Сезон дождей

Байи водит белый ягуар. Удивительно подходящая ему машина. Се Ван проскальзывает взглядом по приборной панели, спотыкаясь о руки Байи, мягко сжимающие кожу руля, и так на них и зависает. Авто мягко трогается с места, шурша колесами по покрытию подземного паркинга. Говорят, чтобы понять как мужчина трахается надо посмотреть на то как он водит. Байи водит с какой-то плавной неотвратимостью. Се Ван не стремиться развивать эту мысль в своей голове. Огни города сливаются в один сплошной поток света: теплые желто-оранжевые пятна окон, фуксия и ментол неоновых вывесок, светло-желтая подсветка билбордов с рекламой, светофоры. Зрение расплывается, заставляя огни превращаться в разлет лучей с двумя наиболее очевидными пиками. Се Ван где-то читал, что это показатель какой-то проблемы со зрением. Он не помнит какой. Се Ван не уверен насколько стоит верить тому источнику, но думает, что даже если это нарушение, оно порождает слишком красивый результат чтобы пытаться от него избавиться. Из колонок льется ненавязчивая мелодия. Се Ван любит кататься по пустым дорогам ночного города, это почему-то всегда умиротворяет. Он проваливается в почти что транс, который прерывается куда раньше, чем было бы естественным предположить. Прошло сколько? От силы минут пятнадцать? Машина явно привычно заруливает на место на подземном паркинге жилого комплекса. Се Ван чувствует то, что можно охарактеризовать как усталое разочарование. Он вздыхает и откидывается головой на мягкий кожаный подголовник, на секунду прикрывая глаза. Се Ван ждет. Должен же Е Байи хотя бы номинально объяснить подобную смену маршрута. Во рту горько. Се Ван кривится перед тем как сглотнуть вязкую слюну, по итогу застревающую где-то в горле и провоцирующую желание откашляться. Мужчина наконец отводит от него взгляд, вздыхает. — Сейчас вернусь. Это то, что заставляет Се Вана все-таки посмотреть на Байи. — Не смотри на меня так, у тебя такое лицо, что подниматься я тебе не предлагаю. Я переоденусь, найду смену тебе и соберу то что нам может на пляже пригодиться. Пледы там, полотенца. Может ты конечно хочешь купаться в костюме, но я пожалуй староват для подобных экспериментов. Се Ван чувствует себя идиотом. И, кажется, выставил себя идиотом. Но что он блядь еще мог подумать?! Идея собраться на пляж плохо вяжется с ночным считай что побегом. По крайней мере в его голове. Похоже, что только в его. Се Ван молча отстегивает ремень, выбираясь в прохладу наружи. *** Жилой комплекс явно не из дешевых. Кем бы ни был Е Байи, зарабатывает он прилично. Можно было бы конечно подумать на родителей, но Се Ван видел достаточно богатеньких наследников, чтобы быть практически уверенным, что Байи крайне далек от этой категории. Квартира просторная. Тридцатый этаж. Текучий перелив оттенков зеленого по стенам. Антрацитовая мебель. Дерево и стекло. Книги. Книги, кажется, повсюду. Полки есть даже в коридоре. Се Ван рассматривает разномастные обложки. — Любите читать? Этот вопрос задан из искреннего любопытства. — Я писатель. Так что это, считай, часть профессии. Но да, люблю. Без этого вряд ли можно родить что-то путное в этой сфере. Байи проходит дальше по коридору, тот перетекает в кухню, совмещенную с гостиной. Се Ван отрывается от разглядывания корешков и следует за ним. Вид из панорамных окон должен был стоить отдельных денег. Се Ван любит такие за возможность смотреть на город и не любит за вечно просачивающийся холод и ощущение открытости, словно ты на виду у всех, хоть зачастую это и иллюзия. Рассмотреть что-то у кого-то в окнах на тридцатом этаже довольно проблематично. Если ты конечно не живешь с кем-то окна в окна или… — Подожди тут, — голос Байи прерывает мысль о вероятности встречи с ебанутым сталкером с биноклем засевшим где-нибудь на соседней крыше, — Если что-то хочешь — чай, кофе, то бери не стесняйся. По холодильнику тоже можешь пошариться. Байи скрывается в дверном проеме, ведущем в смежную комнату. Спальню? Се Ван оглядывает кухню-гостиную. Не то чтобы он вообще задумывался как должно выглядеть жилище Байи, но в его голове оно все-равно выглядело как-то по-другому. Возможно, куда менее… обжитым. Домашним. Уютным. Без не слишком аккуратно свернутого на диване пледа, забытой на столике кружки, и блокнота приоткрытого из-за зажатой между страниц ручки. Без книг забытых в самых неожиданных местах, россыпи распечаток с тьмой разноцветных пометок и пристроенного на краю стола лэптопа. Се Ван резко отводит взгляд, переключаясь вниманием на кухню. Та, как раз, практически идеально чистая. Он думает «разрешили, так разрешили», кофе действительно хочется. Спать он в ближайшее время все-равно не собирается. Се Ван набирает в чайник воды и клацает по кнопке включения. Кружки стоят на мойке. Он подцепляет ближайшую: матово-черную и пузатую. Кофе находится с третьей попытки. В шкафчике по левую руку от чайника. Се Ван с полминуты пытается решить растворимый или все-таки человеческий. Чтобы заварить молотый, надо искать турку или хотя бы кофе-пресс. И возиться. Если турка, то включать плиту. Выбор падает на растворимый. Две ложки с горкой. Три ложки сахара. (Издевательство, он в курсе). Молоко. Се Ван отпивает щедрый глоток, сербая и морщась, когда обжигающе-горячая жидкость прокатывается по горлу. Кофе окутывает рот благодатной сладостью. Байи снова появляется в поле зрения. Костюм сменился на просторные черные штаны, футболку и толстовку поверх. Ему идет. Чуть ли не больше двойки от Армани. В руках у него охапка из одежды и полотенец. — Держи. Примерь. Если что не так найдем еще что-то. Се Вану достаются мягкие штаны в сине-серую клетку, простая черная футболка с большим вырезом и, опять же, толстовка. С муми-троллями. Он подхватывает все это на руки, смотрит на Байи и собирается уже озвучить таки вопрос, как тот кивает в сторону комнаты из которой только что вышел: — Можешь там переодеться, стриптиз устраивать не заставляю. — Байи-гэ не хочет посмотреть на стриптиз? — Се Ван не может толком себе объяснить нахуя он это делает. Он кидает эту фразу почти на автомате, уже на полпути к двери. — На пляже насмотрюсь, — в голосе Байи смешинки, Се Ван испытывает неожиданно острое желание запустить в него чем-нибудь, но воздерживается. Одежда оказывается почти впору, только слегка великовата. А комната действительно оказывается спальней. Се Ван зависает перед зеркалом, расплетая хитросплетение кос на своей голове. Часть волос, что оставалась распущенной, спуталась. Се Ван дергает пару раз, пытаясь освободить прядку, морщится от боли. Узелок на самой макушке, там где толком не разглядишь как ни извернись. Когда Се Ван возвращается в гостиную, Байи пакует полотенца в то, что Се Ван назвал бы пляжной сумкой. — Подошло? — Байи зависает на нем каким-то странным взглядом, но стоит Се Вану утвердительно угукнуть, отмирает. — Лао Е, вы мне не поможете? С волосами. Байи отрывается от упаковки сумок, подходит ближе, рассматривая конструкцию на голове Се Вана, кивает на диван: — Присядь, сейчас расческу принесу. Байи копается с его волосами довольно долго, зато почти не дергает, на это способны далеко не все. У Байи теплые, аккуратные руки. Он слегка массирует Се Вану кожу головы перед тем как окончательно все прочесать. — В косу собрать или просто резинку дать? — Просто резинку. Спасибо. Байи снова уходит и возвращается с двумя тонкими черными резинками. — Держи. Се Ван благодарит еще раз, улыбается и споро сворачивает волосы в низкий пучок. Ему любопытно откуда Е Байи знает, что одна подобная резинка толком ничерта не держит, но не спрашивает. Вопрос почему-то кажется слишком личным. Байи тем временем кивает на кружку Се Вана, рядом с которой появился металический термо-стакан из Старбакса, — Завари мне тоже, пожалуйста, пока я допакуюсь. — Растворимый? — уточняет Се Ван. — Да, не возись. Три ложки кофе, три ложки сахара, примерно два сантиметра молока. В ящике под чайником есть длинные ложки — мешать. Се Ван угукает. Снова клацает кнопкой чайника. На него вдруг накатывает совершенно иррационально домашнее ощущение. С незнакомым человеком, в незнакомой квартире. Се Ван не заостряется на этой мысли, сосредотачиваясь на кофе. Думать сегодня не хочется. *** Пляжи Бэйдайхэ — протяженные полосы песка, отделяющие море от курортной низкоэтажной застройки, утопающей в зелени. В два часа ночи блаженно пустынные. Се Ван шумно тянет носом пропитанный солью и сладостью цветов воздух. Легкие заполняет кислород, голова начинает чуть заметно кружиться. Так, как бывает, когда организм привыкший к вечно грязному, перемешанному с выхлопными газами и смогом городскому воздуху, попадает на природу. Се Ван оглядывается на хлопнувшего багажников авто Байи. Тот улыбается ему и кивает на море: — Иди. Я разложусь. — Точно? Я могу... — Иди уже. Се Ван благодрано улыбается, стаскивает кроссовки с носками, пристраивает их под деревом и несется к морю. Бегом. Как в детстве. Ветер бьет в лицо. Се Ван резко тормозит у кромки воды, набирает в легкие побольше воздуха и со всей мочи орет в черноту моря расчерченную белизной лунных бликов и зеленоватыми огоньками рыбацких лодок. Эйфория растекается по телу шипучими пузырьками. Се Ван подтягивает штанины до колен и наконец позволяет волнам облизать босые ступни. Вода холодная, но не настолько, чтобы хотелось моментально из нее вылезти. Или же попросту, какой бы она ни была температуры, Се Вану сейчас абсолютно все равно. Он заходит поглубже, волны ласкают голени, заставляя кожу покрываться мурашками. Губы расплываются в совершенно неконтролируемой счастливой улыбке. Се Ван срывается с места, бежит вдоль моря, шлепая ногами по набегающим волнам, пока легкие не начинают гореть. Останавливается, снова орет, что есть мочи. Голову окутывает блаженная пустота. Легкость, которую Се Ван не чувствовал уже очень давно. Он стоит какое-то время, рассматривая воду и просто дышит. Ему кажется, он наконец вспомнил как это делать. Обратно он возвращается уже спокойным шагом, идя по самой кромке воды. Та уже совсем не кажется холодной. Байи валяется на пледе, прижатом с углов двумя пляжными сумками и обувью. В том числе той самой, которую Се Ван оставил под деревом. Байи поворачивает голову в его сторону, стоит Се Вану подойти, рассматривает лицо, чуть улыбается. — Я явно не зря тебя сюда притащил, — говорит он в конце-концов, — Купаться пойдешь? Се Ван кивает, — Пойду. Пойдете со мной, лао Е? В Се Ване сейчас столько неожиданной радости, что хочется ее с кем-то разделить. Байи кивает, что в лежачем виде выглядит довольно забавно. — Пойдем. Се Ван улыбается. Стаскивает с себя одежду, слегка ежась от ночного, далеко не теплого, ветра. Байи раздевается тоже. Проскальзывает взглядом по оголившемуся телу Се Вана взглядом от которого неожиданно хочется расправить плечи, а не немедленно попытаться стряхнуть. В нем что-то от искреннего любования не приправленного вязкой похотью. Сам Се Ван неожиданно для себя застревает взглядом на рельефно очерченных руках. Тело Байи оказывается куда более проработанным, чем было очевидно под одеждой. Се Ван скользит по нему взглядом, пока не ловит себя на том, что явно слишком очевидно пялится. Резко отводит взгляд и идет к морю, не проверяя следует ли Байи за ним. По щекам разливается непрошеный жар. Скользящий по коже ветер внезапно перестает казаться таким уж холодным. Заходить в воду по новой всегда жутко холодно, даже если в полдень и она объективно теплая. Се Ван ежится, но упорно продвигается в глубину по шажочку. Он заходит примерно по пояс, стоит, собираясь с духом, чтобы нырнуть — стоит окунуться с головой и всегда становится теплее — как ему в спину прилетает россыпь брызг. Из горла вырывается вскрик, больше похожий на позорный визг. Се Ван разворачивается, горя праведным недовольством и тут же получает еще порцию брызг в грудь. — Твою то мать! Се Ван трет глаза, промаргивается и зачерпывает горсть воды, брызгаясь в Байи в отместку. Тот смеется, и выглядит не испытывающим ни малейшего неудобства. Зараза. Се Ван брызгается еще и еще. Получает в ответ. Брызгается снова. К моменту, когда он падает на спину, выдохшись и признав невольное поражение, вода уже совсем не кажется холодной. Се Ван растягивается на ней звездочкой, рассматривая россыпь звезд на небе. Ищет созвездия. Пояс Ориона всегда почему-то находится проще всего, почти сразу. Се Ван внезапно задумывается, что давно не видел столько звезд. В Пекине вечно слишком ярко, да и небо никогда не бывает настолько ясным. Они плавают. Се Ван перемежает несколько десятков гребков разными стилями с расслабленными лежанием на воде. Ныряет, пару раз доныривая до дна, зачерпывает со дна песок и потом рассматривает его в неровном лунном свете, выискивая мелкие ракушки. За два подхода набирается аж три штуки. Маленькие, закрученные, кажется бело-коричневые, при таком освещении толком не рассмотреть. Девать их некуда, Се Ван рассматривает их, держа на раскрытой ладони и собирается уже выпустить обратно в море, когда к нему подплывает Байи и говорит: «давай сюда», аккуратно сгребая их с его ладони в свою. У Байи неожиданно теплые руки, Се Ван уверен у него самого губы уже должны быть синими, но он никак не может наплаваться. Ему словно хочется вобрать все это море в себя, пропитаться им, раствориться. Он ныряет снова, позволяя воде холодом скользить сквозь неумолимо растрепывающийся пучок. Се Ван умудряется выловить еще четыре ракушки и два обломка коралла до тех пор пока не замерзает окончательно. Байи, каким-то образом умудряется сохранить и благополучно допереть все это богатство до берега, зажав в кулаке. ***  — Спасибо. Се Ван кутается в толстовку, влажные волосы рассыпаны по плечам — так у них есть хоть какой-то шанс высохнуть, но они же неумолимо холодят спину, заставляя ежиться и сильнее обнимать себя за плечи. Се Ван делает очередной глоток пива из банки: Байи захватил несколько штук из дома. Он рассматривает снова и снова набегающие на песок волны, как они разбиваются о него, превращаясь в белесые потеки пены. Зрелище вгоняющее в состояние застрявшее где-то между медитаций и трансом. Мысли вязко и неохотно ворочаются в голове, медленно перетекая одну в другую. Се Вану спокойно. Се Ван умудрился забыть как сильно он на самом деле любит море и почему. За это самое состояние спокойствия. Он делает еще глоток, алкоголь шипучкой стекает по горлу. Се Ван вдруг резко тянется назад, к карману одной из пляжных сумок, выуживает телефон. Байи скашивает на него взгляд, смотрит как он разблокирует экран паролем, фэйс-айди никак не хочет считывать лицо Се Вана в темноте. Се Ван лезет в галерею, в самое начало, искомая фотография — самая первая. Какой бы у Се Вани ни был телефон, та фотография всегда самая первая. У женщины на ней черные, чуть вьющиеся волосы, собранные в растрепанный низкий пучок. Белая льняная блузка в мелкий цветок, стандартно-синие местами потертые джинсы и желтые босоножки на танкетке. Она стоит под раскидистой плюмерией, уперев руки в бока и улыбается. Се Ван почти видит как серьги покачиваются в ее ушах когда она смеется. У нее красивая улыбка, подчеркнутая малиновым росчерком помады. Се Ван ведет пальцем по фотографии, та норовит съехать, сенсорные экраны не любят подобных сантиментов. Его мать любила море. Настолько, что переехала за мужем в Паттайю, хотя всегда предпочитала быстрый ритм мегаполиса. Говорила, что тот в своем роде тоже океан. Со своими течениями и волнениями. У Се Вана есть еще пара десятков отцифрованных фотографий, но он не хочет травить себе душу. Смотрит только на эту. — Ма очень любила море, — негромко произносит он. — Это она? — осторожно спрашивает Байи. Се Ван кивает. — Ты на нее очень похож. — Правда? — Да. Тебе никогда не говорили? Се Ван наконец отрывает взгляд от экрана, чтобы посмотреть на Байи, — Я никому не показывал фотографии, — Се Ван молчит пару мгновений, а потом словно начинает оправдываться, — Сейчас просто… вспомнил. Вдруг. По ассоциации с морем. Не то, чтобы я обычно не помню о ней... скорее… — Запрещаешь себе скучать? Се Ван кивает. Что-то вроде. И скучать. И думать о том, что было до. До ифу. Он написал ему, что устал и переночует у Ду Пусы, но охрана все-равно скорее всего его сдаст. Где-то в груди противно ворочается чувство вины, которое Се Ван заливает очередным глотком пива. Оно горчит меньше чем нежеланная глупая обида. Рядом с Байи, которого он знает меньше суток, он чувствует куда больше тепла, чем за все годы жизни с ифу. Се Ван отпивает снова. — За что ты благодарил в самом начале? — вдруг спрашивает Байи, выдергивая Се Вана из водоворота мыслей мотающем его от злости до самобичевания и обратно. — За то что удержали, — неожиданно сам для себя отвечает Се Ван, потому что изначально было не за это, скорее за море, но… — За то что возитесь со мной весь вечер, на море привезли, хотя оно черт знает где. — Ты хотел? — Что? На море? — Се Ван снова отрывает взгляд от волн, чтобы посмотреть на Байи. — Спрыгнуть, — Байи произносит это спокойно, отпивая глоток из своей банки, но в его глазах слишком много серьезности. — Нет. Это скорее… не знаю… — Се Ван допивает, стряхивает банку над открытым ртом, выуживая последние капли, и тянется за новой. Та открывается с мягким щелчком, пена выбегает наружу, заляпывая пальцы. Се Ван облизывает их, втягивает жидкость разлившуюся по верху банки, делает полноценный глоток и только после этого продолжает, — У меня иногда бывает. Что-то вроде «а что если я сделаю вот эту вот хрень»… там… открою дверь, когда машина едет на полной скорости, выйду на дорогу, по которой машины несутся, сделаю шаг с крыши… это… я не хочу умереть в этот момент, я просто… не знаю… но я никогда не делаю, всегда одергиваю себя, я не знаю почему сегодня… Се Ван вдруг думает «шикарный заголовок бы получился», Приемный сын Чжао Цзина страдает… у этого есть какое-то официально-научное название интересно? Эта мысль веселит пока в голову не стучит неожиданное осознание. Паника холодным клубком сворачивается в желудке, Се Вана начинает мутить. Он смотрит на Байи, слова застревают в горле. Тот смотрит в ответ, сначала спокойно, но с каждой секундой его взгляд становится все более обеспокоенным. — Се Ван? Что..? — Лао Е, — выходит хрипло и тихо, — Вы сказали, что писатель, но не журналист же, да? Сознание отзывается нервным смехом: так он тебе и сказал, конечно. Знаешь, да, я журналист. Решил, что отличный эксклюзив получится. Наверняка отобьет все затраты на бензин. Вместо ответа Е Байи тянется за своим телефоном. Разблокирует. Протягивает Се Вану. — Нет. Не журналист. Из того что можно назвать журналистикой пишу только обзоры на литературу и веду гастрономический блог. Я пишу романы, публикуюсь под псевдонимом Хуан Юмин. Можешь проверить диктофон и загуглить меня. Проблем с деньгами у меня тоже нет. Се Ван сдается паранойе и действительно лезет в диктофон. Записей много. Последняя двухмесячной давности. Последнее фото в галерее — море. Это самое. Но ни намека на самого Се Вана. Он гуглит оба имени. «Е Байи» не выдает ничего интересного помимо уже озвученной информации. «Хуан Юмин» пестрит куда большим разнообразием. Он последовательно тыкает в несколько ссылок. Се Ван пялится в экран добрых пять минут пока до него наконец доходит. Е Байи пишет гей-романы. И, похоже, никто не знает, что Е Байи и Хуан Юмин — это один человек. «Никому и не стоит знать» — думает, Се Ван. С такой-то тематикой. Технически — не запрещено. Но… Се Ван гуглит «Е Байи» снова, вчитывается в краткую биографию. Сирота. Рос с тетей. Та — член партии. Родители погибли, когда Байи было три. В чем-то они похожи куда больше, чем Се Ван мог бы себе представить. Степень по классической китайской литературе. Преподает в университете. Или преподавал. Не важно. Е Байи вручил ему материал, который потенциально можно раздуть в приличный скандал. Если знать как. По крайней мере дискредитировать любую информацию о самом Се Ване идущую от Е Байи. Се Ван закрывает вкладки. Гасит экран смартфона. Возвращает его Байи. — Я… — он вздыхает, прикрывает глаза, — Прости. — Не страшно. Я понимаю, — Байи пожимает плечами. На душе все-равно муторно. Се Ван внезапно обнаруживает, что дико замерз. Так и оставшиеся голыми стопы кажется транслируют холод во все тело. Толстовка на спине пропиталась влагой от волос. Се Ван ежится, трет ладонями по плечам, шмыгает носом. Простыть только не хватало. Байи тянется, трогает тыльной стороной ладони его руку, кажется матерится под нос и говорит: — Пойдем-ка, я забронировал нам номер на ночь, пока ты к морю ходил в начале, тебе бы в горячий душ, а то заболеешь. У тебя руки холодные как ледышки. Идея горячего душа заставляет Се Вана почти простонать. Насколько бы ему не хотелось прирасти к этому пляжу навечно, холод оказывается сильнее. Се Ван поднимается, допивает в несколько глотков свое пиво и начинает помогать Байи собирать вещи. *** Регистрируется и получает ключи Байи сам, оставив Се Вана сидеть на диванчике вместе с их пляжными сумками. Се Ван время от времени кидает на девушку за стойкой ресепшена короткие взгляды, тем не менее не позволяя нервозности прокрасться в позу. Девушка, впрочем, не выглядит хоть сколько-то обеспокоенной вопиющим отсутствием ай-ди Се Вана. Но окончательно выдыхает он все-равно только в лифте. — Бронировал я на свое имя, платил тоже я. Деньги они берут за номер, а не за количество людей. Жертвой похищения ты не выглядишь. Плюс приличные чаевые сверху. Не переживай. Се Ван думает, что впору заподозрить Байи в чтении мыслей. То, что тот каким-то загадочным образом умудряется считывать его беспокойство почти пугает. Се Ван поднимает на него взгляд. — Я… — мысли ворочаются в голове медлительной мутноватой массой, — Спасибо, — в конце-концов в который раз за вечер выдыхает он. Байи явно собирается что-то ответить, но его прерывает треньканье лифта наконец прибывшего на нужный этаж. Байи пропускает Се Вана вперед, сам выходит следом, хотя было бы логичнее сделать наоборот — в конце концов из них двоих именно он знает куда идти. Когда они наконец оказываются в номере, на Се Вана внезапно наваливается тяжелая, давящая на плечи усталость. Он плюхается на деревянную скамеечку в коридоре, не слишком аккуратно опуская рядом с собой одну из пляжных сумок, стаскивает кроссовки, не развязывая, поддевая пятку о мысок. На этом силы заканчиваются. Он роняет голову на упертые в колени руки, прислушиваясь к тому, как Байи шебуршит чем-то кажется на балконе, уговаривая себя встать и доползти хотя бы до кровати. Уговоры действуют не слишком эффективно. Он видимо, умудряется вырубиться на пару секунд, потому что когда ладонь Байи мягко проходится по основанию его черепа, он вздрагивает, вскидывая голову. У Байи в руке пляжная сумка. Та, которую Се Ван кинул рядом с собой. Се Ван рассматривает его сквозь норовящие слипнуться глаза. Паранойя все-еще слабо плещется где-то в солнечном сплетении, но у Се Вана уже нет на нее сил. Как и на смущение. Он зависает взглядом на губах Байи, которые в какой-то момент начинают шевелиться. Спустя пару мгновений до Се Вана доходит, что Байи что-то говорит. — А? Во взгляд Байи прокрадывается мягкая насмешка. — Я говорю, у тебя волосы мокрые и холодные. Тебе бы все-таки в душ ненадолго. Идея горячей воды вызывает у Се Вана отчетливый энтузиазм, но недостаточный, чтобы заставить его подняться. — Сил нет, — жалуется он. Слегка разогнавшийся мозг приходит к выводу, что пиво похоже сказалось сильнее, чем Се Вану изначально казалось. Или… адреналин сошел — алкоголь шарахнул. Что-то вроде. — Тогда сиди. Полотенца развешу и помогу. Се Ван смотрит в спину удаляющегося в сторону балкона Байи и думает, что стоило бы таки подняться. Мысль даже реализовывается в действие. Он встает, чуть покачнувшись, ухватываясь для равновесия за край шкафа. Вход в ванную, к счастью, практически напротив. Се Ван шлепает по выключателю, невольно сощуриваясь от резанувшего глаза яркого света, мажет взглядом по своему отражению в зеркале — растрепанные волосы, почему-то залитые краснотой щеки, и начинает стаскивать с себя одежду, не особенно заморачиваясь аккуратным складыванием. Когда раздается стук в дверь он уже полностью голый. Се Ван мычит что-то утвердительное и соображает, что может этого делать и не стоило только когда Байи оказывается внутри ванной. Тот окидывает его коротким взглядом, быстро возвращаясь к лицу. — Все в порядке? Сам справишься? Справится, конечно. Он всегда справляется. Сейчас — далеко не худшее состояние в котором он бывал. И тем не менее, вместо того, чтобы кивнуть он почему-то мотает головой. По лицу Байи проскальзывает сомнение, он он все-таки окончательно заходит внутрь, закрывая за собой дверь. Раздевается он быстро, стопкой складывая одежду на краю раковины, первый доходит до душа, настраивает температуру воды, после этого зовет к себе Се Вана. Под тугими, горячими струями мгновенно становится теплее. Се Ван внезапно осознает, что все это время мерз. Он смотрит на Байи на которого вода почти не попадает, задирает голову вверх, убеждаясь в наличии тропической лейки, и отворачивается к крану. Пара не слишком ловких движений, и Се Вану удается переключить режим. Вода мгновенно начинает заливать глаза. Он отфыркивается, наклоняя ее пониже, чтобы не вдыхать ненароком воду и разворачивается обратно, подтягивая Байи поближе. — Замерзнете. Байи как раз успел выудить из батареи баночек на подставке шампунь. — Се Ван, давай уже на ты, а? Ситуация как-то располагает… не находишь? Се Ван поднимает голову, снова чуть не глотнув воды, смотрит на Байи потом чуть заторможенно кивает, — Давай. Байи мягко тянет его на себя, так что он сам снова оказывается вне струй, а Се Ван застывает на самой кромке, — Повернись и закинь голову немного. Се Ван делает как сказано, подчиняясь направляющим его рукам. Аккуратные пальцы начинают массировать голову, вспенивая шампунь. В голове внезапно вспыхивает воспоминание: он стоит точно также, только ему четыре, и мягкие движения в его волосах сопровождаются просьбами потерпеть и уверениями в том, что ни одна капелька шапуня ни за что не попадет ему в глаза. Се Ван закусывает губу и зажмуривается. Глаза печет. Но совсем не от шампуня. Байи тянется, переключает режим обратно на обычную лейку, окатывает Се Вана водой по плечам и аккуратно промывает волосы. Затем — снова переключает на тропическую. Се Ван смотрит как Байи споро и значительно менее аккуратно намыливает уже свои волосы, проходясь по ним быстрыми жестковатыми движениями. Ждать когда он закончит почему-то кажется глупым. Се Ван выискивает на полочке кондиционер, выходит из под воды, выжимает волосы и наносит на них пахнущую чем-то цветочным массу. Распределяет ее по длине, разбирает пряди, прочесывая их пальцами, потом выдавливает еще малость и проходится по корням. Байи уступает ему место под лейкой. Се Ван промывает волосы быстрыми, привычными движениями, следя, чтобы кондиционер полностью вымылся с корней. Они меняются так еще пару раз перед тем как Байи выключает воду. Байи перекидывает все еще стоящему в душе и отжимающему волосы Се Вану полотенце для головы. Вытирается сам и закутывает Се Вана в полотенце как только тот заканчивает сооружать на голове тюрбан. Се Ван в который раз за вечер залипает на его губах, но в этот раз мысль все-таки оформляется в действие. Он позволяет себе качнуться в сторону Байи, коротко, мягко касаясь его губ своими. Байи выдыхает ему в губы удивленное, полувопросительное «малыш?». Се Ван отстраняется, натыкаясь на взгляд Байи словно что-то ищущий в его лице и, возможно, находящий, потому что через мгновение Байи подается ближе и накрывает его губы уже сам. У Се Вана вырывается стон. Он проваливается в поцелуй, восприятие сужается до чужих горячих губ. Когда они отрываются друг от друга это ощущается как подъем на поверхность из плотной, тягучей морской глубины. Вдох. Мир, в первые секунды, кажется оглушающим.