***
Армет и Морион наблюдали за покидающими храм людьми. Первая за день служба только закончилась, жители начали расходиться. Всё прошло замечательно, как и всегда. Подсознательно Морион немного боялся, что однажды в храме повторится случай, подобный тому, жуткому, когда ударили невинного человека и довели его до слёз при всей его искренности, но спокойная — по большей части — обстановка позволяла ему немного расслабиться. С другой стороны, позже и Армет, встретившись с тем парнем вновь, вспылил и отругал его... Да и не стоило забывать про случившееся с Алебардом... Репутация храма страдала из-за этого, но больше Мориона беспокоило поведение Армета, которое приводило к большинству из этих ситуаций. — Знаете, — заговорил Армет, — а всё-таки очень приятно наблюдать, как люди покидают храм. Помню, вы хотите, чтобы я говорил о чём-то, кроме зрения, но... Это зрелище для меня просто особенно интересно. Что думаете? — Я пытаюсь представить это, — сдержанно ответил Морион. — Всё-таки я видел подобное из раза в раз и привык. А для тебя такие моменты всё ещё особенные. Ведь так? — Да, именно! — восхищённо согласился Армет. — Но всё же, я стараюсь прислушиваться к вашему совету. Насчёт повседневных чудес. Вот только... их тоже надо видеть. Понимаете? Всё так или иначе возвращается именно к чуду Зонтика. — Хм-м... — призадумался Морион. — Но ведь раньше было иначе? И ты ценил этот мир даже без зрения? — Эм... На что вы намекаете? — насторожился Армет. — Не беспокойся, я не хочу сказать ничего плохого, — снова Мориону пришлось солгать. — Просто вспоминаю, как ты жил без зрения. И всё ещё оценил окружающий мир. Помни: можешь ты видеть или нет, а что-то не передаётся зрением. Как ты сам и считал. — Я запомню, но... Почему вы заговорили об этом? — всё ещё с лёгким подозрением спрашивал Армет. — Вы ведь не хотите сказать, что чудо Зонтика испортило меня? — Нет, что ты, — опять ложь. — Я всего лишь не хочу, чтобы ты забывал о прошлом себе, ладно? Та часть тебя тоже очень важна. — Вот как... — пробормотал Армет. — Возможно, вы и правы. Мне стоит задуматься над этим. Вы не против, если я вернусь домой? Хочу поразмыслить над вашими словами. Но тогда мне придётся пропустить следующую службу, и я не думаю, что Великий Зонтик одобрит это... — забеспокоился он. — Великий Зонтик поймёт тебя, — Морион положил руку ему на плечо. — Если ты хочешь подумать, я могу лишь пожелать тебе удачи. Иди скорее. Потом можешь рассказать мне о своих новых идеях. — Благодарю! Армет побрёл в сторону выхода, и совсем скоро его силуэт исчез вдалеке. Морион улыбался: добродушно и в то же время немного нервно. Был ли у него шанс вернуть прежнего Армета? Мог ли тот искренне задуматься о своём поведении в последнее время и вспомнить себя прежнего? Он надеялся, что однажды время даст ответы, но оно шло и шло, а Армет ни капли не менялся. Разве что иногда возвращался: ненадолго. А потом пропадал и сменялся тем самым злобным созданием, неспособным принять мнение, отличное от его собственного. Или другие формулировки, казалось бы, согласных с ним людей. Морион никак не переставал о нём беспокоиться. Кто-то гневался на таких людей, как Армет. Называл их безумными фанатиками, сумасшедшими. Теми, чьё мнение ничего не стоит из-за его абсурдности. Обычно к этому прибегали те, кто ненавидел созданную Алебардом религию. Жители, что не верили в Зонтика. Или представляли его совсем иным, не могущественным богом. Они ненавидели Армета. А Морион не испытывал ненависти. Только боль и сожаление. Ведь возможно, он и был частью причины, по которой Армет так обезумел. Он не научил его всему, что-то недоговорил, и в итоге тот упустил важные детали, которые не позволили бы ему сойти с ума. Или же дело было исключительно в прозрении?.. Морион сел на ближайшую скамейку и вдохнул расслабляющий запах свечей. Когда-то так сделал и Алебард в попытках успокоиться... К сожалению, ничего не вышло, но Морион понимал, что обычно это действительно помогает. Он прикрыл глаза. Ему представился Армет: доброжелательный, искренний, скромный, совсем не такой жуткий и вспыльчивый, как сейчас. Армет из прошлого... Только с одним отличием — зрением. Ведь исцеление не значило погружение в безумие. Морион хотел верить в это до последнего. Великий Зонтик бы не забрал характер прежнего Армета в обмен на возможность видеть. Он никогда не проявлял такой жестокости. Сегодня Армет задумается, а завтра наверняка расскажет обо всём, что пришло ему в голову. Обо всех позитивных и добрых мыслях и намерениях, которыми он обладал раньше. О настоящей — совсем не фанатичной — любви к Великому Зонтику. О желании извиниться перед теми, кого он обидел своей резкостью. Это то, чего ожидал от него Морион. То, о чём он мечтал. Чтобы хоть раз Армет перестал говорить об одном и том же, каждый раз всё больше связывая с этим любую самую маленькую крупицу своей жизни. Вспомнил... себя. Ничего, кроме этого, Мориону давно не было нужно. Ни лучший храм в стране, ни постоянные службы, ни одобрение людей. «Великий Зонтик, пожалуйста... Если ты слышишь меня... Помоги Армету», — мысленно, от всего сердца попросил он.***
Время продолжало неспешно двигаться, и с каждым мгновением Жак напрягался всё больше. Дни в тюрьме всегда тянулись мучительно медленно, но этот выдался особенным. Ближе к вечеру, ближе к вечеру, именно тогда дежурные собирались заглянуть... Но наступило ли то самое «ближе к вечеру», или прошло всего несколько часов, которые для Жака растянулись едва ли не на целые дни? Он снова поглядел в окно и рассмотрел окружающую здание тюрьмы стену вдалеке. На самом верху она была обвита колючей проволокой, чтобы никакой преступник в случае побега не перелез через неё. Эту часть плана Жак ни капли не продумал, поэтому уже готовился импровизировать. Мимо его камеры снова проходили полицейские: вряд ли чтобы открыть её. Просто переговаривались между собой. Жак осторожно подкрался к двери, чтобы что-нибудь подслушать. Он сильно сомневался, что в последний момент ему дадут подсказку, как лучше всего сбежать, но и без того полиция могла невольно рассказать ему множество интересной информации: про саму тюрьму, про Алебарда, даже про Койфа! Сбежав отсюда, Жак наверняка бы воспользовался всеми полученными сведениями, разболтал бы обо всём друзьям! Пикадиль и Полдрон точно гордились бы им и поняли, что из него не такая плохая третья сторона, как им показалось во время совместного обсуждения. «Вообще я уже откровенно запутался, кто докладывает Алебарду информацию и какую, — уловил Жак одного из полицейских. — То мы что-то узнаём первыми и не должны никому рассказывать, даже его излюбленному Пасгарду, то сам Пасгард выдаёт то, о чём мы не в курсе, и мы должны позаботиться о том, про что он сказал. А ещё и патрули, и дежурство в тюрьме, и этот!.. Начинаю немного скучать по времени, когда работать здесь не приходилось. В смысле, эти элитные отряды — те ещё сволочи, но сейчас сам Алебард явно не понимает, что делает и с кем работает. Никакой конкретики. А нам и патрулировать, и следить за всякими преступниками, и в итоге всё равно мы виноваты. Невозможно...» — жаловался он, как показалось Жаку, слишком преувеличенно. «Ты потише, а то мало ли что, — отчитал его другой дежурный. Судя по голосу, это был тот, который выдавал Жаку еду. — Да и не забывай, что уже скоро проверять камеру Жака. Странный он сегодня, серьёзно. Когда я кормил его, он так странно разговаривал... Стоит быть внимательнее, когда будем проверять. Мало ли что он запрятал в камере. Окна, конечно, маленькие, но кто знает, кто что ему через них передал. Этаж-то первый. А эти Искатели с Щитом во главе ведь опять за старое. Так что... следим», — рассказывал он. Но сразу после этого голоса начали стихать. Жак снова расстроился. Совсем никто здесь не относился к нему дружелюбно... Он продолжал настраивать себя. Совсем скоро, важнейший момент, когда ему придётся выкрасть ключ у одного из охранников и бежать, пока не запутает их окончательно. Всех — не только тех двух, что заглянут к нему. К счастью, почти полное отсутствие преступников в тюрьме не требовало присутствия в здании множества полицейских. Вряд ли бы их здесь набралось больше десяти. Однако Жак не считал и не знал наверняка, сколько охранников захочет отловить его. Он приготовился дурачить их всех. Бегать по всей тюрьме, до последнего момента. Прятаться. И уже потом оказаться на улице. Выбраться за пределы тюрьмы. Каким-то образом... И наконец момент настал: дверь открылась. Жак посмотрел на охранников: без улыбки, серьёзно, чтобы они не принялись допрашивать его вновь. Оба прошли вперёд, и тот, который имел при себе заветную связку ключей, схватил Жака за обе руки и отвёл ближе к выходу, чтобы второй тщательно осмотрел всю камеру на предмет подозрительных вещей. Он не сопротивлялся. Наоборот, свободно позволил полицейскому грубо удерживать его. Сам он при этом украдкой посматривал на ключи, которые тот спрятал в карман на время обследования. Кража предстояла не самая лёгкая, но и не самая тяжёлая, раз уж вещь находилась так близко. Жак даже не следил за обследованием камеры одним из дежурных. Всё его внимание было сфокусировано на ключах. Вот только руки оказались зажаты слишком сильно... Он неуверенно подвигался, демонстрируя тем самым дискомфорт, и тихо произнёс: «И-извините, вы слишком уж крепко держите, мне немного больно». Тот нахмурился на миг: догадывался о неладном. Но всё же, Жак прозвучал достаточно убедительно, да и сам охранник был готов в случае чего бросить его обратно в камеру и закрыть здесь, поэтому он рискнул немного ослабить хватку и не мучить и так утомлённого заключённого. Жак ощутил небольшое облегчение. Руки теперь двигались немного более свободно. Осталось дотянуться до ключа... Охранник стоял позади, и Жаку приходилось оборачиваться, чтобы заметить связку. Каждый раз после этого он посматривал и в другую сторону, чтобы не вызывать подозрений. Так он выглядел скучающим и пытался занять себя попытками оглядеться по сторонам. Но главная цель оставалось понятной. Ключи в правом кармане штанов, ключи в правом кармане, ключи в правом кармане... Мысленно Жак повторял эту фразу едва ли не бесконечно. Охранник же, не замечая, чтобы он делал что-то плохое, стал пристально наблюдать за работой другого. «Отлично, он отвлёкся! — обрадовался Жак. — Точно пора», — решил он, чуть протянул руку назад и, пока охранник не заметил, бесшумно ухватился за связку ключей, после чего попытался забрать её себе. Тот быстро почувствовал странные лишние движения, но, как только он попытался узнать, что происходит и что вытворяет Жак, он... вытащил ключи и резко вырвался из хватки, отталкивая полицейского изо всех сил, что у него были. Не успел тот, шокированный, вновь взять его за руку, как он ринулся прочь, мало раздумывая о направлении, но зная, что в сторону большого скопления охранников двигаться точно не стоит. — Проклятье! — выпалил тот, что удерживал Жака мгновение назад. — Так и знал, что с ним что-то не так! — Вот ведь, удрал всё-таки!.. — выругался второй и скорее вышел в коридор. — Быстро, всем внимание, Жак сбежал из своей камеры! — Ещё и прихватив связку ключей! Главное — выхватить её, иначе мы не сможем закрыть его обратно! Дежурные всполошились. Никто из них не ожидал, что Жаку удастся не просто покинуть камеру, но и забрать ключи, чтобы его не забросили в ближайшую комнату и не закрыли там. Полицейские недооценили его, когда решили, что он просто глупый мальчишка с любовью совершать мелкие кражи. Одна из них более чем помогла ему оставаться вне камеры больше, чем ему удалось бы, останься связка у дежурного. Они быстро сгруппировались, и тот, у которого Жак своровал ключи, принялся торопливо объяснять, что делать, пока он не покинул здание и не улизнул окончательно. — Скорее всего он побежал выше, поэтому идём за ним, окружаем. Вы, — он указал на четырёх полицейских, — бегите с правой стороны. Остальные, — он посмотрел ещё на трёх, — за мной, пойдём с левой стороны. Если окружим его, точно поймаем. Но, пока они переговаривались друг с другом, Жак успел убежать на третий этаж. Это было бесполезно, раз он намеревался убежать, если только он не планировал выпрыгнуть из окна с такой высоты и расшибиться, но у него не оставалось выбора, кроме как запутать полицейских, заставить их выдохнуться. Однако сердце бешено колотилось именно у самого Жака, который совершенно не ожидал такого выброса адреналина в первый же миг побега. Даже розоватая кожа побледнела от испытываемого шока. Он торопливо оглядывался по сторонам, решая, где прятаться дальше, пока не заслышал быстрые шаги полицейских с обеих сторон. Они поднимались за ним! Жак находился почти в середине коридора, а обе лестницы располагались по бокам. Куда бы он ни побежал, группа дежурных заметила бы его и ускорилась. Он покачал головой и ринулся вправо, при этом крепко удерживая ключи в руках. В горле пересохло. Жак вздрагивал каждый раз, когда улавливал голоса полицейских. А когда он услышал чёткое «Ага, вон он, вижу на лестнице на следующий этаж!», он даже споткнулся от ужаса и чуть было не повалился вниз по этой лестнице, но вовремя удержал равновесие и продолжил бежать. Жак не назвал бы себя человеком, глубоко верящим в Великого Зонтика, но сейчас именно у него он просил помощи в нахождении хотя бы какого-то подобия укрытия. Как только он оказался на четвёртом этаже, охранники, следующие за ним, чуть было не схватили его. Жак почти почувствовал, как чужая рука дотрагивается до него, вскрикнул и отпрыгнул в сторону. Однако с противоположной лестницы наверх также поднялись полицейские. Он оказался окружён с обеих сторон и буквально задрожал от ужаса. Побег походил далеко не так легко, как представлялось. У него совсем не получалось обмануть никого из окруживших его людей. Жаку казалось, что вот-вот они всей кучей навалятся на него, но не переставал крепко удерживать в руках связку ключей, которые не собирался вот так легко отдавать, чтобы его тут же заперли! — Немедленно сдавайся и отдавай ключи! — грозно приказал один из них, надвигаясь. — Н-нет! — дрожащим голосом выпалил Жак и снова осмотрелся по сторонам. Но бежать было некуда, он оказался окружён со всех сторон. Он кинул взгляд в пол. Мог ли он?.. Маленький рост позволял ему проскользнуть прямо по земле, под ногами охранников. Жак бросился влево и за миг до того, как полицейские ухватили его, упал на пол, прокатившись прямо под ними. Он обернулся и показал им язык, а потом снова сосредоточился на пути и убежал ещё на этаж вверх. Охранник, ранее державший ключи, снова приказал всем разделиться, и опять группами они ринулись за Жаком с обеих сторон, чтобы в очередной раз окружить. Но и он не сдавался, поднимаясь всё выше. На следующем этаже Жак задерживаться не стал и побежал дальше, мысленно отмечая, каким огромным оказалось здание тюрьмы, раз он до сих пор не добрался до самого верха. Он желал спрятаться, как можно скорее, но все коридоры были пусты... А проверять, подойдёт ли один из немногочисленных ключей к какой-нибудь двери, у него времени совершенно не оставалось. Полицейские снова наступали. Жак поспешил дальше, пока не стало слишком поздно. «Когда же эти этажи уже кончатся? Когда ребята устанут бегаться? Когда я смогу где-нибудь спрятаться?» — только и мог думать он в перерывах между мыслями, что его вот-вот схватят и жестоко накажут. Может быть, стоило повернуть обратно, вниз... Нет, не пока полицейские надвигались с обеих сторон. На лестнице бы Жак под ними не проскользнул, не поранившись при этом. Переполненный ужасом, он продолжал и продолжал бежать, следил, чтобы охранники отставали и не успевали окружить его. Всё шло неплохо, пока Жак вдруг не осознал... Что оказался на последнем этаже. Лестниц, ведущих наверх, больше не было, а сам он напоминал скорее заброшенный чердак, нежели используемое место. Двери почти отсутствовали. Одна напоминала классическую дверь камеры, а вторая вела скорее на склад. Зато... в углу затаились вполне большие ящики! Жак мысленно взмолился, чтобы один из них можно было открыть и спрятаться внутри. Он добрался до тёмного угла и, пока охранники не объявились, попытался открыть ящик. Сработало!.. Он быстро залез внутрь и закрылся сверху, а связку ключей положил на дно, чтобы они случайно не зазвенели в руке, если он невольно дёрнется. Жак постарался даже не дышать. Прикрывал рот. В своей голове ругал собственное сердце за то, что слишком громко колотилось и рисковало выдать его прямо перед всеми. Жак словно бы чувствовал жару и холод одновременно. Но он сидел внутри ящика и не двигался, ожидая, пока полицейские поищут его здесь и спустятся ниже, не додумавшись проверить старые деревянные ящики. — Ну и где он... — жаловался один из них. — Может, уже обратно вниз побежал? Он мелкий, мы могли пропустить, если он где спрятался, — прямолинейно выражался другой. — К тому же, у него ключи. Может, повезло что открыть, так он там и затаился уже. Давайте, спускаемся побыстрее, с обеих сторон, проверяем всё! — приказал тот, у которого Жак выкрал ключи. В суматохе они и впрямь не додумались проверить ящики. Пока что. Жаку не стоило рассчитывать на то, что они так сглупят навечно. Тем не менее, когда шаги притихли, он тихонько выглянул, убедился, что все оставили этаж, и выбрался, после чего замешкался на месте, не зная, что делать дальше. Тёмный, мрачный, будто бы заброшенный этаж совсем не внушал дельных мыслей. Жак откровенно трясся от ужаса и растерянности, тяжело дышал — и при этом беззвучно. Но наконец он сорвался и, сам того не хотя, заговорил вслух, пусть и так тихо, что охранники бы не уловили звук его дрожащего голоса. — Ох, какой кошмар, что же делать... Я тут целый второй раз, а ничего здесь не знаю. Меня так поймают скоро... Ой! — Жак осёкся. — Что же я говорю вслух, меня услышат, и всё, конец мне. О нет, я продолжаю говорить вслух!.. Жак попытался сосредоточиться и подумать, с какой стороны спуститься, чтобы не привлечь внимание полицейских. Но тут произошло то, чего он никак не ожидал, особенно вспоминая их ранние слова... В дверь, которая напоминала обычную тюремную, кто-то постучал... с той стороны. Жак подпрыгнул на месте и вовремя зажал себе рот руками, чтобы не вскрикнуть от вновь подступившего ужаса. Этот неожиданный тихий стук напугал его больше, чем любой полицейский, преследующий его ранее. Жак попятился назад, сделав вид, что ничего не услышал, но звук вдруг повторился. И ещё раз. И ещё... Только спустя несколько раз Жак осознал, что стук звучит несколько странно. Тот, кто легонько ударял по двери, делал это каждый раз с разной продолжительностью, чуть меняя сам тон стука. Жак нервно сглотнул. Сама перспектива того, что в тюрьме находился кто-то, кроме него, хотя полицейские и Алебард убеждали его в обратном, сильно напрягала. Но он очевидно не сошёл с ума. Стук не привиделся ему. Он продолжался до сих пор: однообразные шумы стали повторяться, но Жаку показалось, что человек, издающий их, пытался ему что-то сказать. Не словами. Звуками. Он отважился подойти поближе к загадочной двери, присел на колени и прислонился к ней, чтобы поговорить со странным человеком и не шуметь. — Прости, ты пытаешься мне что-то сказать? — шёпотом поинтересовался он. Схожий набор звуков повторился. — Эм... Извини, таинственный стучальщик, но я тут немного пытаюсь выбраться из тюрьмы, поэтому не могу сейчас разговаривать, а то меня найдут все те ребята, и... Ну... Мне конец, наверное, — признался Жак. — Выпусти меня. Тут Жак резко отстранился от двери и чуть не выронил ключи. Ранее стучавший человек заговорил с ним голосом: несколько хриплым, сиплым, будто бы он уже давно не общался ни с кем в принципе. Это было очень странно: если он и попал в тюрьму, то совсем недавно, так как до этого всех без исключения преступников Алебард выпустил из-за указания Койфа! Или же исключения всё же имелись?.. Если бы этот человек совершил преступление недавно, наверняка его бросили бы в камеру на первом этаже, и Жак бы не столкнулся с ним в этом жутком месте. Он насторожился ещё сильнее, чем раньше. — А ты... Давно тут сидишь? И почему здесь, а не на первом этаже? Ты какой-то странный для человека, который попал сюда недавно, но мне говорили, что тут никого нет, кроме меня. Я как-то путаюсь... Разве Койф не дал Алебарду приказ освободить всех? Ну, Койф — тот парень, из-за которого Алебард всех вызволил, — подметил Жак на тот случай, если человек за дверью не знал имени героя. — Освободить? Меня? Он бы не стал, и неважно, чей приказ. Я нахожусь здесь почти год, и мне повезло остаться в живых только потому, что, по его словам, «Великий Зонтик очень милосерден». А со временем тюрьма переполнилась, он забыл обо мне. Но даже когда этот неизвестный отдал приказ, меня Алебард оставил гнить здесь. Ведь кто проверит? Я здесь один. Тут, кажется, вообще ничего нет, кроме моей камеры. Поэтому — выпусти меня. Я знаю, что связка ключей у тебя. Там есть ключ и от этой камеры. Охране приходится заглядывать сюда, чтобы не оставить меня без еды, — с той стороны послышался тихий смешок. — А что ты сделал? Я вот очки своровал, — заявил Жак о своём преступлении. — Я? Долгая история. Просто выпусти, пока охрана не вернулась. Ну же. Я ничего тебе не сделаю, — вкрадчиво произнёс голос. — Точно? — засомневался Жак. — Ты немного звучишь, как человек, который обманет меня и убьёт, как только я его выпущу, так что мне немного страшновато, — честно признался он. — А ты догадливый, — снова усмешка. — Стой, то есть ты правда так поступишь? Если ты убьёшь меня, я обижусь! — перепугался Жак. — Ха... Ладно, признаю, это всего лишь шутка. Вряд ли я с ничего возьму и совершу убийство. К тому же, мне просто приятно с кем-то поговорить спустя всё это время. Выпусти. И я ничего не сделаю. Клянусь, — пообещал загадочный человек. — Могу даже помочь тебе сбежать. Потому что я тоже этого хочу. Сбежим вместе, согласен? — Ну... — Жак поколебался ещё немного. Его пугал тон незнакомца, но нравилось желание покинуть тюрьму, которое тот с ним разделял. Человек поклялся не тронуть его. И даже если он был опасен, возможно, он не стал бы вредить Жаку, как кому-то, кто помог ему выбраться из камеры. Он поднялся. — Хорошо. Сейчас поищу нужный ключ. Обоим очень повезло, что охранники, занятые поисками Жака на нижних этажах, не услышали всего этого диалога. Он же принялся проверять каждый ключ, пока какой-нибудь из них не подойдёт к этой старой двери. Первым делом он попробовал тот, которым открывали его камеру, но он оказался неправильным. Конечно, один ключ не отпирал магическим образом сразу все двери... В тюрьме позаботились о разных замках. Жак попробовал следующий ключ — и тот тоже оказался неверным. К счастью, по количеству их было слишком мало, чтобы возиться долго. Всего семь штук... Он попытал удачу с третьим, но и тут промахнулся. Сердце снова забилось сильнее. Полицейские вот-вот могли заслышать шорохи с этого этажа. Жак попробовал четвёртый ключ и застыл от неожиданности, когда... тот подошёл. Он повернул его в замочной скважине пару раз, и дверь приоткрылась. Со связкой ключей Жак отошёл в сторону, чтобы находящийся в камере человек свободно вышел и не задел его. Он не имел ни малейшего представления, кто предстанет перед ним: огромный и жуткий мужчина в шрамах, которого посадили за несколько убийств и который оказался настолько ужасным преступником, что его оставили здесь вопреки приказу Койфа, или же маленький невинный парень, с которым Алебард обошёлся несправедливо, когда решил, что и после всеобщего освобождения он обязан страдать здесь, в одиночестве. Дверь полностью открылась, и Жак сразу понял, что ни один из его вариантов не подтвердился. Перед ним стоял невысокий — пусть и заметно выше его самого, очень низкого человека — зонтопиец, с довольно светлой кожей и ярко-голубыми волосами, завязанными в маленький растрёпанный хвостик. Глаза были несколько более светлыми по оттенку. На его лице красовалась хитрая, не внушающая доверия, улыбка, которую Жак предпочёл проигнорировать. Одет же человек был в классическую полосатую тюремную форму: кофта с длинным рукавом, штаны, дешёвые ботинки... С головы он снял такую же полосатую шапочку, которая совсем не походила на уже отсутствующий колпак Жака и по виду больше напоминала прямоугольник. Он замялся, но попытался выдавить из себя хоть слово. — Эм... Выглядишь кру... — Чш, — шикнул только что освобождённый житель, наклоняясь и прикрывая рот Жака рукой. — Дай прислушаться, где находится охрана. И он действительно прислушался. Охранники явно обыскивали не один из нижних этажей... Проскочить мимо них незаметно было бы невозможно. Здесь требовалась хитрость. У Жака кончились идеи, как её применить, а загадочный человек, пока не назвавший своего имени, стал осматриваться по сторонам и обращать внимание на самые тёмные углы, на ящики, в одном из которых Жак прятался до этого... Он снова ухмыльнулся. За ящиками вполне хватало пространства для них — небольших по росту людей — спрятаться на некоторое время. А если он хорошо знал тактику, по которой последуют полицейские... Он довёл их обоих до угла, в котором планировал спрятаться, вытянул из руки Жака ключи и... изо всех сил бросил их к противоположной стене, о которую они ударились, издав достаточно громкий для привлечения внимания стражи звон. Жак захотел закричать от страха, но заметивший это вызволенный зонтопиец шикнул снова. «Доверься мне», — едва различимым шёпотом произнёс он и снова прислушался к голосам полицейских, которые, конечно же, уловили такой громкий шум. Их разговор стал слышаться лишь отчётливее, что было подозрительному человеку на руку: Жак понимал это с одного его выражения лица — хитрого, даже злобного. — Слышали, слышали? Похоже, выронил ключи! — воскликнул один из полицейских. — Он сейчас побежит в другую сторону. Вы, забегайте там. Мы остаёмся здесь, внизу, на случай, если он передумает и попытается удрать сюда. На лестнице его и схватим. Быстро, быстро! По ближайшей лестнице поднялось четверо полицейских, и Жак опять затрясся. Ящики не скрыли бы их с загадочным парнем надолго. Охранники же собирались ринуться к противоположной лестнице, но, пробежав пару метров, застыли в осознании. Камера, одна-единственная камера на этом этаже была открыта. Та, где они держали опаснейшего преступника Зонтопии. Того, кого Алебард не смог выпустить даже по указу Койфа, настолько это было рискованно, необдуманно и опасно. Этот человек, в своё время погрузивший страну в хаос и чудом избежавший казни: то ли из-за истинного милосердия Великого Зонтика, то ли из-за неких планов Алебарда. Телеграфист... «Сейчас!» — подумал он, когда полностью удостоверился, что одна из лестниц никем не охраняется из-за уверенности охранников этажом ниже и глубочайшего шока этих. Покрепче он ухватил Жака за руку, покинул тёмный угол, где они прятались за большими ящиками, и побежал вниз, пока полицейские их не засекли. К счастью для Телеграфиста, они оказались достаточно тупы, чтобы позволить своему шоку всерьёз отвлечь себя от главного дела. Жак же мало понимал, что происходит и почему они так испугались освобождения именно этого преступника, если побег самого Жака пробудил в них скорее гнев, нежели страх и тревогу. — Эй, ну что у вас там? — доносилось с этажа ниже. — Вы его поймали или нет? Пока эта кучка охранников смотрела вверх, Телеграфист продолжал вести Жака по свободной лестнице и уже приближался к следующий, чтобы спускаться и дальше, как вдруг... Один из полицейских краем глаза уловил обоих, резко повернул голову и, как и люди до этого, замер на месте от шока, только указывая пальцем на Жака в компании такого опасного преступника, как Телеграфист, которого тот и выпустил благодаря связке ключей в своих руках. Теперь ключей не было, но легче от этого не становилось. Несмотря на это, Жак в очередной раз испугался: не меньше, чем сами полицейские. — З-знаешь, думаю, нас заметили, — дрожащим голосом доложил он и без того очевидный факт. — Хмф. Теперь это уже неважно. Быстро, бежим! Телеграфист бросился вперёд, пока полицейские не пришли в себя после шока. К счастью для них, этот момент продлился несколько секунд, а уж затем подоспели и те, кто пытался отловить Жака на самом верхнем этаже. Один из охранников держал в руках связку ключей, вот только толку в ней теперь было мало. Телеграфист и Жак уже достаточно оторвались, а абсолютно все присутствующие в здании охранники находились на одном этаже, стояли рядом друг с другом, растерянно переглядываясь. Так прошло ещё несколько мгновений, пока тот, которого Жак одурачил с самого начала, не очнулся. — Быстро, мы ещё можем успеть нагнать их, окружить. Разделяемся, как всегда! Ни на что не отвлекаемся, скорее! — отдавал приказы он. — А успеем? Они уже далеко убежали! — жаловался другой: он явно был готов сдаться. — Немедленно! Если Алебард узнает, что мы позволили сбежать Телеграфисту, нам конец! — ругался тот охранник. Однако сдавшийся был прав: Телеграфист и Жак спустились очень стремительно и уже приближались к первому этажу. Как только они оказались там, оба сразу же глянули в сторону входной двери. К счастью для них, заперта она была на засов и не требовала никаких ключей для открытия. Телеграфист, всё ещё крепко удерживая Жака за руку, ринулся к ней. Тот, в свою очередь, продолжал бояться, что в последний момент что-то пойдёт не так. Полицейские нагонят их и схватят обоих, а потом и вовсе казнят за попытку сбежать из тюрьмы. Или загадочный освобождённый парень всё же обманет Жака, бросит здесь и окажется на свободе один, а ему настанет конец. Он обернулся: разгневанные полицейские были совсем рядом. «Быстрее, быстрее!» — в панике закричал Жак, и Телеграфисту удалось открыть дверь за несколько мгновений до того, как охранники схватили их. Они стремительно выбежали на улицу, но осталось ещё одно дело: покинуть саму территорию тюрьмы, а не только здание. Снаружи уже стемнело, а впереди виднелись только высокие стены с колючей проволокой наверху и ворота — уж точно запертые на ключ, а то и не один. Если бы Жак мог, он бы схватился за голову. Но Телеграфист, которому даже не удалось насладиться свежим воздухом в первые секунды пребывания на улице, останавливаться и не думал. Бежал прямо к запертым воротам, словно собирался пробить их. — А-а-а, что ты делаешь? — кричал Жак. — Ворота-то закрыты! Я об этом не подумал, нам конец, мы их не пробьём! — А маленький рост тебе на что?! — грубо воскликнул Телеграфист. — Ворота не цельные, пролезешь между прутьями. Не получится — быстро вниз, там пространство больше. Жак неуверенно кивнул. Сразу у ворот он попытался сделать так, как сказал ему освобождённый житель. Тот не ошибся — низкий рост позволил ему без проблем перебраться на другую сторону. Оставался сам Телеграфист. Он попытался повторить действие Жака, но сам столкнулся с проблемой: при несколько более высоком росте у него не получилось сделать того же. Охрана же приближалась. Он шикнул и упал вниз, чтобы пролезть там, пока не стало слишком поздно. Жак, будучи уже за пределами тюрьмы, схватил его за руку и потянул на себя, чтобы помочь, однако... В последний момент один из полицейских с криком «Готовьте ключи, сейчас откроем ворота, а пока я его взял!» крепко сжал ногу Телеграфиста. «Проклятье», — почти прорычал он и задёргал ногой, чтобы ударить охранника, в то время как Жак стал тянуть его на себя с ещё большим усердием, чем раньше. Остальные в страхе передавали друг другу ключи дрожащими руками. В отличие от бывших чёрных папах, они ещё не сталкивались с ситуациями из ряда вон, а оттого путались, терялись в действиях или откровенно глупили. Телеграфист воспользовался этим и нанёс ещё один удар ногой — изо всех сил. Этим он и заставил державшего его полицейского отстраниться. Тогда-то Жаку и удалось вытащить его. Он торопливо поднялся, отталкиваясь от земли дрожащими руками, и они ринулись дальше. «Идиоты, быстро!» — кричал один из охранников, но когда он наконец получил ключи, открыл ворота, и вся группа так же покинула территорию тюрьмы, Жак и Телеграфист уже скрылись в полумраке. Полицейский упал на колени и тяжело задышал. Они это допустили!.. Побег не только воришки, но ещё и опаснейшего преступника в стране. Сложно было и представить, что сделает с ними Алебард после такого. В лучшем случае отстранит, а в худшем — убьёт на месте, голыми руками, задушит в гневе. Каждого из них, одного за другим, а потом и тех, кто не был причастен к этому случаю. Даже Великий Зонтик не спасёт их от жестокого наказания, несмотря на все мольбы. «Это конец. Прямо сейчас нам даже не связаться с патрульными, чтобы выслеживали этих двоих. Если Алебард не убьёт нас, только с завтрашнего дня мы сможем начать их поиски, но кто знает, что они вытворят до того момента. А после... Уверен, они начнут скрываться. Один из них уж точно должен знать, как хитрить и прятать свои преступления. Этот... Этот Т!.. — охранник даже не закончил. — И ведь Алебард наверняка заявит, что мы выпустили его специально. Ведь мы — люди Министра Защиты. А он тоже принимал участие в заговоре. И плевать, что это в прошлом! И что лично мы можем быть не связаны с этим! Это конец, конец...» — отчаялся он. Остальные полицейские попытались выследить Телеграфиста и Жака вблизи тюрьмы, но не заметили и силуэтов. Не осталось сомнений, что на следующий день им придётся отчитаться перед Алебардом, признаться в случившемся и получить наказание, жестокость которого было страшно себе представить. Полнейшая катастрофа... Если бы Жак сбежал в одиночку, полицейские не чувствовали бы и половины страха, испытываемого сейчас. Но сам Телеграфист!.. Столько времени в тюрьме за ним пристально следили: сначала они сами, потом чёрные папахи, которые не казнили его только потому, что фокусировались на новопойманных преступниках, и вот теперь снова они. И упустили... Но Жак и Телеграфист продолжали бежать. После случая у ворот уже первый вёл второго, а не наоборот. Они сами не знали, куда двигались, но понимали, что лучше всего будет спрятаться в закоулках, как любили делать все, кто от кого-то скрывался. Телеграфист прислушивался: не продолжают ли охранники следовать за ними. Но звучал только шум его же шагов и биение собственного сердца. Они оторвались, и полиция сдалась, понимая, что теперь хватать бесполезно: оба преступника оказались достаточно далеко от тюрьмы и успешно спрятались. Он тихо усмехнулся, чем заставил Жака неуверенно обернуться, а затем — и остановиться, чтобы по случайности ни с чем не столкнуться. В темноте переулка ему пришлось прищуриться, чтобы лучше разглядеть товарища. — Оторвались. Можем пока расслабиться, — высказал тот, тяжело дыша и опираясь рукой на ближайшую стену. Он сильно ослаб в тюрьме и мысленно подметил, что в одиночку из неё бы точно не выбрался. — Ух-х, не могу поверить, что у нас получилось! — восхитился Жак, чуть ли не запрыгав от радости. — Мы это сделали, вместе, мы так круто сработались! Дай четыре, приятель! — он выставил вперёд ладонь. — Хах... — Телеграфист грубовато ударил по ней своей дрожащей рукой. — Признаю, это действительно было неплохо. А то я уже успел засомневаться, что мы вообще оттуда вылезем. — Ну, главное, что вылезли! — посмеялся Жак. — Ну ладно, пока. Пойду я домой, пожалуй! — он развернулся и пошёл вперёд, но, как только он сделал всего пару шагов, Телеграфист крепко ухватил его за руку. — Ты куда это собрался? — переспросил он. — Домой! — прямо ответил Жак, подумав, что тот просто не расслышал или неправильно понял. — Если хочешь, можешь со мной пойти, я разрешаю. — Ты что, совсем? Дом — первое место, где тебя, сбежавшего из тюрьмы, будут искать. Ты не можешь туда вернуться, — строго заявил Телеграфист. — Оу. Ну, тогда пошли к тебе! — радостно предложил Жак. — Уф-ф... — тот недовольно вздохнул. — Это не так работает. Если мой дом ещё существует в Зонтопии, там нас тоже будут искать. Надо запрятаться в непримечательном месте, понимаешь? Там, где найти нас будет проблематично. Иначе мы уже завтра попадём обратно в тюрьму. А я туда возвращаться не собираюсь. Снаружи такой свежий воздух... — Телеграфист вдохнул его побольше. — Никакой духоты тюрьмы. Прохлада. Я наконец-то разговариваю с кем-то... Почти всё то время, что я пробыл в тюрьме, я молчал. Потому что — а с кем говорить, если я один? С охраной? С этими чёрными кто они там? Ха. Если только кодом Морзе, который они всё равно не понимают... — Ты имеешь в виду те странные постукивания? — Жак вспомнил, как испугался неожиданного стука на, как ему казалось, заброшенном этаже. — О, кстати, — резко продолжил он, — а ты вообще кто? Как тебя зовут? — Хм-м... Пока не рискну называть настоящее имя. Но ты можешь звать меня Телеграфистом, уж точно ни с кем не перепутаешь, — негромко рассмеялся он. — О, а я Жак! Так, стоп... Ты тот самый Телеграфист, который вроде бы устраивал какой-то заговор против Зонтика или что-то вроде? О, а ты веришь в Зонтика? Ты его видел? Ты же, выходит, с ним общался! — заинтересовался Жак. — Да, я тот самый Телеграфист. А что касается Зонтика... Да кто знает, есть ли он на самом деле. Я никогда не видел его вживую, а передавать информацию кодом Морзе я мог кому угодно. Может, сам Алебард всё это время сидел в тени, чтобы потом выйти, сместить меня, посадить в тюрьму из-за заговора и править за счёт выдуманного им Зонтика, — Телеграфист сложил руки на груди. — Единственное, что не позволяет мне полностью отказаться от веры в его существование — это то, что я вообще остался жив. Алебард сказал, что это из-за милосердия Зонтика, который не захотел моей смерти. И не думаю, что сам Алебард передумал бы убивать меня, а потом сослался на Зонтика для отговорки. С другой стороны, кто знает, что он задумал. Может, ему просто нравится осознавать, что я схожу с ума в тюрьме в полном одиночестве, — он пожал плечами. Жак призадумался. Сейчас перед ним стоял, возможно, самый опасный преступник в Зонтопии. Но он не делал ничего плохого: не атаковал Жака, не мучил его, не подставлял, не пытался сдать полиции и даже предупредил о том, где лучше не прятаться, если не хочешь угодить обратно в тюрьму. Телеграфист помогал ему, как и пообещал! Конечно, его хитрая ухмылка всё ещё беспокоила, однако Жак не хотел относиться к нему предвзято из-за такой мелочи. Когда он фанател по Алебарду, порой ему говорили, что и тот ухмыляется слишком подозрительно: как задумал нечто недоброе. И доверять ему нельзя! А Жак доверял и нахваливал... Вот только в последнее время Алебард ему виделся совсем не таким идеальным и непревзойдённым, как раньше. Он расстраивал своим поведением или словами, а то и вовсе откровенно разочаровывал. Могло ли с Телеграфистом произойти то же самое?.. Жаку бы совсем не хотелось такого исхода, особенно после их совместной работы, которая привела к невероятному побегу из тюрьмы. К тому же, разве сейчас Жак не фанател Койфа — человека, который вызволил из темницы вообще всех благодаря своей доброте и загадочному влиянию на Алебарда? Или же, как оказалось, почти всех, раз он даже не убедился, что в тюрьме никого не осталось, и позволил Телеграфисту сидеть в камере до скончания времён... Получалось, что и Койф тоже поступил плохо, не убедившись, что все стали свободны... Но ведь Телеграфист когда-то устроил заговор против Зонтика! Это не делало и его на все сто процентов хорошим и невинным. И всё же, их совместный побег выдался очень зрелищным. Возможно, более зрелищным, чем освобождение людей Койфом. А сам он не пришёл во второй раз, чтобы спасти Жака, не заметил его пропажу... Он расстроенно вздохнул, но быстро приободрился. Что бы ни сделал Телеграфист в прошлом, а сейчас он показывал себя очень классным — именно так обо всей ситуации Жак и подумал. Если бы он оставался тем самым злодеем, Жак бы уже не стоял рядом с ним, а либо остался в тюрьме, подставленный хитрецом, либо валялся на земле мёртвый, потому что Телеграфист нашёл бы, чем убить его, в этом старом переулке с множеством опасных вещей. Но до сих пор ничего страшного не происходило. Наоборот, они неплохо поговорили, и Жак получил несколько ценных советов. Он заверил себя в том, что они с Телеграфистом смогли бы неплохо поладить, если бы постарались. А потом вместе творили всё, что захотят, одобряя поступки друг друга и не ругаясь из-за такой мелочи, как украденный кочан капусты. — Знаешь, я всё же думаю, что ты прикольный, — Жак посмотрел на него. — Но, наверное, нам правда не стоит долго тут стоять, а то вдруг поймают... У тебя есть идеи, где спрятаться, раз домой нельзя? — Хм, ну например, мы можем... — Телеграфист выглянул из темноты на улицу. Сразу же он столкнулся с проблемой: проведя в тюрьме почти год, он не смог понаблюдать за тем, как меняется Зонтопия. Как появляются новые здания и исчезают или забываются старые. Как страна разрастается, а количество жителей становится всё больше и больше. Он совсем не узнавал улицу, на которую смотрел, и дело было вовсе не в тёмном времени суток, а в его неосведомлённости о положении дел в нынешней Зонтопии. Сколько бы Телеграфист ни щурился, ничто вокруг всё равно не казалось знакомым. Логика подсказывала ему, что сам Жак сейчас знал страну гораздо лучше него и скорее справился бы с нахождением если не укрытия, то хотя бы района, где его можно отыскать. — А давно Зонтопия так... изменилась? — как бы невзначай спросил он. — Наверное! Если ты пробыл в тюрьме почти год... Ну, за почти год точно много чего случилось! — кратко рассказал Жак. — А что? — Я толком не знаю, куда нас вести. Тут есть какие-нибудь заброшенные районы или что-то вроде того? Скорее всего, только там и спрячемся, — разъяснил Телеграфист. — Ну, районы есть, хотя я их толком не знаю... Но я могу тебя туда отвести, да. Значит, спрячемся там и поспим? А что дальше делать будем? — начал допрашивать его Жак, переполненный энтузиазмом. — Да что захотим! — гордо заявил Телеграфист, словно злорадствуя из-за глупости упустивших их полицейских. — О-о-о, вот это звучит очень круто! — обрадовался Жак и взял его за руку, чтобы повести вперёд. — Ну что ж, а теперь пошли в какой-нибудь заброшенный район. Главное не столкнуться там с Щитом или что-то вроде... О, кстати, ты слышал про Щита? — спросил он, когда двинулся в путь. — Кажется, это первый житель Зонтопии? Я не вдавался в подробности: только порой подслушивал разговоры из тюрьмы, но ничего толкового из них не уловил. А что там с этим Щитом? — поинтересовался Телеграфист. — Мне мой друг Полдрон про него много рассказывал, а я могу много рассказать уже тебе! И про самого Полдрона. И про Пикадиля! Это тоже мой друг. А ещё Койф! И Алебард! О, о, и Хундсгугель! Он очень необычный и считает, что может предсказывать будущее! Я сто-о-олько всего о них всех знаю! Ну, ладно, может, не совсем столько, но точно много. Думаю, тебе будет интересно! — с радостным волнением произносил Жак, пока они с Телеграфистом уходили всё дальше, вглубь переулка. Как только они найдут укрытие, они отдохнут. А пока Жак был готов рассказать новому знакомому всё, что ему было известно о Зонтопии и её жителях. Друзья, знакомые, известные личности, чудом прозревший гончар, которого не любили Пикадиль и Полдрон, называя обманщиком. Всем, всем без исключения Жаку хотелось поделиться с явно заинтересованным Телеграфистом. А уже на следующий день они начнут делать всё, что им вздумается, и никто не запретит. Не отругает. Не схватит. Не осудит... Они будут свободны не только от тюрьмы, но и от глупых правил, которые, как Жак и думал, звучали очень странно и зачастую только ограничивали. Он ждал с нетерпением, делясь с Телеграфистом своими историями...