Не узнавай меня

— Ты дурак, что ли, совсем? Ты зачем её одну оставил? — слышит краем уха Лада полузнакомый обвиняющий голос, пытается открыть глаза, пошевелиться, но получается плохо. — А я в няньки или сиделки не записывался. За всеми, блять, не уследишь, — долетает до неё голос другого человека, более хриплый и огрызающийся, с тщательно скрываемым испугом. — Почему же тогда она тебя искала? Она с тобой пришла? — Да, но… Блять, я не виноват, что стал для неё чем-то типа якоря, ё-моё. Она вообще без меня закинулась, по собственному желанию. — Ладно, забей. Хорошо хоть водку достал, и на том спасибо. Где она живёт? — Ладке наконец удаётся открыть глаза, и она медленно осматривается, но предметы расплываются, будто кто-то сбил фокус. — В общаге. — Н-да, туда сейчас нельзя. Я её к себе заберу. — Не понял, а с хуя ли ты? — Потому что мне есть, где жить, я знаю, как ей помочь, и я более-менее адекватен. Всё, Горшок, свободен, иди куда шёл, можешь бухать дальше. — Илюх… Может, мне лучше с вами? — упирается Миха, но Чёрт, не церемонясь, выпихивает его на улицу, наклоняется к лицу девушки, и она ухватывается за его взгляд, пронзительный и ясный, как за палку, протянутую увязшему в болоте. — Лада, как ты? — Лучше. Вроде бы, отпустило, — шепчет Лада и снова озирается, замечая движение вокруг. — А мы где? В гримёрке? — Да. Пойдём со мной. Здесь слишком много людей. — А Мишка где? Я слышала его голос. — Он уже ушёл, — говорит Илья, помогает Ладе встать, и через чёрный ход они выходят на детскую площадку во дворе. На город уже опустилась ночь, в тёплом влажном воздухе разливается лёгкий весенний запах, и Лада вдыхает его полной грудью. К ней подходит Миха, который никуда не пошёл, и спрашивает с еле уловимым беспокойством: — Ну чё, Ладка, не самое удачное путешествие? Херня, бывает. Ты точно хочешь пойти с Илюхой? Может, лучше с нами? Он кивает головой на компанию развесёлых панков, которые гогочут на весь двор, и вопросительно смотрит. — Нет, — быстро отказывается Лада, понимая, что всё ещё находится в наркртическом плену, — я хочу просто лечь и забыться. — Она со мной идёт, — в очередной раз повторяет решительно настроенный Илья. — А ты, если что, заходи завтра. Коммуналка на Восстания, знаешь? — Знаю, конечно. Слышь, Чёрт, — вдруг оттягивает его в сторону Горшок, — смотри у меня. Если с Ладкой что-то случится, я тебя уничтожу нахуй. — Мих, обижаешь. Всё в порядке будет, — поднимает вверх раскрытые ладони Илья и пытается понять, как эти двое связаны между собой. Чёрт ведёт Ладку в метро, где ей опять становится не по себе от шума и лязга. Она ощущает себя будто частью вагона, его колесом или сидением, испытывая очень странное чувство расщепления, которое никак не пропадает. Лада опять вцепляется в рукав Илюхи, а тот, не тушуясь, прижимает её к себе и гладит по волосам, укрывая от косых взглядов пассажиров и уверяя, что скоро всё закончится. Добравшись до площади, они поднимаются вверх по улице, заходят в старую петербургскую парадную с завитой лестницей, которая в сознании Лады забавно крутится сама вокруг себя, пробираются по тёмному, забитому хламом коридору и оказываются в крошечной комнатушке. — Садись, — указывает Илья на узкую жёсткую койку, а сам опускается на стул возле окна. — Сейчас будем слушать. Он включает магнитофон и ставит кассету с самым психоделическим альбомом группы «Pink Floyd», который называется «The Dark Side of The Moon». — Закрой глаза, — приказывает Чёрт, и Лада ему подчиняется. — Нормально? Если будет страшно, откроешь. Просто позволь своему сознанию путешествовать за пределами разума. В этом и есть суть. Расслабься, ни о чём плохом не думай, отпусти всё. Вообще перестань думать и вести внутренний диалог. Просто дыши, и помни, всё, что ты видишь — иллюзия. Лада делает всё, что говорит Илья, растворяется в этой странной музыке, и они сидят так до утра, молча погружаясь во что-то неизведанное. Когда за окном начинает брезжить рассвет, в Ладкиной голове вдруг что-то щёлкает, она вздрагивает и протирает глаза, чувствуя себя так, будто только что вынырнула из кошмарного сна. Девушка почти со страхом смотрит на Чёрта, который основательно завис и ничего вокруг не замечает, и порывается уйти, чтобы сбежать в общагу, но Илья встряхивается, останавливает её за руку и весело говорит: — С возвращением. Подожди, я сейчас поставлю чайник, попьём чай, и ты ляжешь спать. — Здесь, в твоей комнате? — хмыкает Лада, обретая уверенность. — Нет, я поеду к себе. — Не стоит, — Илюха продолжает держать её руку, не собираясь отпускать. — Или ты боишься меня? — Вот ещё. Никого я не боюсь, просто хочу нормально выспаться. Всё, отстань, — Лада вырывает ладонь и быстро уходит, спускаясь по ступенькам, но Илья догоняет её. — Лад, постой. Дай мне телефон общежития. Я позвоню, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке. Он смотрит на неё просяще и требовательно, и Лада уступает, записывает номер на клочке бумаги и, стуча подошвами кроссовок, уходит к метро. Чёрт улыбается ей вслед и, о чём-то задумавшись, отправляется обратно в коммуналку. Лада прибегает в общежитие, неслышно проходит мимо спящей тёти Зины, чтоб избежать вопросов, и ложится в кровать под удивленными взглядами девчонок-соседок, которые только что проснулись и собираются на пары. — Лад, а ты на учёбу не идёшь сегодня? — Да какая учёба, пятница ведь, уже почти выходные, — отмахивается девушка. — Я сплю, не мешайте, девочки. — Загуляла наша Ладонька, — смеётся Верка, переглядываясь с Валей. — Влюбилась, наверное, в кого-то. Гляди, опять пролетишь со стипухой, если сессию летнюю завалишь. — Вер, не болтай, — бормочет Лада и быстро засыпает. Она спит до вечера, ужинает макаронами, единственным, что нашлось среди продуктов, и снова идёт в «Тамтам», который притягивает её к себе, как магнит. Ладку быстро захватывает лихой водоворот новой музыки, сумасбродных ярких неформалов, и теперь всякий раз, когда клуб распахивает свои двери, Ладка бежит туда от своих проблем. Открытая и раскрепощенная, она без труда находит себе новых знакомых, которые быстро переходят в статус подруг и друзей, открывает всё новых и новых исполнителей, и снова глотает из склянок раствор PCP. Все вокруг уверены, что вреда от него нет никакого и бросить при желании можно на раз, вот только зачем, если с кислотой действительность расцвечивается, тупость и серость исчезают, а общаться и тащиться от музыки становится в разы интереснее. Мишку с приятелями всё же выгоняют из квартиры на Миллионной, и он окончательно перебирается в «Тамтам», ночуя в сквотах, что панки организовывают себе в заброшках и расселенных домах неподалёку. Горшок полностью погружается в панк-музыку, буквально изучая её, и когда Лада при встрече вместо приветствия неосторожно говорит ему услышанную недавно фразу: «Панки, хой!», он интересуется, понимает ли она смысл этого выражения, и, не дожидаясь ответа, утягивает Ладку в прогулку по городу, где на протяжении нескольких часов рассказывает про Oi, музыкальное движение, призванное вернуть панк-рок к его истинным корням. — Настоящий панк — это свобода, понимаешь, да? — он размахивает руками и, время от времени останавливаясь, заглядывает Ладе в глаза. — Никакой коммерции, никаких продюсеров. Нахуй это всё! Те же «Sex Pistols» — чисто продюсерская тема, если хорошо подумать. А должна быть идея! Ладка долго слушает Мишкины речи, а он, выпустив свой пар, садится на парапет гранитной набережной, неожиданно весело улыбается и достаёт из кармана письмо. — Смотри, Андрюха прислал новую песню, «Камнем по голове». На, прочитай! Круто, да? Вот он, наш с Князем панк — революция в текстах. Нахуй нужна эта многосмысленная мура, если можно рассказывать истории? Мишка радуется тексту, как ребёнок, и, похоже, показал письмо уже всем своим друзьям, потому что выглядит бумага весьма потрёпано. Лада читает стихотворение, вспоминает отчего-то улыбку Андрея и спрашивает: — Миш, а про меня Князь ничего не пишет? Забыл, да? — Не пишет, — пожимает плечами Миха. — Он там халявно устроился, прапор выбрал его штатным художником, сидит, гербы рисует. А ты всё ещё думаешь о нём? — Не знаю… — задумывается Лада. — За последнее время столько всего произошло. — Да… Блять, Андрей ещё так не скоро вернётся. Я чё-то соскучился по нему, хочу вот просто посидеть с ним, забухать, песню вместе написать, — говорит Миха, чиркает спичками, поджигает сигарету и долго смотрит на Неву. — Ладно, пошли. Ты куда сейчас? — А ты? — улыбается Лада, спрыгивая с чугунной решётки ограждения. — Я в «Тамтам», конечно, там «Пауки» сегодня играют. — Ну и я туда же. Делать мне больше нечего, Миш. — А учёба твоя как? — Нормально всё, курсач написан, чего ещё надо? Не могу я там… Все обсуждают игры, соревнования, а я как инвалид. — Блять, Лад, не знаю, как и помочь тебе… — он осторожно обнимает её, стремясь успокоить, и спрашивает. — А врачи что говорят? — Ничего хорошего, — вздыхает Лада, выбираясь из-под его руки. Вместе они заваливаются в клуб и уже по давней привычке сходу чем-то закидываются. Для «Тамтама» такое поведение быстро становится нормой, а адекватных трезвых людей там можно пересчитать по пальцам. Но всем плевать. Они молоды, свободны, на хую готовы вертеть нормы морали, и Ладке безумно нравится такая жизнь. Благодаря «Тамтаму» девушка ближе сходится с часто появляющимся там Ильёй, который заваливает её тоннами информации об эзотерике и духовном саморазвитии, приносит книги Карлоса Кастанеды, зачитывает Ладке отрывки, которые считает наиболее важными, а, узнав про её больное плечо, предлагает попробовать йогу. В Чёрте таким странным образом сочетаются духовные практики, рок-н-ролльный запал, депрессивность и безудержное веселье, что Ладе он кажется сверхчеловеком, и она слепо внемлет всем его советам. А йога и правда помогает, боль, ставшая почти постоянным спутником, всё чаще отступает, что дарит Ладе крохотную надежду на возможность вернуться в спорт. Однажды вечером, устав от музыки и шумных людей, так и норовящих затеять драку, Лада вдвоём с Ильёй уходят из «Тамтама» на берег Финского залива и там, среди песка и камней, долго сидят в дымном облаке дурмана, наблюдая за волнами. С воды дует холодный ветер, пробирается под тонкую рубашку Лады, и она неосознанно придвигается ближе к тёплому Илье. Тот приобнимает её за плечо, надолго замирает, а потом вдруг поворачивается лицом и уверенно целует, мягко накрывая губы Ладки. Она удивлённо распахивает глаза, но на поцелуй отвечает, покорённая его неожиданным напором. А Чёрт отстраняется и вдруг спрашивает: — Лад, а Мишка… Кто он для тебя? — Миша? — совсем удивляется Лада, не понимая ход мыслей Ильи. — Он мой школьный друг. Мы вместе учились до пятого класса. — А, ну хорошо. Тогда всё честно. Просто я подумал, мало ли… — Илья не договаривает и снова целует Ладку, всё крепче сжимая в объятиях. На этот раз Лада высвобождается и молча смотрит Чёрту в глаза. Её так и подмывает спросить, что же это всё значит, но подобный вопрос кажется Ладе верхом глупости, поэтому она просто отпускает тормоза и, взявшись прохладными ладонями за лицо Ильи, который спокойно выдерживает игру в гляделки, сама прижимается к его губам, тёплым и сухим. И жизнь становится ещё лучше. В будние дни Ладка, тщетно пытаясь сосредоточиться на учёбе, кое-как ходит на пары, сдаёт наспех на коленке сделанные задания и ждёт встреч с Ильёй, у которого тоже много дел: работа санитаром в больнице, репетиции, встречи с каким-то духовным наставником. Чёрт много рассказывает девушке о попытках найти себя, рассуждает о религиях, смысле жизни, тайном знании и тому подобном, но Лада, как ни бьётся, совершенно не может разобраться в его философии и жизненном учении, поэтому просто радуется часам, проведённым вместе, а единственное, что познаёт, так это то, как классно психоделики могут расширить сознание. Вскоре в одну из ночей в подворотне возле коммуналки Илья осторожно прижимает Ладу к каменной кладке стены и предлагает жить вместе. Девушка, немного подумав, соглашается, тем более что в общежитии затевают очередной ремонт и травлю насекомых, и они с Илюхой поселяются под одной крышей. «Словно муж и жена», — проносится в голове у Ладки, но она не пытается анализировать свои чувства, а просто живёт одним днём, стараясь наслаждаться каждым приятным моментом и не обращать внимания на негатив. Бэдтрипов больше не ловится, а Илюха перед одним из концертов добывает где-то настоящие марки ЛСД только для них двоих, и Ладке удаётся увидеть музыку. Это странное ощущение долго не отпускает её, она во все глаза смотрит на сцену и смеётся, пытаясь ухватиться за разноцветные мелодии. Чёрт теряется где-то в недрах клуба, а Лада выходит на улицу, садится на скамейку возле детской площадки и продолжает смотреть видимые только ей «мультики». — О, Ладка! Давно не виделись, ё-моё, ты чё-то совсем пропала! — почти падает рядом с ней на лавку пьяный Горшок, притягивает к себе за плечи и ржёт девушке прямо в ухо. — Нихуя тебя штырит! Чё за товар? Лада косится на него, улыбается и не очень связно пытается что-то объяснить. Как ни странно, оба понимают друг друга и долго болтают каждый о своём, думая при этом, что ведут очень важный и содержательный диалог. Ладу вскоре подотпускает, она встаёт и идёт искать Чёрта, быстро найдя его у дверей гримёрки. — Илюш, пошли домой, а? — обнимает она его, и тот согласно кивает, а увязавшийся за Ладой Горшок в непонятках спрашивает: — Домой? Вы чё, вместе живёте? — Да. Миш, дай пройти, нам пора, — сдвигает его Лада, и Миха пропускает их, а потом садится на первый подвернувшийся стул и задумчиво чешет макушку. — Ладка с Чёртом, охуеть! Вот и дослужился, Андрюха, — вслух размышляет Мишка, пытаясь доказать в первую очередь себе, что в груди у него слегка заныло именно из-за обиды за друга, а не из-за банальной ревности. — Да не, они слишком разные. Разбегутся, стопудово. Горшок успокаивает себя этой логичной мыслью, находит Даньку, и они всей своей компанией идут бить стёкла в квартире одного барыги, который недавно наебал их с наркотой.

***

Дни сменяют один другой, и всё чаще Ладу опутывают горечь и тоска. Быт нисколько не тяготит её, а вот поведение Чёрта быстро начинает напрягать. Оказывается, что употребляет он вещества гораздо чаще, чем думала раньше Лада, и под действием наркотиков становится отрешённым, мало реагирует на внешние раздражители, а сознанием устремляется куда-то в другие миры. Ладку очень пугает такое поведение парня, она не знает, чего ожидать от Ильи, а он вдруг однажды приносит шприц и, жалуясь, что так и не смог полностью отказаться от «бычьего кайфа», ставится в вену. На протяжении получаса на его лице блуждает блаженная улыбка, а потом она резко сменяется апатией и равнодушием ко всему. Он лежит на кровати, отвернувшись к стене, а Лада, вдруг осознав весь ужас своего положения, собирает тихонько вещи и тормошит Илью за плечо. — Илюха, можно, я вернусь в общежитие? Тебе не нужна моя помощь? Чёрт переворачивается, долго смотрит на неё, не моргая, а потом говорит: — Иди. Всё хорошо. Ты права, мне никто не нужен. Всё равно я навсегда один, заперт здесь, в своей черепушке. Уходи. Так будет лучше. Он целует её в лоб, и девушка уходит, глотая слёзы и не позволяя себе плакать. Она сдаёт сессию на отъебись, но без троек, переводится на последний курс, сдав зачётку в деканат, и в этот же день неожиданно покупает билет на автобус и, никому не сказавшись, уезжает проходить практику в летнем спортивном лагере при своей родной школе в Бокситогорске.