***
— Как это я не могу поговорить с Алебардом?! — возмущённо воскликнул Пасгард. Он легко наткнулся на четырёх патрульных в своём районе. И пусть их количество, что обычно ограничивалось парой, несколько смутило его, он не стал заострять на этом внимания и сразу же заявил о своём желании поговорить с Алебардом, чтобы они донесли эту информацию до него. Каково же было его удивление, когда все четверо заявили, что это невозможно! Пасгард пропустил уже несколько дней и ожидал, что тот гневался на него за невыполнение обязанностей, а теперь оказалось, что его с собранными сведениями вовсе никто не ждёт. Он мог поклясться, что раньше Алебард так себя не вёл. Но чего он не знал, так это того, что Алебарду снова пришлось заниматься лишением жизни одного из полицейских. Он выяснил об ограблении магазина одежды, и пусть не было никаких подтверждений, что его совершили Телеграфист и Жак, Алебард всё понимал и без лишних слов: кто, если не преступники, желали бы сменить подозрительную тюремную форму на обыкновенную одежду, чтобы не привлекать чужого внимания? Впрочем, даже если бы то была не их вина, полиция всё равно не справлялась, позволяя и другим преступникам разгуливать по Зонтопии, грабить жителей, портить их имущество. Никчёмные патрульные по-прежнему заслуживали наказания. — Да, ты не можешь с ним поговорить, — отвечал один из них раздражённому Пасгарду. — В следующий раз попробуй или жди дня. — Я не могу говорить с ним днём, у меня уже есть планы на сегодня! Я знаю, что у него много работы, но что может быть настолько важным, чтобы он совсем не мог прийти утром? — удивлялся тот. — Не твоё дело, — отвечал другой полицейский, позорно отводя взгляд. Никто из патрульных не мог сказать ему правды. Это означало раскрыть побег Телеграфиста и Жака и само попадание последнего в тюрьму. Алебард приказывал им не распространяться. Пасгард же давно не имел никакого статуса и авторитета, чтобы быть посвящённым в подобные сложности. Для него полицейские выглядели трусами: бледными, взволнованными, едва ли не дрожащими на месте — но они знали, в чём дело. И не смели открыто признаваться в этом Пасгарду. В самом деле, для них он был никем. Важное лицо, один из главных подчинённых Алебарда? Всё в прошлом. Обычный же житель мог обойтись без информации о том, что происходило с полицейскими и что так заняло Алебарда. — Вам напомнить, кто я? Вы обязаны передать ему, что я намерен поговорить! — приказывал Пасгард. — Напомнить должны мы. Сейчас ты — никто. Простой зонтопиец. Иди уже, занимайся своими делами, пока мы высматриваем преступников, — подал голос ещё один патрульный, и наконец вся четвёрка прошла мимо Пасгарда. Он с презрением смотрел им вслед, понимая, что больше ничего не может сделать. Удивительно, как эти идиоты из любителей посмеяться и выписать штраф за нападение на настоящего преступника превратились в столь серьёзных людей, готовых сосредотачиваться на своих обязанностях и не желающих отвлекаться на разговоры с посторонними. Пасгард бы даже похвалил их, не будь всё это безумно подозрительно. Особенно вместе с внезапной невозможностью Алебарда поговорить с ним. Они все словно что-то задумали, или между ними произошло то, чего обычным жителям, к которым Пасгард, к сожалению для него, действительно относился, знать не полагалось. Это так злило... Ему больше ничего не оставалось, кроме как направиться к площади и терпеливо ждать появления Койфа, чтобы затем продолжить с ним поиски Щита. Пасгард глубоко вздохнул. Этой ночью он не увидел никаких странных снов, но это не значило, что он полностью успокоился. Вчерашний день, пусть и не выделялся особым разнообразием, прошёл спокойно и помог ему расслабиться. Однако Пасгард до сих пор боялся, что позволит чувствам взять над ним верх прямо во время миссии и упустит нечто важное. Снова заглядится на Койфа и не заметит силуэта Щита, проскользнувшего между старыми зданиями на окраине страны. Это будет означать, что Пасгард дал слабину, перестал относиться к работе серьёзно, предпочёл влюблённость делу. Он покачал головой. Пока миссия не начнётся, он ничего не узнает. Пасгард медленно побрёл к статуе Зонтика, зная, что спешить незачем.***
Зонтик покинул замок сразу после того, как перекусил. Он знал, что вышел рано, но из-за постоянной боязни опоздать он делал так не раз, поэтому сейчас себе нисколько не удивлялся. К тому же, он почти не спал ночью... Слова Алебарда о сгоревшем храме потрясли его. Армет уничтожил это место, такое дорогое для него и Мориона! В голове не укладывалось, что такое правда могло случиться. И, что бы Зонтик ни сказал тем вечером, на самом деле он не знал, кто же виноват: Алебард, которому он нагрубил, или он сам, совершивший чудо, что свело Армета с ума. Пасгард попросил его не обвинять себя во всех проблемах, и Зонтик не хотел больше думать, что всё ужасное происходит из-за него, но это... Ему просто хотелось увидеть, что же стало с храмом. Алебард заверил, что уже отдал приказ всё отстроить, но Министр Работы и его люди не успели бы справиться так быстро. Наверняка они только начали... Если вообще приступили к делу. Зонтик пытался сосредоточиться. Пасгарду бы не хотелось снова отвлекаться от поисков Щита, теперь для того, чтобы поглядеть на сожжённый храм. Не стоило его расстраивать. Зонтик был намерен помочь ему — не заставить вновь засомневаться в себе. Вот о чём он думал, пока двигался к площади. И, вместо того, чтобы с утра переживать о храме, он постарался переключиться на другую мысль. Зонтик подумал о том, что ему очень хочется вновь увидеться с Пасгардом, пусть в этой мысли и не было ничего особенного. Он знал, что на этот раз они не будут активно переговариваться друг с другом и расслабляться, но это совсем не омрачало ожидание встречи. Всё-таки Зонтику нравился Пасгард... В последнее время, возможно, особенно нравился. После того, как он признался в том, как на самом деле себя чувствует и как ему хочется провести с Зонтиком побольше времени, после того, как он убедил Зонтика не оскорблять себя понапрасну, разве же могло быть иначе? Конечно, разлад с остальными друзьями всё ещё огорчал, но когда он думал про Пасгарда, становилось легче. Он знал, что не одинок после всего случившегося. Пасгард был таким ответственным, смелым, внимательным, но в то же время эмоциональным, милым и не всегда уверенным в себе... В чём-то Зонтик понимал его, а в чём-то хотел брать с него пример. Каждый раз, когда он пытался быть храбрым, в итоге он кого-то расстраивал. Выражался неправильно, обижал бывших друзей... Но в те моменты, когда Пасгард защищал его, у него всё получалось, и Зонтик не злился. Наоборот, впечатлялся. Восхищался умением Пасгарда постоять за других и самого себя в сложных ситуациях. Ему этого не доставало... Даже если хотелось защититься, он не знал, как это делать. Каждый раз в итоге что-нибудь портил... Зонтик почти ударился в очередное самообвинение, но, как только площадь стала ближе, он вдруг заметил у статуи толпу людей. Это показалось ему очень знакомым, и он ускорился. Когда же в последний раз столько зонтопийцев собиралось у огромного памятника?.. Точно! Во время выступления Пикадиля и Полдрона! В день их первой речи Зонтик и познакомился с Пасгардом, защитил его от удара и понял, что тот не так жесток и ужасен, как ему показалось сначала. Тут же ему вспомнилось кое-что ещё. Вчера Пикадиль сказал, что готовит программу сам, без Полдрона. И если он действительно выступал один... Он мог способствовать тому, чтобы религия Зонтопии пала: в плохом смысле. Слишком резко. Слишком внезапно. Зонтик надел ранее снятый капюшон плаща, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание, и постарался протиснуться сквозь толпу. — Ох, простите... Извините, мне нужно пройти немного вперёд... — взволнованно произносил Зонтик. — Ой... Ой! — негромко воскликнул он, столкнувшись с одним из людей в толпе. — Что... Э?.. — тот уже было хотел возмутиться, но Зонтик быстро узнал знакомый голос и понял, что на него не разозлятся. Он увидел перед собой Пасгарда. — Привет, Койф... — со сдержанной улыбкой произнёс тот. — Привет. А ты не знаешь, что тут происходит? И... ты уже поговорил с Алебардом? — поинтересовался Зонтик. — Алебард не может поговорить. По какой-то причине... — Пасгард вздохнул. — А вот что касается происходящего здесь... Он, немного поколебавшись, взял Зонтика за руку и, игнорируя недовольство толпы, пробрался ещё дальше вперёд, как можно ближе к статуе, чтобы всё точно было слышно. Однако подходить слишком близко Пасгард не стал. Знал, что прямое столкновение с тем, кто так заинтересовал людей, могло окончиться не лучшим образом. Зонтик же присмотрелся и прислушался одновременно. Как и ожидалось, он не ошибся... У статуи находился Пикадиль. Он взялся за дело. Совершенно один, без Полдрона и каких бы то ни было других союзников. В том числе и без пропавшего Жака... Зонтик огляделся по сторонам. Он не узнавал никого из толпы. Когда-то он встретил здесь Мантию, и вскоре она исчезла... Так и не появившись до сих пор. — ... так что же вы думаете? — звучал голос Пикадиля. — Стоит ли слепая вера того, если главные религиозные фанатики уничтожают то, что на словах дорого им же? Вы хотите иметь выбор или следовать указаниям Алебарда и тех, кто беспрекословно подчиняется ему? — громко вопрошал он. — Он так с самого начала... — процедил Пасгард. — Сказал про сгоревший храм и теперь пользуется этим, чтобы заставить людей отказаться от веры в Великого Зонтика. — Ох, это... несправедливо, — признал сам Зонтик. Он беспокоился за Армета, но не хотел бы, чтобы из-за чужого проступка жители возненавидели его самого — пусть и в виде божественного образа. — Не думаю, что в случившемся так виноват Зонтик. Ну, может, только частично... Ничего такого не подумай! Я не имею в виду, что его чудо — это что-то плохое. Я думаю, он просто не мог ожидать, что с Арметом случится такое, не всё предусмотрел, вот. — Ты, кажется, упоминал что-то такое в разговоре с Экзархом Морионом... Не то чтобы я очень внимательно слушал твои слова, но!.. Кхм. Ты понял, о чём я, — сбивчиво ответил Пасгард. Зонтик кивнул. Они продолжили прислушиваться. Помимо слов Пикадиля до ушей также доносились и голоса зонтопийцев из толпы, взволнованных, но каким-то образом даже заинтересованных в том, что он говорил. И Зонтика, и Пасгарда беспокоили их вопросы, предположения, совсем не внушающие доверия. То, что совершил Армет, серьёзно повлияло на жителей, и, похоже, они были готовы довериться Пикадилю не потому, что перестали почитать Зонтика, а потому, что боялись повторить ужасную судьбу исцелённого. Это имело смысл, но вместе с тем заставляло тревожиться за будущее Зонтопии. «Может быть, и правда не стоит так поклоняться Зонтику?» — спрашивал кто-то. «Не хотелось бы прийти в храм и там сгореть!» — жаловался другой человек. «Мне вообще никогда не казалось, что надо думать о Зонтике всю жизнь. Может, этот парень и прав, лучше своими делами заниматься, а не в храм несколько раз в день бегать!» — поругался третий. — Пока мы все слепо подчиняемся единому навязанному Алебардом мнению, мы никогда и никуда не продвинемся. Зонтопия страдает от безумного фанатизма. И, пусть даже я предпочитаю не прибегать к таким методам, как ссылки на сверхъестественные совпадения, сгоревший храм может символизировать то, что фанатизм по Зонтику рушит Зонтопию! — твёрдо восклицал Пикадиль. Зонтик взглянул на помрачневшего Пасгарда. Верно... Ему никогда не нравилась идея Пикадиля с политической программой. Ещё в день первого выступления он подрался с Полдроном, когда тот был готов поддерживать Пикадиля. По прошествии времени ничего не изменилось. Зонтик бы даже сказал, что Пасгард выглядел ещё более мрачным, чем раньше. Почти яростным. Он сдерживался, крепче сжимал руку Зонтика, чтобы не выбежать вперёд и не наброситься на того, кто говорил о религии такие гадкие вещи... Но это было безумно тяжело для него. Зонтик посерьёзнел. Он попятился назад, ведя за собой Пасгарда. Тот же только спустя несколько мгновений заметил, что отдаляется от Пикадиля. — Койф, что ты делаешь?.. — растерянно спросил он. — Я не думаю, что нам нужно наблюдать за выступлением Пикадиля. Нам ведь ещё Щита искать, а если мы сейчас заволнуемся после его слов, то ничего не получится, — Зонтик вывел обоих из толпы. — Пикадиль поступает неправильно, я это понимаю. Но... давай оставим его? Сейчас главное — продолжить поиски Щита, правда? Ты этого хотел. Неудобно получится, если мы его упустим, потому что будем выслушивать странную речь Пикадиля... — пробормотал он. — Ты... прав, — нехотя признал Пасгард. — Я просто... Он не смеет говорить этого! И где ходят патрульные, когда они так нужны... Надеюсь, в ближайшее время они заметят, что он вытворяет, и решат хоть что-то с этим сделать! — Наверняка, — согласился Зонтик. Всё ещё не верилось, что он так говорит о человеке, которого недавно называл другом, но в сложившейся ситуации он не мог оправдать Пикадиля. Он вздохнул. Затем же — вдруг зевнул. — Ох, прости, я очень плохо спал сегодня. Ну, эта новость о сгоревшем храме так шокировала меня, что я переживал всю ночь... — Хм... Уверен, что сможешь искать Щита в таком состоянии? Это может быть небезопасно. И если тебе нужно отдохнуть, я... займусь делом один, — предложил Пасгард, отводя взгляд. Он по-прежнему побаивался проявлять заботу настолько открыто. — Если будет совсем плохо, я скажу. Но пока я готов. Правда-правда. Но... спасибо за беспокойство. Приятно... знать, что ты обо мне заботишься, — немного смущённо ответил Зонтик. Пасгард вновь почувствовал, как щёки слегка покраснели. К счастью для него, этого совсем не заметил Койф, а оттого не задал никаких странных вопросов. Они оставили Пикадиля и толпу и направились в сторону окраины: не слишком быстро, но достаточно, чтобы не задерживаться. По пути они тут же принялись осматриваться, заглядывать в сторону закоулков, но, как и всегда, никого не замечали. Может быть, потому, что никого подозрительного там и не было. А может быть, потому, что эти люди слишком умело скрывались, буквально сливаясь с окружением, и их силуэт становился столь незаметным, что никак не привлекал к себе внимания, особенно если посторонние быстро шли и не вглядывались в темноту, прямо как Зонтик и Пасгард. В своём намерении отыскать Щита они не подозревали... ... что за ними тоже наблюдают. «Вот, значит, какой ты, Койф... Человек с пятью пальцами на руках, в тёмном потрёпанном плаще... Полдрон не ошибся, — Щит, прячась в тенях и медленно двигаясь вперёд, чтобы не упустить ни Койфа, ни Пасгарда, пристально следил за ними, не сводя глаз. — И разгуливаешь с Пасгардом, уж точно зная, кто он такой. Освободитель, хм... Ни за что не поверю, что человек, искренне желающий подарить нам, зонтопийцам, свободу, захочет проводить время с этой тварью, держать это существо за его грязные руки... Как я и думал, всё это было неспроста. За всем этим может стоять Алебард. И если бы я только мог, я бы... — он бросил взгляд на генератор в кармане и почувствовал лёгкий холодок. Сколько бы он ни желал избавиться от сообщников Алебарда, воспоминания о том, что он сделал с Мантией, не позволяли ему надолго сохранять уверенность. — Нет. Сначала — слежка. Я должен узнать, чем вы занимаетесь вдвоём».***
«Уф-ф, много же патрульных на улицах сегодня. Жалко даже, пришлось опять прятаться непонятно где, — пожаловался Телеграфист. — Но хоть добрались. Итак, какой там план насчёт этих твоих очков? Следим, пока продавец не зайдёт на какой-нибудь склад, как тот, что ты видел в прошлом магазине, как-то его там запираем, чтобы он не заметил, что это именно мы, хватаем подходящие очки и валим?» — уточнял он, а Жак лишь неуверенно кивал головой в ответ, взволнованный перед предстоящим делом. К удивлению Телеграфиста, он совсем не был готов к очередной краже. Мало разговаривал и не пылал энтузиазмом, как в прошлые разы. Не то чтобы это имело значение, но казалось довольно непривычным после предыдущих успешных преступлений. Жак же в самом деле сомневался. Разговор перед сном заставил его задуматься, действительно ли он такой хороший человек, каким называл себя сначала. Он ставил себя в пример Телеграфисту, показывал, что не применяет насилия и не мучает людей, а тот лишь заявил, что кражи тоже заставляют их страдать. Жаку не хотелось бы выглядеть монстром в их глазах. Поэтому сегодня, пока Телеграфист перекусывал фруктами и собирался, он незаметно взял выкраденный ранее мешочек с деньгами, который тот отыскал, исследуя прилавок продавщицы. Эти монеты были получены таким же нечестным и жестоким способом, Жак всё понимал, но... Если бы он попробовал купить товар, как ему предлагали ранее, что бы он почувствовал? Что бы изменилось? «Пошли быстрее к окну, пока с полицией не столкнулись», — Телеграфист перебежал улицу, а Жак последовал за ним. Они посмотрели в окно на боковой стене здания. Продавец здесь отличался от той девушки, которую Жак видел в другом магазине. Зачёсанные короткие лазурные волосы, бледно-голубая рубашка с символом в виде медицинского креста, бирюзовые штаны и синие ботинки. Ни Телеграфиста, ни Жака он не замечал. Первый присмотрелся и увидел внутри здания одну небольшую дверь: скорее всего, она и вела на склад с другими товарами, которые не вмещались в основном зале. Продавцу следовало бы как можно скорее отправиться туда, чтобы они с Жаком забрались внутрь магазина и заперли его, а потом украли подходящие очки. Телеграфист знал, что запертый продавец может и не выбраться, если только не постарается изо всех сил выбить дверь, но его это мало заботило. Он кинул взгляд на Жака. Тот всё ещё переживал. Будто бы неожиданно передумал воровать. Будто бы хотел сбежать и вовсе забыть об идее с приобретением новых очков. Он ничего не говорил, совершенно. Телеграфист даже нахмурился, но жаловаться на Жака не стал: главным образом для того, чтобы не привлечь внимание продавца или прохожих. Они должны были подгадать идеальный момент, выждать, пока этот парень оставит рабочее место и спрячется на складе, и вот тогда-то они надолго закроют его в тёмной комнатке... Телеграфист почти усмехнулся, но вовремя сдержался. Жак же продолжал думать о мешочке с монетами в кармане. Стал бы он лучше, купив очки на ворованные деньги? Или же ничего бы не изменилось? Раньше он никогда не задавался подобными вопросами, но нежелание быть плохим человеком повлияло на него сильнее, чем он думал. В то же время продавец не покидал рабочее место. Телеграфист посматривал на него с недовольством: ему явно не хотелось выжидать слишком долго, и нетерпеливость давала о себе знать. Жак глубоко вздохнул и сжал руки в кулаки. Он должен был попробовать... Пока Телеграфист всматривался в одну точку, Жак покинул переулок и направился ко входу в магазин, чем сразу же отвлёк его. — Что за!.. Ты куда пошёл? — в шоке воскликнул он. — За очками, — прямо ответил Жак. — Ну, если ты хочешь спереть их прямо на глазах у продавца, то!.. — но не успел Телеграфист договорить, как они уже оказались в магазине, где он не мог упомянуть ни слова о воровстве. — Здравствуйте, — поприветствовал их продавец. — Вам что-то нужно? — А... Э... — Телеграфист не мог придумать оправдания. — Мы пришли за очками для меня! — с улыбкой ответил продавцу Жак. — Видите, у меня линза треснула? Неудобно, надо другие очки взять! — О, вот оно... Минутку, — тот вдруг нахмурился и вышел к ним, оказавшись вдруг для них довольно высоким: на голову выше Телеграфиста. — А не ты ли тот парень, что однажды украл очки в другом магазине? — Ой-ёй, меня знают за это... — с нервным смешком пробормотал Жак. — Извините! Я так больше не буду. Вообще-то... — он достал мешочек монет из кармана. — У меня есть деньги. Я всё куплю! — гордо заявил он, и в то же время Телеграфист глянул на него с осуждением, зная, откуда он достал эти деньги. — Вот как... — продавец облегчённо вздохнул. — Радует, что ты одумался. Тогда сейчас подберём тебе новую пару. А что насчёт вас? — он посмотрел на Телеграфиста. — А мне... ничего и не надо. Я так, за компанию с ним пришёл, — отговорился тот. — Да-да! — согласился Жак. — Он мой... Мой... — он мог бы назвать Телеграфиста другом, но не был уверен, что считает его таковым. Он являлся скорее кем-то, с кем Жак вынужден был находиться рядом, с кем мог повеселиться, но кто также мог раздражать и огорчать его. — Он мой... Брат, да! Продавец хмыкнул, но возражать не стал. Он повёл Жака к полкам с различными парами очков, чтобы подобрать наиболее подходящие. Телеграфист же остался стоять на месте, ошарашенный заявлением Жака. Когда это они успели стать братьями? Он знал, что это лишь отговорка, чтобы не вызвать подозрений, но почему именно братья? Наверное, Телеграфисту просто не стоило воспринимать эти слова всерьёз, однако теперь он не мог выбросить их из головы, настолько странными для него они оказались. Жак наивно пытался исправить его, вряд ли бы за это время он привязался настолько, чтобы искренне посчитать Телеграфиста кем-то вроде брата, но с другой стороны... Почему он не назвал их просто друзьями, как это делал сам Телеграфист? Вздохнув, он подошёл поближе к стене и опёрся на неё, со стороны наблюдая за тем, как проходит подбор очков для Жака. Продавец предлагал самые разные: от более привычных Жаку круглых до квадратных или даже небольших овальных. Он примерял все, а потом любовался собой, смотря в небольшое зеркало на стене. В итоге же ему показалось, что лучше всего на нём будут смотреться те самые большие круглые, только в несколько более светлой оправе. Жаку понравились и квадратные, и даже овальные, но почему-то круглые привлекали больше всего. Он выбрал их, убедившись, что они подходят не только по стилю, но и для того, чтобы в полной мере улучшить зрение. Когда с этим было покончено, он протянул продавцу мешочек денег, и тот взял необходимое количество монет: к сожалению для Жака, почти все. Это огорчало, но одновременно с этим он радовался, что смог приобрести что-то честным путём. Или же почти честным... Жак тихо усмехался. Недавно ему казалось, что воровать намного веселее, чем приобретать необходимое за деньги. Это ведь так скучно! Жалко тратить драгоценные монеты на всякие мелочи! Но, как только он купил очки, он почувствовал себя немного счастливее. Он получил то, что хотел, и никто от этого не пострадал. Даже морально, как упоминал Телеграфист в том разговоре. Продавец улыбался, успешно продав товар и получив деньги. «Ну, вроде всё! — подметил Жак и подошёл к Телеграфисту. — Можем идти!» — радостно сообщил он. Они покинули магазин и быстро осмотрелись, чтобы в очередной раз убедиться в отсутствии патрульных поблизости. Пробираясь по закоулкам, они замечали немало больших групп полицейских. Похоже, Алебард приказал им всерьёз заняться делом, а не бродить кругами без всяких стараний... Это было правильно с их стороны, но очень невыгодно для Телеграфиста и Жака. А если бы патрульные начали более тщательно осматривать все тёмные углы!.. Где бы они тогда прятались? Телеграфист невольно подумал о том, что зря понадеялся на возможность свободно разгуливать по Зонтопии. С взявшейся за дело полицией это было невозможно. Телеграфист схватил радостного Жака за руку и затаился вместе с ним в переулке. Хотелось серьёзно поговорить. Спросить, что это вообще было и почему Жак повёл себя именно так, отказавшись воровать, хотя сам активно настаивал на этом недавно. Он потратил деньги, которые они могли бы использовать для более важной цели! Наверняка мешочек монет бы пригодился, если бы они захотели кого-нибудь подкупить ради личной выгоды. Но кому понадобилось бы всего несколько монеток? Жак явно не раздумывал об этом, беспечно позволяя продавцу взять столько, сколько ему вздумается. Когда они отошли достаточно от магазина, Телеграфист остановился, глубоко вздохнул и по-детски топнул ногой по земле, пытаясь тем самым пригрозить Жаку. — Ну и что это было?! — прикрикнул он. — Ну, э... Я вроде как решил просто купить очки, а не своровать, хе-хе... — нервно ответил Жак. — С чего вдруг? Не ты ли так радовался возможности воровать? — пожаловался Телеграфист. — А теперь ты потратил наши деньги — которые вообще-то тоже ворованные — на это. С ума сошёл! — Я просто... — Жак вздохнул. — Ты вчера перед сном сказал, что даже если мы не применяем насилие, мы всё равно мучаем людей, делаем им больно и всё такое. Это ведь... очень плохо. Ну и я подумал: а что, если я всё-таки не сворую вещь, а просто куплю? Я знаю, что деньги ворованные, но когда я сейчас купил очки, мне даже как-то радостнее стало. Я знаю, что продавец точно не будет страдать! И я останусь хорошим человеком! — Ты сбежавший преступник, освободивший другого преступника, по меркам полицаев ты всё равно не будешь хорошим. Увы. Так что не выпендривайся. Мы всё ещё можем получать штуки бесплатно. Вот, например, ещё еды набрать... — предположил Телеграфист. — Эх... — вздохнул Жак. — А может, попробуем потратить оставшиеся деньги на фрукты? — И получим всего пару штук? Толку-то? Украсть проще! — заявил Телеграфист. — Я знаю! — не отрицал Жак. — Но я... не знаю, — добавил он, даже если это не имело смысла. — Эх, всё как-то запутанно... Но мы правда можем попробовать достать еду. Только не бей никого! — У меня даже трубы с собой нет, чтобы бить, — подметил Телеграфист. — О, кстати. А почему ты в магазине назвал меня своим братом? Когда это мы успели родственниками стать? — посмеялся он. — А, ну... Я подумал, что мы как-то не совсем друзья, но мы всё равно постоянно тусим вместе, и вот мы как два брата, которые не очень ладят, но всё равно постоянно друг с другом! — торопливо объяснился Жак. — Хах. Это глупо, — Телеграфист махнул рукой. — Ладно, пойдём уже. Без какого-либо плана они двинулись вперёд.***
Щит продолжал следить за Койфом и Пасгардом, перебираясь из одного заброшенного здания в другое. Очень быстро он понял их главную цель — желание найти его — поэтому был ещё более внимателен и осторожен, нежели обычно. Он не смел привлечь их шумом, как вчера, когда он встретился с Полдроном. То столкновение, прямо как смерть Мантии, не уходило из головы, сколько бы Щит ни старался сосредоточиться на слежке. Ему приходилось заставлять себя. Он чувствовал, словно вот-вот захочет ударить себя по лицу, только бы вернуться в реальность, не упустить Койфа и Пасгарда. В особенности первого... Щит многое знал про бывшего главу чёрных папах, а этот освободитель оставался загадкой. С другой стороны, их совместное времяпровождение дало бы лишь больше информации об обоих и, возможно, об их планах. Вместе с тем Щит находил всю ситуацию очень ироничной. Койф и Пасгард так старались найти его, забирались в старые полуразрушенные здания, пытались заметить следы на земле, но не подозревали, что он уже наблюдает за ними издалека, покидая очередную невзрачную постройку каждый раз, как они приближались к ней. Подсознательно Щит боялся того, что в итоге Койф и Пасгард отыщут его убежище или, того хуже, могилу Мантии, но знал, что они искали совсем не в той части Зонтопии, где он затаился. Переживать было практически не о чем. К тому же, на крайний случай он имел при себе тот самый артефакт. Ему не хотелось бы понапрасну убивать обоих без новой информации на руках — тем более, Щит всё ещё сомневался, что справится с этим, даже если перед ним предстанут враги — но если бы выбора не осталось... Койф и Пасгард мало разговаривали, сосредоточенные на поисках, однако Щит подмечал их повадки. Странности в поведении и тех диалогах, которые успевал уловить, несмотря на их редкость. Койф выглядел очень сонным. Потирал глаза, порой зевал, щурился, даже если в этом не было необходимости. После бессонных ночей Щит вёл себя так же. К сожалению, это знание никак не помогало ему. То, что Койф проводил время с Пасгардом, куда больше наталкивало на разные мысли и теории, нежели его сонное состояние. А вот его излишне добродушная улыбка доверия не внушала... Но Щит мог бы сказать, что внешность Койфа показалась ему довольно любопытной, несмотря на свою обыкновенность. Возможно, потому, что они выглядели почти одинаково. Полдрон упоминал об этом во время их первой встречи после бунта в тюрьме, но Щит и подумать не мог, что они с Койфом окажутся настолько похожи. Один и тот же цвет кожи, волос и глаз... Не то чтобы это было удивительно: многие зонтопийцы обладали схожей внешностью — но Щиту становилось не по себе. Находящийся рядом с ним Пасгард сильно отличался от него, обладая более светлой кожей, совершенно иным цветом волос и более тёмным оттенком глаз. Скорее всего, Койф являлся одним из первых жителей, но почему-то Щит совсем не помнил никого такого. Впрочем, не помнил он многих... Наверное, не было ничего странного в том, что он не узнавал Койфа из своего короткого детства. Или было?.. Но что ещё он мог сказать, так это то, что Пасгард удивлял не меньше. Не внешностью — поведением. Большую часть времени он выглядел серьёзным и не отвлекался, но когда он брал Койфа за руку... Он почему-то колебался. Иногда отводил взгляд. А порой и заикался в коротких диалогах. Щит запомнил его совсем не таким. Для него Пасгард оставался злобным бывшим главой чёрных папах, готовым в любой момент наброситься на неприятеля и сообщить о нём Алебарду, чтобы его бросили в тюрьму. Это же... Пасгарда словно подменили. Или Щит просто никогда не думал о том, насколько жалок он может быть вне своей работы? Это бы многое объяснило. В то же время Зонтик и Пасгард, не догадываясь, что Щит наблюдает за ними, продолжали его поиски. Одно здание, второе, третье, но нигде не было ни намёка на его присутствие. Следов на улице они тоже не замечали. Зонтик порой зевал, однако мгновенно собирался и возвращался к делу, чтобы не беспокоить Пасгарда. А ещё он по-прежнему чувствовал неловкость после попадания на выступление Пикадиля. Тот не заметил их обоих, и Зонтик радовался этому, но... Ему бы очень не хотелось, чтобы религия пала очень резко. Чтобы подданные принялись допрашивать всех вокруг о настоящем Зонтике. Чтобы начали ругаться друг с другом или, как когда-то предлагал Щит, отправились штурмовать замок, чтобы узнать правду о правителе. Зонтик желал открыться подданным. Плавно. Спокойно. Готовый всё с ними обсудить и извиниться за то, что так долго скрывал настоящего себя. Он не знал, с чего начать. Особенно после того, как потерял генератор. Пасгард доказал ему, что он на многое способен и без своей пропавшей вещи, но если он планировал показаться людям, иметь генератор при себе стоило. Зонтопийцы не обрадовались бы, узнав, что правитель потерял то, благодаря чему страна вообще стала существовать изначально. Он любил своих подданных и не хотел так глубоко разочаровать их. Зонтик бросил взгляд на Пасгарда. Мог ли он рассказать ему?.. — Хм?.. — Пасгард вдруг отвлёк его от мысли. — Ты снова выглядишь несобранным. Если ты слишком хочешь спать, мы... можем вернуться в жилой район. — Нет, нет, всё в порядке, — успокоил его Зонтик. — Я просто размышляю о том выступлении Пикадиля. Я не думал, что он всерьёз будет устраивать такое, что люди засомневаются в Зонтике из-за его слов... Это пугает меня. — Выпускать всех из тюрьмы действительно не стоило, — даже сейчас Пасгард не отказывался от своих слов. — Конечно, может показаться, что там находятся только хорошие люди, но они тоже способны навредить Зонтопии. — Я этого не ожидал. Я хотел как лучше, а вышло... Вот что, — расстроенно проговорил Зонтик, опуская взгляд. — Что ж, похоже, ты прямо как Зонтик, ха-ха, — пошутил Пасгард, ссылаясь на слова Койфа о том, что Зонтик не всё предусмотрел, подарив чудо Армету. — Хах, может быть... — неловко улыбнулся он. Пасгард и не подозревал, что значит для него такое сравнение. — Ну надо же! — наигранно удивился тот. — Я и не догадывался, что всё это время разговаривал с самим правителем! О Великий Зонтик, простите, если успел задеть вас! — в шутку поклонился он. — А-ха-ха, пожалуйста, не шути так, а то мне неловко... — сдавленно попросил раскрасневшийся Зонтик. — П-прости! — тут же выпалил Пасгард, выпрямившись. — Стоп, нужно быть тише... Кхм. Прости. Я просто попытался пошутить. Стоило догадаться, что это неуместно. — Нет, нет, всё в порядке, я сам не мастер в шутках, не могу тебя винить. Просто это было... странно. Ну, я имею в виду... Ох, это звучит грубо, прости... На самом деле здорово, что ты попытался поднять мне настроение. Наверное, это просто не мой тип шуток... — попытался оправдаться Зонтик. — Ничего... — тихо ответил Пасгард. — Не расстраивайся, хорошо? — Зонтик погладил его по голове, слегка перебирая пальцами пряди волос. — Х-хорошо! — закивал он, отходя и прикрывая в очередной раз покрасневшее лицо рукой. — Уф-ф... Давай вернёмся к поискам. — Да, конечно. Их путь продолжился. Щит тоже сдвинулся с места. Только что произошедшая сцена вызывала у него неоднозначные, противоречивые эмоции. С одной стороны, он злился. Пасгард не смел сравнивать никого с Зонтиком, особенно таких подозрительных и лицемерных созданий, как Койф. Ещё и в качестве шутки — что за позорище! Если бы не подавленность Щита, наверняка он бы как минимум попытался навредить этому уродцу за издевательства, но жуткие воспоминания и страх перед артефактом до сих пор не позволяли ему вернуть прежнюю уверенность. Ну а если бы он решил бросить в Пасгарда камень или кусок грязи, он бы только привлёк к себе внимание людей, что прямо сейчас разыскивали его. Он не видел в этом никакой выгоды. К тому же... Вторым чувством Щита была растерянность из-за того, что он сейчас увидел. Сколько бы Пасгард ни заставлял его гневаться, а это странное поведение, то, как он пытался нелепо шутить и краснел перед Койфом!.. Это никак не укладывалось в голове Щита. Из-за него и ему подобных погибло столько невинных жителей, чёрные папахи безжалостно хватали зонтопийцев, бросали в тюрьму, отправляли на казнь, и вдруг их лидер, сам Пасгард, превратился... в это? Иногда, выслеживая элитные отряды, Щит замечал его эмоциональность в ситуациях из ряда вон, но в те моменты он не выглядел так же. Он всеми силами старался не терять лицо. Ну а сейчас... Щит попробовал сложить воедино всё, что успел заметить. Пасгард волновался в присутствии Койфа, отводил взгляд, на удивление по-доброму улыбался, держался с ним за руку и, конечно же, смущённо краснел. Невозможно было оспорить их хорошие отношения, но когда Щит вспоминал свои, в голову не приходили никакие моменты, в которых он вёл бы себя так же странно по отношению к друзьям и союзникам. Однако всё, что он заметил в Пасгарде, походило на кое-что другое. Неужели?.. Нет, Щит, должно быть, совсем спятил, если подумал, что такой жестокий человек способен испытывать эти чувства. Тем не менее, все, все признаки указывали на то, что Пасгард... был влюблён. Он, такой гадкий, даже пытался проявлять заботу к Койфу. Нелепым образом, говоря глупости и путаясь в словах, но его намерение выразить положительные чувства не заметил бы только слепой. Для Щита же это выглядело убого... И лишь подтверждало, что Койф нисколько не желал всеобщей свободы. Пасгард бы не позволил себе влюбиться в человека, которого видел преступником, не только отпустившим множество других заключённых, но и лишившим его работы. Тот случай точно не был счастливым моментом для всей Зонтопии. Койф, Алебард и, возможно, сам Пасгард подстроили его, чтобы запутать жителей. А потом эта пара взялась за поиски «главной угрозы» — того, кто не желал иметь ничего общего с религией. В процессе же Пасгард влюбился в союзника и размяк. Как всегда, всё сходилось. Но, к сожалению, Щит не мог подтвердить теорию мгновенно. Он всё ещё слишком мало знал про Койфа и его жизнь вне времяпровождения с Пасгардом. Ему посчастливилось наткнуться на них, когда они покидали площадь, а он плутал по переулкам в надежде найти хоть что-то полезное, но с того момента он так и не получил столько же информации, сколько хотел. Что ж, радовало уже то, что он хоть в чём-то продвинулся. Пасгард и Койф продолжали поиски, а он продолжал наблюдение, стараясь ничего не упустить, не забыть, будь то их ценный диалог или такая мелочь, как смехотворное смущение Пасгарда. Пока они не закончат с делом, Щит был готов их преследовать...***
«Чёрт, как же народу много... М-да, надо было всё-таки в первую очередь за едой идти, а не за очками. Теперь просто так не украдёшь ничего, все же заметят... — жаловался Телеграфист. — А вот если бы мы пришли пораньше и просто снова кого-нибудь вырубили, было бы попроще... Что ж, что ты теперь предлагаешь?» — с иронией поинтересовался он у Жака, не ожидая никакого толкового ответа, кроме очередной наивной идеи, что не сработала бы ни при каких обстоятельствах. Тот состроил умное лицо. Не было понятно, действительно ли он пытался придумать план или просто притворялся, что старается, но Телеграфист глубоко сомневался, что он выскажет что-то дельное. Жак достал из кармана тот самый мешочек с деньгами, в котором осталось всего несколько монет, на что получил в ответ смешок со стороны Телеграфиста. Он не был уверен, стоит ли тратить остатки ещё и на еду. Как только монеты закончатся, им всё равно придётся вернуться к воровству. А если это обидит людей так, как об этом заявил Телеграфист... Жаку бы не хотелось этому способствовать. Но разве выбор был? Если только сдаться полиции и вернуться в тюрьму, теперь уже надолго: за ту кражу очков, побег, освобождение другого преступника, соучастие в преступлении с избиением продавщицы и ограбление магазина одежды. Столько всего... Его бы ни за что не выпустили в течение нескольких месяцев, а то и лет. Жак убрал деньги обратно в карман и попытался придумать другой план. Телеграфист молчал и осматривался. Всё больше чувствовал, что Жака не посетит достойная идея, и размышлял, как своровать фрукты или овощи, чтобы весь народ у прилавков не заметил. Это казалось невозможным... Только чудо могло отвлечь одновременно всех настолько сильно, чтобы они не обращали внимания на прилавки и двух воров, крадущих еду. Возможно, им просто стоило отправиться в другой район, а то и бродить по ним, пока не наткнутся на пустующую лавочку, полную товаров... Телеграфист был готов уже даже на это, но вдруг он, Жак и весь народ, находящийся поблизости, заслышал незнакомый голос. «Отстаньте от меня! — он точно принадлежал девушке, причём всерьёз напуганной. — Я не понимаю, о чём вы говорите, ни слова не понимаю! Зонтик, что-то грядёт, что-то... Я не знаю!» — восклицала она, словно бы готовая расплакаться. Народ стал перешёптываться, кто-то двинулся вперёд в попытках найти девушку и того, кто пугал её своими словами. Телеграфист и Жак нахмурились. Второй уж точно знал человека, способного кого угодно запутать странными теориями, разговорами о Зонтике и грядущих бедах. Однажды они с Телеграфистом наткнулись на Хундсгугеля, и тот посоветовал ему выйти в свет, распространить свои пророчества среди людей. Мог ли он прислушаться и заняться этим? «Давай-ка посмотрим, что там происходит», — заявил Жак и покинул узкое пространство между двумя зданиями, выходя на улицу. Телеграфист нехотя последовал за ним. Никто не обращал внимания, а они двигались на звук голоса: девушка не переставала плакать и упрашивать загадочного человека оставить её в покое. Жак не был уверен, что хотел сделать: просто посмотреть и убедиться, что увидит своего знакомого, помочь ему и оправдать перед девушкой или, наоборот, защитить девушку от безумств Хундсгугеля. Сегодня он совершенно не понимал, что с ним происходит. Действовал ещё более спонтанно, чем обычно, путаясь и беспокоясь. Только саркастичные разъяснения Телеграфиста не давали его мыслям перемешаться окончательно. Они продолжили бежать, пока наконец не заметили, что происходит. Жак не ошибся. К напуганной девушке с тёмно-синими волосами средней длины, в лёгком бирюзовом платье с рукавами-фонариками с изображением трефы на них приставал с безумными россказнями никто иной как Хундсгугель... Всё такой же, тощий, бледный, в тюремной форме вместо обыкновенной одежды: разумеется, он внушал страх. Жак замер на месте, не вполне уверенный, как поступить. Телеграфист же относился ко всей ситуации с большим безразличием. Он предложил безумному теоретику рассказать свои идеи другим — тот последовал совету. Что такого? Страх неизвестной ему девушки был всего лишь очевидным исходом. — Пожалуйста, отстаньте, я не знаю, о чём вы вообще говорите! — умоляла она и пыталась отойти, но Хундсгугель схватил её за руку. — Огонь, поглотивший храм, предрекает разрушение! Слепой остался слеп, он ослеплён своим безумием! Зонтик бессилен. Он бессилен перед всеми катастрофами! Неминуемая гибель приближается! — выкрикивал он. — Ой-ёй-ёй, это всё очень плохо... — забормотал Жак. — Не знаю, что он имеет в виду, но не уверен, что правильно вот так приставать к обычной девушке. — Ну а мы что сделаем? — пожал плечами Телеграфист. Жак осмотрелся. Никто из заинтересованных в случившемся жителей не пытался вмешаться и оттолкнуть Хундсгугеля от девушки. Он продолжал выкрикивать жуткие безумные фразы, сколько бы она ни пыталась вырваться и сбежать. Неужели Телеграфист оказался прав, и в их ситуации невозможно было ничего предпринять? Жак чувствовал себя неловко. Особенно когда понимал, что не знает, на чью сторону встать. Хундсгугель казался ему «почти другом» — странным, порой пугающим, но иногда даже забавным. Когда он рассказывал свои теории в темноте, в этом не было ничего особенного. Но когда вышел и стал пугать обычных прохожих... Жак сомневался в правильности этих действий. — Хорошо, хорошо, может быть, вы и правы, всё ужасно, но, пожалуйста, отпустите! — кричала девушка. — Мы должны бежать, бежать от погибели! За стены, в пустоту, пока яркий свет не поглотил Зонтопию! — не унимался Хундсгугель. Телеграфист и Жак всё ещё наблюдали за происходящим со стороны. Но тут первый прислушался. Издалека доносились другие голоса, очень подозрительные, слишком твёрдые, но также пара обычных, полных страха и беспокойства. Неужели!.. Похоже, кто-то из небольшой толпы успел отыскать патрульных, чтобы сообщить им о выходках Хундсгугеля. Телеграфист прислушался повнимательнее, стараясь игнорировать как его выкрики, так и перешёптывания собравшихся зонтопийцев. Если он не ошибался, им с Жаком стоило бежать как можно скорее, если только они не хотели, чтобы их схватили вместе с Хундсгугелем. — Да, да, именно сюда, прислушайтесь! — говорил взволнованный мужской голос. — Слышу. Будьте осторожны. Мы постараемся схватить его. Слышали об этом человеке, его может быть опасно оставлять на свободе, — строго проговаривал другой: очевидно, голос патрульного. — Эй, ты чего такой... — Жак попытался обратиться к Телеграфисту. — Чш, — тот схватил его за руку и ринулся прочь, пока они не затаились в темноте. — Что ты... — Помолчи. Сейчас придут патрульные, мы не должны им попасться, — Телеграфист снова прервал Жака. Они продолжили прислушиваться. Телеграфист уловил более отчётливый звук шагов: они пришли... Девушка просила о помощи, убеждала их, что ни в чём не виновата, что безумец сам выбрал её в качестве жертвы, той, кто будет вынужден выслушивать его сумасшедшие речи. Полицейские всё понимали. Заслышались возмущения Хундсгугеля. Судя по всему, его схватили. Телеграфист беззвучно усмехался. Стоило догадаться, что это случится... Значило ли это, что он поспособствовал попаданию очевидного психа в тюрьму — место, где ему и стоило находиться? Он не знал и не собирался гордиться собой из-за этого. Как и расстраиваться. Ему было всё равно. «Забрав меня, вы обречёте Зонтопию на ещё более скорую гибель! Все люди должны знать правду!» — кричал Хундсгугель своим хриплым голосом. Полиция, впрочем, не слушала. Жак неуверенно выглянул: всё равно патрульные не обращали внимания ни на кого, кроме пойманного. Они собирались отвести Хундсгугеля в тюрьму... Уже во второй раз, прямо как Жака, когда он украл очки и отказался их возвращать. Это было несправедливо! Или справедливо?.. Он путался всё больше, но не мог не волноваться. Полицейские уводили Хундсгугеля дальше и дальше, а их голоса затихали. Жаку хотелось броситься вперёд с места, где он стоял, и упросить их оставить знакомого в покое. Но это означало попасться... — Упс, — саркастично подметил Телеграфист. — Кажется, из-за моего совета пудрить людям мозги теориями он попал в тюрьму. Не повезло. — Вообще-то это не очень смешно... — проворчал Жак. — Я теперь волноваться буду! Хундсгугеля же в тюрьму отправили! Это нечестно... — вздохнул он. — Хм-м... Эй, а как думаешь, мы можем помочь ему оттуда сбежать? Будем тогда точно хорошими людьми! — предположил он. — Точно с ума сошёл. Я не собираюсь в тюрьму возвращаться, — отказался Телеграфист. — Ну, мы же можем как-то пробраться, обмануть охрану, вот как во время нашего побега, и всё! Ну же, ты ведь хочешь быть хорошим человеком? — улыбнулся Жак. — Не очень, — признался Телеграфист. — И вообще, с каких это пор освобождение из тюрьмы преступника делает тебя хорошим человеком? — Ну, Койф вон скольких освободил, и его считают хорошим... — неуверенно напомнил Жак. — Значит, и мы злодеями не станем! — Пф, бред, — поддразнил его Телеграфист. — Валим в убежище. Потом добудем еду, всё равно пока ещё хватает. Жак нахмурился, но вышел вперёд, чтобы провести его, несмотря на то, что Телеграфист уже начал запоминать пути, по которым они перемещались, и отличать один переулок от другого. Однако теперь из головы не уходила мысль о том, что вместе они могли бы помочь Хундсгугелю и освободить его. Стали бы героями, как Койф. Пусть Жак и не считал его таким же героем, как раньше, он являлся таковым для всех остальных. Жак был бы рад, если бы и его так полюбили за хорошие дела. «За то, что он молодец» — именно так он и думал, больше не разговаривая с Телеграфистом, отводя его к укрытию на окраине.***
— Ох, прости!.. — при осмотре очередного здания Зонтик от сонливости случайно толкнул Пасгарда. — Похоже, я хочу спать сильнее, чем думал... — Возвращаемся в жилой район. Тебе нужно хотя бы присесть, — заявил Пасгард. — Уверен? Тогда опять придётся отложить поиски Щита, — заволновался Зонтик. — Всё в порядке. Мы в любом случае проверили за сегодня достаточно. Давай, пойдём, — Пасгард неуверенно протянул ему руку, и тот, улыбнувшись, взялся за неё. Щит продолжил наблюдать. Они так легко отказались от дела... Не то чтобы его это беспокоило — наоборот, от осознания, что в ближайшее время его не будут разыскивать, становилось легче — но их странное желание отложить важную для них миссию удивляло не меньше остального, что ему удалось заметить. Алебард явно не старался, выбирая людей себе в сообщники. Эти двое предпочитали спокойные прогулки своей миссии. Удобно для Щита и в то же время ужасно подозрительно... Они действительно были так легкомысленны или уже знали, что за ними наблюдают, а оттого пытались пустить пыль в глаза? Щит мог только гадать. Зонтик и Пасгард покинули окраину. Довольно быстро они отыскали небольшую скамеечку и устроились на ней. Люди проходили рядом изредка: мало кто активно гулял здесь, ближе к заброшенным районам страны. Жители здешних домов просто уходили в более людные места и занимались своими делами там. Никто не отвлекал Зонтика и Пасгарда. Они могли немного расслабиться. Поговорить. Подумать о том, что делать дальше. С другой стороны, Пасгарду совсем не хотелось давить на Койфа в его нынешнем состоянии. Он совсем не выспался... Даже сейчас потирал глаза, стараясь не задремать прямо на скамейке. — Извини, что опять подвожу. Стоило догадаться, что чем больше я буду ходить, тем сильнее устану, и вот... — расстроенно произнёс Зонтик. — Ничего. Я... Мне... То есть... — Пасгард попытался связать слова. — Я бы не хотел, чтобы с тобой что-то случилось. — О, спасибо... — улыбнулся тот. — Эх, и всё-таки я переживаю. Насчёт Щита, насчёт Жака, насчёт Мантии... Скучаю по ней и её работам. При словах о Мантии Щит вздрогнул. Руки похолодели. Захотелось убежать, бросить миссию так же, как это сделали Пасгард и Койф, и вернуться в укрытие, чтобы там выкинуть ужасные воспоминания из головы. Щит замотал ею. Не сейчас, он не мог уйти сейчас... Он должен был продолжать, пока не узнает всё возможное, пока Пасгард и Койф не запрячутся в своих домах. Он сосредоточился. Этот лживый освободитель мог упоминать Мантию специально, чтобы напугать его, а на самом деле испытывал к ней такую же неприязнь, как и к остальным, кого обманчиво называл друзьями. — Эм, а вот... — Пасгард отвернулся, чтобы не смотреть Койфу в глаза. — Мантия, она... Нравится тебе? — Ну да. Она очень красиво рисует, я думаю, мы могли бы стать хорошими друзьями, если бы побольше поговорили, — предположил Зонтик, не вполне понимая, что тот имеет в виду. — Тебе нравятся люди, которые занимаются рисованием? — попробовал уточнить Пасгард. — А-ха-ха, ну, необязательно для человека рисовать, чтобы он мне понравился. Я просто... восхищаюсь чужим творчеством. Люди рисуют, пишут, сочиняют музыку, играют роли в театре... Я ничего такого не умею, поэтому мне очень нравится наблюдать за творчеством со стороны. Может быть, когда-нибудь я и сам чему-то научусь, но пока... Пока я только смотрю на то, что делают другие, — признался Зонтик. — Понятно... Пасгард призадумался. Он не умел играть никаких ролей и с трудом притворялся, что чувствует себя нормально, проводя время с Койфом. Он никогда не сочинял красивой музыки. Не писал ничего, кроме отчётов или обращений к Алебарду. И, конечно же, не рисовал таких же картин, как Мантия. Единственным проблеском творчества в его жизни было ежедневное нанесение макияжа — одного и того же, без изменений. Койфа впечатляло и это, но Пасгард чувствовал, что этого недостаточно. Вздохнув, он уже было хотел добавить что-нибудь ещё, чтобы не обрывать диалог, но вдруг... Почувствовал, как Койф прильнул к нему. Пасгард резко повернул голову и обнаружил, что тот... уснул, опираясь на него. Щёки вновь вспыхнули красным, но Пасгард попытался собраться. Он осмотрел Койфа. Его потрёпанную одежду, необычные пятипалые руки, длинные бирюзовые волосы... Пасгард неуверенно провёл по ним и, к счастью, не разбудил Койфа. Стоило ли это делать?.. Если тот так желал поспать, ему следовало добраться до дома и отдохнуть там. С другой стороны, Пасгарду нравилось смотреть на него. В такой спокойной обстановке, когда окружающие не отвлекали их и не случалось ничего катастрофического. Он поколебался и осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что людей поблизости действительно нет. Никого... Пасгард приподнял голову и... быстро поцеловал Койфа в щёку, после чего мгновенно отстранился. Столь резко от страха перед собственным действием, что тот чуть было не повалился вниз. Это и заставило его проснуться и потереть глаза. Он огляделся и осознал, что находится на той же скамейке, рядом с Пасгардом — очень нервным, будто бы только что случилось нечто ужасное, несмотря на то, что окружение на это ни капли не намекало. Зонтик замешкался от лёгкой неловкости, однако быстро понял, что не может молчать, и попытался связать слова. — Ох, прости, я уснул... Неловко вышло. Надеюсь, я тебе не помешал. Ты красный... Ты не злишься? — запереживал он, заметив красное лицо Пасгарда. — Н-нет! Я... Если хочешь, я могу отвести тебя домой! — тот сразу же перевёл тему. — О, эм... Не волнуйся, я дойду сам, — отговорился Зонтик. Пасгарду, наверное, не стоило бы так сразу узнавать, что он живёт в замке. — Завтра продолжим поиски? — Ага... Встретимся завтра утром на площади. Ну, если, конечно, Пикадиль не вздумает снова выступить там. В таком случае я встану подальше от него и от толпы. Думаю, ты заметишь меня, — объяснил Пасгард. — Конечно! Что ж, тогда... увидимся завтра, — Зонтик помахал ему и направился в сторону замка. Щит устремился за ним по теням. То, что сейчас произошло между ним и Пасгардом, как ни странно, ещё сильнее сбило его с толку. Предположение оказалось верным... Кто бы мог подумать. Такое чудовище, едва ли более человечное, чем Алебард, влюбилось. Стеснялось объясниться перед Койфом и с трудом осмелилось поцеловать его в щёку... Убожество: это слово, по мнению Щита, наилучшим образом описывало Пасгарда и его поведение. Он не знал, сможет ли использовать это против сообщников Алебарда, но и не стал игнорировать. Любая мелочь могла пригодиться. Пока же он смотрел за Койфом. За главной своей целью, которую должен был выслеживать вместе с Мантией, если бы не остался один по собственной глупости... Койф всё ещё казался Щиту странным. Эта его внешность, такая похожая на его собственную, и этот голос... Слышал ли Щит его ранее? Почему-то ему казалось, что глубоко в подсознании сохранилось что-то отдалённо похожее, но слишком искажённое, чтобы убедиться. Возможно, Койф и вправду являлся одним из первых жителей, которого Щит встречал давно и которого совсем забыл по прошествии времени, после всех тех ужасов, что с ним произошли. Тот же двигался всё ближе к замку Зонтика... Неужели жил поблизости? Или что-то скрывал? Щит был готов выяснить всё, всё, пока он не спрячется в здании. Перемещаться по темноте становилось труднее, но он делал всё возможное. Койф продолжал бежать, пока не остановился прямо перед входом в замок. Щит стоял, не моргая. Не желал упустить ни единой детали. И вдруг!.. Койф без каких-либо усилий отворил дверь, после чего зашёл внутрь! Сразу же она закрылась обратно. Щит застыл на месте. Что это было? Как обычный житель в потрёпанном плаще мог свободно пройти в замок самого Зонтика? Нет. Он всё понял. Понял, что подозрения были не напрасны: теперь уж абсолютно точно. Никакой обыкновенный зонтопиец не смог бы пробраться в замок так легко. Всё начинало складываться. Койф сотрудничал с Алебардом. Поэтому постоянно проводил время с одним из его главных приспешников. Поэтому сразу же позабыл об освобождённых им людях. Поэтому противоречил самому себе. Только притворялся, что дорожит кем-то, смел говорить, что скучает по Мантии, когда на самом деле был готов обмануть и предать всех, кроме своих дружков и Алебарда. Щит хотел бы пробраться за ним, но знал, что не может действовать без плана. Даже с пугающим всемогущим артефактом. Он решил отступить: пока что. Койф и Пасгард уже договорились встретиться. Он же был готов проследить за ними ещё раз и тогда уже разработать хотя бы подобие плана. Что Щит и знал, так это то, что Алебард не захочет их лишиться. И если что-то случится хотя бы с одним из них, он покажется Щиту. Тогда всё будет кончено.