Волчье Время

Машину трясло по бездорожью, и Хлопцевич уже несколько раз про себя проклял идею поехать именно на ней. Но Макар был ужасно доволен. К тому же он разобрался, как поднимается крыша, и теперь с гордостью поглядывал в сторону Хлопцевича. Тот из вежливости старался сохранять удовлетворенный вид. – Что помщение нам дадут, это, кнечно, хршо, – рассуждал Макар. – Только вот зря этому эсерику на откуп дело отдали. Молод он больно. А та эсерка, что постарше, уж больно горяча норовом. – Слов нет, горяча, – хмыкнул Хлопцевич. – Но в Котошевском ты зря сомневаешься. Реквизиции — это его конек. И борьба со старухами на паперти. – А эт не Петрову с Котом этим шевским ты, Антон Палыч, в прошлом году на разбое хапнул? – спросил Макар. – Не на разбое, а как раз на реквизиции, – нарочито менторски поправил Хлопцевич. – И имел по этому поводу разговор с комиссаром от эсеров. – И поэтому они тебя недолюбливают? – Котошевский за это. Петрова… – Хлопцевич сделал паузу. – Катя Петрова еще Надю мою знала. Подругами они были. Катя меня винит в том, что Надя попала в ссылку и умерла. Макар покосился на Хлопцевича, кивнул невпопад и замолчал. Тишину заполнило мерное урчание мотора. Хлопцевич посмотрел в окно. И едва не ударился о стекло, когда машина подскочила на очередной кочке. Подумал о Марии. Та взяла отряд красноармейцев и помчалась обратно в село, где видела члена боевой группы Срезневского. Хлопцевич хотел поехать с ней, но ему поручили догнать продотряд в соседнем селе и прочесать местность вокруг. Иван Ксенофонтович полагал, что после визита Марии боевая группа на месте не останется. – Людей и так мало, а там у нас отряд, – сказал он Хлопцевичу, отозвав в сторону. – Не дай бог нарвутся на засаду или, наоборот, упустят. В общем, Антон Павлович, езжайте туда на моторе. Любохонского я предупрежу. И Хлопцевич поехал. Лошадьми, возможно, было бы удобнее, да их, как и людей, не хватало. Вот теперь и тряслись они с Макаром по размытой дороге, в надежде поспеть вовремя к отряду. – А если не застанем? – спросил Макар. – Спросим, куда поехали, – ответил Хлопцевич. – Дорог тут не так много. Да и разверстка, сам знаешь, дело небыстрое. Миновали еще поворот, вывернув к небольшому пролеску, и тут навстречу им выскочила испуганная оседланная лошадь, едва не влетев в машину. Заржала, встала на дыбы, а после, обежав автомобиль, поскакала дальше. Макар и Хлопцевич переглянулись. – Не к добру, – покачал головой водитель. – Поехали быстрее, – бросил Хлопцевич. Сердце забилось чаще, а в мозгу вдруг вспыхнули образы кровавой расправы. Хлопцевич мотнул головой, но образы не исчезли. Тревога подступила комом к горлу, и он вынул из кобуры маузер. Макар сильнее вцепился в руль и подался вперед. Еще поворот – и Хлопцевич с силой рванул руль на себя. Вовремя! Рядом с Макаровым ухом, разбив стекло, просвистела пуля. Машина резко развернулась, встав поперек дороги. И следующая пуля угодила уже в дверь. – На выход! – прорычал Хлопцевич, открывая вторую и буквально вытаскивая за собой Макара. Следующий выстрел пробил дверь, и пуля едва не задела чекиста. Макар быстро отскочил, укрывшись за колесом. Хлопцевич оперся на другое. – Засада, – прошептал Макар. Хлопцевич осмотрелся. Возможно, Макар и был прав, но почему тогда никто не нападает на них сзади? Почему стрельба такая редкая? Нет, не похоже это на засаду. Похоже на попытку задержать их здесь – возможно, до того, как основные силы успеют подойти. – Гранату бы нам, – ворчал тем временем Макар. – Или хотя бы винтовку. Ох и влетит мне за машину… – Тс-с-с, – шикнул на него Хлопцевич и прислушался. Что–то ему подсказывало, что стрелок один. Он снял сапог и протянул его за машину. Выстрел выбил обувь из его руки. В это же мгновение Хлопцевич выглянул из-за машины и дважды выстрелил. Снова прислонившись к колесу, он выдохнул и сказал Макару: – За мертвой лошадью он. Ствол там ходит. – Может, я прикрою? – предложил Макар, вынимаю наган. – Или рвануть за тем гнедым, что мы по дороге встретили, и к Марь Санне за подмогой? – У Марь Санны свои дела, – отрезал Хлопцевич. – Мало ли что там у нее сейчас творится. А прикрыть… Нарваться на шальную пулю, если стрелок действительно один, будет еще обиднее. Но какие варианты? – Макар, дай мне наган. – Что-то это входит у тебя в привычку, Антон Палыч. – Макар протянул ему оружие рукоятью вперед. – Чего надумал-то? – Сейчас увидишь, – деловито ответил Хлопцевич, вынимая из нагана патроны. Макар с интересом наблюдал за его манипуляциями. Хлопцевич положил патроны в карман, взвесил оружие на ладони, а потом с силой швырнул в сторону стрелка с криком:, – Ложись, граната! Олновременно с этим он вскочил из-за колеса и двинулся вперед. Макар, выругавшись по матери, тоже поднялся на ноги. Наган упал недалеко от стрелка, и тот, полностью голый («как только не замерз?!»), в панике метнулся в сторону, бросив винтовку. Хлопцевич выстрели в воздух. Стрелок, поняв, что его обманули, кинулся было обратно, но Хлопцевич двумя выстрелами в труп лошади охладил его пыл. – Именем Революции! – воскликнул Хлопцевич. – Руки вверх, не двигаться, лечь на землю! Макару на миг показалось, что все кончено и стрелок собирается выполнить приказ чекиста. Но тот, опускаясь на колени, низко зарычал и с неожиданной прытью бросился на Хлопцевича, до которого было метров двадцать. На ходу он превращался в волка: морда вытягивалась, а тело изменялось, покрываясь черной шерстью. Хлопцевич замер. В мозгу неожиданно возникла фраза отца, которую тот произнес, когда маленький Антошка прибежал зареванный, испугавшись соседского пса. – Если ты не боишься собаки, она не укусит, – криво улыбнулся Хлопцевич, поднял маузер и выстрелил. Переворотень с дырой вместо правого глаза пробежал по инерции еще пару метров и рухнул прямо у ног чекиста. – Ну ты могешь, Антон Палыч! – восхищенно произнес Макар. Хлопцевич опустил оружие и скептически посмотрел на намокший носок на своей левой ноге. – Сапог мне подай, – попросил он Макара. – Обоим нам влетит за порчу казенного имущества. – Эт точно! – подтвердил Макар, протягивая Хлопцевичу продырявленный сапог. Чекист доковылял до машины и там натянул обувь. И тут деревня ожила. Двери хат отворились, на улицу хлынули крестьяне и крестьянки, голося и причитая. – Их пятеро было, комиссар! – К лесу ускакали, к ночи, видать, целую стаю приведут! – Горе нам, ой горе! – Езжай в город, – сказал Хлопцевич, поднимаясь. – Пусть пришлют сюда подводы и готовятся принимать беженцев. – Антон Палыч, а ты? – Я тут останусь, с людьми. – А если они вернутся? – Не вернутся, – уверенно сказал Хлопцевич. А потом громким голосом повторил: – Слышите, товарищи крестьяне? Не вернутся эти волки. Сила пролетарского оружия в очередной раз обратила контру вспять. Я останусь с вами, и мы подождем, пока из Витебска пришлют подводы. Пока я здесь можете не бояться ни переворотней, ни кровососов. – И что делать-то теперь? – спросил рослый соломенноволосый селянин, и люди вокруг него загудели. – Езжай, Макар, – сказал Хлопцевич и снова развернулся к толпе. – Что делать, товарищ? Будем собираться и вывозить вас. Волки не вернутся, но немец рядом, да и черный Разлом к вам подкрадывается. – А говоришь «победило», – разочарованно протянула одна из женщин. – Победило, – подтвердил Хлопцевич. – Но победа не окончательна, и битва еще предстоит. Пока я с вами, волки не вернутся. Но нас мало. И чтобы выстоять… Он сделал паузу, оглядел толпу. Хлопцевич знал, что не отличается красноречием. Далеко ему было до Ксенофонтова. Но люди внимали ему. Им хотелось, чтобы кто-то дал им надежду. – И, чтобы выстоять, мы должны сплотиться в единый, дисциплинированный кулак! За работу, товарищи!