Звездный город смотрит вниз

      Звон ударившейся об косяк створки стальных ворот и истошный вопль «Джеспар, это дракон!» еще долго гудели в голове Зиндро.       У их «святилища» было густое облако, которое, судя по всему, скрыло от дракона присутствие посторонних даже лучше, чем стальные своды сине-золотого купола. Джеспар смотрел с недоумением, перетекающим в испуг, а затем — в ободряющую насмешку, мол, да, какой-то звук слышал, но не видел ничего. Не страшно. Все прошло.       — Ох, — переводя дух, выдохнул Зиндро. — Я уж думал, он сожжет тебя. Как Йаэлу и Курмая. Черт.       — Неа, куда ему, — отрезал Джеспар. — И раз уж ты так вовремя вернулся… Пошли побродим, а?       — Чего? Куда? Не понял.       — Погуляем. Эти стены и купол мне настолько насточертели, что еще хоть час — и я с ума сойду.       — Но дракон! — горячо возразил Зиндро. — Он может вернуться в любую минуту, и тогда…       — Ты его слышишь?       — Нет.       — Значит, не вернется. Он вообще сюда не залетал все это время, помнишь? Не бойся, я уверен, что мы в полной безопасности.       Облако ушло, оставив после себя привычную влагу, словно после дождя, и обнажило золотящееся небо у края Монолита и воздушных пристаней. Здесь, как оказалось, росли маленькие апельсиновые деревья и даже нечто похожее на виноград — оно обвивало руины, словно бородатая лиана с раскидистыми крупными листьями, в сени которых багровели многообещающие гроздья. На вкус они были сладки, как вино, и Зиндро подумал, что от безысходности однажды можно будет так и поступить: собрать их, выдавить, дать перебродить и хоть чем-то скрасить однообразие одиноких дней.       А назовет он это вино «Стальной дракон».       Богу нового мира определенно нравилось давать имена абсолютно всему.       — Неплохо, — согласился Джеспар, пробуя одну из багровых ягод. — Как аразеальский виноград, только еще более сладкий.       — Угу, — Зиндро сплюнул мелкую косточку и вдруг чутко вскинулся на шум в лохматых зарослях.       Это был очередной упитанный амарант.       Эх, лук не взял. Псионикой его пригасить, что ли?       — Птицы нас не боятся, заметил? — спросил Джеспар, разглядывая гордо вышагивающего амаранта. — Они привыкли, что здесь безопасно. А значит… Город пуст очень давно.       — И хорошо. Проще подстрелить.       — Не надо, зачем? Ты голодный?       — Завтра буду. И тебе тоже не мешало бы подкрепиться. Я из него супец сварю — ну ладно, может, не именно из этого, раз он тебе так глянулся, но сварю. Жаль только соли не достать, но я что-нибудь придумаю…       — Я не об этом, — покачал головой Джеспар и медленно направился причалу, где зябко метался ветер, уносящий в небесную бездну крупные сухие листья винограда.       Вечер подобрался незаметно, словно охотящийся кот.       — Я нашел лужу крови, — произнес Зиндро, устраиваясь рядом с Джеспаром на поваленной колонне у самого причала. — Завтра, если дракон меня не сожжет, узнаю, чья она. Попробую пройти по следу. А потом — в Ботаникум. Извини, что не получилось сегодня, я испугался за тебя.       — Кровь? Странно. Хотя, — Джеспар призадумался и замолк на некоторое время. — Тогда, в первый раз, я видел здесь скелеты. Очень старые, истлевшие, но… Как бы так сказать? Полноразмерные скелеты. Это были явно не звездники. Город большой, очень древний, и стоило бы предположить, что мы не были первыми, кто нашел его.       — Просто дело вот в чем, — продолжил Зиндро, согласно кивнув словам Джеспара, — эта кровь может означать, что мы не одни во всем мире. Если тот человек жив и где-то спрятался… Если он…       — Скажи, — мрачно перебил его Джеспар, — почему именно я?       — Не понял.       — Ты забрал в Звездный город именно меня, хотя мое состояние было едва ли лучше, чем у остальных. Почему ты сделал именно это?       — Я…       Прорицатель осекся и вопросительно уставился на призрака, безучастно наблюдающего за тем, как маленькое золотистое облако проплыло совсем рядом, нежно коснувшись края причала.       Он не знал, как ответить, чтобы не испортить всё. Чтобы не обидеть и… Да и к черту обиды! Он не хотел, чтобы Джеспар отчаялся. Не хотел давать ему повод думать, что его жизнь спасена напрасно.       — Помнишь, — тихо произнес Джеспар, тоже провожая взглядом то облако, — там, на «Гертруде», я говорил, что необходимо перестать убегать от ответственности. И это действительно так. Эта мысль кажется мне верной и теперь, но знаешь что? Наше присутствие здесь, в Звездном городе, плывущем над руинами сожженного мира, — это… Это апофеоз безответственности. Это… гибель всяких надежд, видишь? Все нити оборваны, все пути окончены, будущего не существует, как не видно ничего за этим серым горизонтом. Ты понимаешь, о чем я?       — Понимаю, — отозвался Зиндро, чувствуя, что ему все меньше и меньше нравится этот разговор. — Но ты ошибаешься, надежда есть. Пока мы живы, она существует, и она не оборвется никогда, потому что пути возникают под нашими шагами.       — Так все-таки, почему я?       «Твое состояние было намного лучше, чем у остальных, а забрать я мог только одного человека».       Это ли ты хотел услышать? Может быть, стоило известись на унылую ложь о том, что ты мне был важнее и нужнее прочих? А может, отшутиться и перевести твое внимание на что-нибудь другое?       Но, кажется, время истекло там, на Оке Богов, и теперь его просто не существовало, как не было берегов у небесного океана. Мгновение застыло и стало вечностью, поэтому в течение этой вечности ты спросишь об этом снова, и уходить от ответа с каждым разом будет все трудней.       — У меня был Сириус, — нехотя ответил Зиндро, тронув цепочку с моряцкими жетонами на своей груди, — и я потерял его. Был Тараэль — и я не уберег его. Была Калия… Я смотрел ей в глаза, которые едва ли видели меня, и понимал, что из-за ее ран она не дотянет. Я не смог бы унести сюда никого другого. Прости, если ты ждал иного ответа.       — Я ждал именно такого.       Что-то в голосе Джеспара указывало на явную ложь. Неужели и вправду думал, что…       — Но теперь это уже не важно, — продолжил он, словно прочитав мысли Прорицателя. — Спасать больше некого. Все сгорело, все оборвалось. Я тут сидел слушал тишину и… вспоминал людей. Того же старика Арантеаля, трактирщика в «Танцующем кочевнике», стражников, которые приветствовали меня по утрам, хранителя мирада. Или… Помнишь ту торговку хлебом, Мариту Ротанг?       — Забудешь ее, — усмехнулся Зиндро.       — Ну вот. «Кочевник» где-то стоит пустой, а хлеба того уже никогда не будет. А помнишь, ты рассказал мне в Подпоезде о той девушке, которую повстречал в Остиане?       Прорицатель только кивнул и — снова тронул жетоны, на одном из которых носил имя Сириуса, а на другом — имя ее корабля, которое любил так же, как и ее саму, не помня ее имени. «Королевский ловчий» больше никогда не зайдет в Остиан», — шептала она, и этот шепот все еще звучал в его ушах. Спустя почти что два года.       Он знал, что Джеспар скажет дальше, и это осознание сдавило ему горло.       — Она уже не найдется, Зиндро. Потому что теперь она не просто исчезла где-то за горизонтом на своем прекрасном корабле, а сгорела. Где бы она ни была, она сгорела, как и каждый, кто остался, каждый, у кого не было иного шанса — даже не зная, почему, за что, по какой причине с ними произошло все это. И вместо того, чтобы осознать свою ответственность, и всецело принять ее, мы сидим здесь. Смотрим на очередной закат. Ждем своей участи.       — О чем ты говоришь? — хрипло переспросил Прорицатель. — О какой именно ответственности? Считаешь я все-таки должен был остаться? Разрушить черные камни?       Безумец со странным изогнутым мечом — златоглазый неримский идиот, за которым Зиндро в свое время гонялся по всему Подгороду, самоназванный Темный бог должен был сделать это за него. Он просил. Стоял там, и ужас пульсировал в его висках ритмичным звуком светоча. Зиндро боялся не успеть и потерять Джеспара, последнего человека, которому он еще мог помочь, — последнего во всем этом проклятом мире.       Чтобы теперь слышать это.       — Нет, — медленно покачал головой Джеспар. — Ты сделал то, что сделал, и никто не в праве тебя винить. Особенно я. Ты выбрал меня, потому что я был не ранен, ладно. Ты посчитал, что «хвататься за жизнь» не равно «растягивать мучения», хорошо. Но… Просто скажи мне, что дальше, Прорицатель?       — Спустимся, когда утихнет светоч, — решительно ответил тот.       — А вдруг он не утихнет сотни лет? Мастера в Храме Солнца постарались на славу, машина крепкая и надежная, как клятва богов. С ней ничего не случится, и сейчас, в этот самый миг, она продолжает разрушать. Ты, живой мертвец, вполне можешь дождаться того светлого дня, когда Очищение завершится, а я…       — Не говори это.       — А я в лучшем случае состарюсь и умру, медленно и мучительно, в полном одиночестве, среди этих руин. Что? Мы оба привыкли просчитывать свои шаги, и ты не хуже меня знаешь: мы просто сбежали от ответственности, но она настигла нас гораздо более ужасным способом.       Я не мертвец. Лгал Черный страж, слепо его Око. Не может такого быть, и время, настоящее время — вот оно, бьется в груди, отмеряя мою жизнь, которая может окончиться так же, как жизнь любого другого человека. Я чувствую боль. Я помню себя. Я вижу сны. Я люблю свою единственную, ушедшую в море. Разве способен мертвец на подобное?       Или — способен был бы разрушить светоч и продолжить свою жизнь?       Нет.       Все ложь, пустота и блуждание во тьме. Все кончено, мира больше нет, некого спасать и некого приводить к свету — молчи, молчи, бог нового мира! Кем возомнил ты себя, нарекающий имена, убивающий надежду, сбежавший от ответственности? Ты — не один ли из тех божеств, что были глухи к мольбам?       — Я… Переоценил я себя, — усмехнулся Джеспар. — Надо возвращаться, лечь. Голова раскалывается от этого воздуха.       Зиндро и понятия не имел, что такого в воздухе, причиняющем Джеспару боль, но лишь кивнул, помог встать и медленно повел обратно в «святилище», где горели жаровни, где сквозь купол заглядывали внутрь звезды — близкие и крупные, словно виноград.