***
Полдрон попытался потянуться на кровати и уже спустя несколько мгновений осознал, что лежит вовсе не на ней. Под ним был жестковатый диван из гостиной. А над ним... Разве что-то должно было быть над ним? Он чувствовал, как рука приобнимает что-то — или же кого-то — и открыл глаза, чтобы понять, что происходит. Полдрон совсем не помнил, как заснул, и странная ситуация несколько застала его врасплох. Однако расслабился он уже в следующий миг, как только рассмотрел того, кто улёгся на него. Верно, Телеграфист... Они разговаривали перед сном и, похоже, не заметили, как задремали. Судя по всему, в итоге Полдрон повалился на диван, а Телеграфист не удержался и устремился вслед за ним. Он тихо усмехнулся. Как и Жаку ночью, ему подумалось о том, насколько же это похоже на деление одного матраца в тюрьме. Вид того, как спокойно Телеграфист — опаснейший преступник в Зонтопии! — спал, уткнувшись в его грудь, почему-то забавлял Полдрона. Кем бы он себя ни возомнил, сейчас он совершенно не казался серьёзной угрозой. Как, впрочем, и с самого начала. Полдрон осторожно потормошил его рукой, стараясь быть не слишком резким и грубым. Не хотелось бы по случайности сломать этому низкому и очень худому парню кости — по крайней мере, именно так он и подумал: скорее в шутку, нежели всерьёз. Телеграфист принялся ворочаться и бормотать что-то невнятное: Полдрон так и не разобрал ни слова. Ему явно не хотелось просыпаться сейчас, и желал он ровно противоположного: полежать ещё немного. Не то чтобы это удивляло, но Полдрон не мог впустую лежать на диване и ждать его. Вероятно, стоило просто осторожно подняться с ним на руках, а потом положить на диван одного и позволить ему спать дальше? — Что там... — вдруг Телеграфист забормотал более разборчиво. — Куда просыпаться... Тут хорошо, не хочу... — почти по-детски проговаривал он, продолжая утыкаться в грудь так, что это становилось странно. — Эй, проснись! — подал голос Полдрон, понимая, что иначе ничего не добьётся. — Э?.. — Телеграфист вдруг приподнял голову и замялся, обнаружив, что под ним вовсе не подушка. — Что... — подняв голову ещё немного, он замер. Всё это время он спал на другом человеке! — И-и-и! — практически запищал он и тут же спрыгнул на пол, где заметил валяющуюся на полу кофту, которую он снял, будучи полусонным. — Агх, что это было?! — Видимо, тюремные времена вспомнил, когда всем приходилось по куче человек на одном матраце спать, — усмехнулся Полдрон, поднимаясь. — Хах, мечтай. Мне, похоже, повезло с одиночной камерой, и делить место с непонятно кем не приходилось. Ну, как повезло... — Телеграфист нахмурился. — Короче, неважно, — он поднял с пола мятую кофту и надел её, подворачивая рукава. — М-да, совсем смялась. Но хоть так... — он бросил взгляд на Полдрона. — Насчёт тебя не знаю, а я пойду проверю Жака. Заодно возьму остальную одежду и завяжу волосы. Не дожидаясь ответа Полдрона, Телеграфист покинул гостиную и поспешил проверить Жака. Утро выдалось странным, и теперь он не мог не чувствовать себя немного неуютно. Спать совместно с другим человеком, ещё и малознакомым... Эта мысль заставляла Телеграфиста ощущать неприятный пронзающий холодок во всём теле. Он ненавидел тюремное одиночество, но на этот раз невольно поблагодарил судьбу за то, что в его камеру в своё время не подселили других преступников. Очень не хотелось бы однажды проснуться и осознать, что обжимаешься с непонятно кем — вот какая мысль посетила его голову, когда он зашёл в комнату Полдрона, где всё ещё тихо спал Жак. Телеграфист бросил на него взгляд. Сегодня им стоило отправляться назад в укрытие, но был ли ещё вчера измождённый Жак готов к этому? Телеграфист приложил руку ко лбу. И с каких пор он стал настолько беспокоиться о безопасности? Буквально вчера он безжалостно вывернул руку сумасшедшему сектанту! А перед этим запугивал откровенного психа и почти угрожал ему. Намеренно, без зазрений совести. Но вместе с тем он пытался защитить Жака... Телеграфист тихо топнул ногой по полу. Утро только началось, а он уже запутался в том, что происходит в его жизни. Всей душой он ненавидел такие моменты. Ненавидел не знать, кто он и действительно ли изменилась его жизнь за всё время, проведённое вне тюрьмы. Телеграфист попытался отбросить бесполезные мысли и уже приготовился завязать волосы, но тут заметил, что Жак заворочался на кровати. Просыпался... Телеграфист взял его очки и подошёл поближе к кровати. «Хм-м-м... — Жак приподнялся и прищурился: без очков было плохо видно. К счастью, он заметил небольшой размытый силуэт прямо перед собой и сразу догадался, кто это. — Хах, привет, Телега! — он сразу же использовал в сторону Телеграфиста глуповатое прозвище и тихо хихикнул, после чего взял очки, которые тот протягивал теперь уже с недовольным выражением лица. — О, спасибо. Во-о-от, так намного лучше», — радостно заявил он и спрыгнул с кровати, после чего с улыбкой посмотрел на раздражённого Телеграфиста. Очередное использование смешной клички он совсем не оценил и вот уже дулся прямо с утра, сложив руки на груди. Жак тихо вздохнул. По крайней мере, его собственная голова уже не болела. Пришла пора возвращаться в укрытие. Даже если хотелось провести в компании Полдрона ещё немного времени. — Э-э-э, так что, мы сегодня домой? Ну, в смысле, в укрытие? — уточнил Жак на тот случай, если сам Телеграфист вдруг передумает возвращаться. — А у тебя с башкой всё в порядке? А то судя по твоей любви использовать тупые клички — не очень, хе-хе-хе, — тот немедленно поддел Жака, всё ещё обиженный на прозвище. — Ой, да ладно тебе, забавно же! — попытался оправдаться тот. — На самом деле голова правда в порядке. Ну, точно не болит, я хорошо себя чувствую! Но хочется ещё немного потусить у Дрона... Втроём даже прикольнее, чем вдвоём! Ну, в смысле, вдвоём тоже классно, но втроём — это вообще! Да и вы с Полдроном явно подружились... — Хах, да что ты? — произнёс Телеграфист полускептично-полуязвительно. — Быстро же у тебя люди друзьями становятся. — У-у-у, ты так говоришь, будто не заснул вместе с Дроном на диване! — рассмеялся Жак. — Эй, так ты видел?! Почему не разбудил? — возмутился Телеграфист. — Вообще я хотел, особенно когда Полдрон лёг, а ты упал на него, но ты был таким смешным, ха-ха. Уткнулся ему в грудь и такой: «Мягкая подушечка...» Я не знаю, как вас смехом не разбудил! — Жак снова прыснул, вспомнив странный, но забавный момент. — Эй! Я бы такого не сказал, фу! — скривился Телеграфист. — Придумываешь, хе. Жак уже собирался возразить и заверить Телеграфиста, что так всё и было, но тут в комнату как раз зашёл Полдрон, всё ещё одетый в свою невзрачную пижаму: майку и потрёпанные штаны. Завидев его после нелепых слов Жака, Телеграфист невольно зажался. Конечно же, только что он проснулся, уткнувшись в другого человека, но не мог же он в самом деле сказать ту позорную фразу! Он бы ни за что себе не позволил так размякнуть. Или же?.. Да что с ним происходило?! Телеграфист начал путаться в самом себе и даже не помнил, с чего всё началось. Было ли то спасение Жака и согласие быть братьями? Или всё началось раньше? Если что-то изменилось в нём одномоментно, он должен был запомнить этот странный «щелчок», однако — ничего. Никакой конкретики. Телеграфист будто потерял важную часть себя, но не знал, какую и когда. — Ну что, как у вас тут? — прервал его размышления Полдрон. — Уходите или пока остаётесь? Жак, как у тебя голова? — Голова в норме! Но я был бы не против остаться... Хотя Телеграфист не хочет! — расстроенно воскликнул Жак. — Я не сказал, что не хочу. Хотя, кому вообще в голову взбредёт соглашаться приютить у себя двух преступников, которых разыскивает полиция, и ещё тратить на них время и силы, еду для них готовить? Я бы не стал! — заявил Телеграфист, будто бы гордясь этим. — Эй, я не против, если вам здесь спокойнее. По крайней мере, полиция хотя бы не будет внезапно врываться в дом. А вот насчёт вашего укрытия... Не знаю даже. Так что не парьтесь, приготовить больше еды мне несложно, — усмехнулся Полдрон. — Хах, ну если ради еды... Так уж и быть, — ухмыльнулся Телеграфист. — Правда, у нас в укрытии всё равно осталось кое-что. Ворованная еда, ворованная одежда, а ещё... — он вспомнил про дневник. — Короче, всякие штуки. Возвращаться придётся хотя бы для того, чтобы их забрать. — О, я с тобой! — вызвался Жак. — Ага, а потом опять влипнешь... — напрягся Телеграфист. — Нет уж, сиди здесь, я один справлюсь! — Да ты же без меня заблудишься! — шутливо воскликнул Жак. — Вообще-то я уже давно запомнил всякие нужные пути, — похвастался Телеграфист. — Ты совсем недавно даже не помнил, где тюрьма находится, мы же из-за этого и встретились, — напомнил ему Полдрон. — Ну, э-э-э... — замялся Телеграфист. — Там не помнил, а тут помню! Вчера же нормально шёл, хотя Жак то без сознания был, то просто еле живой из-за боли в голове. Я не настолько тупой, я могу дойти до нужного места один. Дойду, возьму всё, что надо, и вернусь. Потерпите, проживёте без меня пару часов или сколько там у меня уйдёт на это времени, ха-ха-ха. — Точно уверен? Если волнуешься за Жака, я могу с тобой сходить, а он в безопасности тут посидит, — предложил Полдрон. — Э-э-эй! Я не хочу один сидеть! — пожаловался Жак. — Ну значит, вы оба сидите, а я иду и забираю всё, а потом возвращаюсь, и всё отлично. Ну, только сначала мне надо поесть. А, и хвостик... — Телеграфист посмотрел на свои волосы, а потом на Полдрона. — У тебя расчёска есть? Хотя, судя по твоей причёске, ты не знаешь, что это, хе-хе. — Да брось, у Дрона крутые взъерошенные волосы! — заступился за него Жак. Сам Полдрон на миг закатил глаза, а затем вздохнул и попытался отыскать в маленькой спальне расчёску. Пожалуй, в каком-то смысле Телеграфист был прав: использовал её Полдрон нечасто. Именно поэтому его волосы выглядели такими растрёпанными и, как бы наверняка сказал Пикадиль, «неаккуратными». Самого Полдрона это нисколько не волновало, его причёска его более чем устраивала, но если уж Телеграфист действовал иначе, ругаться с ним смысла не было. Пока тот откровенно не унижал Полдрона и не переходил грань детских подколов, ему вполне удавалось сохранять спокойствие. Он поглядел ещё немного. В итоге небольшая деревянная расчёска, далеко не самая удобная в использовании, оказалась под кроватью, откуда Полдрон её и достал. — Держи, — он протянул её Телеграфисту. — М-да... Ну, что есть, — пожал плечами тот. — Ну, мы, конечно, расчёску покруче своровали... — признал Жак. — Но и эта ничего! Хотя она довольно маленькая. Полдрон, а ты ей хоть иногда причёсываешься? — Бывает. Так, если на глаза попадётся. Она неудобная, еле расчёсывает, — признался Полдрон. — Ну, такие-то волосы... — проворчал Телеграфист, расчёсывая свои. — Могу попробовать причесать. Если после этого у меня не отвалятся руки, я даже сочту это победой. — Ого, причесать Полдрона будет сложно! Даже интересно посмотреть, ха-ха, — заинтересовался Жак. — Ну посмотрим, как ты справишься, — самоуверенно произнёс Полдрон. — Но сначала пошли поедим. Могу салат приготовить или типа того. — О-о-о, вот это дело, — приободрился Телеграфист, закончил причёсывать волосы и наконец завязал их в привычный для него хвостик. Он отложил расчёску, и Полдрон кивнул им с Жаком. Все трое устремились на кухню. Жак был заинтригован предстоящими событиями. День начался весело. Не случилось ничего плохого. Он чувствовал себя в безопасности. Ни тюрьмы с множеством охраны, ни жуткого Щита, никаких погонь или драк. Конечно, Телеграфист намеревался оставить их с Полдроном и отправиться за вещами в убежище, но затем он бы вернулся назад, и они продолжили бы проводить время вместе в этом маленьком, но уютном доме. Жак немного скучал по времяпровождению в старой компании: он сам, Пикадиль, Полдрон, Койф, даже Хундсгугель. Однако теперь появилась новая компания. Поменьше, но такая же дорогая для него. Жак был очень рад сохранить хотя бы одного друга. И был рад, что тот подружился с его братом Телеграфистом. Благодаря всему этому его настроение поднималось, даже если не было причин. Телеграфист чувствовал себя почти противоположно. Несмотря на то, что мысль о сытном завтраке подбадривала его, он никак не мог выбросить из головы странные мысли. Всё это определённо точно началось позавчера, после ситуации с побегом Жака к тюрьме. Неужели Телеграфист испытал такое огромное эмоциональное потрясение, что запутался в себе? Он изменился? В лучшую или в худшую сторону? Возможно, он встал на правильный путь, как это назвали бы другие люди, морально вырос. А возможно, размяк и деградировал, позволив себе наивно привязываться к первым попавшимся людям, а потом паниковать из-за того, что их нет рядом. Он дорожил Жаком. И боялся того, что дорожил им. А теперь он рисковал сблизиться ещё и с Полдроном. В этом же не было никакого смысла! Нет. Телеграфист признал, что ошибся, решив, что сближаться с людьми глупо. В тот же день, когда согласился называться братьями. Так почему же он боялся? Вот что было глупо — бояться! В самом деле! Телеграфисту не повезло с идиотами министрами, что предали его, но с Жаком он отлично поладил. И Полдрон бы не подставил обоих в последний момент. Он помог отыскать Жака, он позволил им с Телеграфистом остаться в своём доме, он даже готовил еду, причём совершенно бесплатно, вообще не требуя ничего взамен. Это было приятно. Подозрительно приятно... Телеграфист будто бы боялся одновременно и сблизиться с ним, и не сблизиться. Сблизиться — потому что не привык к близким отношениям с другими людьми. И не сблизиться — потому что это означало бы, что Полдрон затевает что-то против них с Жаком. Телеграфист незаметно покачал головой и натянул привычную наглую ухмылку, чтобы не выдать своих позорных эмоций. И, конечно же, их обоих сопровождал Полдрон. Он был рад тому, что Жак полностью пришёл в себя. И тому, что Телеграфист ничего не вытворил и показал себя вполне... адекватным человеком. При этом Полдрон никак не мог выбросить из головы ночной диалог с Телеграфистом. Насчёт Щита, насчёт Зонтика, насчёт всего... Полдрон обязан был отыскать Щита и всё выяснить! Он остался дома вчера, желая отдохнуть после напряжённого дня со спасением Жака, но теперь... В то время как Жак и Телеграфист уселись за стол, а он принялся доставать подходящие для салата овощи, Полдрон задумался о том, стоит ли ему тоже отправляться на окраину в надежде столкнуться с Щитом или же будет лучше присмотреть за Жаком, пока Телеграфист отсутствует. Он только пришёл в себя, и если бы его одного, такого маленького, заметили патрульные, он бы точно ничего им не противопоставил. Останься одним Телеграфист, ему бы удалось. Так же он справился с Щитом. Вывернул руку... Полдрон чуть было не ударил по столу, подумав об этом вновь. Каждый раз, когда в голове появлялся образ Щита с неподвижной рукой, который мучился от бесконечной адской боли, он едва мог сдерживать себя. Скорее всего, не будь рядом Телеграфиста и Жака, он бы уже сорвался. Или сорвался бы даже в их присутствии — рано или поздно... Мог ли он дождаться возвращения Телеграфиста с вещами, а потом отправиться на поиски Щита в одиночку? Оставить обоих в своём доме, буквально запереть и позволить им уйти разве что через окно... Полдрон тихо прорычал, не привлекая их внимания. Он не мог так поступить. Но и не мог взять их с собой после их первой стычки с Щитом. Жак бы пострадал, а Щит и Телеграфист перебили бы друг друга. Полдрон продолжил готовку в тишине, лишь иногда прислушиваясь к разговорам Жака и Телеграфиста.***
Зонтик и Пасгард двигались по окраине. Второй крепко удерживал первого за руку на случай опасности. Он выглядел чрезвычайно серьёзно и постоянно прислушивался: вдруг уловит подозрительный шорох и засечёт Щита в его попытках сбежать и спрятаться в другом месте? Но ничего не было. Абсолютная тишина, почти давящая. Если бы не присутствие Зонтика, Пасгард бы уже запаниковал. Не то чтобы он всерьёз боялся сектанта, но после удара в спину, после осознания, насколько могущественен генератор в его руках, Пасгард никак не мог отрицать факт того, что Щит очень опасен. И для него самого, и, конечно же, для Зонтика, которого он так рьяно стремился защитить, не подозревая ничего об истинной сути вещей. В то же время Зонтику хотелось с ним поговорить. Успокоить. Но он знал, что так рискует отвлечь Пасгарда и, наоборот, привлечь внимание Щита. Или же «спугнуть» его. Укрытие становилось всё ближе, он чувствовал, а оттого не смел портить всё в последний момент. Пасгард сжал его руку ещё крепче, как только они стали подбираться к старому невзрачному полуразрушенному зданию. Он обернулся и кивнул Зонтику, отчего тот сосредоточился ещё сильнее. Определённо точно они приближались к нужному месту. Щит мог быть там. Прятаться, готовиться к штурму замка. Зонтик заслышал, как его сердце заколотилось в груди сильнее. Верно, у них с Пасгардом не было никакого плана, кроме как прокрасться к Щиту и застать его врасплох. Никакой иной план бы и не сработал с обладателем всемогущей вещи. Стража хотела сопроводить их после того, как Зонтик рассказал Штехцойгу о случившемся с Пасгардом и о вероятных дальнейших планах Щита, однако получила отказ. Чем больше людей направилось бы к человеку с генератором в руках, тем большее их количество рисковало одномоментно погибнуть. Ускользнуть от Щита вдвоём, если что-то пойдёт не так, было гораздо проще, чем огромной толпой. Об этом думали оба, прокрадываясь по зданию, стараясь не издавать ни звука и никак не привлекать к себе даже малейшего внимания. Пусть Щит застынет на месте, завидев их, и не успеет схватить генератор, как вдруг они задержат его, заберут эту ценную вещь, заберут алебарду и убегут прочь. И тут... их настигло разочарование. Щита не было — была лишь полная хлама комната с разорванным матрацем и разбросанными по всей голой земле кусками мусора. Пасгард осмотрелся по сторонам, затем глянул на Зонтика и получил в ответ его кивок, после чего рискнул отпустить его. Вместе они подошли поближе к двум матрацам, один из которых был безжалостно изорван в клочья. Нечто, похожее на уже бывшие принадлежности для рисования, валялось рядом, изничтоженное. Алебарда же отсутствовала. Генератор отсутствовал. Щит отсутствовал! Ну конечно. Сидеть без дела он не стал, сразу же сменил укрытие, как только понял, что оставаться в старом месте небезопасно. Пасгард тихо топнул ногой по земле, а Зонтик пристально посмотрел на превращённые в мусор холсты и тюбики с краской. Щит ведь не стал бы создавать всё это исключительно для Пасгарда? Он мог не прививать жертве любовь к искусству и не растрачивать энергию генератора на бесполезное создание дополнительных предметов. Тогда... — Все эти вещи... Для рисования... Когда ты очнулся у Щита, они уже были здесь? — попробовал выяснить Зонтик. — Хм-м... — Пасгард сосредоточился на странных воспоминаниях из укрытия Щита. — Да. Они были здесь. Я был уверен, что люблю рисование. Странно... Я рисовал для тебя, но, во-первых, Щит мог и не знать об этом, а во-вторых, не было никакого смысла для него прививать мне это как полноценное увлечение. И уж тем более тратиться на всё это. Такой параноик, как Щит, не тратит силу даже на создание нормальной еды, но это!.. Странно, — честно признал он. — Я просто думаю... Алебард говорил, что исчезновение Мантии может быть связано с Щитом. Создать всё это для неё было бы куда логичнее с его стороны. Она на самом деле обожает рисование. И уж об этом Щит знает наверняка. Но... Её здесь нет. И не было, когда ты проснулся у Щита. Так, может быть, он действительно... — Зонтик опустил голову, и его глаза заслезились. — Послушай, — Пасгард положил руку ему на плечо. — Возможно, такое действительно случилось. Но если оно так, нам не остаётся ничего, кроме как переступить через это. Это... тяжело, я знаю. Но иначе никак. Даже если мы вернём генератор, разве можно вот так просто вернуть человека к жизни? Это безумие! — Я... З-знаю, — заплакал Зонтик. — Я просто... Если она правда умерла, если я этому способствовал, то я... Ох, ужасно... — он прикрыл уже краснеющее от слёз лицо руками. — Помни, не вини себя. В её смерти виноват Щит и только Щит. Не ты, не я, не Алебард, не те два идиота с их неудачной политической программой, никто, кроме Щита. Ясно? — Пасгард неуверенно приобнял его, подсознательно всё ещё немного боясь. — В-вот так... Всё в порядке. Что бы ни случилось с Мантией, это не твоя вина. Просто знай это. — Я... — Зонтик сделал глубокий вдох и попробовал расслабиться в тёплых объятиях. — Х-хорошо. Я должен это принять. И понять, что я не виноват. Но я... До последнего буду надеяться, что всё хорошо. Что даже если ей пришлось быть союзницей Щита, в итоге она просто сбежала. И прячется. А потом покажется кому-нибудь, и всё будет хорошо... — он осмотрелся в укрытии ещё раз. — И всё же, если Щита здесь нет... И генератора, и алебарды тоже... Получается, он уже сбежал в другое место? И нам ничего не остаётся, кроме как искать его, либо отсиживаться в замке, ожидая его нападения? — Хм-м... — Пасгард тихо отстранился и отвёл взгляд. Как бы он ни хотел избавиться от этого чувства за одну ночь, за один миг, лёгкий страх всё равно давал о себе знать. — Снова выискивать его целыми днями может быть и бессмысленно, и опасно. Но... ты готов выжидать в замке? Ставить охрану под угрозу? — расспросил он Зонтика. Тот глубоко задумался. Таков был изначальный план. Ждать. Готовиться. Понимать, что охрана у замка может пострадать, если Щит объявится. Или полицейские вовсе несправедливо умрут. Зонтик не хотел так ими рисковать, отправлять их на смерть, отсиживаясь внутри замка. Но... был ли выбор? Штехцойг ясно давал понять, что готов на это. Все полицейские готовы. Для того они и работали, чтобы защищать его, правителя, от угроз и опасностей. Зонтик просто надеялся, что всегда найдётся другой способ исправить ситуацию. Но, похоже, его не было. Либо снова бесконечно искать Щита и полагаться исключительно на удачу в попытках встретиться с ним, либо прятаться и жить с Пасгардом внутри замка, готовясь к атаке и подвергая огромному риску людей Министра Защиты. Что бы Зонтик ни выбрал, оба варианта были жестоки и несправедливы. Пасгард смотрел на него, наконец заставив себя больше не отводить взгляд. Он терпеливо ждал ответа и не давил на Зонтика. Или же просто боялся прерывать раздумья правителя... Нет. Он преодолел страх. Зонтик не был просто правителем, далёким от своих подданных. Такой же, как все. Пасгард целовал его. Они спали в одной кровати. После этого он не смел больше сомневаться. Сейчас они оба должны были решать, что делать дальше. Может быть, от этого даже зависела судьба всей Зонтопии. И Пасгард продолжал ждать, а Зонтик продолжал думать, стараясь отыскать решение как можно скорее. Он сжал немного дрожащие руки в кулаки. Снова он позволил страхам и нерешительности поглотить его. Пришла пора прекратить это. Пасгард был рядом. Его вид успокаивал. Зонтик вздохнул. — Х-хорошо... — пробормотал он. — Искать Щита правда может быть глупо. В смысле, что, если, пока мы ходим кругами, он нападёт на замок, а меня там даже не будет, и мы сделаем только хуже... Я думаю, мы можем выходить из замка иногда: на всякий случай. Но лучше стоит оставаться там. Готовиться к его атаке или вроде того... — Я согласен. Но перед тем, как вернуться в замок, лучше перепроверить это здание ещё раз. Вдруг обнаружим что-нибудь полезное... Хоть что-нибудь, — решил он. — Должно же здесь быть хоть что-то... Верно, З... Зонтик? — слегка запнулся на имени. — Всё хорошо?.. — переспросил тот. — Да. Просто всё ещё немного не привык. Давай, вернёмся к делу, — Пасгард улыбнулся ему, чтобы успокоить. Он не хотел расстраивать, пугать или даже разочаровывать Зонтика своими страхами. Как и не хотел разочаровываться в себе. Он дал обещание, что всё будет, как прежде. Он и сам хотел, чтобы всё встало на свои места. Чтобы страх больше никогда не терзал его. И он был готов на всё, чтобы самостоятельно способствовать этому и никогда больше не сомневаться. Но пока они с Зонтиком вернулись к исследованию укрытия. Только чтобы убедиться, что никаких ценных улик внутри в самом деле нет. Мусор, клочки разорванного матраца, уже испорченная старая еда — в малом количестве, впрочем. Ничего ценного, ни одной подсказки. А больше всего угнетало именно то, что сам Щит сбежал в неизвестность: и с генератором, и с оружием, в которое превратил Алебарда... Но что же он? Снова лежал один, с ужасом осознавая, что последнее исчезновение его сознания продлилось непростительно долго. Это имело смысл, да и к тому же, он сам умолял, чтобы тьма поглотила его, когда невыносимые действия Щита измучили его окончательно. Но исчезнуть на всю ночь и часть утра... Звучало всё более и более угнетающе. Алебард в самом деле чувствовал сознание слабее, чем раньше. Такое уже случалось, и он «просыпался» уставшим, однако совсем не до такой степени. Теперь же... Терялась будто бы сама его воля к жизни, к этому жалкому существованию в виде оружия, принадлежащего теперь Щиту. Нет... Оно по-прежнему принадлежало Зонтику, Великому Зонтику, который наверняка стремился спасти Алебарда вместе с Пасгардом! Или же нет... Время шло, и сомнения всё скапливались. Сами собой. Алебард не хотел думать о Великом Зонтике хуже. Так почему же... Наверняка Щит ломал его сознание. Мучил Алебарда столь много, что ему не хотелось больше ничего, даже спасения. Достаточно для него было навсегда исчезнуть и больше не страдать. Оправился бы он, если бы снова стал человеком? Нет, конечно же нет. Он бы навсегда запомнил, как к нему притрагивались руки врага, как его пинали, ударяли о стены, покрывали слюной. Алебард всегда старался преодолевать проблемы, с холодным рассудком смотреть на всё и не позволять себе поддаваться эмоциям, но сейчас... Он так уставал. У него не хватало сил. Он ничего не мог сделать, абсолютно ничего, даже пошевелиться, даже увидеть этот мир. Только слышал. Слышал позорное и нелепое осуждение Щита в его сторону. Его паранойю. Эти убогие слова... И больше ничего. Даже знакомый голос Пасгарда пропал, пусть и по хорошей причине. Алебард очнулся незадолго до того, как Щит задумал покинуть уже новое укрытие. Вот только для него самого оно ничем не отличалось от прошлого. Темнота не исчезала, он больше не различал окружающий его мир. Он просто хотел вернуться к Великому Зонтику... Или же нет, зная, что и тогда не сможет избавиться от воспоминаний об этих травмирующих событиях. Но если бы только его коснулся Великий Зонтик, стало бы легче. Хотя бы немного. Ведь так? Снова он сомневался, не зная, почему. И снова валялся на земле в полном одиночестве. Было ли то лучше нахождения рядом с Щитом? Наверное. И куда же направился сам Щит? Говорил ли он об этом вслух? Алебард почему-то уже и не помнил этого. Совсем забыл. Ему хотелось спать. Нет. Снова раствориться во тьме. Но он попытался сосредоточиться. Однажды Щит должен был вернуться и, сам того не ведая, разболтать ему часть своего плана. Алебард был готов это услышать. Но для этого ему следовало продержаться и не исчезнуть вновь. Сам Щит же добрался до цели. Нужный дом, рядом с которым он сейчас скрывался, дом Пикадиля, этого надменного и подозрительного типа, кому невозможно было полностью доверять. К счастью, на случай неудачи Щит держал генератор при себе. Но он надеялся, что прибегать к подобным мерам не придётся. Не только потому, что он по-прежнему старался ограничиваться в использовании силы, но и из-за слов Мантии. Они всё ещё не уходили из головы даже после того, как Щит уничтожил последние воспоминания о ней и перебрался в новое убежище. В его памяти Мантия продолжала жить — в каком-то определённом мистическом смысле. И она не позволяла ему избавиться от Пикадиля по первому желанию. Щит подумал дважды. В этом в любом случае не было смысла. Не так ли? Он задал вопрос самому себе и сдержанно кивнул, после чего пробрался к одному из окон: тому самому, с неудачным видом, которое он заметил однажды. Поскольку оно вело в спальню, заглянул Щит осторожно: если бы он по случайности застал только проснувшегося Пикадиля врасплох, тот бы точно привлёк внимание патрульных. Либо пронзительным криком, либо, если он был достаточно смелым, намеренными словами, приказом полиции схватить «грязного сектанта». Однако, поскольку утро было не столь ранним, Пикадиля в кровати уже не оказалось. Щит стиснул зубы. Опоздал? Тот уже ушёл и теперь пытался вновь навязать свою программу людям — даже если всем приказали прятаться в домах? Выходил на улицу просто так, чтобы ругаться с полицией или впустую прятаться в переулках, попутно жалуясь, какие они мерзкие и убогие... В поведении Пикадиля, сколько бы он ни хвастался, порой не было никакой логики. Щит вздохнул и рискнул пробраться внутрь, распахивая до этого слегка приоткрытые ставни. Дом был без преувеличения дорогим, но Щит не собирался трогать ничего из здешних вещей. Искал он исключительно Пикадиля, а пришёл он с важной целью — предупредить человека, предложившего ему некое подобие сделки, о некоторых изменениях в планах. Щит боялся, что его задумают подставить. Что Пикадиль окажется не лучше манипулятивного и омерзительного Телеграфиста, способного только пользоваться чужими привязанностями в свою пользу. Этот лжец, эта очередная пешка Алебарда — или кем бы он ни был — откуда же он знал Полдрона и о его взаимоотношениях с Щитом... Он вдруг дёрнул головой. Отвлёкся. У Щита не было времени размышлять о других людях, когда пробрался он именно к Пикадилю. Он намеревался покинуть спальню и обыскать другие комнаты, как вдруг дверь в неё открылась. Пикадиль показался на пороге и замер. В последнюю очередь он ожидал увидеть в своей аккуратной спальне уродливого лидера секты. Или же скорее не ожидал совсем. К счастью для него, Щиту хватило ума не прикасаться к его дорогим вещам и портить их своей грязью. А сам Пикадиль — тоже к счастью — уже успел переодеться из пижамы в повседневную свою одежду, пусть и не слишком выдающуюся: голубую с лёгким фиолетовым оттенком рубашку с изящным воротом и расширенными в конце свободными рукавами и тёмно-синие узкие брюки, заправленные в невысокие сапоги на крошечном каблуке, которые также обладали синим цветом, но более тусклым, и тоже имели фиолетовый оттенок, а также причудливый, но не откровенно безумный узор, несколько более светлый, чем сами сапоги. В таком виде Пикадиль подошёл чуть ближе к уже напряжённому Щиту. — Ты... Как ты посмел пробраться в мой дом? Не удивляюсь такому позорному действу со стороны сектанта, но всё же, это убого. Если мы заключили сделку, это не значит, что ты можешь в любой момент «заглянуть» ко мне без разрешения, учти, — предупредил он. — Что тебе нужно от меня? Надеюсь, не отказываешься от сделки и не думаешь убить меня? — Не думаю, — отрезал Щит. — Просто решил предупредить, что некоторые мои планы... провалились. И штурм замка может занять больше времени, чем я рассчитывал. Однако это не значит, что ты можешь игнорировать мои стремления и делать вид, что я просто забыл об этой сделке, ясно? — грозно произнёс он. — О, я и не собирался. Я честный человек. Да и к тому же, не то чтобы у меня была возможность продвигать свою программу сейчас. Все ведь заперты... Даже если я снова ускользну, на площади мне делать будет нечего. Так что, что бы ни случилось с твоими планами, действуй, как хочешь. И не забывай, что в том случае, если никакого Зонтика нет, власть в Зонтопии я беру на себя, и страна наконец-то получает развитие и прогресс, — напомнил ему Пикадиль. — Надеюсь, когда ты увидишь, что Зонтик существует, ты не вздумаешь убить его, чтобы захватить власть. У тебя ведь хватает твоей так называемой рациональности, чтобы не мучить Зонтика? — Щит прищурился. — Я не такой, как вы, сектанты. Если я получу неопровержимое доказательство того, что Зонтик существует, я его приму и ни за что не убью, я не сумасшедший. Ты за этим буквально проник в мой дом? Чтобы спросить, не совершу ли я убийство? — с насмешкой поинтересовался Пикадиль и в ответ получил сдержанный недовольный кивок со стороны Щита. Даже если он пришёл не лишь за этим, он не собирался часами разъяснять Пикадилю свои планы. — Ясно. Что ж, спешу тебя обрадовать, я не животное. Так что можешь умерить паранойю и возвращаться к... тому, что у тебя там происходит. Хотя, если тебе известны хотя бы примерные сроки, когда ты отправишься исполнять главную цель, удобно было бы услышать. — Я не могу отправиться к замку, пока... не научусь управляться с одним оружием. Я уже делаю успехи, но мне нужно ещё хотя бы несколько дней. Тебя устроит такой срок? — с презрением вопросил Щит. — Вполне. Надеюсь, теперь ты можешь покинуть мой дом? Твоё дело — заниматься грязной работой, а не заявляться ко мне. Смотреть на тебя страшно, выглядишь ещё безумнее, чем раньше... У тебя что, ещё и одежда в краске испачкана? Кошмар! Мало всей прошлой грязи, так теперь ещё и это... Видеть тебя не хочется. Убирайся. Если тебе так захочется поговорить со мной в следующий раз, просто зазови меня на улицу. Брось свою сектантскую записку или как ты там привлекаешь к себе внимание, — пренебрежительно высказался Пикадиль. Щит негромко прорычал, но не сказал ни слова. По крайней мере, он убедился, что Пикадиль ничего не затевает и готов выжидать, пока он не исполнит главную цель. Оставаться здесь, похоже, было бессмысленно. Через открытое окно он покинул дом Пикадиля и сразу же запрятался в темноте, чтобы не попасться патрульным. Тот лишь смотрел в одну точку, глядя, как его силуэт быстро исчезает. Диалог с Щитом оказался бессмысленной тратой времени, безумный сектант лишь напугал его своим присутствием. В самом деле, как смел он вот так легко проникать внутрь этой комнаты, ступать на этот пол... Пикадиль закрыл ставни так, чтобы Щит не смог открыть их снаружи, и уже было собирался пойти в ванную, чтобы прихватить швабру и отмыть пол после того, как на него ступил лидер сектантов, но тут... Странная мысль пришла ему в голову. Ему не показалось, что он видел на одежде Щита краску. Да только зачем бы сектант использовал её, такую яркую, цветную? Даже для нелепых посланий Искатели Правды использовали мрачный чёрный цвет, исписывали им листочки и отправляли людям. Но яркие цвета? Лазурный, небесный, бирюзовый — никогда в жизни бы Щит не стал использовать их, он был слишком далёк от искусства! Но... Один человек, давно пропавший без вести, рисование обожал. Мантия. Её исчезновение дало начало многим проблемам. Пикадиль поддевал Полдрона, говоря, что с ней могло что-то случиться именно из-за его советов нарисовать Зонтика с двумя глазами. В итоге исчез и Жак, и вот уже от союза Пикадиля и Полдрона ничего не осталось. И всё же... Если Мантия загадочным образом пропала, а и без того подозрительный Щит перепачкался краской, мог ли он?.. Пикадиль сжал руки в кулаки. Возможно, Щит действительно мечтал избавиться не только от жестокой правящей верхушки...***
«Что-о-о-о-о ж, посмотрим», — самодовольно протянул Телеграфист, рассматривая волосы уже сидящего на пошатывающемся стуле Полдрона. Жак устроился на кровати и с интересом наблюдал за обоими. Сразу после сытного завтрака, во время которого Телеграфист снова уплетал еду так, словно никогда в жизни не ел, он решился в самом деле причесать растрёпанные волосы Полдрона. Жаку было безумно интересно, что же из этого выйдет. К тому же, возня Телеграфиста с чужими волосами задерживала его здесь, в доме, и он не уходил на окраину к укрытию в полном одиночестве. Жаку просто нравилось проводить время в компании. С ним, с Полдроном, вместе, веселиться и улыбаться, не думая о проблемах, о полиции, о Щите, об опасностях, которые поджидали снаружи в такое странное время, когда никого, кроме патрульных, не было на улице. «М-да, причёсывать такое сто лет придётся, так у тебя много волосни», — рассмеялся Телеграфист, когда ещё раз осмотрел волосы Полдрона: взъерошенные, несколько жёсткие, но довольно пушистые, если он вообще мог назвать это так. Они выглядели очень неаккуратно. Полдрон точно не тратил время на частое расчёсывание, что, впрочем, и сам не отрицал. На миг Телеграфист даже засомневался, что у него получится сделать из этих прядей, напоминающих едва ли не иголки, что-нибудь дельное, хотя бы немного приличное. Особенно такой маленькой расчёской, как та, что Полдрон вообще имел в доме. Её хватало для волос Телеграфиста. Тем более для коротких волос Жака. Но это... Он глубоко вздохнул. Всё-таки он сам в это ввязался, пытаясь похвастаться, как всегда. «Ты начать-то собираешься? — усмехнулся Полдрон. — Смотришь, смотришь, а не причёсываешь. Передумал — скажи, не обижусь», — он пожал плечами, и Телеграфист ненадолго нахмурился, почти по-детски, не всерьёз. Медлить действительно не было смысла. Он обернулся и посмотрел на Жака. Тот одобрительно показал ему большой палец, ожидая, когда он начнёт, как будто Телеграфист подготавливался к серьёзной миссии, а не к внезапному расчёсыванию знакомого, на которое отважился из-за своего бесконечного хвастовства. Но, раз уж на то пошло, переживать тоже было не о чем. Он всего лишь веселился, развлекался, не относился к происходящему серьёзно, как всегда. Поэтому не было и проблемы. Телеграфист ухмыльнулся, готовый заняться делом и, возможно, если удастся, немного пошутить над причёской Полдрона. «Ладно, всё, начинаю! Только сядь нормально, — Телеграфист положил руки на его широкие плечи и постарался усадить Полдрона ровнее. — Хах, классные плечи всё-таки, широкие. Когда-нибудь снова усядусь, чтобы ты не расслаблялся», — посмеялся он, но ответить Полдрону уже не дал. Он попробовал провести маленькой расчёской по спутанным ярко-голубым волосам и... быстро понял, что работа предстоит долгая и нудная. Расчёска практически застревала в них и совсем не скользила так же плавно, как по волосам Телеграфиста. Он не испытывал такой проблемы даже в тюрьме, где старался хоть немного следить за своей причёской, поправляя её пальцами и, если появится возможность, смачивая ледяной водой из душа. Волосы Полдрона же были ещё и непослушными. Телеграфист вновь пожалел, что ввязался в это, но продолжил. Жак принялся наблюдать за тем, как отчаянно он пытается причесать Полдрона. Одна прядь, вторая, третья, ему приходилось напрягать руки так, будто он поднимал огромные камни, как сам Полдрон делал в тюрьме. Это немного забавляло. И в то же время Жак был рад видеть его увлечённым таким повседневным занятием. Как и был рад посидеть спокойно, следя за тем, как сближаются его брат и его друг. В самом деле, Жак натворил столько глупостей, которые не привели ни к чему хорошему, что видеть осуществлённую по-настоящему хорошую идею с его стороны было особенно приятно. Он гордился собой, когда смотрел, как Телеграфист снова с усердием расчёсывает спутанную прядь, оттягивая её. А потом Полдрон тихо шипел от недовольства, уже готовый что-нибудь ударить, но сдерживался: по большей части из-за того, что ударять было нечего, когда он сидел на стуле в центре маленькой комнатки. — Уф-ф-ф, тяжело же... — пожаловался Телеграфист. — Видимо, в итоге у меня руки всё-таки отвалятся, хах. — Неудивительно, они же у тебя тощие, как и всё остальное, — подметил Полдрон. — Э-э-эй, Дрон! — подал голос Жак. — Телеграфист просто такой вот! И ещё долго ел очень мало еды! В тюрьме же не дают картошку, салаты и всякие вкусные фрукты! Ну хотя фрукты тоже не настолько питательные... Но они уже лучше! — Да и всё равно теперь я буду есть твою еду, пока она не кончится, так что ты ещё успеешь пожалеть, что я не такой «тощий», хе-хе-хе. И вообще, не быть же всем качками, как ты, — самодовольно улыбнулся Телеграфист. — Ты только что говорил, что у меня классные плечи. Или это уже не в счёт? — Полдрон намеренно дёрнул плечом, отвлекая его от расчёсывания. — На них просто круто сидеть. Можно не ходить самому. Удобно! Тебе не понять, тебя никто не поднимет, — съязвил Телеграфист, возвращаясь к своему делу. — А вы прям любите поддеть друг друга из-за того, как вы выглядите, ха-ха, — нервно посмеялся Жак, начиная волноваться. — Но ведь это же нормально — быть разными? — Да я просто шучу. Знаешь, чтобы скучно не было, — немного насмешливо объяснился Телеграфист. — А мне просто не хочется, чтобы вы померли от истощения. Особенно ты, Жак. Да и Телеграфист тоже, чего уж... Грх, нет, серьёзно, у тебя есть нормальное имя? Звали же тебя как-то, — Полдрон снова затронул тему имени. — Во-первых, это неважно, а во-вторых, кто сказал, что моё настоящее имя короткое и легко произносится? Может, оно даже хуже. Такое отстойное, что язык отвалится, как у меня руки после этого причёсывания. Об этом не думал, м? — в очередной раз Телеграфист ответил саркастично. — Да, Полдрон, ему не нравится его настоящее имя! Поэтому он Телега! — хитро улыбнулся Жак, но поймал на себе недовольный взгляд Телеграфиста. — Ладно-ладно. А какой ещё есть вариант, как тебя называть? Хм-м... Может... Хм-м-м... Теля, ха-ха! — Фу, это смазливо! — съёжился тот. — Ну тут согласен, перебор, — не стал отрицать Полдрон. — Даже Телега звучит не так странно. — Но мне всё равно не нравится, — немедленно напомнил Телеграфист. — Значит, больше хочешь «Теля»? — шутливо предположил Полдрон и заслышал громкий смех Жака. — Ни то, ни другое, просто называйте как есть! — вспылил Телеграфист. — Иначе я придумаю для себя прозвище сам. Такое, что оно будет безумно раздражать вас, но вам придётся использовать его, чтобы я не разозлился, хе-хе. Так что привыкайте к имени Телеграфист. Вернее, ты привыкай, Полдрон, а то Жака уже давно всё устраивает. — Ха-ха, ты иногда такой обидчивый! — воскликнул Жак, всё ещё смеясь. — А, ой, я вдруг понял, что отвлёк вас от этого причёсывания. Продолжайте! Довольно классно за вами наблюдать. Да и вообще, новая причёска — это круто! Телеграфист хмыкнул и вернулся к делу, а Полдрон постарался не двигаться слишком много и не оборачиваться, чтобы посмотреть на него или на увлечённого наблюдением Жака. Пока расчёска грубовато дёргала его спутанные волосы, он продолжил думать про Щита. Никто ещё не покинул дом, поэтому стоило определиться, сделает ли это всё-таки лишь один Телеграфист, или Полдрон отправится с ним. Но Жак... Опасно было как оставлять его одного в доме, беззащитного перед полицейскими, которым он мог бы показаться по случайности, из-за своей невнимательности и неуклюжести, так и брать с собой ради встречи с Щитом. Полдрон не хотел осуждать друга, однако и не отрицал, что он может представлять некоторую угрозу. И если Жак и Телеграфист в самом деле столкнулись с ним, если Жак потерял сознание из-за него... Полдрон не мог так рисковать. Время шло, и движения расчёски становились всё более плавными. Полдрон не видел этого со стороны, а вот Жак лицезрел, как до этого запутанные волосы теперь аккуратно ложились на широкие плечи и спину. Они даже казались более мягкими и пушистыми, чем до этого. В голове Жака возникла внезапная мысль потрогать их, но он не слезал с кровати и не отвлекал Телеграфиста, пока он не закончит с расчёсыванием. А расчёсывал он везде: основную часть волос, пряди по бокам, чёлку — всё, пока наконец не улыбнулся ещё более самодовольно, чем обычно, с определённой гордостью, не вполне понятно даже, искренней или нет. Он отложил расчёску и окинул Полдрона взглядом, а потом обошёл его, чтобы убедиться, что ничего не упустил. Выглядело почти отлично. — Ну, неплохо. Фух, руки устали, но даже не отваливаются, — похвалил себя Телеграфист. — Дрон, ты классно выглядишь! У тебя волосы сразу такие... Прям вообще! — подбежал к нему восхищённый Жак. — Мне бы самому посмотреть. Ну-ка... — он устремился в сторону ванной, где имелось хоть сколько-нибудь приличное зеркало, а Телеграфист и Жак направились за ним. Перед зеркалом Полдрон осмотрел себя внимательно. Несколько прядей довольно длинных и аккуратных теперь волос падали на грудь. Да и всё остальное совсем не походило на его привычные жёсткие спутанные пряди. Собственные волосы выглядели мягко, будто бы Полдрон смотрел на другого человека. Он тихо усмехнулся. — Ну, обратно спутаются уже сегодня, но впечатляет. Спасибо или типа того, — поблагодарил он Телеграфиста. — Ха, не за что, — несколько отстранённо ответил тот, словно благодарность не имела для него никакого значения. — Ну, я закончил, всё такое, пойду теперь в наше с Жаком укрытие и заберу оттуда всякое, — он вёл себя так, будто ему было совершенно всё равно на прошедший совместный момент. — А я всё-таки могу пойти с тобой! — вновь вызвался Жак. — Как всегда будем вдвоём ходить! Мне несложно, и голова правда не болит! — Нет уж, сиди. А ты, — он снова бросил взгляд на Полдрона, — посиди с ним, чтобы не схитрил и не увязался за мной. А то я его знаю. — Эх-х-х-х, ты весь теперь вдруг правда такой... Ну, прям не узнать! Я не ребёнок всё-таки, необязательно меня вечно дома держать! — успокоил его Жак. — Да знаю я, но уж тут сам со всем справлюсь. И вообще, я тоже не ребёнок, могу сам добраться до нужного места и принести вещи, — заявил Телеграфист. — Пусть он пойдёт, — сдержанно произнёс Полдрон: так, будто он в самом деле подавил то, что хотел сказать на самом деле. — Если вдруг что, побежим искать. — Ла-а-адно, — разочарованно ответил Жак. — Тогда... Иди, наверное, — тихо добавил он. — Пойдём, выпущу, — Полдрон вышел вперёд, чтобы открыть для Телеграфиста входную дверь. Тот убедился, что не забыл о ножницах в кармане, и направился за ним. Взволнованный Жак поплёлся позади. После столкновения с Щитом они с Телеграфистом особенно беспокоились друг за друга, и он это понимал. Сам он постоянно хотел составить Телеграфисту компанию и проследить, что он не заблудится в изменившейся для него Зонтопии, а тот в свою очередь требовал, чтобы Жак оставался в безопасности в чужом доме и больше ни во что не ввязывался. Что ж, они в самом деле вели себя, как братья. И, несмотря на то, что старшим назвался Телеграфист, и вот теперь стремился защитить младшего, Жак тоже не отставал. Но Полдрон встал на сторону Телеграфиста. Спорить теперь было бессмысленно. Вот уже он, улыбнувшись и помахав, вышел на улицу, где сразу же скрылся в переулке. Входная дверь закрылась. «Думаю, всё обойдётся, принесёт он и еду, и одежду, подождём, — успокоил Жака Полдрон, заметив его возросшую тревогу. — Пошли, поболтать пока можем или ещё что. Телеграфист не пропадёт. Телеграфист, Телеграфист... Всё равно придумаю для этого нормальное сокращение», — пробормотал он, а Жак неуверенно кивнул. Поговорить с Полдроном сейчас было бы здорово. А вид его новой причёски по-прежнему впечатлял. Пусть он и сказал, что волосы запутаются снова уже сегодня, это не значило, что проделанную Телеграфистом работу нельзя было оценить. Он очень постарался для Полдрона, даже если в итоге толком не принял никакой благодарности. Это даже удивляло. Жак ожидал, что Телеграфист примется расхваливать себя даже больше, чем он того заслуживает, но ничего не произошло. В последнее время он частенько выглядел задумчивым. Следуя за Полдроном, Жак попытался поразмыслить, с чем это связано. Телеграфист же направился в нужную ему сторону. Он помнил дорогу, наконец-то отлично помнил дорогу и мог справиться без чужой помощи. Пройти до укрытия, взять ворованные вещи и дневник и вернуться. Проще не бывает! Замедляли разве что очередные странные размышления... Про Жака, про Полдрона. Они в самом деле занимались повседневными глупостями. Телеграфист нелепо проснулся утром, все трое поболтали, перекусили сытным салатом, и он принялся расчёсывать почти незнакомого ему человека. Зачем? Чтобы доказать своё превосходство и талант? Тогда почему он почти не загордился собой? Он сделал это просто так? Ещё менее осмысленно... Его жизнь никогда не была такой! Её никогда не наполняло столь огромное количество абсурда! Телеграфист замотал головой и сосредоточился. Не хватало ещё сбиться с пути, раздумывая об этих глупостях...***
Зонтик и Пасгард сидели напротив Министра Защиты. Связаться с ним снова было несложно, а ему следовало знать о каждом пункте плана — или хотя бы его подобия. Застать Щита в укрытии, конечно же, не удалось. А Штехцойгу, как одному из доверенных лиц, способных защитить улицы Зонтопии и её жителей, никак нельзя было упускать ничего, ни единого слова Зонтика. И он готовился выслушать снова, после всех прочих разговоров, после объяснения того, как Пасгард вернулся к жизни (и того, что на самом деле он не умирал вовсе), после заверений, что он больше не под контролем Щита и ни за что не навредит. Иногда Зонтик высказывал безумные слова. Но почему-то они имели смысл. Штехцойг доверял ему. Сомневался лишь иногда, но доверял. Меньше доверия внушал Пасгард. Министр Защиты и его люди никогда не ладили с — уже бывшими — членами вневедомственной полиции. А сейчас Пасгард освободился из-под контроля Щита... Точно ли? Навсегда ли? Он вёл себя, как всегда, и смотрел на Штехцойга так же недоверчиво, но это могло измениться в любой момент. Пасгард чувствовал предвзятое отношение к нему и молчал. Что думал о нём тот, кто когда-то участвовал в заговоре, а потом позволил сбежать опаснейшему преступнику в Зонтопии, его практически не волновало, если это не угрожало его безопасности. И, конечно, безопасности Зонтика. Зонтика... Пасгард должен был к этому привыкнуть. Раз и навсегда. Однажды. Как можно скорее. — Итак... — Зонтик подал голос. — Щита нам найти не удалось, стоило ожидать... Неизвестно, куда он перебрался, но он сбежал из старого укрытия, в которое привёл меня Пасгард. Там остался его старый матрац, всякий мусор, но... Самого Щита нет. Генератора тоже нет. И... Алебард... П-превращённый... Его тоже нет. Никого и ничего. Патрульным остаётся только высматривать Щита дальше, но я полагаю, что в большей степени теперь надо готовиться к его атаке, — рассказал он. — Совсем никаких следов Щита или генератора? — уточнил Штехцойг. — Мы осмотрели всё, но Щит после себя ничего не оставил, — подал голос Пасгард. — Из того, что я помню... Скорее всего теперь он продолжит учиться управляться с алебардой, а когда решит, что научился, отправится сюда. Он хочет надавить на вас. На нас всех. Чтобы мы не уничтожали алебарду. Потому что на самом деле это Алебард, которого мы знаем и уважаем. Умно с его стороны. И низко... — он царапнул рукой по столу. — К сожалению, Пасгард прав... Я бы не хотел, чтобы в процессе битвы Алебард пострадал. В смысле, если разломить оружие на две части, возможно, я больше не смогу снова сделать его человеком, даже если верну генератор. И тогда... Всё. Он исчезнет навсегда, — Зонтик опустил голову. — Значит, охране предстоит остерегаться генератора, если Щит решит задействовать его, и стараться не уничтожить алебарду? — уточнил Штехцойг и получил тихий кивок со стороны Зонтика в ответ. — Мы можем постараться. Но учтите, что так риск того, что люди пострадают, выше. Они готовы пожертвовать жизнями. Но... перенесёте ли это вы? Человеческие жизни в обмен на сохранность оружия, которое, возможно, уже и не вернёшь к прежнему облику? — Я... Не знаю. Это действительно сложно — вот так выбирать. Несправедливо жертвовать людьми ради оружия. Но и несправедливо уничтожать оружие, когда ещё есть шанс превратить его обратно в Алебарда. Это... Я... — глаза Зонтика заслезились. — Ты вообще понимаешь, что это практически безвыходная ситуация? — прикрикнул Пасгард. — Жертвы будут в любом случае, твои это люди или нет. Он уважает Алебарда. И я уважаю его. И тебе стоило. Никому бы не хотелось, чтобы он исчез навсегда. Или ты думаешь, что если позволить охране разломить оружие, Щит не воспользуется генератором, чтобы разбросать людей в разные стороны? Пусть сражается алебардой и бережёт энергию генератора. В итоге так он будет схвачен. А даже если нет... Внутри замка... Мы разберёмся, — строго заявил Пасгард. — Ох, спасибо за поддержку, наверное. Но я всё равно ещё подумаю над всем этим, — Зонтик утёр слёзы. — Тогда... Полагаю, придерживаемся старого плана, — сдавленно процедил Штехцойг, которого слова Пасгарда ни капли не обрадовали. — Благодарю вас за предоставленную информацию. Тебя тоже, Пасгард. — Проявляй хоть немного уважения, когда разговариваешь. Со мной, с Ве... С Зонтиком. Извини... — тот осёкся, упоминая Зонтика. — Всё в порядке, не переживай. И вы тоже не переживайте, — обратился он к Штехцойгу. — Пока мы придерживаемся старого плана, но если что-то изменится, если я найду какое-то решение насчёт алебарды и ваших людей, насчёт того, можно ли как-то спасти всех, я обязательно дам знать, — после этих слов они с Пасгардом проводили Штехцойга до выхода из замка и попрощались с ним. Очередная встреча не закончилась ничем дельным, но также ничего и не испортила. — На самом деле я тоже надеюсь, что Алебарда удастся вернуть к жизни, — попытался поддержать Зонтика Пасгард. — Я понимаю. Но я... никем жертвовать не хочу. Если бы только можно было спасти всех, вообще всех, может быть, даже Щита... Я бы это сделал. А сейчас... Всё так сложно. Нам придётся сидеть здесь и ждать, ждать... — мрачно промолвил Зонтик. — Мы справимся. Мы сделаем всё, чтобы это прекратить, — пообещал Пасгард. Зонтик улыбнулся сквозь слёзы. Пасгард приобнял его, чтобы утешить, и вновь напомнил себе, что бояться нечего.