Волчья Кровь

Поездка вышла нервной. Сперва пришлось ждать, пока в Брест подадут паровоз – у подготовленного заранее неожиданно взорвался котел, и взъерошенный комендант долго на ломаном русском орал на местных рабочих и грозился их расстрелять. Позже, когда состав был подан, два СС-мана добрых два часа проверяли рельсы и колеса вагонов. В поезде обстановка тоже была неспокойной. Оберлейтенант тыловой службы, то и дело выглядывавший в окно, тихо ворчал себе под нос, что «поезда в рейхскомиссариате Вайсруссланд[1] – это гробы на рельсах». После поезда пришлось еще полчаса трястись в машине. Дорогу только начали расчищать от недавней метели, и поездка оказалась не из приятных. «А наградой за все это я получу улыбку Дица», - подумал Штирлиц. - Хайль Гитлер, - вскинул руку штандартенфюрер гестапо Диц, и на его одутловатом лице действительно появилась дежурная «дружеская» улыбка. – Добро пожаловать, дорогой Штирлиц. - Хайль Гитлер, - ответил на приветствие Штирлиц. – Здравствуйте, Диц. - Как добрались? - Диц жестом пригласил Штирлица следовать за ним. – Холтофф, позаботьтесь о водителе штандартенфюрера. Высокий строгий штурмбанфюрер Холтофф направился к машине. Штирлиц и Диц проследовали к воротам лагеря, окруженного забором из колючей проволоки. - Без приключений, - ответил Штирлиц. - Это хорошо, - кивнул Диц. – Это же сколько мы с вами не виделись? Почитай, с Югославии? - С Украины, - поправил Штирлиц сухо. «Проверяет он меня, что ли?». - Ах, да, - Диц снова улыбнулся, но на этот раз искренне. – Бедняга Фохт. Где он сейчас, интересно? - Не знаю, - пожал плечами Штирлиц. – Его я не видел дольше, чем вас[2]. Они прошли мимо двух аккуратных деревянных бараков, тренировочной площадки с ростовыми манекенами для отработки рукопашного боя и нескольких хозяйственных построек. У просторной хуторской избы, служившей в лагере административным зданием, их поприветствовали два немецких солдата. Диц пригласил Штирлица войти, и уже внутри, отряхнув сапоги, поинтересовался: - Какие новости из Берлина? - Главная новость в Берлине та же, что и здесь, - ответил Штирлиц, нахмурившись, –поражение под Москвой. Диц, ничего не ответив, сел и отвернулся к окну. Потом достал сигарету, чиркнул спичкой и, затянувшись, откинулся на спинку тяжелого стула. Штирлиц сел рядом с ним и тоже закурил. Он оборвал «светскую часть» беседы, вынуждая Дица перейти к делу. Но сам форсировать разговор не хотел. Давить на гестаповца сейчас не следовало – закроется в самооправдании, и ничего путного из этого не выйдет. - Черт знает что, Штирлиц, понимаете? – начал Диц. – Здешнему лагерю месяц, а с местными мы едва продвинулись. Полсотни добровольцев, и те наполовину в лес смотрят. Каждый день думаю, не перебежали бы. Просил у Берлина инструкторов – так, говорят, выделить некого. Пришлось моих украинцев из «Нахтигаля»[3] брать. Охраны всего взвод выделили. Часть - прямо из госпиталя. Ну да ладно, вроде справились. Начали подготовку к антипартизанской акции. И тут – это. Операцию пришлось отложить, подопечные нервничают… - Разъясните подробнее. В Берлине из вашей шифровки понял только то, что у вас здесь саботаж, и вам нужен кто-то из разведки. - Про разведку – это Холтофф предложил. Толковый малый, с большим будущим, - Диц усмехнулся. – А случай, понимаете, странный. Сначала у самого города нашли труп полицейского из местных. Застрелен, но выстрелов, конечно, никто не слышал. Но странно, как вы понимаете, не это. На следующий день в караулку к нашим местным, так сказать, подопечным зашел один из недавно прибывших из госпиталя охранников. И расстрелял их, как кур на насесте. - Травма после фронта, - предположил после короткого молчания Штирлиц. – И пропаганда нашего рейхминистра. Решил очистить землю от нескольких унтерменьшей[4]. Диц вздохнул и снова закурил. Штирлиц изучающе смотрел на него. - Если бы он так это объяснил, то все было бы понятно, - Диц понизил голос. – Но он клянется, что не помнит, что произошло. И нет, дорогой мой Штирлиц, с алкоголем у него проблем нет. Вообще не пьет, спортсмен, чтоб ему провалиться. И это беда – потому, как я не знаю, что с ним сделать. Сами проблему обозначили: расстрелять солдата фюрера, тем более ветерана битвы под Москвой, за трех убитых славянских недолюдей – преступление. Но отправить его домой я тоже не могу. Охрана может расценить убийство воспитанника как легкий способ побега с фронта. - Боитесь, что местные коллаборационисты быстро закончатся? – усмехнувшись, спросил Штирлиц. - Не смейтесь, Штирлиц, - поморщился Диц. – Если бы это было единственной проблемой, я бы нашел, как ее решить. А вдруг его завербовали? Вдруг, это не случайность, и он теперь работает с врагом? - Зачем в этом случае вам я, дорогой Диц? Неужели сами не смогли бы с ним, хм, поговорить? - Поговорить бы смог. Но если говорить начну я или Холтофф, то ничего мы не добьемся. А третью степень я применять к нему не хочу. Лучше тогда сразу расстрелять. - Как зовут вашего героя? - Ганс Штейнберг. - Хотите, чтобы его разговорил я? – Штирлиц поднялся. – Так чего ждать? Пойдем, посмотрим на вашего Ганса. - Так сразу, даже не перекусите? Железный вы человек, - Диц поднялся, подошел к двери и распорядился позвать Холтоффа. Штирлиц отстраненно посмотрел в окно. В действительности он хотел быстрее завершить здесь дела и уехать обратно в Берлин. Каждая минута нахождения здесь, на территории оккупированной родины, в окружении немецких палачей и их подручных из местных подонков, доставляла Всеволоду Владимирову, известному здесь как штандартенфюрер шестого отдела РСХА Штирлиц, почти физическую боль. Здесь он видел вживую, какие страдания приносят эти люди его, Владимирова, земле, и каждое мгновение он удерживал себя от того, чтобы не всадить Дицу и Холтоффу по пуле из табельного парабеллума. «А вот что делать с этим Гансом, если его действительно завербовали партизаны? Как понять, застрелил он местных карателей из чувства расовой гигиены, наслушавшись Геббельса, или действовал по указу кого-нибудь из партизанских командиров?», - думал Штирлиц. Вместе с Холтоффом они проследовали к местной гауптвахте, что расположилась в самом дальнем углу лагеря за медицинским бараком. Штирлиц автоматически подмечал количество проходящих мимо «воспитанников» и охранников. Возможно, эта информация каким-нибудь образом пригодиться в Центре. Хотя неизвестно, когда он сможет ее передать, если эта командировка затянется. Охранника у гауптвахты, представлявшей собой небольшой сарай со щелями под потолком вместо окон, не было, и Штирлиц, отметив этот факт, задал вопрос Холтоффу. - Понятия не имею, штандартенфюрер, - ответил тот, по виду будучи сам поражен этим фактом. – Нужно выяснить у дежурного. - Потом устроите им выволочку, - махнул рукой Штирлиц. – Замок на месте, а ключи у вас, надеюсь, есть. - Только у меня и есть, - кивнул Холтофф, доставая из кармана шинели связку. Тяжелый амбарный замок Холтофф положил у дверей. Потом открыл их, шагнул внутрь и резко остановился. Штирлиц, уткнувшись в спину штурмбанфюрер, заглянул через его плечо и тоже онемел. На соломе посреди сарая лежало тело солдата в немецкой форме. Вместо глаз в черепе - черные провалы, кожа на лице была разодрана, а вместо горла зияла одна сплошная рана. Холтофф сглотнул. Потом набрал в легкие воздуха и громко закричал: - Тревога! [1] Немецкое название территории современной Беларуси во время Великой Отечественной войны. [2] События, о которых вспомниают Штрилиц и Диц происходят в романах Ю.Семенова «Альтернатива» и «Третья карта» [3] «Нахтигаль» («Соловей») - батальон украинских националистов, организованный немцами для действий на территории Советского Союза. В соответствии с событиями романа Ю.Семенова «Третья карта» Диц был одним из тех, кто приложил усилия к формированию батальона. [4] Унтерменьш – недочеловек (нем.)