Звездный город смотрит вниз

      Что-то было здесь не то.       Обычная тишина, плеск воды, свист ветра в тоннеле и среди колонн были какими-то тяжелыми и липкими, словно пар превратился в горький дым.       — Джеспар! — крикнул Прорицатель еще на подходе к «святилищу». — Ты здесь?!       В зале пусто — лишь горели три жаровни. Алтарь тоже пуст. Время текло, словно песок, защипав глаза и забиваясь в нос острыми, крупными частичками пыли.       — Где ты, — утерев нос, Зиндро обежал зал, но никого не нашел. — Где ты, раздери тебя бездна…       Он возвращался из Ботаникума в храмовый район почти всю ночь — безнадежно заблудился в тоннелях, и даже чутье Лорама нихрена не помогло. Если точнее, то это именно Лорам и завел их в тупик — в небольшое помещение с низким потолком и кристальными генераторами на стенах. На длинных столах лежали разобранные, неработающие автоматоны, то тут, то там валялись разводные ключи, отвертки, масленки и карабины, а на одном из столов какой-то умелец оставил хитроумную пирамидку, выстроенную шутки ради из крупных гаек. Все выглядело оставленным полчаса назад, словно механики просто отлучились на обед, и даже один из погасших газовых светильников оказался горячим.       Горячим, чтоб его. Словно его погасили только что.       Зиндро долго стоял и щупал этот разнесчастный светильник, не понимая, что он видит и ощущает, признавая, что его собственные органы чувств играют с ним злую шутку — либо он безоговорочно сошел с ума. После встречи с призрачной — он надеялся, что призрачной — Йаэлой это вроде не было столь удивительно, но казалось весьма тревожным звоночком.       Воспользовавшись его смятением, один маленький автоматон-паук вдруг бесцеремонно ожил — в нем сам по себе зажегся энергетический кристаллик и моргнул несколько раз, словно паучок пытался отогнать от себя сон. Звуковая мембрана автоматона издала нерешительный писк, словно удивляясь гостю, а стальные сочленения четырех лапок из шести ужасающе скрипнули. В тот момент в руках Лорама немедленно возник меч, но Зиндро зачем-то успел остановить призрака в последний момент:       — Стой! Не видишь? Он и так ранен!       Прорицатель и сам не понимал, зачем. Понятия не имел, для чего взял отвертку и прощупал механизмы двух неподвижных лапок автоматона, зачем закрутил расшатанный винт и натянул пружину, зачем смазал механизм из масленки и, как полагается, мягко протер поверхность войлоком. Не знал, зачем приказал автоматону шагнуть вперед, и когда тот сделал это — не знал, зачем с удовлетворением присвистнул и сказал: «Вот теперь хорошо».       Видно, он просто не любил, когда что-то сломано.       Или же ему вспомнились ручные паучки Курмая, маленькие помощники, без которых он, по его же признанию, не смог бы построить «Гертруду».       Паучок был вовсе не опасным — видимо, это был не охранный автоматон, а какой-то подсобный, для мелких дел. Лапки его обладали специальными валами и складным механизмом, таящим в себе неплохой инструментарий, а вместо разрядной пушки, как у боевых пауков, у него была какая-то кристальная установка, предназначение которой Зиндро так и не разгадал.       — Пригодишься, — задумчиво изрек он, глядя, как паучок жизнерадостно поднимает починенные лапки, будто бы разглядывая их. — Назову тебя… Хм… Кусок железа? Даль’Митт? Кетарон! А, нет, это гадко. Винтик? У тебя же винт был откручен, почему бы и нет. Что ты так смотришь, Лорам? Есть имя получше?       Тот не реагировал, враждебно уставившись на паучка.       — Помню, в Остиане, в «Грешном анклаве» частенько сидели звездники, — продолжил Зиндро, зачем-то складывая на место инструменты и протирая от капнувшего масла стол. — Знаешь, что они там делали?       Автоматон дружелюбно пискнул, словно переспрашивая.       — Они там пили день и ночь! Просто все время, представь. Я заходил утром, перед сменой — они сидели. Приползал вечером — они сидели. И пили все время «Эбру Кабаэт»! Так что твое имя — Эбру, не обижайся. Надо ведь как-то увековечить память тех пьянчуг!       Выход к перекресткам они втроем искали очень долго. Тоннели двоились и троились. Повороты казались бесконечными, а запертые железные двери походили одни на другие. Однако, когда впереди забрезжил розовый рассвет, Прорицатель ощутил не только облегчение, но и ужасное беспокойство.       Его не было слишком долго. С Джеспаром могло случиться что угодно, и это как ничто другое пугало его.       — Так чья это была кровь? — послышался тихий голос у него за спиной, и Зиндро чуть не подпрыгнул от неожиданности.       — Джеспар? Ты зашел так далеко? Вижу, тебе уже лучше. Это добрые вести…       — Да, — рассеянно ответил тот, почесав затылок. — Решил пройтись немного, это здорово отвлекает от головной боли и тошноты. Так что там с кровью?       Они были в левом от «святилища» районе, как назвал его Зиндро, в квартале Мостов — потому что здесь пролегали многочисленные переходы к башням, за которыми также располагались воздушные причалы, и к левой части Монолита. Тут же находилась необычная вентиляционная система, которую Зиндро приметил в Звездном городе еще в первый раз — бездонные ямы под ногами, прикрытые стальными решетками, которые кое-где казались хлипкими и сильно проржавевшими. Точнее, он хотел думать, что это вентиляция, потому что на другие предположения ему не хватало смекалки.       — Это была не кровь, — ответил он, ободряюще улыбнувшись Джеспару. — Видимо, я принял за нее разлитое машинное масло. Тут много таких вот автоматонов бродит, так что неудивительно. Кстати, это Эбру. Он безобидный. Будет помогать по хозяйству.       — О, население нашего города увеличивается, — усмехнулся Джеспар, с некоторой опаской глядя на паучка. — Ты, я, призрак и Эбру. Это уже целая команда! Может даже, пантеон.       И Йаэла. Которой не было.       — Я не нашел для тебя травы в Ботаникуме, — признался Зиндро. — Но рассчитываю поискать там.       Джеспар проследил за его указывающим на Монолит пальцем и присвистнул:       — Ты уверен, что знаешь, куда нужно идти? Эта штука выглядит просто гигантской.       — Не уверен. Абсолютно не уверен, но нужно попытаться сделать хоть что-то!       — Ну да. Ну да. И поэтому мы здесь.       — Что?       — Ничего. Просто я думаю, что ты не найдешь там травы. Ты там вообще ничего не найдешь, да и пусть. Мне уже… лучше.       До того, как Джеспар произнес последнее слово, Зиндро мог бы поклясться, что он сейчас скажет «ничего не поможет», и даже подготовился спорить. Но огромная глыба словно спала с его сердца, когда он все-таки услышал другое.       — Все равно его надо исследовать, — ответил он, глядя, как изучающе паучок приблизился к вентиляционной шахте, начисто игнорируя Джеспара. — Вдруг там что-нибудь полезное. Вдруг там… Ну не знаю, какой-нибудь механизм, который отключит проклятую систему безопасности. Вдруг там целый корабль!       — Или целый Воран, — усмехнулся Джеспар. — Запасной. Судя по размерам, все именно так. Знаешь, мне что-то подсказывает, не надо туда лезть. Даже не потому, что можно заблудиться, а просто не надо. У нас тут, конечно, уйма времени, но и его не стоит тратить на бесплодные попытки.       — Они не бесплодны. Мало ли на что нам пригодятся лекарства. Нужно поискать. Я сделаю это.       Но Джеспар лишь пожал плечами и медленно побрел дальше, к мостам.       Утро привычно звенело отдаленными разливами ручья и трелями беззаботных птиц, а Прорицатель вдруг ощутил нечто похожее на удушающую тоску — то чувство, которое, похоже, будет преследовать его «уйму времени», проклятую, бесконечно тянущуюся вечность,       в одиночестве,       в вечном осознании своей неправоты.       Нет.       Все так, как должно быть. И это золотое солнце, взошедшее бликами на сине-золотых крышах, упрямо твердило: ты жив и будешь жить. Это не напрасно.       Огромные ворота Монолита возвышались над Зиндро, словно он был муравьем пред сапогом могучего воина. Он ни за что не открыл бы их просто так — створки были не просто тяжелыми, а титанически неподъемными, но магия все-таки смогла сломать эту глыбу. На третий или четвертый день почти беспрерывных заклятий.       Джеспар лениво наблюдал за этими попытками Прорицателя открыть ворота Монолита, прохаживаясь по площади перед вратами, разглядывая архитектуру, словно она еще не насточертела ему за бесконечно долгие дни, и смотрел на небо — вечно чистое, искристое, слепяще голубое, лишенное облаков, что ходили где-то под уступами Звездного города.       Зиндро бил ворота псионическим толчком. Грохот содрогал горячий воздух. Время текло, как воды медленной реки. Автоматон то притихал рядом, то убегал куда-то. Призрак молчал.       Ледяных вечеров Прорицатель не видел — магия изматывала его окончательно, и, кажется, Джеспар укрывал его плащом за полминуты до наступления удушающего сна, где Йаэла падала в спасательной капсуле на землю, а светоч сжигал ее дотла — или где дом в покинутом и покрытом пеплом Мердане молчал или трескался на осколки, как разбитое стекло. Голоса ушедших, глухие и безжалостные, выли плохие моряцкие песни, а дым застилал взор горькой, непроглядной пеленой.       Спи, мое дитя, спи, несчастный сын.       Спи, и горе поглотит тебя, ты уйдешь за ним.       Спи, я помню о тебе. О тебе и о делах твоих —       спи. Я рядом. Сны в тебе, и ты погибнешь в них.       Спи.       Ты была ненастоящей, Йаэла! — кричал кто-то в пустоту сплетения колец светоча, и что-то отвечало ритмичным, низким гулом.       Зиндро просыпался до рассвета, укрывал Джеспара плащом и уходил к вратам Монолита. Снова было утро, наступал бесконечный день.