хватит ли у вас сил и мужества тогда принять последствия вашего выбора? Я знаю дочь. У нее хватит упрямства, чтобы отчаянно и до последнего цепляться за эти отношения. Они утянут её на самое дно, и всё закончится для неё очень плохо, поэтому я предпочту побыть злодеем и задушить ваши отношения в зародыше. — Хорошо, допустим, что у вас благие намерения. Вы правы: жизнь действительно непостоянна, и мы не можем знать наверняка, что с нами случится в следующее мгновение, так как это произошло сегодня с Сашей, — сказала я, подавив неприятный осадок, что поднимался внутри. — Но разве это не значит, что мы должны больше дорожить любовью, что находится рядом с нами? Всё вокруг зыбко и непостоянно, и наши отношения с Сашей не складывались ровно. Мы расставались на четыре года, и этих лет было достаточно, чтобы спокойно осмыслить наши чувства и глубже понять друг друга. Нам было нелегко сойтись снова, и это еще одна причина дорожить тем, что мы имеем. — Впрочем, теперь неизвестно, что будет с Сашей дальше. Думаю, это сильно расходится с вашими планами на будущее, — с трудом произнес Вячеслав Анатольевич, голос у него дрожал, в нем чувствовалась плохо скрываемая печаль. — Мне всё равно, я останусь рядом с ней. — Мне не всё равно, и думаю, Саше тоже было бы не всё равно. С ее характером она не пожелала бы стать кому-то обузой, тем более тебе. Оставаться вместе долгое время — это испытание, оставаться вместе без всякой надежды — испытание вдвойне. Я не хочу, чтобы однажды, после всего, ты затаила обиду на Сашу, это было бы несправедливо по отношению к вам обеим, поэтому уйти сейчас — это лучшее решение в данной ситуации. — С детства и до взрослого возраста, я во всём и всегда искала лучшее решение, исходя из объективной точки зрения и предлагаемых обстоятельств, что включает и решение отпустить Сашу четыре года назад, без всяких попыток ее удержать. — Я продолжала с горькой усмешкой: — Но наше расставание заставило меня понять, что любовь — вещь необъяснимая, или, другими словами, мы с Сашей — лучшее решение друг для друга. Она никогда не была и не станет для меня обузой. Наоборот, моя любовь существует благодаря ее присутствию, и я верю, что то же самое происходит и с ней. Саша — ваша дочь, и никто лучше вас не поймет, как важна для нее семья. Вы можете представить, через что она прошла за всё это время, но она и не подумала сдаваться. Поэтому я совершу величайшую ошибку, если приму решение уйти сейчас. Вячеслав Анатольевич долго молчал, а затем похлопал меня по плечу и повернулся, чтобы уйти. Когда край его пальто скрылся за поворотом, до меня еле донеслись сдавленные рыдания этого несгибаемого человека, в ответ слезы сами собой покатились по моим щекам. Я думаю, что бы ни ждало нас впереди, мы с Сашей пройдем этот путь до конца. САША Когда Аня кивнула, на дальнем конце пляжа запустили салют. В небе расцвел грандиозный фейерверк, и разноцветные огни отразились в ее янтарных глазах. Я встала, взяла ее руку и осторожно надела кольцо ей на средний палец. И как только Аня проделала то же самое со мной, я притянула ее к себе. Пока вокруг сгущались сумерки, мы стояли в объятьях друг друга. Я закрыла глаза. Медленный и равномерный шум прилива у ног, хлопки фейерверка над головой и шум веселой толпы вдалеке — всё казалось таким близким и одновременно таким же иллюзорно далеким. Единственное, в реальности чего я была уверена, — это тепло девушки, которую я держала в объятьях. Сквозь тонкую рубашку оно распространялось в моей груди, даря ласку и утешение. Я потерлась о мягкие каштановые волосы на её макушке, притянула ближе и ещё крепче обняла её. На обратном пути в Москву я открыла свой редко обновляемый аккаунт в Инстаграме и загрузила крупный план наших с Аней сплетённых рук. Кольцо на пальце, отчетливо видимое на фото, было официальным ответом на слухи, бурлившие тогда. Основательно подумав, я не стала ничего писать или добавлять теги, чтобы, как можно меньше, впутывать Аню во всю эту шумиху. Это большее, что я могла сделать, исходя из ситуации. Прелесть слухов заключается в подглядывании и обсуждении чужой личной жизни и ее тайн. И хотя мой ответ вызвал определенный ажиотаж, люди вскоре потеряли интерес к этому раскрытому секрету. В конце концов, в наш быстро меняющийся информационный век так много всего происходит, СМИ находятся в постоянном поиске очередной сенсации, и нет смысла докапываться до романа какой-то отставной спортсменки. Наша с Аней жизнь наконец вернулась в привычное русло. В сентябре начался новый семестр, и для меня снова наступили напряженные учебные будни. К тому же в сентябре проходят контрольные прокаты, что является прелюдией к следующему сезону в мире фигурного катания. В отличие от предыдущих лет, в этом сезоне я больше не участвовала в соревнованиях, а давала советы за пределами льда в качестве помощника технического тренера, что было для меня одновременно странной сменой амплуа и небывалым уровнем ответственности. Более чем десятилетняя спортивная карьера научила меня понимать всю важность тренерской работы. Я мечтала стать однажды отличным тренером, что сможет поддержать спортсменов и стать для них настоящей опорой. Поэтому почти все свободное время я проводила на тренировках, где вместе с Плющенко и Михайловым учила кататься маленьких одиночниц. Задача не из легких, но я готова была выкладываться по полной. Отношение отца к нам с Аней оставалось прежним и не менялось. Раз или два дня на неделе я навещала родителей и пыталась его переубедить. И хотя в большинстве случаев наши мнения расходились, я все равно не сдавалась. Тяжелая учеба, интенсивные тренировки и разлад с родителями вконец истощили меня, как физически, так и умственно. Меня замучила бессонница, но я делала вид, что всё в порядке. И чтобы Аня не волновалась, я просто лежала с закрытыми глазами до самого утра. Оглядываясь назад, могу сказать с уверенностью, что мое душевное состояние было действительно ужасным, так что несчастного случая стоило ожидать. Это был обычный будний день. После очередной бессонной ночи мне тяжело было вставать. Рядом Аня все еще крепко спала, ее каштановые волосы в беспорядке разметались по лицу, а тонкие ресницы мягко вздрагивали в такт её ровному дыханию, что очень меня умиляло. Не желая её будить, я тихо выскользнула из комнаты, надела спортивный костюм и отправилась на ежедневную утреннюю пробежку. К тому времени, как я вернулась с пробежки и начала готовить завтрак, проснулась Аня и мягко, словно кошка, подкралась ко мне сзади и обняла. Я почувствовала, как её милая головка уткнулась мне в спину. С ленивой хрипотцой в голосе вставшего спозаранку человека она сказала: «Доброе утро, Саша», и выманила у меня первую утреннюю улыбку. Я нежно погладила ее руки, сомкнутые на моем животе, повернулась и протянула ей чашку горячего молока. Она выпила его и наградила меня молочным поцелуем. Поскольку утром занятий не было, я завезла Аню на работу и сразу отправилась к Ангелам Плющенко. Как правило, по утрам большинство взрослых одиночниц проводят физические и танцевальные тренировки вне льда, и катком в основном пользовались дети, не обладавшие большими навыками, что позволяло вести тренировки довольно расслабленно. Как раз в этот день у ледогенератора на тренировочной базе возникли проблемы, и на краю катка скопилась вода, которую невозможно было убрать. В целях безопасности на лед временно запретили выходить, и за перегородкой собралась куча беспечно щебечущих малышей. Как наставница, я хорошо с ними ладила, и они меня совершенно не боялись, а некоторые ребятишки с особо живым нравом даже излишне докучали мне во внеурочное время. Мне нравилось работать с детьми, я узнавала в них себя, Аню и других девчонок из «Самбо-70». Мне хотелось, чтобы, пока было время, они по-настоящему наслаждались катанием и не познали слишком рано всю жестокость большого спорта. Прохлада катка немного прояснила мой утомленный недосыпом мозг, и я вдохновилась задором окружавшей меня малышни. Быстро закончив разминку, я надела коньки и встала в очередь. Несколько старших одиночниц подошли ко мне за советом, как прыгать аксель, на что я подробно ответила. Но трудно объяснить технику прыжка на словах, потому я вышла на лёд, чтобы наглядно показать им двойной аксель. Я рассчитала прыжок так, чтобы не угодить в зону, залитую водой, но по какой-то причине — возможно, потому что я плохо разогрелась или ослабила концентрацию — я потеряла немного скорости во время разгона и слишком поздно поняла это. Прежде, чем сознание заметило, сработала мышечная память, подбросила тело в воздух, и я приземлилась прямо в воду. На скользком льду сместился центр тяжести, я не успела скорректировать позу и сильно ударилась об лёд. Голову словно приложили тяжелым молотом. Старая спортивная привычка заставила меня вновь вскочить на ноги и попытаться на адреналине повторить прыжок, что, конечно, закончилось плачевно. Я снова тяжело упала и больше не смогла подняться. За мгновение до того, как потерять сознание, я вдруг подумала об Ане — как блистательно она каталась на льду, как ласково она шептала мне нежности на ухо, как мягко она касалась меня своими губами — а потом остатки сознания провалились во тьму, бескрайнюю и бесконечную.