Защитить любой ценой

Зонтик сидел на просторной кровати, с улыбкой рассматривая рисунок, подаренный ему Пасгардом. Совсем скоро он собирался покинуть замок и вновь встретиться с этим замечательным человеком, который сделал для него больше, чем кто-либо угодно другой, кого Зонтик только знал. Поддерживал, успокаивал, давал советы, терпел и принимал его странное поведение, тайны, отказы рассказывать всё о своей жизни... Он бесшумно вздохнул. Пасгард до сих пор не знал его полностью. Зонтик сделал всё, чтобы показать ему настоящего себя, но всё равно многое скрывал, называясь фальшивым именем и выдумывая для себя профессию, которая даже не помогала им в деле. Если бы он всё же узнал правду, что бы случилось?.. Пасгард был этого достоин, Зонтик точно знал. После всего, через что они прошли, он заслуживал узнать, что общается с правителем. А может быть, и стать важным лицом... Разве не этого Пасгард хотел? Зонтик не смог бы вернуть ему должность главы вневедомственной полиции, но если бы он сознался в том, кто он, привёл Пасгарда в замок и предложил занять высокий пост, наверняка тот был бы безмерно счастлив. Или испугался бы, как только осознал, что всё это время разговаривал с самим Зонтиком, оскорблял его когда-то и даже применял насилие, хватая в самый первый день их знакомства... Он замотал головой. Ему совсем не хотелось пугать Пасгарда. Нет, этого не могло произойти, не после стольких моментов, проведённых вместе! Если бы только Зонтик был предельно аккуратен, мягок и доходчив, он бы не позволил Пасгарду впасть в панику. Он знал, каково это — много волноваться. Бояться, что бы ни случилось, будь то серьёзная проблема или незначительная мелочь. Если бы он довёл Пасгарда до такого состояния, он бы себе не простил. И всё же, сейчас, когда Зонтик продолжал разглядывать простой, но такой замечательный для него рисунок, он знал, что скрывать от Пасгарда правду будет ещё хуже. Переборов себя и свои страхи, он точно признается, сегодня же. Если только вновь не поведёт себя странно, как вчера... Он запомнил каждую деталь с момента их с Пасгардом последней встречи. Как засмотрелся на него, заволновался и начал заикаться. Как сердце в груди застучало быстрее, а щёки, он мог поклясться, раскраснелись, но не от стыда. И не от того же смущения, к которому привык Зонтик. Оно было другим. Странным и в то же время на удивление приятным. Никакого сопутствующего волнения — только радость от времяпровождения с Пасгардом и его чудесного подарка. Тем не менее, мысленно Зонтик вновь отметил, что раньше никогда не замечал красивый оттенок его глаз. Как же он тогда подумал?.. Верно. Посчитал, что они сравнимы со звёздной ночью. Почему-то Зонтику очень нравилось, как это звучит. И одновременно с этим он задумывался: нормально ли это — так думать о своём друге? Или медленно проводить рукой по его волосам, перебирая пряди? Или целовать в макушку в благодарность, а потом убегать, не в силах сдержать огромное смущение?.. Зонтик давно заметил, что очень дорожит Пасгардом, но до недавнего времени сам не подозревал, что настолько. Он улыбнулся и отложил рисунок на прикроватную тумбочку. Наверняка всё было в порядке, и ему не стоило беспокоиться. Зонтик хотел быть похожим на Пасгарда, но для этого он должен был набраться смелости. Он поднялся с кровати и осмотрел себя. Тёмный потрёпанный плащ уже был на нём, как и штаны с обувью. Зонтик не собирался ничего с собой брать, поэтому направился к выходу из комнаты. Однако стоило ему сделать лишь пару шагов, как дверь вдруг открылась. На пороге показался Алебард, и Зонтик замер на месте. Этого ещё не хватало... Он не мог задерживаться из-за очередного бессмысленного разговора! Зонтику хотелось обойти Алебарда, но тот стремительно подошёл к нему, закрывая за собой дверь, и ему пришлось немного отступить, чтобы они не столкнулись друг с другом. Он ощутил, как лёгкий холодок прошёлся по телу. Что же такого случилось, что Алебард так неожиданно заглянул с самого утра?.. — Здравствуйте, господин, — наконец поздоровался он. — Я бы хотел... очень серьёзно с вами поговорить, — произнёс он твёрдо и одновременно с этим подозрительно устало. — Э-э-э... Извини, но я очень спешу. Мы с Пасгардом собирались встретиться. Не хочу заставлять его ждать! — Зонтик попытался обойти его, но Алебард заслонил свободное пространство рукой, и тому пришлось попятиться назад. — Извините, но на этот раз со встречей придётся повременить. Вы должны знать о... серьёзных вещах, которые случились этой ночью. Будет гораздо лучше, если я сообщу вам, чем если вы узнаете случайно, — проговорил Алебард. Он выглядел на удивление взволнованным. — Эм... — Зонтик всё же не стал предпринимать дальнейших попыток сбежать. — И что же произошло? — Я надеялся, что наш диалог начнётся совершенно иначе, потому что мне хотелось сказать многое, но сейчас первое, что я должен упомянуть — это то, что гончар Армет и экзарх Морион... — Алебард поколебался перед тем, как высказаться прямо. Он заранее знал, как отреагирует Зонтик, и не был уверен, что готов к этому. — Они... Мертвы, господин. — Ч-ч-что?.. — вопросил тот тихо, почти шёпотом, совершенно не готовый услышать ничего подобного. — Что ты... такое говоришь, Алебард? — он сделал шаг назад, выставляя руки перед собой, будто бы ожидал удара. — Я узнал так рано, как только мог. Патрульные незамедлительно сообщили мне. Тело Мориона было найдено в доме Армета. Судя по всему, его истерзали ножом. И, очевидно, это был сам Армет. Его нашли позже на площади. Его глаза были выколоты, а рядом с ним лежал нож. Скорее всего, именно тот, которым он мог бы убить экзарха, а затем — и самого себя. Сожалею, господин, но я должен был рассказать это вам, — негромко заявил Алебард. — Патрульные охраняют площадь даже сейчас, и вы бы в любом случае узнали, поэтому я посчитал, что с моей стороны будет лучше сообщить вам обо всём. Похоже, чудо окончательно свело Армета с ума. Вам придётся принять это. Однако... Их смерть — не единственное, о чём я хотел сообщить. Поэтому, пожалуйста... — А-Алебард! — резко выпалил Зонтик со слезами на глазах. — Т-ты говоришь мне такое, а теперь ожидаешь, что я буду готов слушать остальные твои слова?! — он упал на колени, хватаясь за голову. — Нет, нет, нет, нет, этого не могло произойти, не могло!.. Алебард! Ты просто обманываешь меня, правда? Не хочешь, чтобы я показывался народу, как всегда. Ждёшь, чтобы я снова запрятался здесь... Скажи, что ты солгал! — Боюсь, что нет, господин. Это правда, — возразил Алебард. Он отвёл взгляд. Этим утром он проснулся очень рано: кажется, его разбудил шум голосов. Тогда-то он, по-прежнему сонный, и покинул замок, чтобы узнать, что происходит. Зонтопийцы были испуганы, восклицали нечто неясное для него, паниковали. А как только Алебард наткнулся на патрульных, что произошло удивительно быстро, он узнал причину, по которой жители так тревожились. Две смерти. Экзарх и прозревший гончар. Один — жестоко убит. Второй — с выколотыми острым окровавленным ножом глазами. Это событие повергло в шок всю Зонтопию, но Алебард нисколько не удивлялся эмоциям людей. Даже он был потрясён случившимся. В отличие от большинства жителей, он рассмотрел оба тела отчётливо. Видел все глубокие раны на груди и животе Мориона, а также то, что осталось от некогда увидевших свет глаз Армета. Обычно Алебард не боялся подобного: с лёгкостью он сам мог убить человека и лицезреть созданную им же кровавую сцену — однако на этот раз... Когда он глядел на обоих, он ощущал странную дрожь, почти сравнимую с той, которую прочувствовал, когда Зонтик впервые стал угрожать ему избавиться от него. Переносить те страшные моменты для Алебарда было тяжело как физически, так и морально, и когда он рассматривал покрытые кровью тела, он словно возвращался к тем самым моментам, мучительным для него. Но теперь он смотрел на отчаявшегося Зонтика... и не знал, как ему помочь. Алебард не умел поддерживать, даже правителя. Тому это было известно. Он ничего не просил. Лишь рыдал, держался за голову, тянул пряди волос и жадно вдыхал воздух. Но что Алебард мог сделать, кроме как рассказать ему об остальном? О Мантии, о Жаке, о своих опасениях из-за времяпровождения Зонтика с Пасгардом и их влюблённости. О том, что он никогда не желал правителю зла и всё это время пытался защитить его, уберечь от опасностей, от таких коварных людей, как Щит или те, кого он называл друзьями. Бывший сектант, человек, отказавшийся верить в Зонтика... А сам Зонтик, конечно же, знал, что он существует. Не знал он теперь совсем другого. Понятия не имел, как ему быть, после того, как он узнал столь ужасающую новость. Морион, Армет — оба погибли мучительной смертью! Добрый и понимающий экзарх, которого Зонтик совсем недавно обнимал, чтобы поддержать, был истерзан ножом. Армет, скромный гончар, что плакал от счастья, когда обрёл зрение, сошёл с ума и выколол себе глаза, после чего тоже погиб. Зонтик никак не мог смириться с этим, и ему оставалось только горько рыдать. Он дрожал, а картинка перед глазами мутнела и тряслась. Ему казалось, что вот-вот он потеряет сознание от шока, и тогда ему приснится кошмар, где добродушные знакомые превращаются в бледные трупы. Зонтик поднял взгляд и попытался рассмотреть Алебарда. Рыдания и всхлипы не прекращались, но тот не двигался. Он молчал. Ждал, когда Зонтик придёт в себя хотя бы немного, переборет себя и заговорит с ним вновь. Он не мог содействовать этому. Знал, что не мог, и мысленно обвинял себя за это, ругал и почти проклинал, но продолжал молчать, пока не настанет подходящий момент, уверенный, что так будет лучше: и для него самого, и для Зонтика. С каждым мгновением, в котором перед ним представал страдающим единственный дорогой для него человек, Алебард чувствовал себя всё более отвратительно. Может быть, он ошибся?.. Нет. Они с Зонтиком должны были поговорить уже очень давно, сразу после освобождения заключённых. — Господин, я понимаю, что вам очень тяжело, но, пожалуйста, выслушайте меня до конца. Я хочу сказать вам очень многое, — попытался объясниться он. — А-Алебард... — дрожащим голосом Зонтик назвал его имя и, хватаясь рукой за кровать, заставил себя подняться. Ноги едва ли держали его, но он старался не падать. — Алебард!.. Как же... П-почему ты... Как ты... — у него никак не получалось связать мысли в единое предложение, однако он точно знал, что хочет сказать. — Как же... К-как же ты мог?! — выкрикнул он сквозь плач. — Что?.. — переспросил ошарашенный Алебард. Никак он не ожидал, что даже сейчас Зонтик обвинит его, будто бы он был лично причастен к смерти Мориона и Армета. — Почему вы... обвиняете меня? Разве я не сказал, что главным образом в случившемся виноват Армет? Армет, которому вы подарили чудо и... — Н-нет! — воскликнул Зонтик и снова отдышался. — Я всего лишь хотел помочь... П-помочь несчастному жителю. Но если бы ты... Если бы ты не создавал этой религии, если бы он не увидел во мне всемогущего бога, он бы... Я точно знаю, о-он бы не сошёл с ума так, чтобы совершить убийство! Но... Н-но тебе взбрело в голову придумать всё это, чтобы мне все поклонялись, а я просто сидел в замке и ничего не делал, и в итоге!.. В итоге... В итоге Армет и Морион... Т-ты позволил этому случиться! — в истерике заявил он, почти не слыша собственного голоса из-за звона в ушах. Алебард сжал руки в кулаки. Даже сейчас... Даже сейчас, в критический момент, Зонтик отказывался брать на себя хотя бы часть — самую малую часть — вины. Вёл себя, как ребёнок. Алебард не надеялся, что он воспримет случившееся спокойно: это было бы неестественно с его стороны — но всё же предполагал, что у Зонтика хватит ответственности признать свои ошибки, а не сваливать всё на него, как он делал в прошлые разы, что бы ни случилось. Он не понимал, как это больно. Не понимал, каково это — чувствовать, что ты больше ни на что не годен, что в любой момент ты можешь исчезнуть, что, сколько бы ты ни пытался объясниться, ты всё равно останешься отбросом для того, кем дорожил всё это время. — И я... — продолжал Зонтик. — Я... Я в-выйду к поданным! Вот увидишь! Я покажусь им как Зонтик и всё объясню, и больше не повторится такого, чтобы из-за тебя и твоей ненужной религии кто-то... — Перестаньте! — гневно прервал его Алебард, но тут же глубоко вздохнул, стараясь сдержаться. — Вы смотрите на всю ситуацию однобоко. Вы снова не готовы выслушать меня, вот только если бы вы наконец сделали это, вы бы поняли, что к чему. Но теперь вы видите меня злодеем и игнорируете всё, что я пытаюсь вам сказать. Вы не представляете, сколько всего должны были услышать! Не только про вневедомственную полицию и причины, по которым я её создавал, но также про Мантию, про Жака, про... — Мантия? Жак? Ч-что ты с ними сделал? Только не говори, что ты убил их! — испуганно закричал Зонтик, опять хватаясь за голову и отходя от Алебарда всё дальше. — Я не убивал их, и вам стоило бы задуматься прежде, чем разбрасываться такими обвинениями. Вы даже не представляете, что ваш так называемый друг снова вернулся к преступлениям, и мне ничего не оставалось, кроме как согласиться с решением патрульных закрыть его в тюрьме. Но даже после этого он... — Ты позволил им снова посадить Жака в тюрьму? — услышав это, Зонтик почувствовал, как голова закружилась вновь. — Да как ты!.. Ты!.. Я догадывался, что ты не изменился, но я даже не думал, что настолько, и!.. Он схватил первое, что нащупала рука: это был лежащий на прикроватной тумбочке видеофон, но Зонтик этого даже не понял. Он крепко сжал найденный предмет, замахнулся и... резко бросил в Алебарда, мало осознавая, что делает. Тот стремительно отошёл в сторону, чтобы его не задело, и видеофон, ударившись о стену, разбился, после чего повалился на землю: большинство кнопок вылетело, а изнутри показались проводки. Алебард разочарованно поглядел на Зонтика и стал подходить ближе: не слишком быстро, даже сейчас стараясь не выглядеть чрезмерно угрожающе. И всё же, несмотря ни на что, Алебард чувствовал, что вот-вот будет готов сорваться... — Н-не подходи! — приказывал Зонтик, стараясь утереть слёзы с красного лица. — Оставь меня! Я... Я... Я не хочу тебя видеть! Ты... Т-ты монстр, если так относишься к невинным людям, и поэтому из-за тебя всё... — Да перестаньте же вести себя, как ребёнок, и возьмите на себя ответственность хотя бы раз! — яростно выкрикнул Алебард, замахнулся и... ударил Зонтика ладонью по лицу. В следующий миг он опомнился. Наступила немая сцена. Алебард, теперь уже ужаснувшийся, сделал шаг назад и посмотрел на свои руки. Никогда раньше они не дрожали так сильно. Только что он посмел ударить самого Зонтика из-за прилива позорной и непростительной ярости... Алебард перевёл взгляд на него и заметил, как он, прикладывая руку к ещё сильнее покрасневшей щеке, опускает голову. Что же теперь он мог сделать?.. Как и сам Зонтик недавно, теперь уже Алебард заслышал омерзительный звон в ушах. Ему хотелось избавиться от источника звука, уничтожить его, но он знал, что это невозможно. Более того, Алебард чувствовал себя абсолютно бессильным... — Г-господин, я... Я прошу прощения, — он поклонился перед Зонтиком в качестве извинения. — Я клянусь, я не хотел этого делать, я глубоко извиняюсь. Это было недопустимо с моей стороны и... — Не нужно, Алебард, — Зонтик вытер оставшиеся слёзы и убрал руку от лица . Он прошёл мимо Алебарда и встал у двери. — Знаешь, ты... такой странный. Будто бы умеешь только злиться и бояться. Гневаешься, когда что-то идёт не так, как ты хочешь, и в ярости можешь кому-то навредить. А потом боишься, когда чувствуешь, что тебе самому угрожает опасность, и сразу же пытаешься извиниться, оправдаться. А все остальные чувства и эмоции тебе чужды. Радость, печаль, вдохновение, любовь... Ничего ты в них не понимаешь. Ты как... животное, — он вздохнул. — Сначала я думал, что переборщил, когда чуть не сказал, что создавать тебя не стоило, но, наверное, это всё же правда... Первый министр не таким должен быть. Пожалуй, будет лучше, если я смещу тебя с должности и откроюсь народу. Извини. Мне пора идти, — он покинул комнату. Алебард попятился назад, пока не упёрся в стену и не скользнул по ней вниз. Вот и всё. Он был больше не нужен Зонтику, тот сказал это прямо и чётко, ничего не скрывая, не оправдываясь и не выискивая отговорки. Человек, ради которого Алебард старался всё это время, ненавидел его. Назвал животным, ничего не смыслящим в человеческих чувствах. Может быть, он был прав?.. Как Алебард и думал раньше, он не понимал эмпатии и заботы, не был таким же искренним, как обычные жители, не испытывал радости и печали. Он только ненавидел слабых и боялся сильных. Зонтик не ошибался. И наверняка остались лишь мгновения до того, как Алебард, который вовсе не был достоин появляться на этот свет, исчез бы. Навсегда. Он закрыл лицо одной рукой. Плечи задрожали. Послышался тихий всхлип.

***

Зонтик не успел дойти до площади, как заметил множество патрульных у огромной статуи. Конечно, после случившегося с Морионом и Арметом и нахождения второго возле неё они охраняли это проклятое место, наверняка продолжая расследовать преступление. Или просто не желали, чтобы обычные жители подходили близко после происшествия... Даже Пикадиля не было рядом. Зонтик предположил, что он мог бы прийти несколько раньше, но полицейские сразу отослали его прочь, и ему не осталось ничего, кроме как послушаться. И что бы он сказал теперь, когда чтящие правителя люди умерли страшной смертью?.. С другой стороны, откройся Зонтик народу, он бы предотвратил возможную катастрофу. Он неуверенно приобнял себя. Никакой уверенности в себе и будущих событиях он не испытывал. Ему посчастливилось не увидеть изуродованного тела Армета, но это ни капли не успокаивало. Хотелось спрятаться, вопреки желанию показаться людям в качестве правителя. Зонтик осматривался по сторонам. Он нигде не видел Пасгарда... К остальным страхам добавился ещё один: возможно, он уже опоздал. Так задержался, ругаясь с Алебардом, что Пасгард не выдержал и вернулся домой, расстроенный. И если бы Зонтик ринулся за ним, постучал в дверь, тот бы не открыл, будучи слишком обиженным на него. А он бы не простил себе, если бы обидел столь дорогого для себя человека в такое непростое время. Зонтик просто хотел увидеть его. Сказать ему что-нибудь приятное. Крепко, но в то же время мягко обнять. Успокоиться, прочувствовав его тепло. Пасгард подарил ему замечательный рисунок, а Зонтик даже не сделал ничего в ответ. Но если бы только он признался, сказал правду... Это бы уже многое значило. Наверняка Пасгард бы испугался, хотя бы немного, однако Зонтик был готов успокоить его, всё объяснить, обнять и погладить по голове, чтобы он не беспокоился. А потом... Может быть, он бы заинтересовался в том, чтобы стать первым министром вместо Алебарда? Зонтик сомневался, стоит ли вовсе оставлять в Зонтопии эту должность, и всё же, он всегда мог придумать что-то другое, что не ассоциировалось бы у людей с жестоким Алебардом и его законами. Каким бы ни был этот пост, Пасгард заслуживал его занять. Ну а Алебард... Зонтик прислонил руку к левой щеке, по которой пришёлся удар. Переборщил ли он, оскорбив Алебарда в замке? Зонтик называл его монстром и животным, на что глубоко обиделся бы любой человек. С другой стороны, разве не сам он заявил, что Алебарду чужды эмоции? Печаль — наверняка он не испытывал ничего подобного. Если его и оскорбили слова Зонтика, скорее всего, сейчас он снова проявлял агрессию: к своим подчинённым, а то и обычным людям. Или же просто срывался на вещах... Зонтик лишь понадеялся, что Алебард не уничтожит его комнату. Вместе с этой мыслью ему вспомнилось кое-что ещё, что совершил он сам, крича и паникуя, и что делать бы не следовало. Он сломал свой видеофон, разбив о стену... Теперь он бы не смог связаться с другими клонами до следующего съезда. Зонтик никогда не общался с ними активно: ещё совсем недавно он сбросил трубку в попытках позвонить Пику — но если бы в ближайшее время ему понадобилась помощь Куромаку, он бы не смог её получить, не покидая Зонтопии. А оставлять её, когда кто-то украл и наверняка использовал генератор, было слишком рискованно. Зонтик понятия не имел, что делать, и мысленно осудил себя за такую вспышку гнева. Если бы не она, видеофон остался бы цел. Однако Алебард своими словами заставил Зонтика разозлиться так, как он не злился никогда в своей жизни. Это говорило о многом... Кто бы мог подумать, что Жак пропал из-за него! Продолжал ли он страдать в тюрьме? Алебард хотел сказать о нём что-то ещё, но Зонтик не дослушал, вспылив. Жака освободили? Нет, тогда он бы уже об этом узнал. Что же ещё могло произойти... Зонтик надеялся, что он не погиб в тюрьме. Алебард утверждал, что не убивал ни Жака, ни Мантию, но он лгал так много, что верить ему теперь было практически бессмысленно. Он всегда мог недоговаривать в угоду себе, чтобы Зонтик не злился на него, как сегодня. И, пока он продолжал думать об этом, он осознал и кое-что ещё. Он не узнал ничего про Мантию, несмотря на её упоминание Алебардом. Как же так... Она исчезла первой, и Зонтик особенно тревожился за неё. Но слова о попавшем в тюрьму Жаке повергли его в шок настолько, что дальнейшее сказанное Алебардом он перестал воспринимать. Впрочем, что-то менять было слишком поздно. Зонтик больше не хотел с ним разговаривать. Если его страшная религия способствовала смерти двух замечательных людей, он вовсе не мог оставаться на своём посту и дальше подвергать Зонтопию опасности. Чудовищный фанатизм, убийства... Зонтик не мог позволить этому повториться, и если это означало сместить жестокого Алебарда, он был к этому готов. Ведь он ошибся, доверив страну столь бесчувственному созданию, неспособному измениться в лучшую сторону... — Койф! — неожиданно его отвлёк раздавшийся сзади голос: знакомый и такой приятный. — Ох, Пасгард! — воскликнул Зонтик, оборачиваясь. — Я так рад тебя!.. — и вдруг он замер. Он ожидал увидеть Пасгарда таким же, как всегда, но вдруг одна деталь в нём полностью поменялась: причёска. Зонтик давно привык к его каре, с которым он не желал экспериментировать, ведь оно служило напоминанием, что когда-то он был главой вневедомственной полиции. Однако теперь ранее симметричная чёлка Пасгарда была зачёсана влево, а вместо каре появился маленький хвостик, на какой только хватало длины его волос. Присмотревшись же, Зонтик обнаружил, что на его глазах нет и подводки. Он полностью избавился от атрибутов члена элитного отряда и при этом совсем не выглядел несчастным. А когда Зонтик глядел на него, он чувствовал, как начинают краснеть его щёки. — А-ха-ха, похоже, я застал тебя врасплох... — неуверенно пробормотал Пасгард. — Но я решил... немного сменить стиль. Что думаешь? — П-Пасгард, ты очень красивый! — сразу же похвалил его Зонтик. — Ну, в смысле, ты всегда красивый, но... — только тут он понял, что это может звучать странно, и осёкся. — Ой, то есть!.. П-прости. Что я такое говорю... — Всё в порядке, — Пасгард неловко отвёл взгляд, но затем сразу же посмотрел на Койфа вновь. — Я тут просто вчера поговорил с одним человеком, и он посоветовал мне наконец не держаться за прошлое. А учитывая то, сколько времени я провёл с тобой и как изменился, я решил... Я решил прислушаться к его совету. — Ох, Пасгард, ты такой замечательный! — Зонтик подошёл к нему и обнял, как ему и хотелось с самого начала. — Знаю, я это уже говорил, но... Это правда. Я рад, что ты готов отпустить прошлое и попробовать что-то новое. И я... Ох, эм, я... — он уже было думал рассказать о своём предложении, но осознал, что сейчас не самый подходящий момент. — Ох, нет, ничего, извини... — Ты выглядишь очень взволнованным... — подметил Пасгард, отстраняясь. — Это из-за?.. — договаривать он не стал, но посмотрел в сторону статуи, возле которой до сих пор стояли патрульные. — Да... — признал Зонтик. — Я... Мне... очень трудно поверить в то, что такое могло произойти. Морион, Армет, оба... Это... Это невыносимо больно, — он почувствовал, как заслезились глаза. — Я не знаю, как теперь быть, это просто ужасно! Пасгард, как мне... принять это? — Я понимаю, это тяжело, — согласился Пасгард. — Но тебе просто нужно понять, что ты в этом не виноват. В самом деле, как ты можешь быть причастен к случившемуся? Не могу поверить, что говорю это, но если кто здесь и виноват, то это Зонтик... — предположил он. — А... Т-ты так думаешь? — голос дрогнул, и тот чуть отступил. — Ну, ты ведь и сам говорил, что Зонтик мог не всё предусмотреть, когда подарил Армету зрение. Вот, не догадался, что он может обезуметь и совершить... всё то, что он совершил. И также не смог вмешаться, когда происходило самое худшее. С другой стороны, наверное, мне не стоит так говорить. Не хотелось бы, чтобы по случайности вера пала из-за меня, раз уж я обвиняю самого правителя и бога в случившемся. Я просто... не знаю. Кто ещё виноват? Сам Армет? Возможно, но он, насколько мне известно, не был таким до того, как обрёл зрение. Алебард? Он только связывает нас с Зонтиком, вряд ли бы он приказал самому богу способствовать смерти людей. Хотя... — Пасгард призадумался. — Так, эм... Ты думаешь, что Алебард всё же может быть виноват? Или что это... вина исключительно Зонтика? — сам Зонтик чувствовал, как леденют его руки. — Честно говоря, я не знаю. Мы с Алебардом вчера немного... повздорили, так что я мог бы обвинить и его, особенно учитывая то, что он первым начал одобрять казни — то есть убийство людей. Но... какая ему выгода убивать тех, кто поддерживает веру в Зонтика? Я мог бы предположить, что его разочаровал Армет, как человек, оскверняющий Зонтика своим безумием, но Экзарх Морион? Алебарду нет никакого смысла способствовать его смерти. Ну а Зонтик... Я не думаю, что он хотел этого. Всё вышло случайно. Даже Великий Зонтик не может уследить за всем, и вот к чему это привело. Он сотворил чудо, но не догадался, как оно способно испортить человека. Всё-таки мы, обычные люди, не так чисты, как он, вот и всё... Пожалуй, вот что я думаю. Зонтик виноват, но скорее косвенно, чем напрямую. Он не желал зла Армету и Мориону. Всё вышло само собой из-за его чуда, — высказался Пасгард. — Вот как... Зонтик ощутил острый укол вины. Всё-таки она лежала на нём... Даже если косвенно, всё равно именно он способствовал смерти Армета и Мориона, а вовсе не Алебард, которого он оскорбил в замке. Это Зонтик разбрасывался чудесами, не подозревая, как они могут сказаться на человеке, который совершенно не ожидал прозреть по волшебству. Конечно же, такая внезапность свела неготового к ней Армета с ума. Зонтику стоило бы это предугадать. Но значило ли это, что он понапрасну выплеснул злость на Алебарда? Или же Пасгард, не зная всей правды, тоже в чём-то заблуждался? Зонтик желал признаться ему в том, кем является на самом деле, но после его монолога засомневался, что сможет сделать это именно сейчас, после того, как тот обвинил его настоящего в случившемся кошмаре. Пасгард не хотел задеть и огорчить его. Он просто был честен, как всегда... — Знаешь, ты совсем уж побледнел, — указал он и протянул Зонтику руку. — Прогуляемся? — О, эм... А как же... А как же поиски Щита? — выдавил из себя тот. — Ну, если уж быть честным, миссию по его поиску я сам выдумал. Как и подметил тот парень, с которым я разговаривал, я даже не обязан это делать. И я... Если я действительно хочу найти для себя новое достойное занятие, я не должен так держаться за прошлое, постоянно вспоминать о своих старых обязанностях. Так я ничего не добьюсь и только буду скептично относиться к любому делу, отличному от того, к чему я привык. Так что... Я готов отвлечься, — твёрдо высказался Пасгард. — Ч-что ж, эм... Зонтик поколебался. В отличие от Пасгарда, для которого поиск Щита являлся необязательным заданием, он должен был найти потенциального обладателя генератора как можно скорее. Но справился бы он в таком состоянии? Он едва ли стоял на ногах. Попытайся он отыскать скрытного Щита на окраине Зонтопии, скорее всего, он бы повалился на землю от перенапряжения ещё до того, как вообще добрался бы до нужного места. Прогулка с Пасгардом же звучала, как расслабляющее и приятное дело. Такими они были всегда... Зонтик неуверенно улыбнулся. После всего, что Пасгард для него сделал, он бы поступил очень несправедливо, отказав, когда тот так старался начать новую жизнь. Зонтик взял его за руку. — Знаешь, это хорошая идея. Пойдём, — кивнул он: то ли Пасгарду, то ли самому себе. — Может быть, во время прогулки замечу что-нибудь интересное, чем было бы здорово заняться, ха-ха, — тот посмеялся, чтобы поднять ему настроение. Они устремились вперёд, обходя пугающую статую и охранающих её патрульных. Пасгард посматривал на Койфа, но предпочитал молчать, пока они не наткнутся на что-то интересное. Вместе с тем ему очень хотелось рассказать... Рассказать о том, что он чувствовал в последнее время и почему так внезапно пригласил Койфа на очередную прогулку. Табар советовал позвать его на свидание, однако Пасгард так и не отважился сделать это. Тем не менее, он ещё имел шанс превратить обычные похождения по Зонтопии в нечто более романтичное. Сделать хотя бы пару намёков, чтобы Койф задумался, как вчера, с рисунком... Но вместе с этим Пасгард не забывал и о новом деле для себя. Причёска стала только первым шагом к новой жизни. Что же могло случиться дальше?..

***

«Ску-у-у-учно», — недовольно протянул Телеграфист, сидя на голой земле. Совсем недавно они с Жаком позавтракали фруктами и теперь совершенно ничем не занимались. Он был уверен, что они снова покинут грязное убежище и отправятся в очередное приключение в Зонтопии: всё-таки это было на удивление зрелищно. Грабежи, примерка новой одежды, встреча с прохожими или тот пожар в храме, которому они поспособствовали. Ни дня не обходилось без увлекательных событий! За исключением этого... Телеграфист глянул на Жака. Тот сидел задумавшись и совсем не реагировал на происходящее. Строил из себя умного взрослого... Считал, что если он пару раз купил желанные вещи на украденные деньги, то сразу стал образцом для подражания? «Эй! — прикрикнул Телеграфист. — Ты делать что-нибудь собираешься или как? Пошли отсюда. Может, наконец новые фрукты украдём. Всё равно денег больше нет, если ты вдруг забыл», — напомнил он с ухмылкой, и Жак только вздохнул в ответ. Он совсем не был настроен на совершение новых преступлений, которых так жаждал Телеграфист. Он думал о том, как спасти друга из тюрьмы и стать хорошим человеком, которого все будут любить, которого похвалят и не осудят за сущие мелочи. Но достойный план никак не выстраивался в голове, а выходить без него Жак никак не мог. Не в этом случае. Если бы он попытался, его бы немедленно поймали, и он бы провёл остаток дней в заключении. Всё равно эгоистичный Телеграфист бы не помог ему выбраться. Жак попытался в деталях представить, что случится, если он не справится. Сразу несколько патрульных схватят его, вора и беглеца, упекут в темницу, в самую тёмную камеру, как та, в которой в одиночестве проводил время Телеграфист, и там он будет дожидаться момента, когда объявится Алебард, готовый беспощадно казнить его за все преступления. Жестокая и ужасающая судьба... Жак намереваля изменить её с помощью плана, но как можно было придумать его? Он почти ничего не знал о здании тюрьмы и уже успел позабыть о том, что видел во время побега. Он угрюмо вздыхал. И как у Пикадиля получалось продумывать всё до мелочей?.. Он точно обладал необычайным талантом. В отличие от Жака, которому требовалось столько времени, чтобы его посетила хотя бы крохотная идея. Телеграфист продолжал смотреть на него, сложив руки на груди. Жак пытался казаться взрослым, но всё равно вёл себя, как ребёнок, который демонстративно игнорировал того, с кем не желал общаться. Нелепость! Он слишком много хвастался для того, кто угодил в тюрьму за такую глупость, как кража очков. Зато теперь, довольный покупкой новых, он строил из себя гения, не намеренного разговаривать с таким любителем воровства и насилия, как Телеграфист. Или же он сам надумывал, обиженный на Жака в ответ?.. Он тряхнул головой, чтобы отделаться от навязчивых бессмысленных мыслей. Этот мелкий наивный идиот его совершенно не заботил. Он представлял из себя удобного для манипуляций ребёнка, только и всего. Тем не менее, Телеграфист откровенно устал ждать. Он поднялся и подошёл поближе к Жаку, загородив собой тусклый солнечный луч, который падал на него до этого. Тот прищурился и снова вздохнул: на этот раз устало. Не сказав ни слова, он тоже встал с земли, отряхнув комбинезон и поправив новенькие очки. В следующий миг — ненадолго замялся на месте, словно пытаясь придумать для себя оправдание. Телеграфист нетерпеливо, но ритмично стучал ногой по земле. Жак быстро догадался, что он снова использует тот самый код Морзе, с помощью которого пытался связаться с ним в тюрьме в день их первой встречи. Если бы только Жак понимал, что значат все эти звуки... — Ладно, ладно, прости, я задумался что-то, — пробормотал он. — Наверное, нам и правда стоит чем-то заняться, развеяться как-то, а не сидеть в укрытии, — предположил он, подумав, что прогулка поможет ему придумать дельную идею. — Да что ты говоришь! — саркастично воскликнул Телеграфист. — И что же ты предлагаешь? Куда пойдём, м? — Э-э-э-э... — замешкался Жак. Телеграфист вновь ритмично застучал ногой. — А ты любишь стучать... Долго учился? Правда интересно, без сарказма! — Не очень долго, но пришлось посидеть дома, чтобы заучить, хм. Всё расписывал... — вспоминал тот. — Блин, а здорово было бы к тебе домой сходить, наверное. Ну, то есть, ты сказал, что твоего дома, возможно, тут и нет уже, но всё же. Попробуем найти, ха-ха. А хотя стоп, ты сказал, что там могут быть патрульные... А вдруг нет? Вот будем искать дом, получится приключение или что-то вроде, а? — радостно улыбнулся Жак. — Хах... — Телеграфист попытался вспомнить, как в те немногие свободные от работы часы отдыхал дома, рассматривал записи с кодом Морзе, читал, когда находил время, или просто перекусывал. — Можно попробовать. Но если столкнёмся с патрульными, я тебя подставлю, а сам сбегу, — хвастливо заявил он. — Ладно, наверное?.. — ответил Жак. Телеграфист схватил его за руку и покинул укрытие. Быстро он вспомнил направление, по которому они двигались к статуе. Если то был центр, значит, теперь им следовало идти... Он повернул левее от того пути и подтолкнул Жака вперёд. В ту сторону они ещё не отправлялись, и Телеграфист не мог точно сказать, куда идти, пока не увидит хоть немного знакомые здания. Жак пожал плечами. Почему-то он был уверен, что на этот раз ему не придётся вести Телеграфиста за собой. Похоже, попытки придумать план спасения заполнили мысли Жака так сильно, что он совсем забыл, что тот до сих пор не знал всей страны, несмотря на экскурсию и ежедневные похождения. «Ты только хоть иногда указывай, куда нам, а то мы же к твоему дому идём!» — подметил Жак и устремился вперёд. Телеграфист, усмехнувшись, направился за ним, осматриваясь по сторонам. Возможно, идти слишком далеко бы не пришлось... Что, если его дом остался где-то здесь, среди заброшенных районов, таких же забытых, как он сам? А потом его заменили собой новые. Дом — здания. Телеграфиста — жители. Вопреки своей привычной язвительности и саркастичности, теперь он почувствовал лёгкий прилив грусти. И почему же Жака заинтриговала идея наведаться к нему? Заскучал? Скрывал что-то? Это Телеграфисту ещё предстояло узнать. А пока он продолжал осматриваться, стараясь не отклоняться от центра, чтобы не заплутать. Он с трудом ориентировался в изменившейся Зонтопии спустя все дни свободы и продолжал полагаться на Жака, когда дело доходило до подобных небольших путешествий. Собственная неспособность мгновенно запомнить все пути раздражала, однако Телеграфист ничего не мог с собой поделать. Ему оставалось только ждать, и в один день он бы осознал, что наконец заучил всё и может разгуливать по Зонтопии, как ему вздумается, не выжидая, когда к этому будет готов Жак. Вот почему он был так внимателен и присматривался к мелочам. Запоминать стоило всё... «Так, стой! — резко он остановил Жака и ещё раз мысленно провёл линию до центра Зонтопии. — Немного правее, но сильно не сворачиваем. Так должно быть правильно. Вроде бы...» — прищурился он. Жак усмехнулся. Когда-то Телеграфист жаловался из-за его неуверенности, а теперь вёл себя точно так же. Если Жак и был ребёнком, то тот не ушёл далеко. В каком-то смысле они и впрямь походили на братьев: очень разных по внешности, но разделяющих общие черты характера и увлечения. Жак не знал, хорошо это или плохо, но был рад подметить эту необычную деталь. Однако, чтобы не раздражать Телеграфиста, он послушался и стал держаться правее. Как ни странно, тот не требовал торопиться, несмотря на недавние заявления о скуке. Его задумчивость позволила и самому Жаку вернуться к размышлениям. План спасения, план спасения... Ему было сложно в это поверить, но он уже почти забыл, где находится само здание тюрьмы. Откуда же они с Телеграфистом пришли сюда, на окраину... Из левой части Зонтопии, из правой? С юга или с севера? Жак ничего не помнил и не понимал, на что рассчитывает с намерением вызволить оттуда Хундсгугеля, если даже не знает, в каком направлении двигаться. Почему-то Жак чувствовал себя идиотом, хоть раньше с ним подобного и не происходило. Это было странно, но вместе с тем каким-то образом казалось правильным. Может быть, хорошие люди порой испытывали нечто похожее? Будучи плохим и слишком самоуверенным, Жак всегда считал, что поступает правильно, и неважно, что именно он делал. Но теперь он задумывался. Сомневался. Пытался выстраивать планы. Размышлял о том, что хорошо, а что — плохо. Это было тяжело для него, но он всеми силами старался разобраться. В этом непростом мире, в том, насколько же полной может быть свобода, к которой он так стремился, в самом себе... Он обернулся и посмотрел на Телеграфиста. Вот кто совсем не обременял себя подобными трудностями и свободно совершал плохие поступки, при этом полностью осознавая их... Ещё недавно Жак был рад взять с него пример, а теперь не хотел и этого. Вдруг он опомнился и попытался сосредоточиться. Было бы очень некстати забрести в незнакомое место. Жак сконцентрировался на дороге.

***

Зонтик и Пасгард медленно шли вперёд, прогуливаясь по Зонтопии. Со временем они немного сменили положение, несмотря на то, что поначалу только держались за руки, как и всегда. Чуть позже Пасгард взял Койфа под руку: так он мог быть немного ближе к человеку, который столь сильно нравился ему. По-прежнему он не знал, как признаться, в какой момент остановиться и рассказать Койфу о своих настоящих чувствах, не смущаясь, не краснея и не запинаясь. Тщетно он пытался набраться смелости, но каждый раз отказывался переходить к признанию. С другой стороны, сам Койф всё ещё выглядел несколько несчастным и очень неуверенным в себе. Если бы он выслушал Пасгарда в таком состоянии, наверное, он бы отказал и ушёл. Осторожно Пасгард прижался к нему: как бы невзначай. Рискнул проверить, что же случится тогда и как отреагирует Койф. Ранее задумчивый, теперь он вздрогнул и взглянул на Пасгарда с некоторой растерянностью, но ничего не сказал. Вместо этого он слегка покраснел, не понимая даже, почему это происходит. Когда-то они с Пасгардом уже гуляли так, и Зонтик сам брал его под руку, а потом они поднимались на высокое здание и любовались Зонтопией отуда, пока не заметили, как потемнели улицы. Прошло не так уж много времени с того момента, но почему-то оно ощущалось, как целые месяцы. Зонтик не мог этого объяснить. Ему просто нравилось разделять тёплые моменты с Пасгардом, вопреки нынешней неловкости. Зонтик торопливо осмотрел его новую причёску, чтобы не привлекать к себе внимание. Такой маленький, но аккуратный и милый хвостик заставлял его беспричинно улыбаться. Как и зачёсанная в сторону чёлка. Пасгард очень постарался, чтобы его новый внешний вид во всём отличался от прежнего, связывающего его со старой должностью главы элитного отряда. С кем бы он ни поговорил вчера, Зонтик был очень рад узнать, что он согласился попробовать что-то новое, оставить прошлое и больше не переживать о потере работы, вернуть которую назад было уже невозможно. Однако именно поэтому Зонтик намеревался предложить ему нечто новое... Но для этого сначала ему стоило признаться в том, кем он является на самом деле. В то же время он поймал себя на мысли о том, что не может не любоваться Пасгардом. Зонтик засматривался на его новую причёску, на глаза, которые казались немного светлее из-за отсутствия подводки, но выглядели всё так же чудесно, на небольшие руки с четырьмя пальцами... Он одёрнул себя. То, что он вытворял, было буквально неприлично. Никто бы не захотел, чтобы на него так пялились, пристально рассматривали, почти как вещь. Зонтик сосредоточился, однако своим беспокойством привлёк внимание Пасгарда, смотрящего до этого вперёд. Он тихо усмехнулся: ещё недавно он разглядывал Койфа, а потом, испуганный, отвлекался и искал для себя странные, нелепые оправдания. Может быть, сегодня он мог бы взять себя в руки?.. — Как ты? — спокойно спросил он у очевидно встревоженного Койфа. — Если сильно беспокоишься, можем найти скамейку и присесть. — Нет, нет, всё в порядке. Я просто... Эм... Знаешь, очень многое навалилось сегодня. Вот эта новость о смерти... Всё ещё чувствую себя отвратительно из-за случившегося с Арметом и Морионом. Не представляю, как справлюсь с этим... — пробормотал Зонтик и почувствовал, как начинают слезиться его глаза. — Ох, извини, я сейчас... — он попытался утереть слёзы. — Эй, эй, не переживай... — Пасгард осторожно убрал его руки и мягко вытер слёзы своими, слегка задерживаясь на щеках Койфа, но не проявляя никакой навязчивости. — Помни, что я сказал. Твоей вины тут нет. Я... просил тебя не говорить, что ты всегда позволяешь происходить плохому или что ты бесполезный. И я всё ещё так считаю. Может быть, даже я ошибаюсь, и на самом деле целиком и полностью в этом виноват сам Армет. Но ведь ты сам сделал достаточно хорошего и ты не должен считать себя причастным к этому. Ты... помог мне измениться, и я это ценю. Поэтому... Не думай, что ты всё портишь. Это не так. — Наверное, ты прав... — тихо кивнул Зонтик. К сожалению для него, Пасгард плохо понимал, что одновременно с утешением называет его виноватым, упоминая возможную причастность Зонтика к случившемуся. Он разделял правителя и скромного простого жителя по имени Койф. В этом не было ничего удивительного. Но поэтому ему и стоило сказать правду. Чтобы это недопонимание и бесконечная ложь не навредила обоим. Зонтик попытался связать слова, но быстро понял, что сейчас у него ничего не выйдет. Он печально вздохнул. — Я просто никак не могу смириться со всем случившимся. Армет, Морион... А ведь ещё и Мантия пропала. И Жак... — Зонтик уже было хотел упомянуть о попадании Жака в тюрьму, но промолчал, чтобы не заставлять Пасгарда нервничать. Или... Мог ли он сам знать это со слов Алебарда? — Что касается Мантии... Я всё ещё думаю, что с ней могло что-то случиться. Но эти патрульные, похоже, не торопятся её искать. Даже если вдруг так вышло, что она погибла, им стоило бы расследовать преступление. Но они ничего толком не делают, как всегда. Ну а Жак... О нём я совсем ничего не знаю. Алебард сказал, что доложит о его исчезновении патрульным, но, похоже, они и здесь не стараются. Куча идиотов... — тихо возмутился Пасгард. — Ты... правда совсем ничего не знаешь про Жака? Ну, то есть, я не пытаюсь сказать, что ты врёшь мне, просто... Если ты решил что-то не говорить, чтобы меня не пугать, ты... можешь сказать, — предложил Зонтик. — Хм? — растерялся Пасгард. — Я действительно ничего не знаю. Койф, ты точно в порядке? — Д-да! — испуганно воскликнул тот. — Извини. Наверное, я правда сказал что-то обидное. Я не хотел тебя беспокоить. Просто... Может быть, я мог бы о чём-то умолчать, если бы это значило не подвергать друзей опасности. Прости, если тебя обижают такие секреты. Я просто... П-просто я... — нужные для признания слова почти сошлись в единую мысль, которую Зонтик мог бы высказать, но... растерянное лицо Пасгарда заставило его переживать, и вот уже он сбился. — Ох... Опять говорю глупости. На меня сегодня что-то совсем странное нашло. — Знаешь... Даже если ты что-то сделал, я готов выслушать. Я... и сам не всегда честен. В смысле, я стараюсь! И я помню, как ты назвал меня таким. Иногда я просто... боюсь говорить правду. Это раздражает, но я ничего не могу с собой поделать! — недовольно выпалил Пасгард. — Я понимаю. Но если ты наберёшься смелости, я тоже буду готов выслушать. Правда. Я ценю тебя и не разочаруюсь в тебе, несмотря ни на что. Ты мой самый дорогой друг, я с тобой так не поступлю, — пообещал Зонтик. — Ха-ха, да, ты тоже мой... дорогой друг, — нервно посмеялся Пасгард. И как же Койф не догадывался... — О, и... Извини, если я веду себя как-то странно по отношению к тебе. Ну, знаешь... Вот сейчас я на тебя засмотрелся. Оно само собой вышло, я рассматривал твою новую причёску, а потом посмотрел и на глаза, и на руки... Я знаю, что некрасиво вот так пялиться, но я... Действительно не знаю, как так получилось, — объяснялся он, чтобы не показаться Пасгарду странным. — Да ничего... Всё-таки я хотел удивить тебя новой причёской. Похоже, у меня получилось! — заявил тот с лёгкой горделивостью в голосе. — Это уж точно! — согласился Зонтик и осторожно провёл по его волосам: так, чтобы не испортить причёску. — Они у тебя такие мягкие... Ну, в смысле!.. Не подумай, что я там что-то такое имею в виду, просто решил сделать комплимент! Ну, то есть... Я имел в виду то, что и сказал, но тут нет какого-то подтекста или вроде того! Просто... твоих волос правда приятно касаться. Да и... тебя в общем п-приятно касаться... Ну, я в смысле!.. — осёкся Зонтик и взял покрасневшего Пасгарда за руку. — Вот, я это имею в виду. Приятно держать за руку! Как и тебе меня! Ну, ты говорил, что тебе это нравится, и мне тоже нравится, так что!.. Ты ведь понимаешь? — переспросил он, смущённый. — Да, да, я понимаю! Знаешь, наверное, нам лучше вернуться к прогулке, а то что-то мы совсем застряли тут, — перевёл тему Пасгард. — И правда... Пойдём скорее, — нежно удерживая его за руку, Зонтик устремился вперёд. Этот диалог запутал его ещё больше. Совсем недавно он раздумывал, нормально ли это — относиться к другу так, как он относился к Пасгарду, и вот теперь сложные, неоднозначные вопросы вернулись. Зонтик не знал, как на них ответить, что счесть правильным, а что — нет. Было ли нормально засматриваться на друга, краснеть, глядя ему в глаза? Было ли нормально поглаживать его по голове, отмечая мягкость аккуратно убранных в хвостик волос? Было ли нормально прикасаться к нему, как Зонтик делал сейчас, не желая отпускать?.. Он не ощущал ничего подобного ни к другим своим друзьям, ни к клонам. Эти необычные чувства и желания стали совершенно новыми для Зонтика. Но ведь Пасгард не сопротивлялся... Позволял притронуться к себе, хотя когда-то грубо и громко требовал этого не делать. Поддерживал, утешал. Осторожно проводил по лицу Зонтика рукой, вытирая стекающие по его щекам слёзы... Так медленно, словно хотел касаться их немного дольше положенного. И Зонтик с удивлением обнаруживал, что ему это нравилось. Ему нравилось, когда Пасгард притрагивался к нему и разрешал ответить тем же. Часто ли друзья позволяли себе такое? Зонтик не мог назвать таковыми клонов, он потерял тех, с кем познакомился в Зонтопии, а почти всё остальное время он пробыл в замке, скрываясь от людей. Он понятия не имел, как работают их отношения, когда человека можно назвать другом и когда дружба перерастает... во что-то другое. Незаметно для Пасгарда Зонтик вздрогнул. О чём это он сейчас подумал?.. Если их дружба и могла перерасти во что-то ещё, то только в любовь, но разве бы такое случилось? Зонтик никогда ни в кого не влюблялся и понятия не имел, каково это. Предположи он такое перед Пасгардом, тот бы наверняка испугался! Или же?.. В последнее время он часто краснел и нервничал, находясь рядом с Зонтиком. Дарил ему рисунок. Приглашал на прогулки. Случилось ли с ним то же самое? Нет, нет, наверняка причиной его поведения служило нечто другое! Зонтик посмел предположить слишком странную вещь в попытках объяснить собственные чувства. С другой стороны, если бы в итоге его предположение оказалось правдой, что бы он делал? У него не хватало смелости признаться, кем он является на самом деле. Пасгард до сих пор не знал, что он — Зонтик, сам правитель и бог, которому поклонялась почти вся страна. Бог, из-за которого сошёл с ума Армет. Бог, для поддержания величественного образа которого Алебард измучил десятки, а то и сотни зонтопийцев, а также основал отряд, где Пасгард и стал главой. Был ли он готов к такому огромному изменению в своей жизни? К осознанию, что всё это время он проводил с самим Зонтиком? Он бы не хотел, чтобы после признания Пасгард стал воспринимать его иначе. Больше всего он страшился, что из-за знания о том, кто он на самом деле, тот перестанет видеть в нём обычного человека, со своими проблемами и недостатками. Зонтик мечтал быть обычным. Таким же обычным, как его поданные, простым человеком, отличным от зонтопийцев разве что количеством пальцев. Но из-за Алебарда почти вся Зонтопия воспринимала его, как всемогущее создание. Даже Пасгард... Разочаровался бы он, узнав, каков Зонтик на самом деле? Или, наоборот, приклонился бы перед ним в ужасе, вспоминая, как неуважительно относился к нему в первые дни их знакомства? Оба варианта тревожили и заставляли позабыть о мыслях рассказать Пасгарду правду, и всё же Зонтик заставлял их удержаться в голове. В этот день, он всё сделает в этот день, не позволив себе снова струсить и убежать. Нужно было лишь дождаться подходящего момента...

***

«Вот чёрт...» — тихо прошипел Телеграфист, выглядывая из-за угла заброшенного здания. Не успели они с Жаком покинуть окраину и добраться до жилых районов, как заметили вдалеке группу из трёх патрульных. Они медленно и тщательно осматривали здания. Похоже, пытались найти сбежавших из тюрьмы преступников. Или разыскивали сектантов, вроде Щита. Жаку и Телеграфисту не стоило попадаться им в любом случае, однако, если второй всё помнил правильно, чтобы добраться до нужного района, им бы пришлось проскользнуть мимо, либо обойти полицию и, вероятно, заблудиться среди всех этих уродливых заброшенных построек. Он неслышно постучал пальцами по стене. «Встали посреди дороги, загородили лучший путь... — жаловался он. — Пусть проходят уже, мы же всё равно спрячемся так, что эти идиоты нас не заметят», — озлобленно рассуждал он, заставляя Жака тяжело вздохнуть. Для человека, что желал скрываться, Телеграфист на удивление много разговаривал в неподходящий момент. Патрульные легко могли заслышать его голос и напасть на след. Жаку бы не хотелось попасться по такой нелепой причине. Или хотелось бы? Нет. Если бы его и упекли обратно за решётку, у него бы не получилось сбежать так же, как раньше. Наверняка полиция в тюрьме поставила бы усиленную охрану — и это только в лучшем случае. В худшем его бы незамедлительно казнили за всё, что он успел натворить. «Я так странно размышляю... — думалось Жаку. — Даже чувствую себя каким-то более важным, чем обычно. Так бы Пикадиль размышлял, а он умный и вообще крутой. Не уверен даже, что как-то смогу стать похожим на него, да и вообще!..» — но не успел он закончить мысль, как Телеграфист схватил его и резко ринулся вперёд, посматривая на патрульных, но явно огибая их, чтобы не попасться им на глаза. Он почти не следил за дорогой, ведь его взгляд был устремлён на полицейских вдалеке, поэтому вперёд приходилось смотреть сбитому такой внезапностью с толку Жаку. К счастью, никаких преград на пути не было, но они сильно отклонились от планируемого пути. Телеграфист вряд ли вовсе понимал, куда бежит. Жак не указывал на это — только готовился к тому, что им ещё предстоит подумать, как вернуться к верному направлению, не заблудившись. Внезапно Телеграфист остановился, отпустил Жака и обернулся. Патрульные остались далеко позади. Не заметили... Он облегчённо выдохнул и попытался сориентироваться. Жак тоже осмотрелся по сторонам и устремил взгляд левее от места, где они стояли. Если они оббежали патрульных вокруг, им оставалось только вернуться влево по прямой. Звучало довольно просто. Более того, издалека Жак уже видел всё более частые здания. Они приближались к краю жилого района, где и мог находиться старый дом Телеграфиста... Жак с любопытством посмотрел на него, готовый двигаться дальше, но не до конца уверенный, что тот разделял с ним это стремление. — Ну так... Идём? Нам надо пройти левее, раз ты решил обогнуть полицейских или как-то так, — указал он. — Говори тише. Ну, так, на всякий случай. Пойдём. Уверен, уже немного осталось, — заявил Телеграфист. — Да-да, вон там уже жилой район. Надеюсь, наткнёмся на твой дом быстро. И там не будет жить никто другой! А то неловко бы вышло, ха-ха, — понервничал Жак. — Надеюсь, там осталась хотя бы пара моих вещей... — хмыкнул Телеграфист. — А то как вспоминаю, так сразу на ностальгию пробивает. Пошли, — он двинулся в нужном направлении. Жак двинулся за ним. В то же время Телеграфист пытался поразмыслить. Если патрульные с главных улиц Зонтопии перебрались на окраину, они оба рисковали попасться. Никогда нельзя было угадать, в какой момент кучка полицейских отыщет их убежище. В таком случае найти старый дом Телеграфиста и, если он не охранялся и если внутри не поселился кто-то ещё, затаиться там было бы наиболее удачным решением для них. Возможно. Телеграфист всё ещё сомневался в его надёжности. Как он и сказал в самый первый день своего освобождения, дом — первое место, где стали бы искать сбежавшего преступника. Что, если их уже поджидала там такая же группа полицейских, готовых схватить их? Телеграфист убедился, что не потерял лежащие в кармане ножницы. Он бы не побоялся использовать их как оружие, но одновременно с этим глубоко сомневался, что в одиночку разберётся с несколькими полицейскими исключительно с их помощью. Ну а Жак совсем не помог бы в случае нападения. Этот маленький глупый наивный ребёнок... Что он вообще мог, кроме как строить из себя взрослого, а потом возвращаться к нелепым рассуждениям? Телеграфист легко бы бросил его и продолжил разгуливать на свободе один, он был в этом уверен! Однако ему пришлось отвлечься от размышлений. Они с Жаком добрались до края жилого района. Телеграфист прищурился... Он узнавал окружение! — Чёрт, не могу поверить, что вижу что-то знакомое. Выглядит тут всё, конечно, так себе, но... Я тут был! — радостно воскликнул Телеграфист, переполненный энузиазмом от попадания в знакомое место. — Интересно, тут хоть кто-нибудь сейчас живёт?.. — он высказал мысль вслух. На улице не было ни души... — Ну, это только самый край, тут и дома такие себе, так что, может быть, где-то дальше и есть люди. Куда нам? Если ты узнаёшь это место, ты должен знать, где твой дом! — предположил Жак. — Именно. За мной, — теперь уже Телеграфист вёл обоих. Он осматривал каждое здание: высокое, с обшарпанными порушенными в самом верху стенами; маленькое, в котором когда-то находился магазинчик; полностью разваленное и изменившееся до неузнаваемости. До того, как Телеграфист попал в тюрьму, это место выглядело живее, а сейчас он сомневался, что здесь вообще есть люди. Возможно, Жак был прав, и они просто не дошли до центра района, где гуляли счастливые жители с улыбками на лицах, поэтому и наблюдали вымершую часть улицы, уничтоженную временем. С другой стороны, почему Телеграфисту вообще было до этого дело? Он намеревался отыскать свой дом, а не плакать по прошлому. — Грустненько, конечно, выглядит этот район... — проговорил Жак. Он старался не болтать слишком много, заставляя себя сосредоточиться на попытках придумать план, но атмосфера старого района совсем этому не способствовала. — Я как-то думал, мы тут побыстрее увидим людей, а тут ну совсем уж пустынно, ха-ха. — А я и не заметил! — съязвил Телеграфист. — Хмф. Радует то, что хоть полицаев нет. — Ну да... — пробормотал Жак. — Как у тебя много энтузиазма, — саркастично ответил Телеграфист. — Вот так и предложил до моего дома добраться, а теперь сам не знаешь, что сказать. — Ну, э-э-э... Я просто думаю, — тот неуверенно пожал плечами. — Удивительно, что ты умеешь! — Телеграфист поддел его, легонько стукнув по голове. — Ау... — несмотря на то, что Жаку не было больно, он всё равно потёр голову. — Ну, знаешь ли, я не настолько ребёнок, ха-ха-ха! Вот, думаю. Об очень важных вещах! — Ну и о каких же? — с иронией поинтересовался Телеграфист. — Да неважно! — ответил Жак, не в силах придумать отговорку. — Хмф. Какой оригинальный ответ. Поражаюсь твоему... — тот хотел съязвить снова, но вдруг замер, рукой остановив и Жака. Перед ними наконец предстал очень знакомый ему дом: не очень большой, тёмно-синий, такой же старый, как и остальные здания вокруг, с деревянной дверью в центре и маленькими вытянутыми окошками по бокам. Здесь Телеграфист жил раньше... Он торопливо осмотрелся, чтобы убедиться, что поблизости нет ни обычных прохожих, ни патрульных. Никого. Только они с Жаком, единственные два человека на окраине старого района. Телеграфист подошёл к дому и с опаской заглянул в правое окно. Перед тем, как забираться внутрь, стоило проверить, не запряталась ли полиция там, чтобы подкараулить преступников и схватить, как только они покажутся. Но — снова никого. Телеграфист прислушался. Он не улавливал ни одного подозрительного звука. — Это он, да? — уточнил Жак. — Твой дом?.. — Вроде того, — кратко ответил Телеграфист. — Хм... — Жак попробовал открыть старую дверь, но та была заперта. — Блин. Похоже, заберёмся только через окно. — Да и всё равно! — отрезал Телеграфист. — Полезли скорее, — сразу же он попытался забраться в окошко, у которого стоял. — Ух, главное, чтобы там внутри не оказалось какого-нибудь Щита или вроде того. А то встретиться с лидером секты было бы очень неудачно! Мы всё-таки не его союзники, он бы нам не обрадовался, — рассудил Жак. — Да что ему вообще тут делать, в этом месте... Не выдумывай, — быстро ответил Телеграфист, пробираясь внутрь. — Ладно, ладно! — как только тот оказался внутри, Жак последовал за ним. В чём Телеграфист и был прав, так это в том, что Щит совсем не собирался скрываться в его старом доме. Как и в своём убежище. Прямо сейчас он занимался совсем иным. Продолжал слежку, подгадывая идеальный момент, чтобы наконец-то осуществить свой план. Он добрался до площади так рано, что успел лицезреть изуродованный труп сошедшего с ума из-за религии Алебарда гончара, но это его не беспокоило. Щит видел и его самого, однако всё равно не использовал артефакт. Он уже давно выстроил план. Когда Пасгард и Койф останутся наедине, первый умрёт, а второй, перепуганный, побежит в замок и немедленно доложит Алебарду о случившемся. Тогда у него не останется выбора, кроме как встретиться с Щитом один на один, и ему уже никто не поможет. Никто не отнимет у Щита артефакт. Он избавится от Алебарда, покончит с ним раз и навсегда. Койф и Пасгард снова беспечно гуляли, окружённые множеством людей. Но Щит не сводил с них взгляда, прячась в темноте. Совсем скоро его план осуществится, и все они, сообщники Алебарда, и он сам, один за другим начнут погибать...