«Всё одно, я тосковал Пускай любовь твою несёт девятый вал И я в него на кураже мчу Кто в море умер, позже в нём перерождается как жемчуг» © pyrokinesis - море волнуется два.
Дневной жар понемногу спадал, укрывая Топи своей прохладой. Ближе к полуночи, холод пробирать начнет до костей. Макс уже знает, но он и попривыкнуть успел к переменчивой погодке этих мест. Казалось бы середина лета, вон скоро Ивана Купала, а по ночам хоть волком вой от холода. В доме спрятаться можно только, туда мороз не заходит, боится. Баб Нюру тоже боится. В доме ее всегда тепло, стекла только мокрые, и стены с забавными детскими рисунками. Красиво, только детей у неё нет. Но Кольцов и к этому привык. Зубы только сильнее стискивает, да по вечерам рукой в кудри зарывается. Одергивает себя. Одергивает, чтобы к озеру не рвануть, не сидеть там и не ждать неизвестно чего, как заколдованный. Сказать бы что Арина наворожила, но себе во вред она не станет, а Макс там первое время и пропадал только. Там и о ночах холодных прознал. Спрашивается, чего ходит? А он молчит. Не скажет же, что утопленника высматривает, да на мавок поглядывает. Они тоже смотрят, хищно, злобно и как-то довольно, будто перед ними кусок мяса, а не ещё живой человек, но когда его просят уйти, встаёт и уходит прочь. Ибо: «Нечего русалок гневить!» - сердито говорит ему баба Нюра, - У них батюшка есть, пожалуются не сдобровать тебе. – И что сделает? В воду утянет? - смеется Макс, но все же прислушивается. Топи — место особое, живое. Только живых там нет и Кольцов уже не живой, а ежели жив, то мертвяки себя лучше чувствуют чем он. Свалить бы все на Аришку, да её колдовство, но опять же, мертвый мужик, то ей зачем? Макс смеется и соскакивает с порога ведьминого дома, отряхивается и почти бодрым шагом направляется к калитке, дальше, к озеру. Арине бы броситься за ним вдогонку, да бесполезно, стоит у себя на огороде и лишь провожает парня взглядом. «Вернётся» - думает она и опять в землю пальцами зарывается, корешки трав перебирая. Звякает калитка за спиной, понемногу шаги Кольцова отдаляются. Ведьма недовольно качает головой. Чувствует же, не её он. Потому молчит и покорно радуется, тем крохам тепла что достаются от Кольцова. Арина сжимает в руке комки грязи и поднимается на ноги. Смотрит устало в сторону озера, скрытого лесом, наблюдая, как солнце начинает опускаться за кроны деревьев. Каждый раз все повторяется. Пора бы уже привыкнуть.***
В мутной воде едва отражались заросли камышей и каких-то диких цветов у воды, как и длинная кладка пирса, тянущаяся от самого берега куда-то дальше на глубину. Где-то тут же квакали лягушки и двигалась еще какая живность, а дальше за пирсом ещё и мавки не прочь были поплескаться. Макс знает, он в этой части озера не впервые, раньше Денис сюда почему-то гонял, спокойно ему тут было видите-ли. А ещё этим путем Соня сбежала, после убийства хозяина. Новый хозяин, кстати, почти сразу объявился — Иван Алябьев. От прошлого он отличался…сильно. Дышалось при нём легче, только Топи загадочней стали, будто притихли. Выжидают. Кольцову бы ходить оглядываться, как местные тут делают, вон даже Аришка беспокоиться, но ему все нипочём. Новый хозяин на его похождения сквозь пальцы смотрит. Не мешают ему они. Сидит себе журналист у озера постоянно, так пусть сидит, главное – под ноги не лезет. А что мавки сожрут или какая нечисть? Так ничего, надо будет воскреснет, нет к чете таких же присоединиться. Топи слышат тебя, главное правильно обратиться к ним. Макс вон сидит на берегу, руки в волосы запустил и упершись локтями в широко расставленные колени, воду рассматривает. Просит и просит. Только будто боится, потому его и не слышат. Топь умирающих слышит, а Кольцов ни жив, ни мертв пока. Вот место то и не торопиться ему помогать. Парень устало боднул свое запястье лицом и замер. Денис тоже так делал, иногда просто толкнуть любил. А из себя выводить, как старался. С этого у них и началось первый раз, когда-то давно, на тусе какой-то. Денис смотрел насмешливо, язвил, Макс был недоволен, сюжет для новостей потерял, а как выпутываться не знал. Так и натолкнулись друг на друга в баре. Кольцов тогда психанул и со злости целоваться полез. Титов смеялся, но позволил, сам поспешил на выручку, весело ему было. Второй раз уже тут было, в Топях, на этом же месте. Дениса отчаяние охватывало, видел он что-то. Максим без доказательств ему верить не захотел и как сорвало. Титов кричал, шипел, как змея, пока не надоело. Надоело, целоваться полез. Отчаянно, злобно так , чтобы все чувства наружу и сразу понятны. А после, он его утопить попытался, неудачно, но целеустремленно как. Злился дальше, и бухтел себе под нос, как старик какой-то, пытаясь игнорировать произошедшее. Кольцов не настаивал, ждал терпеливо и улыбался, пока никто не видит. Теперь же сидит у того же злосчастного озера, в тех же местах и дальше ждёт. Грызет себя медленно, мыслями, да не сбывшимися фантазиями. – Мертвецам фантазии ни к чему… - тихо шепчет кудрявый журналист, и откидывается на траву, – Тебя потому в реку понесло, Дениска, что сожалеть не придется? Или в героя поиграть захотел? Максим тяжко вздыхает, чувствуя, как горло пересыхает от эмоций. Вечернее солнце тут ничем не помогает, поджаривая если не нутро, то кожу своей жертвы. – Герой нашелся, хоть бы спросил, что я думаю? Хоть и рискованно, но безопасней было бы, вместе решать. А теперь, что Дениска?! – парень хрипло рассмеялся, зажмурив глаза –Теперь, ты там, где-то на дне, а я… тут наверху… тошно, хоть за тобой ныряй. Затихая говорит Максим и вымученно улыбается. Солнце голову печет и глаза слепит. Ему дела так-то нет, но невольно ладони сжимаются в кулаки. Раздражённо рыкнув,он подскакивает с примятой травы и цветов. Не думая стягивает с себя кофту, оставляя футболку и к озеру, по причалу. Сразу на глубину, чтобы холоднее и сложнее плыть. – Захочет – достанет. - рассуждает Кольцов, чувствуя, как старые доски на мостике натужно скрипят и мягко прогибаются под ним. – Даже мертвого достанет. Максим натужно улыбается, смотрит на приближающийся конец пирса и будто отсчитывает. Кажется, решил уже все, вон пару шагов и вниз, на дно, а дыхание сбивается. В висках шумит от крови. Светловолосому хочется обернуться и бежать, только не получается. Манит его туда и мысль о кровожадных утопленницах в воде не тормозит. На краю пирса все же останавливаться и вздрагивает. Перед глазами мелькает машина идущая под воду. – Нахуй. - бросает вслух Кольцов, откидывая воспоминания и оборачивается. Делает шаг обратно, обернувшись и тут же отшатывается назад, падая в озеро, не найдя под ногами продолжения пирса. Испугался призраку Дениса, что позади привидился. Все такой же, в своей нелепой леопардовой шубе. Пугает своим появлением, итак умирающего изнутри Кольцова. Или уже наяву умирающего. Мутная вода тут же обволакивает его тело, заливая уши, ноздри, рот собой, сразу перекрывая дыхательные пути. Отрезая пути к освобождению. Макс дергается, понимает: тонет, а всплыть не получается. Руки и ноги хватают, только и ждавшие его появления утопленницы. Тянут вниз к себе, на глубину, пускают одним своим видом, по венам что-то скользкое и холодное. Он сам наблюдает, смиряется. Смотрит, как последние пузырьки воздуха выходят с его же рта, устремляясь куда-то наверх. В глазах темнеет, прикосновения мавок подбираются к горлу, сжимают ласково, только спокойней не становиться. Максим улыбается, чувствуя подступающую смерть, закрывает глаза. Смиряется. Только не ожидает, того что девичьи костлявые руки вдруг отпустят его. Неожиданная свобода пугает, даже больше чем предобморочная темнота перед глазами. Журналист размахивает конечностями, в поисках хоть какой-то опоры, до тех пор пока кто-то другой не цепляется в его ладонь подтягивая к себе. Объятья в которых парень оказывается, кажутся смутно знакомыми, будто Денисовы. Максу бы спросить, посмотреть, только не может, сознание уплывает. Последнее что ему удается почувствовать – рывок, такой, что голова болезненно дергается назад и гул в собственных ушах. Утопленницы (мавки) недобро смотрят со дна, но идти против воли хозяина не рискуют. С него станется.