Зонтик застыл на месте, как вкопанный. Жак пропал... Не верилось. Наверняка Пикадиль ошибался, поспешил с выводами! С его стороны это было абсолютно неестественно, но Зонтик предпочитал засомневаться в нём, нежели поверить, что ещё один его друг бесследно исчез. Беспричинно, внезапно, словно его и не существовало... Сначала Мантия, ещё недавно свободно рисующая на площади, а теперь и Жак, радостный и усвоивший урок о своих плохих поступках, который ему преподал Зонтик. Будто бы кто-то намеренно похищал людей, ещё и тех, кто был ему особенно дорог.
Была ли то его вина? Что, если Пасгард оказался прав, и освобождение Зонтиком всех преступников до единого способствовало дальнейшему исчезновению мирных жителей? Но тогда это значило, что и другие его друзья в один миг могут пропасть... Полдрон, с которым он только что увлечённо разговаривал. Пикадиль, обеспокоенный отсутствием Жака. Хундсгугель, странный, но тоже друг, которым Зонтик дорожил. И, конечно же, сам предупредивший о хаосе, создаваемом преступниками — Пасгард. Они провели вместе столько времени... После того, как их отношения наконец улучшились, потерять его было бы особенно больно.
Полдрон волновался не меньше. Его беспокойство выражалось совсем не так, как у Зонтика, и при мысли о пропаже Жака он больше злился, чем паниковал, но это нисколько не означало, что ему всё равно. Всё было в точности наоборот. Полдрон уже знал, что если бы выяснил, что кто-то посмел навредить его другу, он бы беспощадно отомстил этому человеку: в лучшем случае криками и ругательствами, в худшем — избиением до полусмерти, не боясь потенциального штрафа после этого. Тот, кто замучил Жака так, что тот не мог выходить из дома, а то и похитил, был обязан жестоко поплатиться за то, что сотворил.
При этом верить во что-либо подобное до последнего не хотелось, прямо как и Зонтику. Жак — и пропал? А действительно ли это случилось, или Пикадиль надумал из-за того, что ему не открыли дверь за пару секунд, как сделал бы он сам? Полдрон нахмурился и постарался собраться, чтобы не демонстрировать ни гнева, ни лишней тревоги, которая бы лишь усугубила ситуацию. И ему, и Пикадилю уже хватало беспокойного Койфа, который, пусть даже был героем, наверняка бы расплакался, если бы все вокруг принялись говорить об исчезновении одного из его друзей.
— Так... Пикадиль, ты вот точно уверен, что он действительно пропал? Ничего не напутал? Может, он просто открыть дверь не успел, а? — Полдрон попытался отшутиться.
— Столько раз подряд? Не сходи с ума, — отчитал его Пикадиль. — Более чем очевидно, что что-то случилось.
— Например?
— В лучшем случае — болезнь. А в худшем — похищение или вовсе убийство.
— Ребята! — подал голос Зонтик. — А может... М-может, Жак правда приболел, вот и не открывает? А через пару деньков уже встанет на ноги, и всё... — это же оправдание немного успокаивало, когда он думал о пропаже Мантии. Может быть, с Жаком оно бы тоже сработало?
— Ну вот пойдём и проверим! — твёрдо заявил Полдрон.
— Как? — скептично произнёс Пикадиль. — Ты же не собираешься забираться в его дом?
— Если понадобится, сделаю и так, — грозно ответил тот и, не позволив Пикадилю и Зонтику ответить, продолжил. — Всё, выходите. Я закрываю дверь, и мы идём к дому Жака. Без возражений!
Возразить действительно не получилось. Полдрон всем видом показывал, что не примет их мнения. Пикадилю и Зонтику пришлось выйти из дома и подождать, пока он закроет входную дверь на ключ. Как только он это сделал, все трое ринулись в нужном направлении. Полдрон выбежал вперёд и вёл Пикадиля с Зонтиком за собой. Сам Пикадиль почти не отставал, а вот Зонтик шёл последним, даже не зная, в каком направлении вообще двигаться. В этом он полагался только на друзей и следовал строго за ними, не оглядываясь по сторонам и не задумываясь ни о чём лишнем, чтобы не отвлекаться от дороги.
Так они совсем скоро добрались до нужного дома — маленького и непримечательного. Пикадиль аккуратно постучал в дверь в надежде на то, что на этот раз Жак всё-таки откроет. Однако — ничего. Полдрон грубо оттолкнул его в сторону и принялся стучать сам: громко, изо всех сил, чуть ли не срывая дверь с петель. Так уже было раньше, и он ничего этим не добился, поэтому, наблюдая за его радикальными действиями, Пикадиль только закатывал глаза от недовольства. Зонтик же прикрывал лицо руками. Жак не мог не слышать этого шума, столь громких ударов по двери, что порой из-за них на всю троицу поглядывали изумленные прохожие. Но дверь не открывалась, и его отсутствие становилось всё более очевидным.
— Да где его носит?! — выпалил Полдрон. — Ты там точно ничего не попутал, когда сказал, что после наших переговоров он свалил?
— Вспоминай, Полдрон, — Пикадиль постарался ответить как можно спокойнее. — Ещё когда ты пришёл извиниться, я отметил, что он оставил меня скоро после твоего ухода. И за это время у нас ничего не произошло, мы с ним даже толком не разговаривали. Знаю только, что он что-то придумал, но он не рассказывал никаких подробностей. Я даже не знаю, с чем его идея была связана. Он попрощался, ушёл, и с тех пор я его не видел. Ты, видимо, тоже, раз даже не обдумываешь то, что я тебе говорю, — подметил он.
— Ребята, не ссорьтесь, пожалуйста... — тихо проговорил Зонтик. — Может, он по правде болеет, а мы ему только мешаем...
— Болеет, да? Ну вот сейчас посмотрим, — с этими словами Полдрон принялся осматривать стены домика в надежде найти самое большое окно.
— Ты что, всерьёз собрался проникать в чужой дом? — поразился Пикадиль. — Подумай о том, что ты вытворяешь!
— Да заткнись ты уже! — прикрикнул Полдрон. — Типа сам знаешь, что делать. Прибежал жаловаться на его исчезновение — ну вот и не мешай искать. Нашёлся тут правильный...
— Что ж, если хочешь вернуться в тюрьму — удачи тебе, — Пикадиль скрестил руки на груди и отвернул голову в сторону.
— Сказал тот, кто сам сидел в тюрьме, — саркастично усмехнулся Полдрон. — Так что не строй из себя невесть что. Ты не лучше меня.
Пикадиль замолк, но его вид так и остался осуждающим. Полдрон слишком многое себе позволял... И это для того, кто даже не пытался поддержать общее дело, а вместо этого бесконечно навязывал людям своё мнение, как единственно верное, правильное. Что за нелепость... Пикадиль, обиженный на грубые слова Полдрона, мысленно не переставал спрашивать себя, зачем он вообще согласился на участие в политической программе, если не умел действовать сообща, рассматривать чужие точки зрения, составлять из всех идей что-то единое. Он не выражал искреннего интереса. Ругался. Осуждал Пикадиля за выбор союзников. Что ему вообще было нужно?
Если он так хотел, чтобы жители верили в существование Зонтика как обычного человека, которого измучил Алебард, он мог смело возвращаться в секту Щита и вести их совместную хаотичную деятельность с ним. Пикадиль бы и сам справился со своей идеей, которой наконец не мешали бы люди, неспособные принять, что каждый человек способен обладать своим мнением, а не таким же, как у Полдрона — полным крайностей, радикальным и бессмысленным. В самом деле, как Пикадиль вообще мог поверить, что они сработаются... Такой грубый и невежественный человек не был способен ни на что, кроме криков, ругательств и неуместного применения физической силы.
Зонтик тихо посматривал на Пикадиля и молчал. Грядущая ссора между ним и Полдроном заставляла тревожиться ещё больше. Глубоко в душе он надеялся, что всё обойдётся. Полдрон заметит Жака дома, пусть и проникнет туда таким жутким образом, они всё обсудят и успокоятся. А если дом и окажется пустым, вместе разработают новый план и отыщут пропавшего. Ещё недавно они выступали на площади, договаривались между собой, воодушевляли жителей на рассмотрение Зонтика с разных сторон. Но нынешние ссоры только угнетали и совсем не внушали доверия. Пикадиль и Полдрон словно бы снова стали теми, старыми собой, какими они были в тюрьме до освобождения.
Тем временем Полдрон отыскал наиболее просторное окно. Через него было отлично видно маленькую кухоньку. Туда он и забрался, стараясь сильно не шуметь, чтобы не привлечь ещё больше внимания любопытных зонтопийцев. Оказавшись внутри, он осмотрелся. С первого взгляда стало понятно, что на кухне Жака нет. Столик с одним стулом в углу, небольшой холодильник или его подобие, пара старых кухонных тумб для готовки... Полдрон провёл по одной из них пальцем и подметил, что она оказалась довольно пыльной. Не то чтобы он сам прибирался часто, но вместе с вероятным исчезновением Жака пыль здесь и впрямь могла намекнуть на то, что в доме не наводили порядок уже несколько дней.
«Жак! — Полдрон начал звать его. — Жак, это я, Полдрон! Да, я забрался в твой дом через окно, но я не виноват, что ты не открываешь!» — как всегда грубо жаловался он, покидая кухню. Совсем скоро он добрался и до крошечной спальни, в которой не было ничего, кроме узкой кровати и пары прикроватных тумбочек. Если бы Жак болел, здесь бы он и лежал. Отдыхал. Спал... И всё же — ничего. Полдрон тихо рыкнул и даже проверил под самой кроватью на тот случай, если Жак решил одурачить его и по-детски спрятаться. Но и там его не было. Как и каких-либо намёков на то, что с ним случилось. Никаких записок в комнате тоже не наблюдалось... Но и полнейшего беспорядка — тоже. Если Жака и похитили, то не из дома, иначе он бы сопротивлялся, и внутри бы уже был настоящий погром.
Полдрон проверил оставшиеся комнаты, которых осталось довольно мало. Ванная была пуста. Коридор — тоже. Жак точно отсутствовал. Вместе со словами Пикадиля о том, что он ни разу не открыл дверь с момента своего ухода после общей дискуссии, это выглядело особенно плохо. Неужели — настоящая пропажа? Или же им всем так не везло наткнуться на Жака, потому что он каждый раз уходил до того, как кто-то из друзей решит заглянуть? Полдрон покачал головой. Это предположение было слишком притянуто за уши. Очевидно, Пикадиль оказался прав, и что-то случилось. Он сжал руки в кулаки, вернулся к окну, через которое попал в дом, и выбрался обратно на улицу.
Пикадиль и Зонтик всё ещё ждали его. Первый продолжал держать руки на груди и только предполагал, чем Полдрон занимается внутри. Второй же переминался с ноги на ногу, ничего не говоря от волнения. Он даже не мог успокоить такого же обеспокоенного и, кроме того, обиженного друга. Только думал о том, что стряслось с Жаком. Куда он пропал и было ли это связано с такой же пропажей Мантии. Покажется ли Полдрон с улыбкой, успокоив их и сообщив, что Жак в порядке, или правдой окажется худший вариант? Но ответы на вопросы были уже очень близки. Полдрон наконец показался, чем сразу привлёк внимание Пикадиля и Зонтика. Вот только никакой улыбки на его лице, к сожалению, не было...
— Как я могу заметить по выражению твоего лица, внутри Жака нет, — предположил Пикадиль.
— Нет. Серьёзно, исчез... Вот во что он там уже успел ввязаться, что так пропал? — злился Полдрон, на самом деле переживающий за него, но неспособный выразить эмоции иначе. — Если его похитили — убью похитителя. Если он сам что-то задумал — получит он.
— О, этого просто не может быть... — в то же время начал плакать Зонтик. — Сначала Мантия пропала, теперь Жак! Как же так происходит? Я не понимаю! Мои друзья просто исчезают!.. — он закрыл лицо руками.
— Мантия так и не появилась? Дома её тоже нет? — поинтересовался Пикадиль.
Зонтик покачал головой и вместе с тем удостоверился, что друзья её тоже не видели. Все эти пропажи точно не были случайностью. Похоже, он и правда ошибся, когда выпустил преступников. Теперь кто-то из них похищал его друзей. Или вовсе жестоко избавлялся от них... Следующим мог стать кто угодно! Зонтик не мог сдержать слёз. Одна мысль о том, что его друзей измучили, заставляла его рыдать от боли и страха, от глубоких переживаний за своих близких. Он никак не мог сдержать себя, даже если Пикадиль и Полдрон теперь видели его слабаком, тряпкой и плаксой.
— Ну хватит ныть! — гневно прикрикнул второй. — Наверняка все найдутся!
— Полдрон, перестань кричать. Твоя грубость делу не помогает. Между прочим, позволь заметить, и Мантия, и Жак пропали после чего-то, так или иначе связанного с тобой. Первая больше не показывалась после того, как ты предложил ей нарисовать Зонтика с двумя глазами. Второй исчез после нашей ссоры во время той дискуссии, которую тоже спровоцировал ты. Это ли не странно? — всё с тем же скептицизмом вопросил Пикадиль.
— Эй, а ну заткни свой рот! Вечно у тебя виноваты все, кроме тебя! Если ты такой умный, бери и на себя ответственность, а не обвиняй меня, понял? — Полдрон угрожающе подошёл к нему ближе.
— Я не делал ничего, что способствовало бы исчезновению жителей. Или, по-твоему, моей идеей было предложить Мантии нарисовать Зонтика, который не соответствует общепринятому образу? — Пикадиль напомнил ему о самом первом выступлении.
— Да ты вообще в него не веришь! Стал бы ты хоть что-то предлагать, кроме «Не верьте в его существование, выпендривайтесь своей псевдогениальностью, как я!» У каждого своё мнение, у каждого своё мнение, ну да! — не переставал грубить Полдрон.
— Да, у каждого своё мнение! — не отрицал Пикадиль. — Но каждое мнение должно иметь пределы, а ты навязываешь всем своё, как единственное верное. Мало ли что потом происходит с людьми, которые это выслушивают. Если ты настолько ограничен в своём мировоззрении, возвращайся к Искателям. Вместе со своим Щитом можешь раздумывать над планами по спасению несчастного Зонтика от Алебарда хоть днями напролёт, — почувствовав, что его мнение буквально втаптывают в грязь, он также принялся настойчиво отстаивать свою точку зрения.
— Да уж лучше так, чем водиться с кретинами, как ты! — Полдрон замахнулся, но ударять Пикадиля всё же не стал.
— Я бы ещё поспорил, кто из нас тут кретин, — недовольно процедил тот.
— Да пошёл ты на!..
— П-Полдрон, Пикадиль! — наконец, пока Полдрон не дошёл до откровенных ругательств и не устроил драку, вмешался Зонтик. — Почему вы снова ссоритесь? Тогда, в тюрьме, вы ведь поладили! У вас хорошо получалось делиться своими идеями. Не ругайтесь! У-уверен, никто из вас не виноват в том, что случилось с Мантией и Жаком! — голос дрожал, но Зонтик делал всё, чтобы снова примирить друзей.
— Да, поладили, а теперь оказывается, что при сотрудничестве с любым человеком этому зазнавшемуся ублюдку лишь бы показать своё превосходство! Да лучше сдохнуть, чем иметь с ним дело! — несмотря на то, что Пикадиль стоял в полушаге от Полдрона, тот громко осуждал его в ответ на слова Зонтика.
— На минуточку, я ещё ни разу прямо не оскорбил тебя, а ты бросаешься грубыми словами направо и налево. Что ты о себе возомнил? Если ты способен убедить человека в своей правоте только за счёт агрессии и угроз, тебе и вовсе вредно контактировать с людьми, — нажаловался Пикадиль. — Койф, скажи ему, что...
— А ну стоять! Это ты-то меня ни разу оскорбил? А кто сказал, что я ограниченный? Что я кретин? Это был ты! Но ты снова чтишь себя идеальным и видишь всех вокруг мудаками, чтобы выставить себя в хорошем свете! — Полдрон грубо ткнул в него пальцем.
— Кретином ты назвал меня сам, я лишь поспорил с этим заявлением. Слушать надо внимательнее. Хотя для тебя, как для бывшего сектанта, наверное, привычно вечно ударяться в паранойю и видеть во всех врагов, — Пикадиль хмыкнул.
Оба снова забыли о том, что Зонтик стоял рядом и выслушивал их спор не в силах что-либо сделать и предотвратить его. Ни Полдрон, ни Пикадиль не желали его слушать — лишь продолжали ругать и осуждать друг друга. Оскорблять, поддевать... Первый ещё несколько раз замахнулся рукой, чтобы нанести удар. Зонтик начал медленно отступать, напуганный и потрясённый в худшем смысле этого слова. Одни его друзья пропали, другие — страшно ссорились, а он никак не мог помочь. Никто его не слушал. Никто не был готов помириться обратно, найти компромисс, объединиться, как в тюрьме, когда они выбрались именно благодаря общей работе.
Зонтик приоткрывал рот, пытаясь что-то сказать, но крики Полдрона и Пикадиля прерывали его ещё до того, как он вообще успевал сформировать мысль. Он смотрел по сторонам, глядел на проходящих время от времени зонтопийцев, но они, видя крики и угрозы, не рисковали подойти. Здесь бы не помешала помощь патрульных, но и они не показывались... Будто бы всё специально вело к тому, чтобы Пикадиль и Полдрон навсегда рассорились. Будто сама вселенная не хотела, чтобы они работали сообща. Возможно, Зонтик рассуждал слишком параноидально и ударялся в крайности, как Щит или Хундсгугель, но в такой ситуации он не мог мыслить иначе.
— ... вот ты всегда, всегда был таким, даже в тюрьме выпендривался, какой ты умный на фоне остального «тупого быдла»! — всё ещё кричал Полдрон.
— Я никогда такого не говорил! Не придумывай того, чего не было! — возмущался Пикадиль. — Я всегда подчёркивал, что могу быть и не прав в своих суждениях. Умерь свою агрессию и подумай над этим.
— А что это изменит? Ты типа всерьёз посчитаешь, что чьё-то мнение, кроме твоего, чего-то стоит? Не пизди мне тут! — выругался Полдрон.
— Ух... Ты действительно не умеешь держать себя в руках и адекватно общаться с людьми. Не думал обратиться к Министру Здоровья с такими проблемами? — не выдержав, съязвил Пикадиль.
— Да захлопни уже свою ебучую пасть!
С этими словами Полдрон замахнулся рукой вновь и, на этот раз не выдержав... Ударил Пикадиля по лицу. Тот вскрикнул и сразу после удара прикрыл рукой мгновенно покрасневшую правую щёку. Он попытался отдышаться, а Полдрон только злобно смотрел на него, чувствуя себя окончательно униженным и оскорблённым его словами. Для Пикадиля это было даже иронично. Он столько ругался, так много втаптывал в грязь чужое мнение, снисходил до грубейших слов, а теперь посмел выставить жертвой себя. Он не имел никакого права так поступать с другим человеком, и Пикадиль больше не намеревался это терпеть.
«У тебя и правда какие-то проблемы... А в таком случае о нашем сотрудничестве не может идти и речи. Делай, что хочешь. Я сам составлю лично свою программу, и ты не будешь вмешиваться», — с глубокой обидой в голосе процедил он и побрёл прочь, к своему дому, только бы больше не видеть Полдрона. Зонтик, как парализованный, наблюдал за этим, но так ничего и не сделал. Его поддержка и в первый раз не сработала... Он чувствовал себя совершенно беспомощным, бесполезным. Он подвёл друзей и позволил им так поссориться, что дело дошло до удара со стороны Полдрона. Никакого больше сотрудничества, никакой политической программы...
«Знаешь, больно мне надо сотрудничество с тобой! Лучше правда к Щиту вернуться или самому что-то придумать! Вали, подлечись, неженка!» — злобно воскликнул Полдрон и направился в противоположном направлении, так же не желая пересекаться с Пикадилем. На миг он посмотрел в сторону Койфа, но глядел будто сквозь него, словно его и не существовало. Словно он изначально не шёл со своими друзьями проверить, всё ли в порядке у Жака. Полдрон всё равно не хотел разговаривать с ним сейчас. Вряд ли бы он сказал что-то дельное. Скорее снова попытался бы всех помирить, что им с Пикадилем уже абсолютно не требовалось.
Они совсем отдалились друг от друга, и Зонтик... ринулся прочь. К замку. Он хотел только добежать туда, дождаться ночи, заснуть и позабыть об этом ужасном моменте. Очевидно, он обманывал себя, надеясь, что так и будет. Зонтик бы не забыл. И не перестал бы думать об исчезновении друзей. Но хотя бы на следующий день он бы встретился с Пасгардом и, возможно, немного расслабился. Каким-то образом ему часто удавалось поднять Зонтику настроение или хотя бы успокоить. Скорее всего непреднамеренно, и всё же, это работало. Но сначала нужно было дождаться окончания этого кошмарного дня...
Когда Зонтик вернулся, уже начинало темнеть. По освещённому коридору замка он двигался в направлении своей комнаты, надеясь не столкнуться с Алебардом. Разговаривать с ним после угроз всё ещё было неловко, да и Зонтик не чувствовал никакого желания общаться хоть с кем-то. Ссора Пикадиля и Полдрона и исчезновение Мантии с Жаком совсем не располагали к дружелюбному общению и обсуждению проблем. Но, к сожалению, здесь надежды Зонтика не оправдались. Он всё торопился к комнате, когда Алебард как раз вышел ему навстречу, несколько мрачный, но одновременно с этим довольно растерянный.
Завидев Зонтика, он резко остановился. Его печальный и испуганный вид напрягал, и Алебард растерялся ещё больше. Очевидно, что-то случилось, но захотел бы Зонтик говорить об этом с ним? Если бы тот разрешил ему выслушать, наверняка он нашёл бы решение проблемы. Или же нет... В последнее время он всё меньше понимал Зонтика. Как и сам Зонтик — его. Разве не поэтому они ругались и отдалялись друг от друга с каждым днём всё больше? Он пытался уйти. Обойти Алебарда и продолжить путь к комнате. Точно не хотел вступать в диалог. Даже когда так страдал... Рискнуть всё же стоило, и Алебард, пока Зонтик совсем его не покинул, осторожно протянул руку вперёд.
— Господин, вы в поря...
— Не сейчас, Алебард, правда! — тут же отрезал Зонтик и пробежал мимо.
Разговор закончился, даже не начавшись. Чего и следовало ожидать... Алебард уже даже не удивлялся. Зонтик был готов разговаривать с кем угодно, кроме него: от бывших неприятелей до безумцев. Но при всём при этом Пасгарду показалось, что они могут быть друзьями, только из-за того, что Алебард попросил приглядывать за ним... Может, это и контрастировало с привычным его поведением и прошлыми приказами, однако всё же — почему именно друзья? Это слово звучало так странно для Алебарда. Особенно когда касалось его отношений с Зонтиком. В самом деле, у него вовсе не было друзей, никогда. Только правитель и подчинённые.
Алебард не считал себя тем, кому для существования обязательно необходимы друзья. Подобные отношения были для тех, кто легко привязывался, и уж к таким людям он себя точно не относил. Что же касалось Зонтика... Верность Алебарда ему носила совсем другой характер. И совершенно иначе выражалась, нежели стандартное проявление дружбы. Он не знал, как называется это отношение, и не знал, кем называть Зонтика, кроме как господином. Но то было уважительное обращение. А что же до эмоций? Алебард действительно не знал, кем его считать. Друг — слишком наивно. Хозяин — слишком пренебрежительно к самому себе. А что ещё, кроме самых очевидных, но неверных вариантов? Алебард лишь пожимал плечами.
Он заглянул в комнату Зонтика через несколько часов, когда тот уже спал в кровати: неспокойно, то и дело ворочаясь. Алебард так и не узнал, что произошло, но, судя по всему, дело было серьёзным. Вряд ли Зонтик выяснил, что случилось с Жаком, иначе Алебард бы не отделался так легко. Кто-то погиб?.. Патрульные бы уже доложили, а ничего даже отдалённо похожего на смерть жителей среди бумаг прописано не было. Но всё же Алебарду это очень не нравилось. Если бы только Зонтик перестал относиться к нему так низко и всё объяснил... С другой стороны, мог ли он рассказать о произошедшем Пасгарду?
По иронии они стали довольно близки. Алебард с трудом представлял, как это вышло и чем они занимались во время своих встреч, но поведение Пасгарда всё равно выдавало его. Упоминая Зонтика — или же Койфа — порой он становился неуверенным. Искал отговорки. Нервничал. Не хотел демонстрировать, что смягчился к тому, кого недавно обзывал преступником и кого подозревал в способности гипнотизировать людей из-за странного влияния на Алебарда. Но он очевидно проникся добротой Зонтика. Может быть, не настолько, как его новые друзья, однако это случилось, сколько бы он ни отрицал...
Алебард тихонько, бесшумно подошёл к огромному окну и выглянул на улицу. Жителей почти не было видно с такого расстояния в темноте. Порой проскальзывали редкие силуэты, но они быстро удалялись внутрь ближайших домов и больше не показывались. Если кто-то из этих людей навредил Зонтику, Алебарду не было бы стыдно убрать их... По вине зонтопийцев он даже не мог спокойно поспать, а потом заявлял, что все они безобидны. Неужели он не видел, как заблуждался?! От подступившей злости Алебард царапнул руками окно, на которое опирался, и тут же услышал, как Зонтик заворочался ещё больше, поэтому заставил себя отстраниться и подойти к нему, чтобы бесшумно успокоить и не разбудить.
Он присел на колени и наклонился к Зонтику. Почти каждый раз, когда он выходил на улицу, в итоге приключалось что-то страшное. Когда ему повезло не столкнуться с ужасами? Когда он вернулся с картиной? Алебард приподнял голову и посмотрел на неё. Красиво, но в итоге художница, что нарисовала её, пропала, и это тоже заставляло Зонтика тревожиться. Взаимодействия с жителями рано или поздно приводили к его страданиям. Так зачем он ввязывал себя во все эти мучения? Желание общаться с этими существами должно было отпасть после первого неудачного опыта, но Зонтик выходил снова и снова, всё чаще позволяя им навредить себе.
Вряд ли хоть кто-то из них вообще уважал Зонтика больше, чем сам Алебард. Бывшие заключённые? Столь жалкие люди вовсе не знали о таком понятии, как уважение. Сейчас они видели нового знакомого другом и героем, потом — уже нет. Один из них уже подвёл Зонтика и угодил обратно в тюрьму. Подобное оставалось лишь вопросом времени для остальных. Армет? Он уважал Зонтика, бесспорно, но не того и не так. Особенно сейчас, с его прогрессирующим безумием... Та самая художница Мантия? Наверняка она рассматривала его разве что как добродушного прохожего, что не пожалел денег на покупку её работы.
Оставался разве что Пасгард... Алебарда одновременно радовал и огорчал тот факт, что ему повезло больше всего. Радовал — потому что Пасгард не отвернулся от него и продолжал помогать, а следовательно, мог доложить о Зонтике полезную информацию, которую тот сам рассказывать не желал. И огорчал — потому что Алебард видел огромную несправедливость в том, что Зонтик почти возненавидел его, но сдружился с человеком, который на него работал. Он потребовал расформировать отряды, посчитав новую полицию слишком жестокой. А теперь — постоянно разгуливал с её бывшим главой. Пасгард перестал быть злым. А Алебард остался для Зонтика таковым. Нечестно...
Зонтик снова повернулся во сне, прямо к Алебарду. Волосы упали ему на лицо, и тот зашевелил рукой, подсознательно пытаясь их убрать. Ничего не выходило. Он рисковал проснуться... Алебард вздохнул и убрал пряди: может быть, не слишком осторожно и бережно, но он хотя бы попытался. «Господин, просто будьте осторожны. Не позволяйте народу мучить вас», — подумал он, тихо провёл по волосам Зонтика, поднялся с пола и побрёл к выходу из комнаты, чтобы по случайности не разбудить его лишними действиями. Он уже протянул руку и почти открыл дверь, как вдруг заслышал, что Зонтик что-то пробормотал.
«Пасгард, это ты?..» — едва ли уловимо прозвучало с его стороны.
Алебард беззвучно хмыкнул. Вот, значит, как... Действия, что напоминали заботу, он стал воспринимать как что-то, что сделал бы Пасгард. И это при том, что тот обычно не показывал себя особенно заботливым человеком... Может быть, Алебард ошибся, попросив его присматривать за Зонтиком? Или же в этом был плюс и для него самого... Благодаря хорошим отношениям с Пасгардом Зонтик мог смягчиться и к нему, поговорить о том, что случилось ранее, извиниться за угрозы и простить его. Но только время бы показало, сбудется предположение или нет... Вздохнув, Алебард наконец покинул комнату Зонтика.
А на следующий день у него оставалось ещё одно важное дело — предупредить полицейских как об исчезновении Мантии, так и о безумствах Хундсгугеля в переулках. Ни то, ни другое не следовало упускать. Но о чём ещё забывать он не намеревался, так это о приказе насчёт поисков Щита. Чем быстрее они найдут его, тем быстрее Пасгард и, что более важно, Зонтик перестанут его выискивать. Алебард не мог позабыть о нём — о, возможно, самой главной угрозе для Зонтика...
***
В тюрьме царила почти полная тишина. Полицейские мало переговаривались между собой и оставались на постах. Жак же находился в камере. День выдался солнечный и тёплый, и лучи проникали к нему через маленькие окошки, но это нисколько не радовало. Наоборот, Жак расстраивался, осознавая, что в такую хорошую погоду оказался заперт здесь, в этом жутком, скучном и практически пустом месте, где за ним постоянно наблюдали полицейские и где совершенно нечем было заняться. Ему давно надоело даже болтать ногами, сидя на матраце, и теперь он просто лежал, уныло глядя в потолок и ожидая, когда наказание наконец закончится.
Время от времени в его голове проскакивала странная мысль: вот бы в тюрьме оказался кто-нибудь ещё! Попал сюда — за что угодно! — и составил бы Жаку компанию. Они бы поболтали, он бы рассказал много интересного про Койфа и его свершения, в тюрьме стало бы немного веселее. Жак бы больше не был одинок... Но почему-то патрульные на улицах ни к кому не придирались так, как к нему. Он спрашивал ещё несколько раз, один ли он здесь, и каждый раз полицейские подтверждали, что в тюрьме больше никого нет. Ну а сами они явно не желали подолгу разговаривать с преступником, вором. Положение Жака всё больше огорчало его.
Конечно, порядки в тюрьме немного смягчились с тех пор, как отряды чёрных папах были расформированы и на их место вернулись старые полицейские. Иногда Жака даже осторожно выводили из камеры, без агрессии и откровенного неуважения. Но и в те моменты никто не хотел с ним разговаривать. Он оставался под надёжным надзором здешних работников и по-прежнему не чувствовал свободы. Всё-таки строгая полиция ни капли не напоминала настоящих друзей Жака. Они не вели дружеских бесед, не рассказывали забавные шутки, не подбадривали его. Только удерживали — крепко-крепко — и пристально глядели, не давая расслабиться.
Но сейчас не происходило и этого. Жак продолжал лежать на матраце, почти не двигаясь. Разве что изредка ворочался, пытаясь хоть чем-то себя занять, развеселиться. С каждым днём скука всё нарастала. Без развлечений и общения ему хотелось разве что спать, но и это не выходило делать постоянно — временами жёсткий матрац просто не позволял заснуть, несмотря на всё желание. Оттого Жак возвращался к рассматриванию потолка. Или стен. Или пола... Иногда выглядывал в окно, но не замечал ничего интересного. Мало кто хотел гулять рядом с тюрьмой, и он не мог привлечь ничьё внимание.
Только знакомый голос наконец вывел его из уныния.
— Соберитесь. Нам нужно обсудить несколько важных дел. Постарайтесь передать то, что я скажу, остальным в ближайшее время, — Алебард снова заглянул...
Жак заставил себя встать на ноги и медленно побрёл к двери. Придвигать к ней матрац и вставать на него, как в прошлый раз, чтобы посмотреть на Алебарда, ему уже не хотелось. К тому же, тот явно невзлюбил Жака. Подслушать его разговор с полицией было бы интересно, но пытаться с ним поговорить? Ничего бы всё равно не вышло... Алебард не любил тех, кого называл преступниками, и не проявлял к ним никакой симпатии. А Жак не хотел лишний раз расстраивать самого себя, осознавая, что бывший кумир, к которому он всё ещё относился хорошо, почти ненавидел его. Тем не менее, он прислонился к двери и попытался уловить, о чём Алебард говорит с полицией.
— Я получил некоторую информацию, которая для вас была бы очень полезна. Впрочем, разъяснять её рядом с камерами не стоит. Пойдём дальше, — негромко проговаривал он.
— На этом этаже всего один преступник. Думаете, подслушает? — поинтересовался один из полицейских.
— Вполне возможно. Особенно учитывая его натуру. Так что будьте тише, — приказывал Алебард.
— Сколько ещё держать его здесь? — попытался уточнить уже другой голос. — Примерным сроком была пара недель, несколько дней уже прошло. Отпускать его сразу по истечении положенного времени?
— Это будет зависеть от его поведения. И других факторов, впрочем. Если понадобится, задержите его здесь ещё. С этим ведь не должно возникнуть проблем, не так ли? — уточнил Алебард.
— Нет, нет, мы справимся. Но зачем удерживать его здесь слишком долго за мелкую кражу? — вновь заинтересовался один из голосов.
— Так нужно. Достаточно задавать лишние вопросы. Просто выполняйте свою работу, — пригрозил Алебард.
Голоса всё стихали. Жаку становилось труднее и труднее уловить, о чём он говорит с полицейскими. Впрочем, всё уже стало предельно ясно... Алебард совсем в нём разочаровался. Настолько, что готов был удержать его здесь ещё дольше. Но за что? За такую мелкую пакость, как кража очков? Даже полицейские удивлялись его решению, а он и не пытался объясниться. Неужели Полдрон был прав? Алебард оказался далеко не таким замечательным, каким его видел Жак. Было лучше иметь другого кумира — Койфа. Но Жаку казалось, что даже заинтересованность в ком-то другом не означает наплевательство на Алебарда. В итоге же вышло, что тот и сам не желал, чтобы от него фанател кто-то, подобный Жаку...
Глубоко разочарованный, он вернулся к матрацу и сел на него, опустив голову. Алебард говорил о нём обидные вещи и намеревался держать в тюрьме дольше положенного, друзья не появлялись, Койф не вызволял его, полицейские осуждали за преступление. Но ведь Жак не сделал ничего страшного. Он просто хотел получить новые очки бесплатно. Наверняка не он один пытался проделать подобное. Может быть, Койф тоже, но его не поругали за эту проделку, и он успокоил Жака тем, что в кражах нет ничего страшного... С новой силой в голову ударило желание просто сбежать. Но как это сделаешь, если ключи всегда у охранников...
Один из полицейских всегда носил их с собой. Жак замечал связку в те редкие моменты, когда дверь его камеры открывали. Из-за почти полного отсутствия заключённых она выглядела очень маленькой: остальные ключи наверняка открывали двери в какие-либо служебные помещения. Если бы Жаку удалось сбежать из своей камеры, поймав его, полицейские бы сразу бросили его обратно и удлинили наказание ещё на несколько недель, а то и месяцев. Ну а если уж у них были ключи — хотя бы несколько — от других камер, они бы толкнули его в ближайшую и заперли там.
Жак уныло вздохнул. Ключи ведь не попросишь. Койф мог бы, и охранники наверняка послушали бы его, но как бы он узнал, что вообще приключилось с Жаком? Если он и хотел сбежать, действовать нужно было самостоятельно. Он попытался рассуждать логически. Охранники погонятся за ним в любом случае, если только он попробует убежать. Ключи останутся у них в руках — они как можно скорее запрут Жака обратно. Попадут к нему — у него будет шанс бежать дольше, ведь полицейские не смогут загнать его в ближайшую комнату, будь то камера или другое помещение, и закрыть там. Но как достать их...
Попросить не получится — не отдадут. Обменять на что-то тоже не выйдет — у Жака даже ничего не было, а если бы что и имелось, охранники не обменяли драгоценные ключи на безделушки. Оставалось только... Жак призадумался. Мог ли он их украсть? Выхватить и побежать с ними прочь. Не сразу к выходу, а в другое место, чтобы немного запутать полицейских. А пока они будут бегать по зданию, он уже проберётся к выходу из тюрьмы и устремится на улицу. Они даже не догадаются, из какого уголка тюрьмы он выбежал! Да и маленький рост помог бы Жаку спрятаться...
Он заулыбался. Если план сработает, он улизнёт. А уж затем друзья не позволят полицейским схватить его вновь! Осталось лишь подгадать наилучший момент, чтобы осуществить задуманное...
***
Зонтик, всё ещё опечаленный вчерашними событиями, постучал в дверь дома Пасгарда. Он снова пришёл рано и оттого чувствовал себя немного неловко. В прошлый раз Пасгард не обрадовался, когда его увидели в пижаме, с растрёпанными волосами и без макияжа. Да и реакция самого Зонтика с неуместным восхищением разозлила его. Он заранее собрался, чтобы такого не повторилось, не зная при этом, покажется ли Пасгард в том же виде или на этот раз выйдет уже подготовленным. Когда же из дома послышалось недовольное бурчание, Зонтик догадался, что привести себя в порядок он действительно ещё не успел.
Дверь открылась. Пасгард стоял на пороге в том же виде, в каком предстал перед Зонтиком в прошлый раз. Пижама, отсутствие макияжа, неуложенные волосы. Это всё ещё казалось ему довольно милым, но он глубоко вздохнул, чтобы не проявлять перед Пасгардом таких эмоций, которым он не был бы рад. Зонтик хорошо усвоил, что он не любил неуместных комплиментов, и внимательно следил за собой, чтобы не выпалить очередное доброе слово, когда в этом не было необходимости. Особенно после того, как сам понял, каково это, когда тебе в пустую говорят комплименты, не соответствующие реальности. Пока он думал об этом, Пасгард неуверенно усмехнулся.
— Тебе так понравилось видеть меня в пижаме, что ты не упускаешь возможности сделать это снова? — съязвил он, но на этот раз не в естественной своей манере.
После разговора с Алебардом спокойно общаться с Койфом ему было трудно с первых же секунд. До сих пор удивляла просьба присматривать за ним. Пасгард не мог прямо сказать о ней, иначе бы тот сразу попытался обезопасить себя сам и стал бы вести себя глупо, только бы не влипнуть в неприятности и не доставить лишних проблем, но она так и не уходила из головы. Сделать так, чтобы с ним ничего не случилось... Вряд ли бы Пасгард так удивился, скажи это кто-то другой, но сам Алебард!.. Алебард, который подозрительно помрачнел после предположения, что они с Койфом могли бы быть друзьями. Его жуткий вид также не покидал мыслей Пасгарда.
Но что там оставалось ещё, так это вопрос Алебарда о том, хочет ли Пасгард нахождением Мантии порадовать Койфа. Как вообще такое можно было предположить... Он совершенно искренне и честно выполнял свою работу, докладывал о пропаже жительницы, и Алебард, который никогда и ничего не связывал с чьими бы то ни было взаимоотношениями, неожиданно высказал такое. В самом деле, Пасгард ведь обещал себе не привязываться к Койфу. То, что он совсем немного смягчился из-за пары его попыток помочь, ничего не значило. Как и то, что в день их последней встречи Пасгард по случайности взял его за руку... в обычном смысле этого слова. Не хватая за запястье.
— Ну... — тот сразу отвлёк его от мыслей ответом. — Вообще я немного боялся, что опять пришёл рано, но я всё ещё не считаю, что показываться в пижаме — это как-то стыдно. Тем более она... Эм... Ох, ладно, ничего, прости, — сбился он.
— Что ты хотел сказать? — быстро спросил Пасгард.
— Я... Хотел сказать, что пижама милая, но я знаю, что тебе такое не нравится. Я люблю говорить добрые слова, но очень стараюсь не злоупотреблять этим. Не хочу тебя обидеть, — объяснился Зонтик перед ним.
— Ладно... Заходи, — Пасгард позволил ему зайти в дом.
— Спасибо, — как только Зонтик это сделал, тот прошёл за ним и закрыл дверь. — Кстати, я как-то больше не замечаю бинта у тебя на ноге. Как там рана?
— Проходит. Думаю, уже совсем скоро она вообще не будет доставлять проблем, — спокойно объяснял Пасгард, пока вёл Зонтика к своей комнате. — Так, пришли... Ну что, у тебя есть что доложить?
— Ну... Да. А ты не будешь сначала переодеваться и всё остальное? — удивился Зонтик.
— Пока мы обсуждаем собранную информацию в доме, я могу ходить и так. Тем более сегодня очень тепло, в пижаме будет в самый раз. Или ты не можешь сдерживать это своё умиление, когда перед тобой человек в пижаме? — усмехнулся Пасгард.
— А-ха-ха, ну, думаю, я справлюсь, — нервно посмеялся Зонтик. Ему очень хотелось улучшить настроение, проводя время с Пасгардом, но мысль об исчезновении Жака и ссоре Пикадиля с Полдроном не давала покоя.
— Ты какой-то несобранный, — подметил тот, садясь на кровать. — Учти, тебе нужно рассказать всё, что ты выяснил насчёт Щита. Если в таком состоянии ты не скажешь ничего дельного, мы его точно не найдём.
Зонтик поколебался и сел на кровать рядом с ним. Пасгард был прав — он совсем не чувствовал себя собранным и уверенным, а подобное состояние точно не привело бы к успеху в их миссии. Он снял капюшон плаща и опустил взгляд. Нужно было рассказать Пасгарду о случившемся... О пропаже Жака. О ссоре между Полдроном и Пикадилем. Вряд ли бы он помог помирить бывших друзей, но исчезновение второго жителя скоро после Мантии стало бы для него важной новостью. Пасгард любил — и должен был — докладывать Алебарду о подобном. Если бы он помог выяснить, что произошло с Жаком, Зонтик был бы ему очень благодарен.
— Знаешь, на самом деле вчера произошло много... нехорошего. В смысле, я узнал кое-что про Щита! Но после этого... Ох, это была катастрофа, — признал он, закрывая лицо руками.
— И что же произошло? — с лёгким скептицизмом поинтересовался Пасгард.
— Я... Я уже собирался попрощаться с Полдроном и пойти к себе, но вдруг к нему пришёл Пикадиль. И он сказал, что Жак пропал... Ну, помнишь его? Маленький, в очках... — тихо напомнил Зонтик.
— Вор? Помню, — отрезал Пасгард.
— Ух... В общем, Пикадиль сказал, что приходил к нему несколько раз, но он ни разу не открыл дверь. Мы пришли к дому Жака, и Полдрон даже забрался внутрь. Но его там не было. Скорее всего он пропал, прямо как Мантия! Я был ужасно напуган, но даже на этом всё не закончилось. Пикадиль и Полдрон начали ругаться, обвинять друг друга в случившемся, Полдрон говорил очень грубые слова, ударил Пикадиля... Они совсем поссорились и разошлись, а я даже не смог ничего сделать! — Зонтик почувствовал, как глаза начали слезиться. — Я пытался помирить их, но они совсем меня не слушали, игнорировали. Ругались и ругались, всё больше злились друг на друга, и в итоге... Всё! Они больше не хотят быть друзьями! И объединяться ради своей политической программы! Полдрон уже готов вернуться к Щиту, а Пикадиль собирается сам составлять программу, без него. А я повёл себя так глупо, даже не мог ни слова связать, чтобы это остановить, я идиот! — выпалил он, разозлённый на самого себя.
— Ну... Для психолога, каким ты себя называешь, и правда вышло так себе, — согласился Пасгард. — Но с другой стороны, они никогда не разделяли единую точку зрения. Нелепо с их стороны было пытаться создать нечто общее с такими-то взглядами. Несуществование Зонтика и существование его сектантского образа одновременно? Это невозможно для так называемой политической программы, — заявил он.
— Но... Н-но что теперь? Они, кажется, возненавидели друг друга. И Жак! Он пропал! Что делать с этим? Неужели всё так и есть, настоящие преступники, которых я выпустил, теперь похищают жителей? Я правда во всём виноват, да? — плакал Зонтик, хватаясь за Пасгарда и утыкаясь в него от горя.
— Может, да, может, нет, пока мы не выяснили, что именно с ними случилось, утверждать сложно, — несколько недовольно ответил он, отталкивая Зонтика. — Если их похитил один из бывших преступников — да, ты виноват. Если они пропали по другой причине — виноват не ты. Что тут непонятного? Почему я тебе, психологу, должен это объяснять?
— И-извини... — Зонтик тихо утёр слёзы. — Наверное, ты прав. Я просто... Постоянно боюсь, что я вечно во всём виноват. Даже если на самом деле это не так... А здесь уже и не поймёшь, во мне дело или нет! — отчаянно воскликнул он.
— Как минимум эти двое поругались не из-за тебя. Ты же сам сказал, что это из-за пропажи Жака. Они начали обвинять друг друга — и началось, — заметил Пасгард.
— Ну, если Жак пропал из-за меня, то я косвенно виноват... Но ты прав, я не могу так быстро обвинять себя, пока не узнаю правду, — Зонтик глубоко вздохнул, но полностью успокоиться всё ещё не мог. — Уф-ф... Так жарко... П-похоже, я действительно сильно перенервничал.
— Если у тебя что-то есть под плащом — майка там, например — можешь его снять, — предложил Пасгард.
— Ох, боюсь, ничего такого нет... — признал Зонтик. — Ничего, перетерплю, наверное.
Пасгард хмыкнул и слез с кровати. Зонтик сразу же затревожился, подумав, что сказал глупость. Или что-то неприятное. Или странное... А Пасгард всё-таки частенько цеплялся к его словам. Не то чтобы Зонтик осуждал его за это — просто не хотел снова испортить впечатление о себе, потому что сорвался по очередной глупой причине. Но, к счастью, его опасения не подтвердились. Почти сразу Пасгард остановился, когда дошёл до своего шкафа с одеждой. Неужели хотел предложить Зонтику что-то из своей?.. Он быстро отбросил эту мысль. Пасгард бы наверняка не стал так ему угождать! Всё-таки Зонтик ему не слишком нравился...
Сам он стал рассматривать одежду в шкафу. На вешалках висело только самое важное. Повседневная одежда, его бывшая форма... Ничего, что пригодилось бы Койфу, он здесь не заметил, поэтому выдвинул дверцу чуть ниже. В основном там находилась более лёгкая одежда, пусть и в малом количестве. Майки, футболки, шорты, нижнее бельё... На миг Пасгард обернулся и взглянул на Койфа, но тот замер, подумав, похоже, что его осуждают, и ничего не сказал. По росту он был очевидно выше Пасгарда, немного больше, чем на полголовы. Что бы он ни выдал, оно бы не подошло по длине... Но почему-то он всё равно этим занимался, мысленно ругая себя за странное желание помочь Койфу в такой мелочи.
«Уф-ф... — выдохнул Пасгард, хватая самую длинную майку, которая у него была. — Можешь надеть, если это имеет значение», — он протянул её Койфу, а сам в то же время не понимал, что вообще вытворяет. Он помогал потому, что в самом деле невольно привязался к бывшему преступнику? Или потому, что сам себя в этом убедил после слов Алебарда? А может, дело было в его просьбе проследить, чтобы с Койфом ничего не случилось, и Пасгард подходил к этому чрезмерно ответственно, заботясь даже о том, чтобы он не получил тепловой удар из-за жары? Он искренне не понимал, что с ним происходило, но убеждал себя, что не испытывает к Койфу никаких особенно положительных эмоций.
Они стали... союзниками поневоле. Имели общую цель — найти Щита, но хотели этого по разным причинам. Пасгард намеревался посадить настоящего преступника в тюрьму, в то время как Койф наивно предполагал, что сможет оказать ему психологическую помощь. Ему, такому безумцу, которого не исправило бы даже лишение свободы! И как Пасгард вообще мог проникнуться хотя бы крупицей тёплых чувств к такому идиоту, как Койф? Именно: это было невозможно, а следовательно, его желание помочь вызывало разве что намерение превосходно выполнить указание Алебарда, даже когда дело доходило до мелочей. Только удивлённый взгляд Койфа не позволял ему убедиться в этом на все сто процентов...
«Ох!.. — наконец тот подал голос, когда полностью осознал, что ему предлагает Пасгард. — Ты... Ты правда согласен на то, чтобы я носил твою одежду?» — с неловкостью вопросил он, явно не готовый к такому жесту доброты. А Зонтик этого действительно не ожидал: настолько, что мгновенно отбросил эту мысль, как только она возникла в голове. С другой стороны, разве не сам он называл Пасгарда заботливым, когда тот помог ему справиться с потёкшей тушью? И не ему ли, кажется, приснилось, что Пасгард погладил его по голове?.. Тогда очередное проявление заботы не должно было быть удивительным. Наоборот — со стороны Пасгарда Зонтику стоило считать естественным нечто подобное.
«Не говори об этом таким тоном. В самом деле, ты каждый раз так удивляешься, когда тебе помогают, будто тебе не помогали никогда... Не ты один всем вечно делаешь приятные вещи, даришь деньги, выплачиваешь штрафы и всё такое», — пробормотал Пасгард, всё ещё отводя взгляд. Он чувствовал себя... нелепо. Так, будто бы он сам же способствовал тому, чтобы больше бояться сближения с преступником. Если бы не предположение Алебарда, вряд ли бы он вообще задумывался об этом, но теперь... Пасгард помотал головой. Он слишком много размышлял о странных вещах. Пришла пора покончить с этим. Он относился к Койфу совершенно нейтрально, Алебард просто ошибся, как мог ошибиться каждый человек. Не более.
Зонтик с улыбкой осторожно взял майку, и Пасгард отвернулся. Он отошёл подальше от окна, чтобы никто точно не увидел, как он переодевается, аккуратно снял старый плащ, торопливо осмотрел бледно-голубую майку, чем-то похожую на его собственную, оставленную в замке, и осторожно надел её, чтобы случайно не порвать. Она оказалась немного тесноватой, а также слегка коротковатой — не критично, ведь Пасгард намеренно взял самую длинную, но Зонтик всё равно был выше многих жителей, чтобы ему идеально подошла их одежда. Он неуверенно усмехнулся, чем заставил Пасгарда повернуться обратно.
— Да уж, коротковато... Но мне всё равно приятно, что ты так позаботился. Спасибо, — Зонтик добродушно улыбнулся ему.
— Хм...
Тот толком ничего не ответил. Вид Койфа без старого потрёпанного плаща показался ему довольно... странным. Особенно его застали врасплох не прикрытые длинными рукавами руки. В них не было чего-то особенного или уникального (разве что количество пальцев, но это Пасгард замечал и раньше), но когда он смотрел на них, в голову закрадывалась мысль, что Койф в целом редко показывал их так открыто. Или не показывал вообще... Эта идея пришла совершенно спонтанно, но очень подходила его характеру. Такой неуверенный в себе и зажатый человек наверняка имел достаточно комплексов, чтобы постоянно прятаться под всю закрытой мешковатой одеждой. Или же Пасгард просто надумывал, увидев его в чём-то другом.
— Я глупо выгляжу, да?.. — замялся Зонтик, заметив его выражение лица.
— Немного, — признал Пасгард. — Не настолько это и важно. Только не забудь потом вернуть майку, когда пойдёшь домой.
— Да, конечно! — воскликнул Зонтик. — Знаешь, мне кажется, в каком-то смысле ты всё же действительно пытаешься проявлять заботу. И... Эм... Мне, кажется, сегодня снилось, как ты погладил меня по голове, — неловко улыбнулся он.
— Э... — Пасгард посмотрел на него в недоумении, не зная, что на это ответить.
— Н-но это не плохо! — Зонтик сразу же успокоил его. — Думаю, это связано с тем случаем в бывшем укрытии Щита. Ну, знаешь, я так запаниковал, у меня потекла тушь, и ты вместо того, чтобы накричать или кинуть меня там, позаботился. Вытер её. В каком-то смысле успокоил. Не каждый стал бы тратить время на это... — тихо признал он.
— Я... это сделал просто так. В смысле, а что мне ещё оставалось? Никакого подтекста в этом нет, так что прекрати видеть во мне... то, что ты видишь. Ну же, разве не своих друзей ты должен так расхваливать? — прямо спросил Пасгард, скрестив руки на груди.
— Они мне тоже дороги. Просто... каким-то образом я провёл с тобой больше времени, чем с ними, ха-ха. В смысле, это тоже не плохо. Однажды вот мы с тобой столкнулись и как-то стали... связаны. Особенно после той ситуации со штрафом и всё такое. А у других обычно свои дела... Пикадиль и Полдрон всё продумывали свою политическую программу, — говоря это, Зонтик нахмурился, ведь знал, что совместной программы больше не будет. — С Жаком я сталкивался редко, и вот, он вообще как-то воровал... Хундсгугель тоже всё скрывается. А Мантия пропала...
— А Алебард? Вы же общаетесь, — припомнил Пасгард, но не дал ему ответить. — Вчера я предположил, можете ли вы быть друзьями... Он сразу так помрачнел, будто я сказал что-то запретное.
— Оу... — опечаленно проговорил Зонтик. — Ну, если оно так... Да, не думаю, что он считает меня другом. Как я и сказал, мы сейчас не очень хорошо ладим. Мне кажется, он осуждает меня за то, что я делаю, или что-то вроде. Не очень любит моих настоящих друзей... Вот так как-то.
— А с чего ему вообще есть до них дело?
— Ну, ему не нравится, что его... знакомый водится с преступниками.
— Так ты ведь сам преступник. Хотя, учитывая, как Алебард испугался твоего присутствия в тюрьме, может, ты и попал туда по ошибке... Но ты не похож на важную персону. А Алебард не так наивен, чтобы считать, что его знакомый не может совершить ничего плохого. Так что это всё ещё странно, — высказался Пасгард.
— Да, есть немного... — согласился Зонтик. — Извини, что не могу объяснить это как следует. Может быть, однажды у меня получится. Это просто... Сложно. Но спасибо тебе, что не прогоняешь меня из-за этого. М... Если я скажу, что ты понимающий, это будет считаться неуместным комплиментом?
— Эм... Не знаю? — сконфуженно ответил Пасгард вопросом на вопрос. — В смысле, не так уж я тебя и понимаю, чтобы таким считаться.
— Может быть. Но понимаешь и принимаешь, что я не могу всё сразу рассказать. Это тоже для меня многое значит. И... Ты можешь не поверить, но тебе я правда рассказал о себе больше, чем кому-либо другому. Конечно, иногда ты слишком настаивал, чтобы я что-то сказал: имя или работу... Но всё же, многое из того, что ты знаешь, я решил рассказать сам. И я... Мне... Мне правда нравится проводить с тобой время. Да, мы не всегда ладим, и я тебе не слишком-то нравлюсь, возможно, но я хорошо к тебе отношусь. Я... дорожу тобой. Вот, — сбивчиво, но искренне проговорил Зонтик.
— Но... Эм... Почему? Разве я для тебя не злобный бывший глава чёрных папах или что-то вроде? И вообще, я же почти сдал тебя Алебарду. Тебе просто повезло, что ему было плевать на тебя, — пробормотал Пасгард.
— Ну... Я ведь знаю, почему ты так поступил. Ты испугался. Думал, что Алебард тебя накажет, и попытался задобрить его. Я тоже испугался, не мне тебя осуждать. Я вообще перестал тебя слушать и навредил тебе. Так что я тут не сильно лучше. Ну и... Нет, ты больше не «злобный бывший глава чёрных папах». Да, может быть, ты и не самый-самый добрый человек. Но... кто вообще совершенно добрый? Таких и не бывает, наверное... — тихо предположил Зонтик.
— Ну, если только ты сам. Хотя... Даже ты угрожал Алебарду.
— Вот, видишь? И я не ангел. Но если я правда кажусь тебе таким добрым, это... мило, наверное, — Зонтик положил руку ему на плечо. — Мне очень повезло с тобой познакомиться. Спасибо, что выслушиваешь меня и принимаешь мои странности, — дружелюбно улыбнулся он.
Пасгард растерянно заморгал. Вряд ли хоть кто-то, кроме Койфа, говорил ему столько искренних хороших вещей за короткий промежуток времени. Не потому, что хотел подлизаться или задобрить, как ему показалось сначала. А потому что в самом деле ощущал все эти чувства и желал поделиться ими. Значило ли это, что Пасгард был для Койфа особенным человеком?.. Он быстро замотал головой, чтобы не позволить этим странным мыслям её заполнить. Только что не произошло ничего странного. Койф просто очень уж любил делиться своими чувствами с кем попало, и Пасгарду не повезло выслушивать всё это. Он... не впечатлился.
— Кхм, ладно, я понял, давай уже вернёмся к обсуждению Щита. Мы вообще не продвинулись и всё говорим о каких-то странностях, — торопливо произнёс он, отводя взгляд и убирая руку Зонтика с плеча.
— Ой, да, прости. Что это я... — тот вздохнул и сосредоточился. — На самом деле информации я добыл действительно немало...
