V
18 мая 2022 г. в 21:05
Тело болело ужасно, будто ее вывернули наизнанку, а потом запихали все внутренности и кости обратно. Одежды на ней, почитай, не осталось. Разорванными клочьями она свисала в разных местах. «Жаль сукенку», – с неожиданной ясностью подумала Ядвига. И вдруг осознала, что она не умрет. Не сейчас.
Боль в теле сменялась силой, а тоска в сердце — эйфорией. Она теперь была чем-то другим, новым. В голове зазвучали слова Вацака. То, что он говорил о «новом человеке», который поведет за собой недавно пробудившуюся нацию. Она и есть этот новый человек, это она тоже осознала с особой четкостью. Пускай и не вполне человек теперь – в мозгу всплывали моменты превращения, которые она не могла осознать чуть ранее, когда боль скручивала все тело, от пальцев ног до макушки.
Она услышала, как внизу хлопцы приставили лестницу ко входу на чердак. Они все еще спорили, как сказать ей о своем намерении.
– Нельга так! – тихо возражал Саша–старший. Старший он только по возрасту. А так – мямля и размазня. Зря Вацак на него понадеялся.
– А што рабiць, Сашка? – Это Шура. Он больше всех ратовал за то, чтобы продать ее. Не может простить, что она с Вацаком, а не с ним.
– Чакаць Вацака.
– Дачакалiся ўжо, – проворчал Даник с натугой — видимо, он и нес лестницу — и дважды стукнул по деревянному остову. Удары разнеслись по всему дому. – Мне таксама тошна, Санька. Але зараз рабiць нечага. Трэба бегчы, а потым ужо вернуцца за Дзвiсей.[12]
Янка молчал. Он тоже любил ее, но не как Шурка или Вацак, которым нужно было быть господами над ней. Они любили ее только тогда, когда обладали ей, когда грубо сжимали ее маленькую грудь и слушали, как она тихо постанывает, впуская их в себя. Янка любил ее нежно, вздыхая каждый раз, когда она смотрела на него.
И он тоже не возразил против того, чтобы ее продать!
Вместе с гневом пришел охотничий азарт, которого она никогда не ощущала раньше. Ее новая природа подсказывала, что нужно сделать.
Им пришлось постараться, чтобы открыть люк. Когда задвижка с хрустом вылетела, крышка громко стукнула о пол. Но Ядвига даже не шелохнулась. Она ждала пока вся четверка окажется наверху.
– Дзвiся, што з табой?! – Янка кинулся к ней первым. Остальные остановились, будто вкопанные. Стояли и смотрели на нее, голую, окровавленную. Видимо, размышляли, как теперь сделку оформлять. И только Янка, приподняв голову, припал к ней и тихонечко заплакал. – Дзвiся, ну навошта?!
– Так трэба было[13], – ответила она, оскалившись. Янка дернулся, но было поздно. Она вцепилась ему зубами в ключицу, рванув на себя, и рукой–лапой ударила в живот. Потом, вскочив на четвереньки, бросилась на остальных. Она уже знала, что не хочет их убивать, и чувствовала, что простые раны быстро затянутся, стоит им только принять в себя ее кровь.
Поэтому она не отказала себе в удовольствии. Саша–старший упал без сознания, едва услыхал звук хрустнувшего колена. Даник едва не спрыгнул вниз, но она успела рвануть его за ногу, оттащить от лаза и вцепиться в плечо. Он кричал громко, но недолго и также лишился чувств.
– Уй-йди, дь-явол, – заикаясь, прошептал Шурка, упершись спиной в крышу. Он смотрел, как Ядвига медленно приближается к нему. Она была почти человеком, только челюсть слегка вытянулась вперед – человеческая не вмещала зубы, и приходилось трансформировать ее.
– Ты ж так жадаў, каб я iзноу паскакала на табе. – Ядвига хищно клацнула зубами, и Шурка заплакал. – Вось яна я. Ужо не хочацца?
Шурка замотал головой и тихонечко завыл. Ядвига принялась рвать зубами штанину вверх по шву. Лизнула приоткрывшееся ей мужское естество длинным волчьим языком и осклабилась.
– А прыйдзецца![14]
[12] «– Нельзя так!
– А что делать, Сашка?
– Ждать Вацака.
– Дождались уже. Мне тоже тошно, Санька. Но делать сейчас нечего. Надо бежать, а потом уже вернуться за Дзвисей». (бел.)
[13] «– Дзвися, что с тобой? Дзвися, ну зачем?!
– Так надо было». (бел.)
[14] «Ты же так хотел, чтобы я на тебе снова поскакала. Вот она я! Уже не хочешь? А придется!» (бел.)