me and my girlfriend (莎千)

САША Мне как будто снился сон. Сон был очень долгим. В нем я парила в воздухе и смотрела, как первая половина моей жизни проносится перед глазами. Я была первым ребенком и единственной дочкой, так что родители без остатка изливали на меня всю свою любовь. Отец на четвертый день рождения подарил мне пару роликовых коньков, с которых во мне и зародилась страсть к катанию. В этих коньках я провела всё лето в Абхазии, не снимала их, даже когда ела и спала. От арендованного домика к морю шёл очень крутой спуск. Каждый день я радостно скатывалась вниз по склону, заливаясь смехом, прямиком в мамины объятья. Иногда я падала, но набитых шишек и синяков было недостаточно, чтобы убить во мне упоение скоростью. И на следующий день я всё равно стояла на верхушке склона. Когда я подросла, родителям стало ясно, что надо куда-то направить мой неуемный пыл и чересчур упрямый характер. Так я попала в фигурное катание. Поначалу мне не нравился лёд, и я ненавидела холод катка. Тогда отец, держа меня за руку, катался рядом. Постепенно мне открылось, что если кататься быстро, то при должном усердии сердце гонит кровь быстрее и помогает согреться. И в конце концов, я полюбила этот вид спорта. В шесть лет мы с семьей в прямом эфире смотрели Зимнюю Олимпиаду в Ванкувере. Я сказала родителям, что однажды покорю олимпийский пьедестал. К одиннадцати годам в Рязани мне, как фигуристке, больше некуда было расти. И ради моей мечты отец перевез семью в Москву, где меня более основательно взялся тренировать Волков. Вскоре на внутренних стартах я быстро проявила себя в категории новисов. В двенадцать лет, следуя по стопам своего кумира, Евгении Медведевой, я перешла в группу к Тутберидзе. И на базе в Новогорске встретила Аню — любовь всей моей жизни, ласковую и прекрасную, как само лето. Мы вместе тренировались, выходили на лёд, соревновались и продвигали четверные прыжки в женской одиночке. Целиком и полностью Аня проникла в мою жизнь и пробудила во мне новые, неведомые прежде чувства. На шестнадцатом году, дважды собрав все возможные награды в юниорах и пережив неудачу во взрослом сезоне, я решила сменить тренера. В тесной раздевалке мы с Аней наконец преодолели робость и сомнения юности и признались друг другу в любви. В семнадцать я вернулась в группу Тутберидзе, чтобы снова быть с Аней. В том году мы вместе прошли отбор на зимнюю Олимпиаду. Воодушевленные, мы прибыли в Пекин, чтобы покинуть его с разбитыми сердцами и надеждами. На их обломках остались чувства, которые никуда не исчезли. Следующие четыре года мы с Аней не общались, и казалось, что наши пути совпали лишь ненадолго и теперь разошлись навсегда. Я по-прежнему любила её, но научилась отделять мечты от реальности. Иногда одной любви недостаточно, и я думала, что такова цена нашего взросления. В возрасте двадцати одного года исполнилась моя детская мечта об Олимпиаде. В ночь, когда она сбылась, я каким-то чудом встретила Аню в баре на улицах Милана. Спустя четыре года мы снова держали друг друга в объятьях и больше не собирались их отпускать. Неодобрение общества и семьи не пугало Аню, и она приняла мое предложение руки и сердца. На пляже Схевенинген мы стояли и обнимались, пока опускалась ночь. Тогда я обещала, что проведу с ней всю жизнь, — и не могла нарушить свое обещание. Аня… Я открыла глаза. Аня спала на краю кровати, сжимая один из моих пальцев. Голова разрывалась от боли, резкий запах дезинфицирующего раствора заполнял ноздри. Тишину отчетливо пронзал писк работающего кардиомонитора. Я решила, что это больница. В палате было тускло, должно быть, стояла ночь. Я нахмурилась и несколько раз моргнула, пытаясь вспомнить, что произошло. Значит, из-за потери концентрации я упала на тренировке. Дела обстояли настолько плохо, что я впала в кому и угодила в больницу. Подумав о том, как же скверно и немного позорно всё вышло, я закатила глаза, а затем тяжело вздохнула, ведь Аня, наверное, опять страдала из-за меня. Я чуть повернула голову, чтобы снова увидеть ее трогательную макушку, и вспомнила, как каждое утро просыпалась пораньше и наблюдала за спящей Аней. Тонкая и хрупкая Аня всегда спала, свернувшись клубочком и уткнувшись лицом в мою шею. Она говорила, что так ей удобнее спится, и отметала прочь мои полушутливые жалобы на онемевшие руки. Время текло очень медленно. Капля за каплей, я смотрела, как опустошается капельница над головой. Этот размеренный и неспешный ритм странным образом успокаивал. Вскоре проснулась Аня, и, когда она подняла голову, я невольно вздрогнула. Не знаю, как долго я пробыла без сознания, но она заметно осунулась. Заострились скулы, лицо стало особенно бледным, глаза налились кровью, а губы потрескались и посинели. Я попыталась выдавить из себя ободряющую улыбку, но быстро сдалась. От малейшего напряжения головная боль многократно усиливалась. Я могла лишь притвориться, что всё в порядке, и слабо произнести: — Неважно выглядишь. А ведь это я тяжело больна. Аня смотрела на меня пустыми глазами и не моргала. Легко было представить, какое смятение сейчас творилось в её душе. — Это не сон, я действительно очнулась, — сказала я более серьезным тоном, старательно проговаривая каждое слово. Аня в оцепенении опустила голову и взглянула на пальцы, которые держала в руке. В ответ я чуть сжала их и легонько пощекотала её ладонь. Лишь тогда её лицо обрело хоть какое-то выражение, но не радости или печали, а очень и очень слабого подобия улыбки. — Саша, ты вернулась. Я сглотнула, во рту немного пересохло, и спросила: — Сколько прошло дней? — Прошло шестьдесят семь часов, — ответила она, проверив время по прикроватным медицинским приборам. — Аня, тебе нужно попить воды. Она перевела на меня взгляд, чуть приподняла уголки губ и тихо сказала: — Единственное, что мне нужно, ты уже сделала, Саша. Спасибо, что проснулась. Затем Аня нажала кнопку вызова у кровати и связалась с моими родителями. В тихой и просторной палате мгновенно стало тесно. Меня дотошно осматривали врачи и медсестры, а рядом плакали и обнимались родители. Посреди этой суматохи Аня отступила в сторону и молча наблюдала за мной из темного угла комнаты. Лицо опять ничего не выражало, но я хорошо считывала решимость в её взгляде. Убедившись, что со мной всё в порядке, мама ласково погладила мои волосы и, ведомая отцом, неохотно покинула палату, оставив наедине меня и Аню. Словно пытаясь сдержать чувства, Аня поджала губы, подошла ко мне и села рядом. Она взяла мою левую руку и надела обратно, на средний палец, обручальное кольцо — его сняли в реанимации, — затем подняла глаза и сказала: — Давай поженимся, Саша. И больше никогда не будем расставаться, хорошо? АННА Состояние Саши улучшилось. На рассвете она попросила врача больше не накачивать её лекарствами. Пусть я и сомневалась, но не стала оспаривать её решение. Я мало что знаю о том, как заботиться о других людях, порой я даже не знаю, как позаботиться о себе. Безупречная и элегантная со стороны, по жизни я могла быть немного неряшливой в быту: на сборах чемодан собирался в спешке и в последнюю минуту, в комнате частенько царил беспорядок. После того, как мы съехались, я была рада, когда дотошная Саша освободила меня от домашних дел и полностью взяла их на себя. Но, оказавшись у её больничной койки, я внимательно следила за тем, чтобы сделать всё правильно. Больницы никто не любит, тем более профессиональные спортсмены, такие, как мы с Сашей. Они слишком напоминают нам, как о травмах, способных разрушить карьеру, так и о долгом и болезненном периоде восстановления. Наверное, поэтому мы все испытываем инстинктивное отвращение и страх перед больницами. С разрешения врача, я накупила цветов и расставила их по палате в прозрачных бутылках с водой. Так я пыталась перебить резкий больничный запах и добавить красок в местное уныние. Если составить список самых главных слов в жизни Саши, то «парикмахер» окажется в первой пятерке. Волосы по-прежнему длиной доходили ей до бёдер. Всегда ухоженные, мягкие и шелковистые, они ниспадали подобному золотому водопаду, по которому так и тянуло провести руками. Из-за сотрясения мозга и последующей операции она не могла самостоятельно мыть волосы, что было невыносимо для чистоплотной Саши. У меня появился шанс, о котором я давно мечтала, а именно — поухаживать за её волосами. Я набрала теплой воды и поставила её на стул возле больничной постели, добавила несколько капель парфюма, смочила полотенце и осторожно, чтобы не задеть хирургические швы на голове, обмакнула им её длинные волосы. Мы с Сашей встретились взглядами: всегда уверенная в себе, она хмурилась и, пусть выглядела смущенной, никак не возражала. Я стараюсь быть максимально нежной. Под моими касаниями с Саши сходит привычная суровость, серо-зеленые глаза увлажняются, и она всё больше напоминает мне беззащитного щеночка. Я наношу шампунь на корни ее волос и мягко втираю его, в моих руках будто струится тончайший шелк. Вдруг Саша, до того хранившая молчание, засмеялась и сказала: — Как думаешь, будем ли мы такими, когда состаримся? Это ведь романтично — помогать друг другу мыть волосы и всё такое прочее? Меня заразило игривое настроение Саши, и внутри зародилось желание подразнить её в ответ. Я шлепнула мокрым в пене пальцем по кончику ее носа: — Скорее это заставляет меня вспомнить о том, как мы вместе мыли Лану. Саша немедленно возмутилась, но с зафиксированной головой могла лишь погрозить мне пальцем. Я смотрела, как она дулась, вновь становясь той счастливой светловолосой девчонкой, которую я помнила и которую впервые встретила — десяти прошедших лет будто вовсе и не было. Я отвлеклась, и Саша, чуть повернув голову, недоуменно взглянула на меня. Поспешно справившись с чувствами, я втайне посетовала, что с возрастом стала чересчур сентиментальной. Чтобы Саша не заметила моих перепадов настроения, я сменила тему и спросила: — Ты уже думала о том, какая у нас будет свадьба? Это сработало. Внимание Саши переключилось, и она всерьез задумалась над вопросом. Осенним полднем солнце освещало всю палату, а воздух наполнился ароматом цветов и шампуня. Мы мечтали об идеальной свадьбе и в самых радужных красках рисовали нашу последующую жизнь вместе. В итоге мы решили провести церемонию в Самбо-70, где впервые встретили и полюбили друг друга. Торжество проходило в узком кругу из родных и близких друзей с обеих сторон. В этот день мы с Сашей, одетые в черно-белые наряды, вышли на лед в сопровождении наших отцов. На катке заиграла выбранная Сашей песня «Can’t Help Falling in Love». Под тихое и нежное вступление, с разных концов льда, мы скользнули навстречу друг другу, как делали это в юности, будучи робкими восторженными подростками. Музыка, словно вода, текла своим ходом. По мере приближения к кульминации ее ритм нарастал и набирал силу. Я встала в позу ласточки и закружилась, пока Саша стремительно обошла меня в кантилевере и выпрыгнула тройной лутц. Всё, как четыре года назад, в Пекине. После той роковой ночи мы разошлись, и каждая жила своей жизнью, не в силах отпустить прошлое. К финалу светлые и темные тона музыки смешались, и темп песни двинулся к покою. Саша вернулась ко мне, и мы закружились в парном вращении, вспоминая зимнюю встречу в одном из баров Милана, где наши судьбы снова переплелись. В завершении номера мы обнялись в преддверии наших бесчисленных дней и ночей вместе. Мудрецы говорят: спешат лишь дураки Но я не могу не любить тебя. Wise men say only fools rush in But I can't help falling in love with you Члены семьи, родственники и друзья, ждавшие за пределами катка, вышли на лед и подошли ко мне и Саше, обнимали нас по очереди, благословляли и дарили красные и белые розы. Оглядывая знакомые лица, что смеялись и улыбались вокруг меня, я вновь почувствовала себя беззаботным ребенком. После обмена кольцами я думала, что церемония окончена, но Саша с горящим лицом взяла меня за руку и сказала: — Аня, мне нужно тебе кое-что сказать. Затем до моих ушей донесся её глубокий голос. Я редко говорю, что люблю тебя, но я буду говорить, что люблю тебя. Я боюсь выражать свою любовь словами, но позволь мне преодолеть эту слабость. Я пройду за тобой по следу твоих коньков, вихрем скользящих на льду. Я пройду перед тобой, слепо ловя твои слезы и улыбки. Я не стану перебивать и пререкаться с тобой. Я погашу свет и лягу рядом с тобой. Я зажгу свет, чтобы дольше любоваться тобой. Я давно знаю и давно люблю тебя. Я вижу следы времени на тебе. Я вижу через пропасть лет твое лицо и твои глаза. Я вижу в твоих глазах былые радости, былые ошибки, былое безрассудство и былую юность, чьей славе настал конец. Но впереди ждет будущее, и мы пойдем дальше, и будем дышать вместе, в унисон и в компании друг друга. В пронзительно серо-зеленых глазах Саши я видела свое отражение. Я встала на цыпочки, обняла и поцеловала девушку, что стала для меня целым миром.