***
С того случая, когда вор пробрался в комнату к Вивьену, прошло чуть больше месяца. За это время художник написал один портрет по заказу и закончил картину, которую начал писать, как только вернулся с острова в Город. Из-за того, что вор ее повредил, хоть и не критично, работа немного застопорилась. Пока Вивьен не придумал, как исправить изъян. Выход оказался до смешного прост: узкий отрез холста, немного клея, чуть больше масляных красок — и картина как новенькая. Чтобы дефект точно не был заметен, Вивьен решил подписать холст с обратной стороны. Мысль пришла внезапно и навязчиво, как и сам образ картины когда-то. И Монтонесси осознал, что так она будет полноценна, и без слов, что он собирался написать на обороте, не будет точки. «Холод и одиночество — одинаковые с физиологической точки зрения ощущения. Вас одолевают гнетущие чувства и безразличие». Такими словами началась Палата Монтонесси.Глава 1. Опасность обольщения
18 мая 2022 г. в 14:53
С тех пор как Вивьен вернулся, жизнь наконец вошла в колею. Бакалейщики заново познакомились с ним и по началу относились к нему с опасливой настороженностью, неприветливо бычась как только он подходил. Так же к нему относились и соседка, и портнихи, и сапожник, к которому мужчина заходил пару раз. Но вот минули полтора месяца, и все эти люди будто забыли, что боялись заразиться от него безумием. Теперь они улыбались ему так же, как и любому другому честному покупателю.
Работу искать не пришлось — среди знати города его картины были в большом почете. Так что самые первые два полотна, которые Монтонесси написал ещё до того, как он попал на тот самый остров, ушли оба сразу к леди Эйдарк, чем она была невероятно горда. Золота она не пожалела, на два месяца скромной жизни точно бы хватило. Часть вырученной суммы пришлось потратить на приличную одежду, ещё немного на художественные принадлежности, так что в сухом остатке у Вивьена осталось денег на полмесяца, а если потуже затянуть пояс, то и на подольше.
Наконец Вивьен смог принять пару приглашений на светский ужин. Новая картина была почти закончена, так что можно было позволить какому-нибудь толстосуму уговорить себя на написание портрета.
Выходы в свет всегда оканчивались историей. То какая-нибудь леди вознамерится его утащить в темнейшие закоулки зала, то очередной джентльмен затеет дуэль на ножах для масла. Пару раз случалось, что Вивьену делали предложения покровительственного характера, как леди, так и джентльмены, на это мужчина притворялся не понимающим намеков и спешно покидал мероприятие.
Но дальнейшая история случилась с ним после ужина у леди Эйдарк, на котором, к своему стыду, Монтонесси весьма набрался вином и чуть не поддался на провокации обаятельного мистера Гринмарка. В спешке он убежал с этого ужина, мня себе неприязненные взгляды тамошней аристократии. Казалось, будто бы они все смотрели на него как на грязь, будто они поняли, что мужчины для него так же желанны, как и женщины когда-то.
В голове пульсировало болью, пока Монтонесси почти бежал по улицам домой. Когда стража остановила его возле Часовой башни, мужчина немного успокоился, объяснился с ними, и спокойным шагом продолжил путь, благо комендантский час ещё не начался, а до дома оставалось совсем чуть-чуть.
В таком состоянии он и добрел до дома, отираясь о каждый угол и кутаясь поглубже в тени, будто он вор.
Вивьен тихонько приоткрыл дверь и начал аккуратно подниматься вверх по лестнице, чтобы не сбросить ненароком пустые банки и тем самым не разбудить свою соседку снизу. Очень медленно, но он продвигался вверх, и когда он уже готов был открыть свою дверь, за ней послышался шорох.
Едва слышный, мягкий шорох, будто кошка запрыгнула на окно.
Будь Вивьен нормальным человеком, то, несомненно, списал бы это на ветер или ещё что-нибудь, но два года в лечебнице привили ему некую чрезмерную осторожность.
Монтонесси аккуратно подкрался к своей двери в квартирку, присел на корточки и заглянул в замочную скважину. Да, как он и думал.
По комнате неслышно ходил вор и искал, чем бы разжиться. Сначала он подошёл к кровати, пошарил под подушкой, затем под кроватью, затем подошёл к письменному столу, выдвинул и задвинул ящики, открыл сундук… Вивьен следил за передвижениями вора по комнате и не мог поверить, что его сейчас самым наглым образом пытаются обокрасть!
От этой мысли стало весело, но мужчина научился неплохо держать себя в руках. И в то время, как изнутри его распирало от желания рассмеяться вору в лицо, снаружи он не проронил ни единого звука и не сделал ни одного лишнего движения.
Но когда вор, не найдя ничего ценного на его взгляд, заметил картину висящую на стене, Вивьен задержал дыхание. Мужчина минуты две пялился на полотно, а потом достал бритву и шагнул к нему ближе.
Тогда-то Вивьена и охватила паника. Он схватился за ручку в порыве распахнуть дверь и защитить своё детище, но нерешительно замер от того, что силы в нем явно меньше, чем в воре.
«Идиот! Какой же я идиот! Зачем я вытащил её из мастерской?»
Пока Вивьен метался в панике, вор всё решил за него.
Ручка двери под рукой Монтонесси плавно поехала вниз. Мужчину пробил холодный пот от мыслей, которые проносились у него в голове. Его сейчас убьют. Это конец.
Вивьен забился в угол за дверью в надежде, что вор не заметит его, но его надеждам не суждено было сбыться: мужчина резко распахнул дверь и сразу же скользнул за нее, чтобы вздёрнуть на ноги хозяина комнаты и заткнуть ему рот.
— Сейчас ты спокойно встанешь и пойдёшь со мной в комнату, — прозвучал голос с хрипотцой из-под глубокого капюшона. — Я же любезно придержу твой рот, чтобы ты не издал ни единого звука.
Вивьен сначала не понял, кто это говорил. В комнате их было двое, больше никого, и вор не выглядел обладателем этого голоса. Но секундное помешательство прошло, и мужчина понял, что говорил всё-таки вор.
Вивьен судорожно закивал головой, выпучив глаза. Сердце билось как сумасшедшее, было очень страшно за свою жизнь.
— Тихо… Вот так… — успокаивающе приговаривал мужчина, пока вёл Вивьена. Под колени ткнулся бортик кровати, и Монтонесси вскрикнул от неожиданности. Вор сжал рот грубее, притянул его ближе к своему лицу и страшно зашептал, глядя ему в глаза: — Ещё один звук и мне придётся заставить тебя замолчать.
Мужчина закивал головой, как китайский болванчик, давая понять, что не ослушается.
Вор ещё раз внимательно посмотрел в глаза хозяину комнаты, а затем осторожно отпустил его, будто опасаясь, что тот сразу же закричит, кинется на него или сделает ещё какую-нибудь глупость, после которой его придётся оглушить.
У вора были разные глаза. Было почти незаметно в тени капюшона, но Вивьен привык замечать то, что не замечают другие. В момент, когда вор приблизил лицо художника к своему, брошь, скрепляющая шейный платок Вивьена поймала отблеск лампы и мазнула светом по глазам вора. И тогда Монтонесси заметил, что хоть оба они были карими, правая радужка вокруг зрачка была светлее, почти как мед.
Руки жутко чесались зарисовать эти глаза. Предать отблеск света, упавший на глаза, выделивший такое незначительное различие… Не часто Вивьену хотелось писать портреты. Можно даже сказать, что очень редко.
— Я. мне надо дописать… Эта картина не закончена, — бормотал себе под нос Монтонесси, пока пытался вжаться в стену ещё больше, чем есть сейчас.
Вор взглянул на него, потом на картину, потом снова на него, хмыкнул и покачал головой.
А потом выпрыгнул в окно.
Вивьен тут же вскочил на ноги и выглянул на улицу, но вора, как и ожидалось, не увидел. Он и не надеялся на это.
Зато недописанная картина так и осталась висеть на стене, своим маленьким надрезом в верхнем левом углу напоминая, что тут действительно был вор.