Защитить любой ценой

Жак и Телеграфист спокойно двигались в направлении главной площади. Пробираться по-прежнему приходилось по закоулкам, но оба понимали, что иного выбора нет, особенно после недавно совершённого преступления. И обычные жители, и патрульные уже могли обнаружить продавщицу, валяющуюся на земле без сознания. Если она не умерла, наверняка её доставили к Министру Здоровья. Телеграфист не знал наверняка, какими полномочиями тот сейчас обладает, но предполагал, что его оставили на рабочем месте. Из всех заговорщиков только Телеграфиста едва ли пощадил даже так называемый Великий Зонтик... Пусть он и не собирался говорить этого Жаку, сейчас он немного жалел о том, что поступил с той продавщицей настолько... прямолинейно. Показал ей себя, угрожающе подходил, ещё и в подозрительной тюремной форме, а потом избил, но оставил в живых. Очнувшись, она ведь могла и показания дать... Не то чтобы Телеграфиста и Жака не искали бы без этого, и даже так они ничего не теряли, но слова о том, что совершать кражи стоит с большей хитростью, на самом деле заинтриговали его. Или же, по крайней мере, напомнили о том, как он действовал раньше, во время заговора. Телеграфист не калечил жителей напрямую, чтобы не выдать себя так скоро, но здорово навредил им, не рассказывая о проблемах и вместо этого присылая Зонтику — или кто бы там ни принимал его послания — однообразные фразы и вопросы, нисколько не связанные с делами государства. Это было забавно. Хоть и удивляло, что человек, которому Телеграфист отправлял все глупости, заметил, что что-то не так, спустя немалое количество времени. Это заставляло его усомниться в собственной теории о том, что он всегда общался с Алебардом, а вовсе не с Зонтиком, ведь тот совершенно не походил на глупца, неспособного быстро догадаться об истинном положении вещей. С другой стороны, никаких намёков на присутствие Зонтика Телеграфист тоже не вспоминал. Голос из мегафона? Он мог принадлежать кому угодно... Точно не Алебарду — они явно различались, пусть Телеграфист и запомнил тот самый голос крайне смутно. Но он наверняка не работал в одиночку. Нет. Он очевидно не работал в одиночку. Это ведь он нанял те странные отряды, вневедомственную полицию, «чёрных папах» — так их, как казалось Телеграфисту, называли заключённые, чьи голоса он успевал уловить, отсиживаясь в своей камере. Алебард мог работать с этими людьми и раньше, просто несколько иначе, а потом так... повысил в должности. Но вот их расформировали, загадочный Койф всех освободил, но про Телеграфиста всё равно не вспомнил. Даже такой глупый и наивный парень, как Жак, помнил о его существовании и признал его, когда тот назвался. Неужели спаситель не мог догадаться, что он тоже в тюрьме? Что за глупая излишняя уверенность, из-за которой он даже не додумался проверить, как прошло освобождение? Откуда он мог знать, что Алебард послушается его — неизвестного — во всём? Какой идиот... Телеграфист не встречался с ним лично, но уже знал, что и не хотел бы этого. Такие глупцы только раздражали его. В то же время Жак вёл его вперёд со сдержанной улыбкой. Он всё ещё радовался, что Телеграфист больше не причинял никому вреда и согласился на его идею о правильном воровстве, и в то же время переживал о брошенной продавщице, которая так пострадала от его рук. Он надеялся, что экскурсия по Зонтопии полностью отвлечёт его от этого ужасающего события, однако понимал, что она продвигается безуспешно. В самом деле, как он мог показать Телеграфисту каждый уголок страны, если они пробирались до самых известных мест в темноте, окружённые одинаковыми стенами зданий... Жак хотел продемонстрировать ему статую Зонтика, но что кроме этого? Вряд ли Телеграфист всерьёз наслаждался наблюдением за обшарпанными стенами, мусором, железными трубами или балками и прочими унылыми вещами, которые встречались им на пути. Жак чувствовал себя немного неловко, пусть и старался не подавать виду. Как только они доберутся до площади и выглянут, он расскажет об огромном памятнике всё-всё, распишет самую известную достопримечательность Зонтопии во всех подробностях... Даже если она ему не казалась очень уж интересной, особенно после появления в образе правителя странной второй пары рук. Прогулка продолжалась. Жак шёл немного впереди, примерно зная дорогу, а Телеграфист посматривал в сторону улицы. У него толком не получалось рассмотреть жителей, но порой он старался уловить хоть что-то из их разговоров. Полезную информацию... Или известия о том, заметил ли кто-нибудь ту самую продавщицу. Любая мелочь была полезна в их с Жаком положении, а Телеграфист обладал неплохим слухом. Если он слабо видел происходящее, то обрывки разговоров доходили до него почти без искажений. Так, совсем скоро он заметил пару зонтопийцев, которые двигались в том же направлении, что и они, но слишком далеко от переулков, чтобы заметить их. Телеграфист оглядел их, пока они не разминулись или пока та парочка не ушла вперёд. Один из них во внешности обладал довольно тёмными, но не тусклыми оттенками. Голубой цвет волос приближался к синему, простенькая кофта тоже не отличалась светлостью, штаны — ярко-синие — уж тем более, а совсем тёмный плащ вновь напомнил Телеграфисту о том, что когда-то и он носил похожий. Только светло-голубые сапоги и выделялись во внешности зонтопийца. Его друг же — низкий парень, вряд ли намного выше Жака — носил очки, которые также напомнили Телеграфисту его наивного спасителя, пусть и отличались как цветом, так и куда более тонкой оправой. Зачёсанные назад короткие светло-голубые волосы, простая тусклая рубашка, длинные синие штаны и ботиночки с лёгким сероватым оттенком: этот житель, несмотря на рост, выглядел куда взрослее своего друга. Телеграфист прислушался к их диалогу. — Вот поэтому я... Ой, стой, я же хотел у тебя кое-что спросить, чуть не забыл, — проговорил зонтопиец в плаще. — Слышал новость? Ну, про продавщицу фруктов в одном из районов. — Нет, — коротко ответил его собеседник. — Кем бы она ни была, что с ней случилось? — Её нашли сегодня без сознания рядом с её прилавком. Кто-то избил её, причём очень серьёзно. Кажется, она сейчас в больнице... Я не знаю подробностей, может, она уже вообще погибла, но меня это очень напрягает! — высказался тот. Более низкий житель насторожился, Телеграфист беззвучно усмехнулся, а Жак заволновался ещё сильнее. О ситуации уже стало известно, и зонтопийцы только больше тревожились... — Вот этого и стоило ожидать после высвобождения кучи людей из тюрьмы... Не знаю, чем там думал этот спаситель, но не понимаю, как до него не дошло, что настоящие преступники там тоже есть... — ворчал нахмурившийся человек в очках. — А я знал, что Алебард не какой-то монстр, который только невинных посадил! Но... Знаешь, будь поаккуратнее, а то у тебя ведь тоже прилавок, пусть и с капустой, а не с фруктами. Вдруг и на тебя нападут или ещё что... — попросил его друг. — Да уж постараюсь. И всё же... Но не успел Телеграфист дослушать, как Жак без слов указал ему, что пора поворачивать. Ему ничего не оставалось, кроме как последовать по верному пути. Однако подслушанный разговор позабавил его. Эта пара зонтопийцев думала, что в преступлении виновны освобождённые ранее преступники, но нисколько не подозревали, что дело было в другом. С другой стороны, Жак являлся одним из таких бывших заключённых... Но он мало помог делу. Телеграфист проделал практически всю работу. И ему же было на руку, что его никто не подозревал. Только бы продавщица не проболталась или просто не смогла объяснить, что это именно он... Они прошли больше половины пути, но так и не попробовали снова поговорить друг с другом. Телеграфист осматривался с хитрой ухмылкой, словно замышлял что-то, и порой выглядывал на более оживлённые улицы, когда представлялась возможность, но ничего не подмечал, так как они слишком быстро оставались позади. Жак пытался сосредоточиться на настоящем и ближайшем будущем, не раздумывая об оставшейся в прошлом продавщице. Наконец у него начало получаться, и он почти расслабился, как вдруг... заслышал жуткие шорохи из подворотни. Неожиданный шум заставил его напрячься и застыть на месте. «Вот ведь... — процедил Телеграфист, торопливо осмотрелся и поднял с земли небольшой камень: довольно плоский, но вместе с тем несколько острый. Такой бы помог хотя бы на время отбиться от потенциальной угрозы. — Так и думал, что что-то может пойти не так! — нажаловался он и именно тогда заметил выглянувший из-за угла сгорбившийся силуэт. Он подтолкнул Жака вперёд. — Если что, первым попадёшь под удар ты, а я уже потом буду защищаться», — беспечно предупредил он, явно готовый использовать Жака, как живой щит или приманку. Тот состроил обиженное выражение лица, но затем присмотрелся. Он немного слышал от друзей о том, кто мог скрываться сейчас в таких тёмных углах, шурша тут и там, перебираясь из одной тени в другую... И если Жак не ошибался, если треснувшие очки всё ещё делали картинку перед глазами достаточно понятной, то перед ними мог находиться вовсе не тот, кто незамедлительно сдал бы их патрульным, как и не более опасный преступник, способный свернуть шею обоим. Жак облегчённо выдохнул, чем заставил Телеграфиста слегка растеряться. Не совсем такой реакции он ожидал... Но, возможно, ему стоило, учитывая наивность этого парня. — Фух, можешь не волноваться, это не какой-нибудь злодей. Это Хундсгугель, о котором я тебе рассказывал! Привет, Хундсгугель! — громко, но недостаточно, чтобы их заслышали, поздоровался Жак, схватил Телеграфиста за руку и привёл поближе к старому знакомому. — Невозможно!.. — практически прошипел тот. — Самые страшные вещи начали сбываться! Освобождён тот, кто погрузил нас во мрак! — воскликнул он. — Забытый всеми, сумасшедший, у тебя только две дороги: в ад ты отправишься, если продолжишь творить зло и обманешь того, кто доверяет тебе, но рай тебя ждёт при искуплении и понимании. Примет тебя Зонтик, и ты познаешь истину. Но если собьёшься с пути!.. — Хундсгугель так и не закончил. — Ух-х-х, вот это жуть! — заметил Жак. — Я ничего не понял! — добавил он. — Ну, он имеет в виду, что я могу либо делать то, что делаю, но тогда я плохой, либо вдруг исправиться, и я уже хороший, и даже Зонтик меня похвалит. Правда, слова про ад и рай немного напрягают — это же так и так смерть — но, наверное, это просто метафора или типа того, — пожал плечами Телеграфист. — А-а-а, ну это многое объясняет... — призадумался Жак. — Но страшных событий множество, и даже Зонтик не подозревает. Как бессилен и как глуп! Ночью свершилось ужасное! Смерть невинной — её больше не вернуть, и убийца не остановится. Жалеет одних и безжалостен к другим! — выкрикивал Хундсгугель, явно испуганный от собственных пророчеств. — Стоп что, какая-то девушка умерла? — Жак отступил назад. — О нет, а что, если это та самая продавщица? — Не тупи, — поддел его Телеграфист. — Он же сказал: ночью. Вот этой ночью, когда мы укрытие нашли и там уснули. Видимо, в это же время кто-то убил какую-то девушку. И, наверное, собирается убить ещё кого-то. Ну, главное, чтобы не нас, а так мало волнует, — посмеялся он. — Ух-х, как-то всё равно страшно... Хундсгугель, можешь ещё что-нибудь сказать? — попросил Жак. — Всё как я и говорил, он не смог совладать с собой, перестал понимать, как это опасно для него! Нового знака нет, его судьба не завидна из-за его эмоций. Однажды он потеряет себя, потеряет! — запугивал их обоих Хундсгугель. — Бр-р... А это что значит? — спросил Жак у Телеграфиста. — Ты неплохо расшифровываешь его слова. — Да без понятия. Ну, кто-то не сдержался, не проконтролировал себя в чём-то, и ему, видимо, за это попадёт. Слушай, я не эксперт в таких расшифровках, подробностей я всё равно не знаю. Просто кому-то не повезло, что ж поделать, — рассмеялся тот. — Слушай, ты, странный теоретик, ничего такие у тебя россказни. Иди-ка поделись с другими. Может, кто-нибудь даже будет развивать эти твои идейки дальше. — Именно! Все должны узнать истину! Все должны! — прохрипел Хундсгугель и, в противоположность своим словам, скрылся в тени. Возможно, он решил пробраться к жителям другим путём, а не выходить в свет прямо здесь и сейчас... — Что ж, вот ты и познакомился с одним из моих друзей! — порадовался Жак. — Как тебе Хундсгугель? Фразы у него странные, но ты круто их расшифровываешь! — Он псих, но этого психа забавно выслушивать. Не знаю, что он там теперь будет делать, но было бы весело столкнуться с ним снова и ещё погадать над его фразочками, — усмехнулся Телеграфист. — Надеюсь, он нас хотя бы не сдаст... Хотя, кто послушает поехавшего? Ладно, пошли дальше, а то он и так нас задержал уже. — А, ну да! — опомнился Жак. — Пойдём, нам туда! — он указал пальцем в нужном направлении. Путь продолжился, и оба попробовали подумать о словах Хундсгугеля ещё немного. Жак плохо понимал его предсказания, но благодаря расшифровке Телеграфиста он попытался поразмышлять о том, что успело случиться в прошлом и что произойдёт в будущем. Слова о смерти невинной девушки особенно пугали. Пусть Хундсгугель и упомянул, что это произошло ночью, Жак никак не мог выбросить из головы мысль о том, что погибла на самом деле продавщица, а он просто перепутал. Парень, чей разговор с другом Телеграфист и Жак подслушали, упоминал, что её отправили в больницу, но что, если она умерла уже там? По их вине... Этот страх лишь придавал Жаку мотивации исправить нового знакомого и отучить его от жестокости. Возможно, не было ничего удивительного в том, что Телеграфист вёл себя так. Однажды он уже измучил жителей Зонтопии, сговорившись с министрами, а уж как его изменила тюрьма, и представить было трудно. Он говорил, что ни с кем не общался почти год. Жак чувствовал себя ужасно без общения в течение дней, но то было ничто по сравнению с тем, сколько молча просидел Телеграфист. Оставался в камере, бесконечно, перестав разговаривать даже с охраной... Жак не разбирался в психологии, но предполагал, что такое положение могло серьёзно повлиять на Телеграфиста. В самом деле, зачем бы он заботился о людях, которые не желали хотя бы немного поговорить с ним? С другой стороны, охранники никак не были связаны с обычными жителями... Подумав о психологии, Жак снова вспомнил Койфа, который как раз назвался психологом. Мог ли он помочь Телеграфисту? Дать совет, наставить на верный путь? Жак не знал. Их понятие верного пути разнилось. Койф не одобрял кражи, в то время как Жак не видел в них ничего плохого, если они совершались без насилия. К тому же, если Койф не убедился в свободе Телеграфиста, возможно, он действительно не хотел, чтобы Алебард вызволял кого-то такого, а это было несправедливо. Жаку стоило полагаться именно на себя и надеяться, что Телеграфист усвоит урок. Но он предстоял только на следующий день. Сегодняшнее преступление они уже совершили... Но Телеграфиста всё это мало заботило. Он лишь надеялся, что Хундсгугель не попытается сдать их патрульным на улице, а если и попробует, никто не поймёт его бредней. И всё же, чем-то его слова интриговали, пусть Телеграфист и не торопился воспринимать их всерьёз. Самопровозглашённый пророк предсказывал ему два пути: плохой и хороший. Успел даже ад и рай приплести! Нелепость... Нынешний путь совсем не казался Телеграфисту плохим. Пусть он и подмечал ранее, что для общества, для обычных жителей он останется злодеем, он не возражал и не торопился «исправляться». Излишне наивный Жак уже хотел его изменить, вряд ли подозревая, что это невозможно. Почему Телеграфист должен был смягчаться к этим жителям, потакать им? Что они сделали для него? Ничего. Они практически забыли его. Патрульные и охрана в тюрьме плевать на него хотела. Никто не разговаривал с ним. Всеобщий спаситель его проигнорировал. Жак дружил с кем-то из всех этих созданий, но для Телеграфиста они были лишь массой. Массой, к которой он не собирался проявлять никакого дружелюбия. Как и она сама — к нему. Вот почему идея Жака не увенчалась бы успехом. Однако Телеграфист хотел посмотреть, что получится, чтобы развлечься, поглядеть, как наивность Жака ему же и вредит. Его было полезно использовать. Как кого-то, кто проведёт по изменившейся Зонтопии, или как живой щит. С другой стороны, Телеграфисту бы не хотелось, чтобы он неожиданно умер. Не из жалости. Он просто не намеревался так скоро лишиться собеседника, пусть даже такого глупого. Пока он не нашёл никого другого, кому он мог бы довериться. Но остаться без Жака означало бы снова замолчать — вероятно, на такое же долгое время, как раньше. А Телеграфист больше не желал молчать. Сидеть на месте, в тишине, сходить с ума от невозможности пообщаться с кем-нибудь. Все люди нуждались в общении. Даже он. «Почти пришли! — от размышлений его отвлёк немного воодушевившийся Жак. — Ещё чуть-чуть, и ты увидишь ту самую статую Зонтика!» — заявил он. Телеграфист посмотрел в сторону улицы. Внимание снова привлекли проходящие вдалеке жители. К счастью, никто из них не смотрел в сторону Телеграфиста и Жака. Первого это полностью устраивало. Он хотел вновь усмехнуться, но тут им с Жаком пришлось замереть, так как совсем неподалёку пробежал ещё один зонтопиец — с каре, в светло-голубой кофте, синих штанах и невысоких сапогах. Из того, что удалось заметить Телеграфисту, он выглядел взволнованным, а его лицо — излишне красным, будто бы он испытывал смущение или стыд. — Вот этот выглядел, как придурок, — теперь наконец Телеграфист позволил себе усмехнуться. — С такой красной рожей... — По-моему, это был Пасгард. Хорошо, что он нас не заметил! — облегчённо выдохнул Жак. — А, да, кстати, не знаю, знаешь ли ты, но он был главой чёрных папах. Ну, тех, которых Алебард назначал вместо обычной полиции. — А, этих ребят в тёмно-синей форме и с тупыми причёсками. Да-да. Однажды они просто стали приходить ко мне в камеру вместо тех полицаев, и только недавно те вернулись. Хотя этого не припоминаю: наверное, у него были дела поважнее, чем меня проверять. Ну или он на самом деле ссыкло. Ну серьёзно, ты его видел? — негромко рассмеялся Телеграфист. — Интересно, чего это он. Я помню, как он схватил меня, уже когда не был главой чёрных папах, и он тогда был очень злым и плохим! Если бы не патрульные и Койф, он бы точно со мной что-нибудь сделал. Хотя Койф зачем-то его защищал... Странно, да? Всех спас от таких, как он, а потом стал говорить, что его не надо наказывать за нападение на меня! Даже штраф за него был готов выплатить... Они, кажется, много времени вместе проводили... Не знаю даже, почему, — неуверенно подметил Жак. — Видимо, обстоятельства так сложились. Ну, как у нас с тобой. Делать нечего — остаётся только как-то сотрудничать или вроде того, — предположил Телеграфист. — Хм, может, он и сейчас с Койфом тусил... Хотя чего тогда убежал, ещё и красный... — призадумался Жак. — Втюрился, ха-ха-ха, — пошутил Телеграфист. — Вот неловко было бы, а? Этот Койф его работы лишил, а он, размазня, на этого типа преступника запал! — Да ну-у-у, — возразил Жак. — Это было бы как-то странно! Хотя, я не знаю, что у них там было, пока я сидел в тюрьме, но всё же. Это бы Пасгарду как-то совсем не повезло. И Койфу, что в него такой влюбился, ха-ха! — Хм... А может, про этих двух кретинов и говорил тот Хундсгугель или как там его? Ну, если Пасгард правда от него свалил, весь такой смущённый-красный, это бы многое объяснило. Вот, не сдержался, не совладал с собой, втюрился, и всё, теперь с ним что-то случится! Потеряет себя или как там он сказал... Видимо, сойдёт с ума из-за любви. Лох, — добавил Телеграфист напоследок. — Ну, хоть он и плохой, я бы всё-таки не хотел, чтобы с ним такое случилось. Наверное, он всё же не от Койфа убежал, — решил Жак. — Ладно, ну его! Пойдём, мы же до статуи вот-вот доберёмся! Он вышел вперёд, а Телеграфист вновь последовал за ним. Только что случившийся диалог забавлял его. Он мало что знал про Пасгарда, но понял, что подшучивать над ним довольно весело. Хоть и не хотелось, чтобы он засёк их с Жаком... А он ведь мог. Если он всё ещё пытался выполнять свои обязанности, как лидера чёрных папах, с ним следовало быть поосторожнее. Несмотря на желание подшутить, это Телеграфист тоже запомнил. К счастью, сейчас Пасгард не обратил на них никакого внимания, слишком растерянный из-за чего-то, чего им заметить не удалось. Впрочем, если бы Телеграфист это выяснил, он был бы не против использовать полученную информацию для шантажа... В то же время Жак наконец остановился и осторожно выглянул на улицу, чтобы убедиться, что никто не станет наблюдать за ними и что ему удастся продемонстрировать Телеграфисту статую. Рукой Жак тихо подозвал его, и он подошёл поближе. Зонтопийцы в самом деле не обращали внимания, занимаясь своими делами. Оба не знали, как долго это продлится, однако не упускали возможности исполнить то, зачем пришли, пусть дело и не было особенно важным. Жак указал вперёд, ввысь, и Телеграфист устремил взгляд именно туда, рассматривая ту самую статую Зонтику, которую раньше никогда не видел. Она выглядела... страннее, чем он представлял. Такая огромная, излишне величественная для правителя, который не показывался подданным на глаза... Третий глаз смотрелся убого, как и вторая пара рук, которую, по словам Жака, приделали статуе совсем недавно. А эти огромные щит и оружие... Телеграфист глубоко сомневался, что Зонтик выглядел именно так, если он вообще существовал. Скорее всего гигантский памятник и впрямь представлял из себя выдумку Алебарда, нежели истинный образ правителя. Да и как он мог быть истинным, если к нему беспричинно добавили вторую пару рук... Вряд ли Зонтик внезапно отрастил их, и строителям пришлось менять памятник из-за такого. Телеграфисту едва ли представлялось, что кто-то действительно потратил время на строительство этого. Если только Алебард угрожал смертью при отказе... Он бы не удивился. Так или иначе, он ни капли не впечатлился. Так и хотелось сказать что-нибудь обидное, чтобы немного поддеть Жака. У Телеграфиста не было объективных причин этого делать, но было всё то же желание развлечься. И для этого он не боялся как-либо обижать других, даже совершенно по-детски. Ему не хотелось скучать, и это являлось для него едва ли не главной мотивацией делать всё, что ему вздумается, игнорируя правила и не раздумывая о жалости к другим. — Некрасиво, — в самом деле по-детски подметил он. — Мне тоже не нравится... — на удивление согласился Жак. — Хах, — усмехнулся Телеграфист. — Раньше статуя ещё выглядела нормально, но со второй парой рук стала какой-то странной. И всё же, думаю, увидеть её стоило. Так что... вот, — кратко пояснил тот. Телеграфист окинул статую взглядом ещё раз. Его мнение так и не поменялось. Она казалась ему уродливой и нелепой. И как только большинство зонтопийцев готово было поклоняться подобному образу... Наверное, он не понимал этого, так как не застал самого появления религии, но, похоже, какие-то жители его мнение разделяли. Жак... И некоторые его друзья, знакомиться с которыми Телеграфист всё равно не собирался — слишком рискованно. По крайней мере, теперь он знал, как добраться до площади из той части страны, в которой они скрывались. Или не совсем знал... Вряд ли бы он полностью запомнил дорогу так скоро. Жак же замялся на месте. Они проделали весь этот путь, а осмотр статуи в итоге оказался далеко не таким увлекательным: оба не находили в ней ничего особенного или величественного. Возможно, стоило отправиться в другое место... Но Жак даже не успел распланировать, куда ещё они могли бы сходить. Статуя на главной площади была очень значима, но что же до остального? Посещать какие-либо храмы им не стоило из-за риска быть пойманными... Это же касалось любых других зданий. Навещать друзей Телеграфист запретил, заявив, что они сдадут их с Жаком полиции. Выходило довольно обидно. Экскурсия не увенчалась успехом, и он разочарованно вздохнул. — В общем, эм... Вот статуя... Я не знаю, что о ней сказать, она просто странная. Блин! Какая-то скучная экскурсия получается. Вот если бы мы могли не по переулкам гулять, я бы тебе столько показал... И лавку художницы Мантии, и библиотеки, и бары, и вообще всё! Но нас там поймают, наверное... — расстроенно произнёс он. — М-да, не вариант... — согласился Телеграфист. — Что ж, возможно, мы можем... Однако договорить он не успел. Неподалёку от статуи он заметил длинную тень, которая становилась всё ближе и ближе, двигаясь вперёд. Телеграфист замолк, напрягся и тихо отошёл назад, чтобы не привлечь внимания. Жак поступил так же. К тому же, он догадывался, кто из зонтопийцев мог отбрасывать настолько большую тень. Единственный крайне высокий человек, рядом с которым любой казался низким. И по совместительству тот, кем Жак бесконечно восхищался до недавнего времени. Спустя несколько мгновений он понял, что не ошибся. К статуе подошёл Алебард и принялся осматриваться по сторонам, будто бы что-то или кого-то выискивая. «Это он, да? — почти неразборчиво прошептал Телеграфист. — Ну, Алебард?» — уточнил он и в ответ получил лишь кивок со стороны напуганного Жака. Попасться Алебарду сейчас было бы особенно печально, и наконец он в полной мере осознал, что теперь бывший кумир с лёгкостью сотворит с ним самое страшное. Как и с Телеграфистом... Им стоило бы отступить, запрятаться, пока не стало слишком поздно и Алебард не заслышал шорохи из переулка, которые привлекли бы его внимание и заставили проверить, что происходит в темноте. Но, похоже, сейчас всё это его совершенно не интересовало. Он глядел в сторону закрытой лавки Мантии — верно, та ведь всегда рисовала рядом со статуей. Алебард пытался продолжить расследование. Полагаться на людей Министра Защиты всё ещё было бессмысленно, особенно после того, как они позволили сбежать опаснейшему преступнику Зонтопии. Алебард всё больше убеждался, что решить эту задачу он должен сам. Он попытался открыть дверь, ведущую внутрь здания, где находилась лавка, но, как и ожидалось, та была заперта. Поблизости же — ни самой Мантии, ни её картин. Все они остались в доме, в том числе и та, с двуглазым Зонтиком, которая легко могла привлечь внимание сектантов. Алебард попытался подумать ещё. Обычно Мантия рисовала на улице и также выставляла там картины. Если её и засекли сектанты, это было здесь, на площади. Или в одном из закоулков, в которые можно было пробраться отсюда. Алебард заглянул в ближайший. Телеграфиста и Жака это волновало мало: они находились с противоположной стороны, и их не замечал никто. Наоборот, это они следили за Алебардом. Или же скорее один Телеграфист. Жак был слишком взволновал, чтобы пытаться, несмотря на то, что если бы они попались, он бы получил не столь значительное наказание, какое последовало бы для Телеграфиста. И всё же, это нисколько не мешало его интересу. Если бы Алебард заметил их, он бы позабыл о расследовании хотя бы на время, но им повезло находиться вдалеке. Пока же он осматривал совсем другой переулок, узкую тропинку между зданиями, тёмную и невзрачную. Да, именно здесь и прятались люди, подобные Щиту, жалкие преступники, которые заставляли людей примкнуть к ним против их воли... Вот только сейчас Алебард никого не замечал. Пустота... Ни единого силуэта, ни следов от обуви, ни клочка одежды, который мог бы оставить один из этих безумцев... Алебард попытался вспомнить день первого выступления Пикадиля и Полдрона, который, вероятно, повлиял на решение Мантии нарисовать Зонтика с двумя глазами. С того момента прошло уже много времени. Разумеется, какие бы то ни было следы давно исчезли... Алебард вернулся на площадь. Не стоило ожидать, что проблема разрешится сразу же. Для того, чтобы во всём разобраться, он, возможно, должен был отправиться на окраину страны. Где бы ещё скрывались преступники, если не там... Но он не видел смысла так рисковать. Алебард не боялся сектантов. Однако осознавал, что они представляют большую угрозу и легко применят к нему насилие. К такому делу следовало подготовиться. Вот только как... Он не собирался принимать помощь патрульных, неспособных выполнять свои обязанности. Элитные отряды же были распущены, а единственный, кто ещё мог помочь Алебарду в деле — Пасгард — явно больше не торопился заниматься работой, предпочитая вместо этого прогуливаться по стране с «Койфом». Уже давно Алебарду стало понятно, что этим расследованием ему предстоит заняться в одиночку. Но существовали и такие препятствия, справиться с которыми без чужой помощи было почти невозможно. Если бы только Алебард ещё мог позвать хоть кого-то... Но всё меньше людей желало иметь с ним дело, а Министру Защиты он так и не намеревался довериться. Он прислонил руку к лицу. На данный момент он совершенно точно зашёл в тупик. Так стоило ли переходить к поискам Телеграфиста? Он представлял меньшую угрозу, чем сумасшедшие сектанты. Или же Алебард просто недооценивал его, такого же безумца, что лишился рассудка, проводя всё время в тюрьме и ни с кем не разговаривая... Прислушиваясь к голосам зонтопийцев, Алебард быстро выяснил об избиении продавщицы. Вряд ли сотворить с ней такое мог кто-то, кроме Телеграфиста. Но пока расплата за его преступления ждала охрану. Как Алебард и обещал: одно известное преступление с его стороны — одно избавление от полицейского. Он не собирался возвращаться к ним прямо сейчас и осуществлять задуманное, но в то же время понимал, что однажды эта куча болванов не сможет избежать наказания. Алебард устало вздохнул и подошёл ближе к статуе, после чего устремил взгляд вверх, чтобы рассмотреть её, величественную, но такую... лживую. Он не стыдился лгать об образе Зонтика. Не боялся приукрашать правду, приказывая изобразить его строже и загадочнее. Но в последнее время эта статуя начинала раздражать его, пугать своим существованием. Может быть, из-за отношения истинного Зонтика к нему... Алебард всё ещё не знал. Как и не знал, что вообще предполагать. Ему просто хотелось разрешить все проблемы... Это было бы проще, согласись Зонтик поговорить с ним, но они слишком отдалились друг от друга, чтобы пытаться. Алебард качал головой. В последнее время его мысли были переполнены мраком и отчаянием, несмотря на то, что раньше он всегда держался уверенно. Телеграфист и Жак продолжали наблюдать за ним из темноты. Второй всё ещё волновался и думал уйти, пока Алебард не заметил их, но вот первому на удивление нравилось следить за происходящим. За тем, как уныло и устало выглядел этот первый министр — на словах жестокий и опасный, а на деле — никчёмный и жалкий. Так и хотелось высмеять его, подшутить над ним, унизить, а то и бросить что-нибудь, прямо в голову. Телеграфист посмотрел на тот камень, который брал ранее на случай, если придётся защищаться, и который так и не выбросил. Он хитро улыбнулся. Пусть попасться Алебарду он и не желал, намерение унизить его оказалось сильнее Телеграфиста. Он замахнулся и прицелился, чтобы попасть точно в цель. «Эй, ты что это вытворяешь?» — обеспокоенно, но крайне тихо вопросил Жак. Телеграфист не ответил. Вместо этого с той же хитрой ухмылкой он... изо всех сил бросил ранее подобранный камень в сторону Алебарда, а спустя миг после этого схватил Жака и отошёл подальше, чтобы тот, повернувшись, не обнаружил их сразу же. Сам он ничего не подозревал. Он уже было хотел продолжить путь, но в следующее мгновение со стороны что-то прилетело ему в голову, заставив прошипеть и схватиться за место, по которому пришёлся удар. Камень попал почти в висок, но, к счастью, был довольно плоским, а оттого недостаточно тяжёлым, чтобы сильно навредить. Алебард резко повернул голову в сторону — туда, откуда, как ему показалось, этот камень и прилетел. Никого, кроме невинных жителей, очевидно непричастных к этому, он не видел. А значит, так нелепо атаковать, похоже, решил кто-то из закоулка. Точно не Щит или кто-то из его союзников — они бы не прибегли к таким детским методам. Тогда, может быть... Именно Телеграфист? Или Жак, наивный ребёнок, который решил продемонстрировать, что больше не фанатеет от Алебарда, самым глупым, но вместе с тем достаточно жестоким способом? Прикладывая руку к месту удара, он направился к темноте, чтобы всё выяснить. — Ты чего наделал... — неразборчиво пробормотал Жак. — Сам же сказал, что люди не должны нас видеть, а теперь Алебард нас найдёт... — Да ну, — расслабленно возразил Телеграфист и прислушался. Он улавливал звук шагов и понимал, что запрятаться действительно стоит. — Оно того стоило. Но да, лучше куда-нибудь забраться. Он, удерживая Жака, пробежал несколько метров вперёд и заметил окно здания, которым явно никто не пользовался. Выглядело, как идеальное место для временного укрытия. Там он и затаился, после чего Жак неуверенно и медленно из-за маленького роста проделал то же самое. Порой это помогало ему скрыться, но когда дело доходило до подобных попыток куда-то забраться, Жак явно не обладал большим преимуществом. Телеграфист же, несколько более высокий, не торопился ему помогать. А стоило бы, ведь рядом с ним находился его спаситель! Однако озвучивать претензии Жак не стал. Они продолжили прислушиваться. Алебард торопливо осматривался в темноте, пытаясь заметить того, кто бросил в него камень. Голова болела, и он не убирал руку с места ушиба, но если у него появился шанс отловить Телеграфиста и Жака, он не собирался его терять. Всё-таки именно этого Алебард и хотел: разобраться со всеми проблемами, выяснить всё, избавиться от всех потенциальных угроз для Зонтопии. Для Зонтика... К чёрту режим, но если бы этот эгоистичный предатель навредил ему!.. Алебард не мог позволить этому случиться. Именно такие мысли и роились в окончательно разболевшейся голове. Но, к сожалению, даже силуэта Телеграфиста он не замечал. Он заглянул в окна зданий, которые показались пустыми и за осмотр которых никто бы не посчитал его подозрительным. «Покажись, ты...» — потребовал Алебард, но лишь мысленно. Он не собирался говорить вслух. Слова только вспугнули бы преступника. Он должен был молчать, чтобы запутать их, заверить, что он ушёл, а потом схватить. Ни Телеграфист, ни Жак не смели находиться на свободе. И если бы только он заметил их, всё бы закончилось... Но — ничего. Алебард двинулся дальше в надежде заметить их в других зданиях или среди всего того мусора, что обычно валялся в закоулках, как этот. Телеграфист не двигался. Только удерживал Жака рядом, прикрывая ему рот рукой, чтобы не вздумал и пискнуть. Даже такая мелочь могла привлечь внимание Алебарда. Это Телеграфисту было не нужно. Всё, чего он хотел — это поиздеваться над высокомерным сумасшедшим придурком. Хотя бы в детской манере. Но что ещё он мог сделать, кроме как подурачиться? Осознание, что теперь Алебард будет бродить по стране с тупой болью в голове, искренне забавляло. Отпустив Жака, Телеграфист осторожно выглянул из окна, чтобы убедиться, что тот уже ушёл вперёд, не заметив их маленькие силуэты внутри этого заброшенного дома. Одной рукой он подозвал Жака, и, когда Алебард отдалился ещё больше, они бесшумно покинули здание, после чего прокрались вперёд и затаились за ближайшей кучей старых обломков. Алебард обернулся. Действительно ли он слышал едва уловимый шорох, или виной тому была головная боль? Он продолжал держать руку на месте удара. Возможно, ему просто показалось... Что угодно могло привидеться после попадания в голову камня. Да и бросил его, вероятно, вовсе не Телеграфист, а любой другой недоброжелатель, что желал таким образом продемонстрировать своё превосходство перед утерявшим авторитет Алебардом... Со вздохом он направился дальше. Но проверки зданий так и не увенчались успехом. Он никого не находил — только мучил самого себя, бесконечно бродя по тьме, среди всей этой грязи, в то время как боль в голове до сих пор нарастала. Алебард вышел на улицу — настоящую, светлую, полную жителей. Перед ним же предстал храм: один из многих, находящихся в Зонтопии, но самый известный для него и окружающих. Тот самый, где работал Армет... Тот самый, из которого Алебарду однажды пришлось уйти из-за гнева окончательно обезумевшего после сотворения Зонтиком чуда парня. Давно он не слышал никаких новостей об этом месте... Пожалуй, стоило заглянуть. Проверить, в порядке ли Морион, которому приходилось постоянно проводить время с сумасшедшим. — И куда это он? — разочарованно вопросил Телеграфист, когда Алебард направился к храму. — Ну, похоже, он идёт... Хм... Кхм, — Жак чуть покашлял, будто бы собираясь после этого рассказать нечто важное. — Он идёт вот в этот зонтопийский храм, где все чтят Зонтика. Но это не простой храм. Здесь работает Армет — какой-то парень-гончар, который вроде бы был слепым, а потом перестал таким быть, если это всё не розыгрыш! — заявил он, словно на самом деле расписывал достопримечательность, как на полноценной экскурсии. — А-а-а, этот, которого ты упоминал, — понял Телеграфист. — Я бы заглянул, если бы меня не выпнули оттуда. Или в храме нельзя применять насилие? — Ну, я слышал, там была драка... Но вроде бы так нельзя... Я не знаю! — признался Жак. — Ладно, когда-нибудь проверим. Но пока тут слишком много людей, чтобы перебежать на ту сторону, да и вообще туда этот ненормальный пошёл. Валим в укрытие, пока там никто нашу еду не стащил, — пошутил Телеграфист. — Экскурсию завтра продолжим, когда за одеждой пойдём, хе-хе. — Ух-х, уже хочу что-нибудь примерить... — Жак представил самые стильные наряды, которые только мог, но быстро прекратил мечтать. — Только не забудь, что на этот раз без всяких жутких жестоких штучек! — предупредил он Телеграфиста. Тот лишь пожал плечами и подождал, пока Жак выйдет вперёд, чтобы провести его обратно к убежищу. Так он и поступил, начав осматриваться. Всё-таки и он не знал каждого уголка Зонтопии. Оставалось только ориентироваться по оживлённым улицам. Хотелось бы Жаку их посетить... В голову пришла мысль о том, что он мог бы себе это позволить, добыв обычную одежду. Тюремная форма была слишком подозрительна, как ранее упоминал Телеграфист, но вот повседневный наряд... Они бы нисколько не выделялись в таком виде. Да и к тому же, разве Алебард не приказал патрульным не распространяться о нахождении Жака в тюрьме? Наверняка с побегом было так же! С другой стороны, если бы сами патрульные засекли их... Но он предпочёл об этом не думать, теперь поглощённый мечтами о весёлых прогулках. И о дальнейшем исправлении Телеграфиста... Тогда же в храме продолжали работу Морион и Армет. Первый до сих пор не знал, как начать диалог, да и второй на удивление молчал. Наконец-то всё понял?.. Получил знак от Великого Зонтика?.. Морион мало что понимал, но чувствовал, что должен поговорить, пока не началась следующая служба. Близился вечер, а они ни капли не продвинулись. Он не продвинулся. Не узнал, вернулся ли прежний Армет. Он улыбался, как всегда, но была ли та улыбка искренней? Неожиданно он уселся на скамейку в самом первом ряду. Переборов себя, Морион сел рядом. Армет посмотрел на него с интересом, явно заинтригованный. Может быть, всё это время он и ждал, пока Морион заговорит первым, поделится своими мыслями? — Армет, я всё хотел узнать: как ты себя чувствуешь после того, о чём я тебя попросил? Ты вспомнил себя старого? — спокойно поинтересовался он, стараясь не давить на Армета расспросами. — Знаете, я всё думал об этом... И вот что я решил! Армет из прошлого не такой уж и замечательный. Я думаю, я сейчас даже лучше. Я всё вижу и очень ценю то, что вижу. Вас ценю! Весь мир! Я всё же думаю, что прошлому Армету чего-то не хватало. А теперь я стал лучше, чем был. Поэтому вам не о чем беспокоиться! — гордо заявил тот. — А что насчёт вас? Я просил Зонтика послать вам хороший знак... Он это сделал? Я уверен, что да! Морион поколебался перед ответом. Возможно, Зонтик и послал знак, и вот вечером его навестил тот самый парень, которому однажды досталось в храме, но который дорожил Арметом, Морионом и самим Великим Зонтиком. Вот только он сказал, что Зонтик мог ошибиться, чего-то не учесть, сотворить чудо немного неправильно. Подобные слова приводили Армета в ярость. Что бы он сделал с Морионом, скажи он такое? Но он ведь должен был... Кто, если не он? Никакой другой зонтопиец не смог бы образумить Армета, достучаться до него, отыскать внутри него невинного Армета из прошлого. И всё же, почему такой огромный страх одолевал Мориона в такие моменты... От него ожидали ответа, а он боялся произнести любое неверное слово. Он вздохнул и посерьёзнел. Сколько он продолжит откладывать серьёзный разговор, столько ему придётся наблюдать, как Армет теряет себя, превращаясь в обезумевшего от чуда фанатика. Мориону никогда не нравилось это слово. Грубое, унизительное... То, что кто-то отдавал себя всего религии, не превращало его в фанатика. Но это... Совсем иной случай. Настоящее сумасшествие. И если бы Морион продолжил молчать, он сам, своим бездействием, окончательно избавился бы от прежнего Армета и подарил Зонтопии безумца, помешанного на Зонтике и презирающего всех несогласных. А за это он бы себя никогда не простил... Он взял себя в руки и серьёзно посмотрел на Армета. — Один знак я действительно получил, — строго проговорил он. — И я должен сказать тебе кое-что важное, Армет. Это... Но не успел Морион и начать, как заслышал негромкие шаги. Обернувшись, он замер. На пороге храма стоял Алебард... Всякая уверенность вдруг улетучилась и сменилась сомнениями. Он глянул на Армета: тот сразу же состроил недовольное выражение лица, явно не желая видеть Алебарда здесь после того инцидента. Но что привело его сюда... Неужели Зонтик всё-таки не желал, чтобы Морион рассказывал правду, а оттого делал всё, чтобы оттянуть этот момент? Хотя Алебард выглядел довольно неважно, держась за голову, и с этой усталостью в глазах... Почти таким же Морион запомнил его из того дня, когда случилось страшное. Их ждало повторение того ужасного события? Но зачем же Зонтик позволял этому случиться?.. Армет скрестил руки на груди, а Морион поднялся и скорее подошёл к Алебарду. Несмотря на то, что тот не демонстрировал привычные для него уверенность и строгость, поприветствовать его полагало подобающе. Особенно после того случая. Морион много извинялся, но до сих пор не был уверен, что этого хватило. Алебард всё ещё мог чувствовать разочарование в нём самом, в Армете, в этом храме. После тех жестоких нападок это было бы неудивительно... Морион поклонился Алебарду, показывая тем самым глубочайшее уважение. Армет же не делал ничего. Он демонстративно отвернулся, чем ясно давал понять, что ни капли не изменился с того дня. — Приветствую вас, Архибрат Алебард. Всё ещё глубоко извиняюсь за случай в тот день и обещаю, что такого больше не повторится. Если вам что-то нужно, мы с Арметом готовы это предоставить, — заявил Морион, пусть вид Армета и убеждал его в том, что никакой инициативы тот не проявит. — Незачем беспокоиться, — отрезал Алебард. — Это не серьёзная проверка. Всего лишь интересуюсь, чем вы занимаетесь сейчас, — сдержанно произнёс он, так и не убирая руку от головы. — Вы в порядке? Если вам больно, мы постараемся найти решение, — Морион взял его за незанятую руку и подвёл к ближайшей скамейке, на которую Алебард в итоге сел. — Кто-то бросил мне в голову камень, — прямо высказал Алебард, не упоминая при этом наиболее вероятного виновника. — Ничего серьёзного, но эта жуткая головная боль... — Армет, — Морион окликнул его, — не мог бы ты, пожалуйста, принести воды? — Хмф, — фыркнул тот, но поднялся со скамейки и удалился. — Как я вижу, он не изменился, — догадался Алебард. — К сожалению... — с печалью в голосе согласился Морион. — Я... хочу попросить вас быть немного осторожнее. Он всё ещё... После того случая... Извините. Очень трудно говорить об этом. И мне не хотелось бы, чтобы он услышал об этом так внезапно. — Думаю, однажды он всё равно узнает правду, — Алебард не стал скрывать. — Я хочу рассказать ему, но я не знаю, как. Не нахожу слов. Теряюсь. Боюсь... — Морион сжал руки в кулаки. — Если вы не поговорите, вам обоим может стать хуже, — Алебард стиснул зубы. Именно это и происходило между ним и Зонтиком. Диалог никак не хотел толком начинаться. А если что-то и получалось, в итоге Алебард просто получал оскорбления или угрозы со стороны Зонтика. — Я... знаю это. Поэтому, как только будет возможность — стоит попробовать. Хотя бы начать. — Вы правы. Я просто не знаю, как... Я... Может быть, встретимся и обсудим это наедине? В смысле, если я имею право просить о таком у вас, — одёрнул себя Морион. — Можно попробовать, — несмотря на согласие, на самом деле Алебард совсем не знал, что посоветовать. — Утром? Днём? Вечером? — Утром мне нужно открывать храм, а вечером — закрывать. С другой стороны, порядок требуется всегда... Могу ли я оставить Армета за главного днём, чтобы ненадолго отправиться домой? Или это будет слишком рискованно, учитывая его состояние? Те, кто приходит в храм, чтят Великого Зонтика, и у Армета не должно возникнуть с ними проблем. Но что, если... — Морион не закончил. — Это будет неплохой способ проверить его, — процедил Алебард. — Не думаю, что он посмеет разрушить храм или как-либо навредить жителям. Но если да... Это многое скажет. — Возможно, вы правы. Я просто... — Эй, — вдруг со стороны послышался голос Армета, вмиг заставивший Мориона замолкнуть. — Вот вода, — он небрежно протянул Алебарду стакан. — Благодарю, — равнодушно высказал тот. Морион больше ничего не говорил. Сильнее всего он боялся, что Армет успел подслушать этот разговор. Даже часть, но этого бы уже хватило, чтобы разгневать его. Однако ничего серьёзного не происходило. Он выражал недовольство только в сторону Алебарда, не пытаясь ни на кого наброситься и не разбрасываясь откровенными оскорблениями. И с каких это пор Морион стал радоваться уже тому, что Армет не причиняет никому зла... Возможно, это он здесь был самым жестоким человеком, что смел так сомневаться из-за пары проблем? Видел Армета хуже, чем тот являлся на самом деле. Постоянно подозревал, пытался защитить от него людей, как от злодея, преступника... Армет о таких его мыслях не подозревал. Он также молчал, не зная, что вообще говорить. Алебард прервал его разговор с Морионом своим бессмысленным появлением, а смягчаться к нему по-прежнему не хотелось. Армет ведь всё понимал. Понимал, что Алебард так ничего и не исправил, что бы он ни сделал в прошлом, из-за чего Зонтик стал относиться к нему хуже. Его уродливое недовольное лицо выдавало его, сколько бы он ни пытался держаться спокойно. Так что бы Армет сказал ему? Даже если бы он попытался, всё равно сорвался бы. А этого уже не хотел Морион. Он мечтал о спокойствии в этом храме. Не стоило его подводить и опять нападать на человека, пусть и такого отвратительного, как Алебард. Сам он пытался расслабиться. Разумеется, вода слабо помогала убрать головную боль. Место удара до сих пор болело. Здесь бы помог Министр Здоровья, но Алебард не собирался принимать помощь от таких, как он. Он бы скорее вытерпел боль, проигнорировал её, подавил, чем попросил такого жалкого человека что-то сделать с этим ушибом. Никогда, ни за что. Все они постоянно подводили. От них было больше проблем, чем пользы. Прохладная вода и расслабляющий запах свечей в храме помогали куда лучше! Или же Алебард просто убеждал себя в этом, окончательно разочарованный в министрах после побега Телеграфиста из тюрьмы? И почему только ему не удалось схватить беглеца в переулке... Руки слегка дрожали. Стресс так и не проходил, а последние события лишь усугубляли положение. Но при этом Алебард согласился поговорить с Морионом, не предполагая даже, как всё пройдёт... Он не знал, какой совет дать. Не знал, как успокоить его. Не знал, на каком опыте основываться, если находился в такой же ситуации и безуспешно пытался поговорить с Зонтиком, который с каждым днём выражал к нему всё больше презрения... Наверняка Алебард просто надеялся, что, помогая Мориону, в итоге поможет и себе. Каким бы то ни было образом... Звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком наивно. Неподобающе для Алебарда было так размышлять. На самом деле он просто утерял способность здраво рассуждать, поглощённый страхом и беспокойством... Никто ничего не говорил. Мориону атмосфера казалась крайне напряжённой. С одной стороны, Алебард, уставший и явно не доверяющий Армету, а с другой — он сам, всё ещё разозлённый, такой же переполненный сомнениями. Морион почти не двигался. Думал, что любое лишнее движение каким-то образом спровоцирует конфликт. Он чувствовал себя трусом... Почти не узнавал себя. Конечно, он никогда не выделялся какой-либо особенной решительностью и ярко выраженной смелостью, но и не ощущал такой огромной беспомощности. Он бездействовал — и стыдился этого бездействия. Он боялся — и осуждал себя за страх, такой убогий, такой позорный. Алебард видел это, но ничего не говорил. В своём нынешнем состоянии он не мог высказать никакой толковой мысли. К тому же, в случае провала при попытке подбодрить Мориона, за него бы наверняка вступился Армет. В самом худшем смысле этого слова. Нагрубил бы, напал, ударил... Всё бы повторилось, прямо как в тот самый день. Но, к счастью, раздумывать об этом долго не пришлось. Морион взглянул на Армета со сдержанной улыбкой. Он был готов что-то сказать! Алебард присмотрелся, пусть и не выразил подступившего интереса открыто. Армет же вновь напрягся. Не хотелось бы, чтобы Морион отчитал его за недовольство от присутствия Алебарда в храме, бороться с которым он никак не мог. «Позволю себе нарушить тишину и скажу кое-что. Армет, завтра днём я ненадолго покину храм и отправлюсь к себе домой. Там мне нужно будет поговорить с Алебардом. Могу ли я на это время доверить присматривать за храмом тебе? Я знаю, как дорого для тебя это место и люди, которые приходят почтить Великого Зонтика. Поэтому я уверен, что ты справишься, и когда я вернусь, здесь всё будет хорошо», — высказался он, и раздражение на лице Армета сменилось любопытством. Такой просьбы от Мориона он никак не ожидал и даже растерялся. Верно, он дорожил этим храмом, но никогда на него не возлагали такой огромной ответственности. И всё же, ради Зонтика и ради самого Мориона, такого честного и преданного делу... он был готов попробовать. «Хорошо! — Армет уверенно закивал. — Я всё сделаю!» — наконец пессимизм спал, и он представил, как справляется с работой в храме вместо Мориона. Мысль о том, что он в это же время будет разговаривать с Алебардом, волновала, однако теперь Армет предпочёл об этом не думать. Ему доверили такую важную работу! Его так уважали! Тот человек, которому доверял и которого уважал он сам... Для Армета это многое значило. Меньше ли, чем чудо Зонтика? Возможно. Но пусть даже так... Этот момент он мог назвать ценным. Так об этом ли говорил Морион, наставляя его? Этого Армет тоже не знал. Он просто глубоко уважал Мориона за его честность и искренность — качества, которых было лишено большинство знакомых ему людей. «Я рад, что дело улажено, — подал голос Алебард. — Завтра я приду, когда подойдёт время. Но пока мне нужно возвращаться в замок. Возьмите», — он передал уже опустошённый стакан Мориону и двинулся к выходу. Как только он поднялся, сразу же ощутил новый импульс боли в голове, но перетерпел его. Когда он поспит в замке, всё пройдёт. А в утешении он нисколько не нуждался. Как, впрочем, не умел утешать и сам, а оттого до сих пор не представлял, как пройдёт завтрашний диалог с Морионом. Алебард понимал только то, что согласился на это из эгоистичных мотивов. Он пытался помочь себе — не Мориону. А всё потому, что Зонтик не желал выслушивать его, проводя всё свободное время с Пасгардом...

***

Пасгард бродил по комнате туда-сюда, взволнованный настолько, что не получалось даже усесться на кровать. После дневного диалога с Койфом он убежал домой, растерянный и смущённый. Сколько бы он ни пытался расслабиться, ничего не получалось. На улице стемнело, наступила ночь, однако Пасгард совсем не чувствовал никакого желания спать. Всё, что он мог делать — это ходить и раздумывать о произошедшем. И когда только с ним успело случиться такое!.. Сегодняшний день заставил его всё понять, но это ни капли не успокаивало. Наоборот, Пасгард понятия не имел, что делать в такой ситуации. — О Зонтик, о Зонтик, о Зонтик... — бормотал он. — Как так?! Я... Я ведь просто... Понятия не имею, как это произошло. Но я в самом деле... влюбился в него. Я влюбился в Койфа! И когда думаю о нём, опять это странное щекотливое чувство... Но ведь это явно не то, чего он от меня ожидает! Если я скажу... О, да как я скажу? Он видит нас друзьями. Или, может, ещё думает, что он мне не нравится. А он нравится!.. Сильно... — выдохнув, Пасгард всё-таки заставил себя сесть на кровать. Никак он не мог представить, что его привязанность превратится в это. Что Койф понравится ему настолько сильно... А ведь уже на следующий день их ждала совместная прогулка по Зонтопии, с посещением самых разных мест. В голове Пасгарда неожиданно промелькнула мысль о том, что некоторые именно так представляли себе свидания, и он, покраснев, вздрогнул от собственного предположения. Да что он такое придумал?! Койф предлагал ему расслабиться, отвлечься от всех волнующих событий, а он тут же превращал его идею в... это. Конечно же, они не могли заниматься ничем подобным, а прогулка будет просто прогулкой, без всякого скрытого смысла. — А если я как-то выдам себя завтра... Ляпну что-нибудь глупое, вот как сегодня или вчера! Начну разбрасываться странными комплиментами или запинаться... Но я не виноват, что запинался, когда он так на меня смотрел! И когда говорил такие приятные вещи! О, ну вот снова... Всё, всё, хватит, если я продолжу думать об этом, я не усну этой ночью! — Пасгард одёрнул себя. — А то уже странные мысли в голову лезут. Свидание, пф... Так скоро совсем с ума сойду и поцелуи представлять начну... Он замер. То было всего мгновение, но он мог поклясться, что в самом деле!.. Что в самом деле представил, на секунду, как Койф кладёт руки ему на плечи, прислоняется близко — слишком близко! — а потом их губы тихонько смыкаются, и тогда... Пасгард резко замотал головой, раскрасневшись ещё сильнее. Ему следовало скорее успокоиться, а не волновать себя ещё больше такими постыдными фантазиями!.. Но выбросить эту короткую мысль из головы оказалось далеко не так просто, как он надеялся. Нет, не совсем так... Она ушла, но эта буря эмоций, которую она, такая быстрая и неуловимая, вызвала, осталась. Пасгард лёг. Он сам себе мешал и самого себя пугал подобными представлениями! — Ух-х-х... Всё нормально. И вообще, я, может, и не влюбился вовсе. Просто испугался, и вот придумал самое странное! Ладно, кого я обманываю... — пробурчал он. — Но я всё равно не должен представлять ничего такого... И завтра я буду вести себя совершенно нормально. Койф ничего не заподозрит. Будем хорошими друзьями, как он и хотел. Я умею держать себя в руках, я справлюсь! И мы неплохо проведём время вместе. По-дружески. Не на свидании или вроде того, — напомнил он самому себе. Пасгард закрыл глаза. Сердце всё ещё быстро билось, и теперь, когда его голос затих, он это слышал. Ночь обещала быть долгой...