Ты и я

Как бы его друзья ни делали всё возможное, чтобы справиться с состоянием Джисона, даже его хронические мигрени не могут спасти его от гнева Минхо после того, как Хёнджин осмеливается позвонить Минхо на телефон, когда он играл в Piano Tiles. Джисон редко отступает в споре, но сейчас он именно это и делает. За исключением того, что он забывает скрыть свой номер когда делает это, поэтому его контактные данные появляются на экране Минхо, как только звонок проходит. Голова Минхо поднимается так быстро, что Джисон искренне удивляется, как он не сломал себе шею от такой силы. Или, по крайней мере, он бы подумал что-то в этом роде, если бы Минхо не смотрел ему прямо в глаза, как какой-то дикий зверь, внезапно почуявший свою добычу. — Хан Джисон, — угрожающе говорит он, — умереть хочешь? Он сглатывает, пытаясь выдавить какое-то подобие улыбки. — Не в ближайшее время, нет. — Очень жаль, — говорит Минхо, теперь растягивая слащавую улыбку. — Потому что я собираюсь убить тебя. Это единственное предупреждение, которое получает Джисон, прежде чем Минхо бросается за ним через комнату, пытаясь поймать. Джисон кричит, умоляя Хёнджина спасти его, так как именно он втянул Джисона в эту передрягу своим глупым спором, но Хёнджин лишь маньячески кудахчет и начинает снимать эту сцену. Джисон мечется в отчаянии, пытаясь оттолкнуть Минхо изо всех сил, но это бесполезно. Он побеждён. Словно змея, Минхо пробирается сквозь рушащуюся защиту Джисона, скользит под его футболку и вверх по его туловищу, пока не зажимает пальцами один из сосков Джисона. А потом скручивает. Сильно. Джисон верещит, как умирающий кот. — АХ, ХЁН! ЭТО БОЛЬНО. — Хорошо, — выплевывает он. Он снова крутит. — Может быть, это научит тебя никогда больше не мешать мне, пока я играю. — Это игра! Тебе действительно обязательно делать мне больно из-за чего-то такого мелочного? — Мелочного? — шипит Минхо. Он отпускает сосок Джисона и вытаскивает руку из-под его футболки только для того, чтобы обвить ею Джисона через плечи, продолжая прижимать его к себе. Он выглядит безумно. — Мелочного? Ты хоть представляешь, какой у меня был результат в этом раунде? Я прошёл тройную корону за "Танец феи сахарной сливы" Чайковского. Мои пальцы двигались как молния. Я не моргал уже полторы минуты. Я был в грёбаном шаге. А потом появился ты и всё испортил своей такой забавной маленькой шуткой, потому что теперь ты, по-видимому, просто обычный маленький комик. Ну, похоже, что кто-то из нас смеётся? ПОХОЖЕ? Он почти выкрикивает последнюю фразу прямо в лицо Джисону. В секунды, следующие за его криком, они ничего не делают, только смотрят друг другу в глаза. Минхо обезумел, Джисон напрягся от дискомфорта. Это затянулось на неприятно долгое время. Затем Джисон нарочито кривится, поворачиваясь лицом к спинке дивана. Он давится. — Ты ел чесночный хлеб на обед? У тебя изо рта воняет, братан. В ответ Минхо берёт его лицо обеими ладонями, наклоняется так близко, а затем дышит на всё лицо Джисона. Это более чем отвратительно, но на самом деле Джисону не следовало ожидать ничего другого. В любом случае, он продолжает кричать и с новыми усилиями отталкивать Минхо от себя. Как только Минхо, наконец, сжалился над ним (и вернулся к очередному раунду "Танца феи сахарной сливы" Чайковского), Джисон поворачивается лицом к предателю, который выдает себя за его ближайшего друга. Хёнджин слишком занят, широко улыбаясь своему телефону, чтобы заметить взгляды, которым он подвергается, его большие пальцы бегают по клавиатуре на экране. Мгновение спустя из динамиков вырывается звук криков Джисона и Минхо, и он радостно смеётся. Он, должно быть, пересматривает снятое им видео, на котором дикий Минхо растерзал Джисона до смерти — и, кажется, тоже наслаждается этим. Самый настоящий предатель. — Спасибо, что помог мне, — невозмутимо говорит Джисон. Он хватает одну из подушек рядом с собой и бросает её Хёнджину в голову, наслаждаясь визгом, который слышит. — Я действительно оценил это. Хёнджин даже не выглядит смущённым. — Пожалуйста! — Это был сарказм. — Я знаю, — говорит он, — но я нет. Слушай, это те воспоминания, на которые ты оглядываешься, когда становишься старше, и вспоминаешь, как всё было раньше. Благодаря мне вам никогда не придется просто вспоминать; вы сможете увидеть это сами. — Да, потому что почему бы мне не посмотреть, как Минхо-хён дышит мне в лицо своим противным чесночным запахом? Несмотря на его слова, Джисон подходит ближе к Хёнджину, чтобы взглянуть на его телефон. Видео, которое ему удалось снять, хаотичное, усугубляемое тем фактом, что камера настолько неустойчива, поскольку Джисон и Минхо продолжали толкать Хёнджина, пока он изо всех сил пытался снять их. На самом деле это довольно забавно даже сейчас, не более чем дикое размытие конечностей, угрозы и крики. Хёнджин прав; через несколько лет Джисон оглянется на это воспоминание и не почувствует ничего, кроме ностальгии. — Дай мне просмотреть остальные посты, — говорит он, забирая телефон Хёнджина из его рук. — Ты уже буквально подписан на этот аккаунт, — ворчит Хёнджин, но позволяет ему это сделать. Он опускается на бок Джисона, кладя подбородок ему на плечо. — Посмотри на своём телефоне. — Я захожу в инсту примерно раз в месяц. Я не успеваю следить за всем этим. — Ого. Ты бы никогда не смог быть мной. Да, Джисон уже понял это. Хёнджин постоянно делает селфи, когда у него есть свободное время, а затем тщательно сортирует их, выбирая, какие из них лучше всего будут смотреться в его профиле инсты. Он зависим от социальных сетей. Между тем, Джисон едва может управлять одним аккаунтом, не говоря уже о двух. Если публичный аккаунт Хёнджина — это тщательно подобранные фотографии, которые показывают его в определенном (и, возможно, вводящем в заблуждение) шикарном свете, то его личный аккаунт — полная противоположность. Это скорее письмо о любви к его жизни и их группе. Тут есть мемы с их уродливыми фотографиями, откровенными фотографиями, сделанными всякий раз, когда они вместе тусовались, селфи и видео, которые Хёнджин счёл недостойными своего официального аккаунта, но всё же захотел сохранить. Его подписи часто длинные, но проникновенные, наполненные их локальными шутками и с огромными цепочками смеющихся смайликов. Джисон замечает своё лицо в нескольких постах на последних строках. Вот он вешает знак мира над своей постелью в их общей комнате в общаге (номер двадцать какой-то); вот крепко спит в квартире Минхо на диване, на котором они сейчас сидят; размытые селфи с ночей, когда они вместе выпивали; уродливые снимки крупным планом, которые Хёнджин быстро сделал, когда они встретились в кампусе. Странно видеть себя глазами Хёнджина, но Джисону это нравится. Это каким-то странным образом заставляет его чувствовать себя более реальным. Заставляет его чувствовать, что его присутствие имеет какой-то вес в мире. (При этом некоторые фотографии с ним чертовски уродливы. Джисон даже не подозревал, что у него может быть такое выражение лица. Чёрт, он мог бы задать серьёзную конкуренцию Фредди Крюгеру за свои деньги с некоторыми из этих снимков.) Джисон листает записи, возвращаясь к тем, которые были опубликованы задолго до того, как он появился здесь в марте. Интересно смотреть на истории, которые рассказывают старые снимки. Возможно, он не был здесь с ними в то время, но он всё ещё может радоваться этому. Или, по крайней мере, может, пока Хёнджин не решает, что он провел достаточно времени вдали от своих мирских вещей, и не выхватывает свой телефон обратно. Джисон протестующе мычит, снова потянувшись за ним. Он как раз смотрел прошлогоднее видео о битве Сынмина и Минхо за текилу, Хёнджин не может забрать телефон сейчас! — Ты буквально подписан на этот аккаунт, крыса-переросток, — говорит Хёнджин, прижимая телефон к груди. — Ты можешь посмотреть это, когда захочешь. — Да, но, зная меня, я забуду, если не посмотрю сейчас. Он встает на колени и нависает над Хёнджином, всё ещё пытаясь отобрать телефон. Теперь, смеясь, Хёнджин легко отбивает его. Он действительно сильнее, чем кажется, чёрт возьми. — Я виноват, что у тебя такая дерьмовая память? Кстати говоря, разве у тебя сейчас нет лекции? Джисон вопросительно смотрит на него. — У меня? — Да, чувак. Вокальный факультатив, разве нет? Клянусь, у тебя сегодня есть пара, ты готовился к ней всю неделю. Тебе действительно пора идти, занятие начнётся через две минуты. Он замерзает. О, чёрт, ему действительно нужно попасть на эту пару. Это также для важной оценки, о которой его наставник болтает последние несколько недель с нарастающей интенсивностью. Джисон не может поверить, что забыл об этом. Он даже поставил об этом напоминание в своем календаре, но, должно быть, оно снова вылетело у него из головы после того, как он провел пальцем по уведомлению, когда проснулся сегодня утром. Чёрт побери. — Блять. Все мысли о просмотре постов на @lovehhj отбрасываются. Джисон вскакивает с дивана, готовый бежать в кампус. Ему едва удается крикнуть на прощание, чтобы Минхо услышал его через наушники, прежде чем он выбегает из его квартиры, захлопывая за собой дверь. Минхо живет в добрых пяти-семи минутах ходьбы от главного кампуса, в зависимости от того, насколько ленивым себя чувствует Джисон в пути. На этот раз ему удается вернуться за три. Он смущенно громко дышит в вестибюле Музыкального здания, ожидая, пока лифт спустится, а затем прислоняется к ближайшей стене для поддержки. Это были худшие три минуты в его жизни. Он никогда не захочет делать это снова. Когда дело доходит до кардио, он никогда не был самым выносливым и всегда начинал задыхаться относительно быстро. Джисон и бег просто не работают вместе. Они несовместимы. Нефть и вода, могут сказать некоторые. И сейчас это ничем не отличается. К тому времени, когда он врывается в свой класс для семинаров, опоздав на целых пять минут, несмотря на безумный рывок из квартиры Минхо, Джисон всё ещё пытается восстановить дыхание. Он падает на свое обычное место рядом с Тэхёном и Бадой. — Я что-нибудь пропустил? — Нет, сэр все еще настраивается, — говорит Бада. — Регистрационный лист уже в пути. Тэхён наклоняется мимо нее, чтобы выгнуть брови. — Ты бежал сюда что ли? Дышишь так, будто только что пробежал марафон. — В принципе, да, — говорит Джисон, а затем объясняет: — Я даже забыл, что у нас сегодня семинар. Пришлось бежать из квартиры моего друга меньше чем за пять минут, чтобы успеть. Кстати говоря, у вас есть что-нибудь попить? Я сейчас, кажется, вырублюсь. — У меня есть вода, — предлагает Бада. Она достает из сумки полусмятую бутылку с водой. Она тёплая и на вкус немного затхлая, когда Джисон заливает её в рот, но это лучше, чем ничего, так что он не особо жалуется. После этого он вытирает губы насухо, а затем ждёт, пока его вызовут для выступления. Когда дело доходит до оценок, K-Arts не сдерживается. Университет занимается воспитанием нового поколения высококлассных артистов — будь то актеры, композиторы, музыканты, певцы или танцоры — и для этого они полны решимости избавить своих студентов от страха сцены. Поэтому вместо того, чтобы петь песню никому, кроме своего наставника в отдельном классе, они должны встать перед этой аудиторией и спеть всем. Это довольно пугающая перспектива, особенно в аудитории, полной талантливых людей. Джисон чувствует, как его нервы на пределе, когда его вызывают на выступление в течение его минутного интервала. Он подавляет ощущение, пока оно не переполнило его. Затем он закрывает глаза и поёт изо всех сил, позволяя своему голосу наполнить комнату. Он не так уверен в своих певческих способностях, как в чтении рэпа или написании песен, но он и не думает, что он так уж ужасен. Ему легко даются высокие ноты, и он знает, как спроецировать свой голос вместо того, чтобы позволить нервам подавить его в ничто. Поэтому он выуживает слова, которые выучил наизусть — и, к счастью, запомнил — и позволяет им сорваться с языка в сладкую мелодию. Когда он снова открывает глаза, его наставник одобрительно кивает. — Хорошо, — это всё, что говорит мистер Чон. Он что-то нацарапал на листе перед собой, отпустив Джисона взмахом левой руки. — Дальше: Хан Джиён! Его минутное выступление на вокальном факультативе — не единственная оценка Джисона, хотя он и хотел бы, чтобы это было так. Как бы ему ни нравился его курс, ему определенно не нравятся оценки, которые сопровождают его. Они всегда задницы. К сожалению, K-Arts не волнует, нравятся ли ученикам оценки, потому что они все равно их наваливают. Внезапно Джисону нужно создать и объяснить композицию для своего портфолио в разделе "Композиция", эссе по западной музыке 20го века, в котором надо проанализировать тенденции любого жанра по его выбору, и еще одно эссе из раздела "Оркестровка 1". Оценки, оценки, оценки. Они накапливаются, как миссии, которые ему ещё предстоит выполнить в видеоигре. Он ненавидит этот уровень. Как бы он ни хотел просто игнорировать все это, у Джисона нет другого выбора, кроме как справляться с этим. Он несколько раз ночевал в компьютерном классе на первом этаже общежития с десятками других студентов, которые находятся в том же положении, что и он. Иногда его сопровождает Хёнджин, который убийственно бормочет себе под нос, пока Джисон пытается набрать количество слов для эссе, которое является последним проклятием его существования. Иногда с ним ходит Феликс, у которого на самом деле есть только практические занятия и выступления, к которым нужно готовиться, так как он на третьем курсе, но он всё равно приходит, чтобы поиграть в компьютерные игры и составить компанию Джисону. Сынмина, с другой стороны, редко можно увидеть в компьютерном классе после одиннадцати вечера, потому что он отвратительно хорошо распределяет время, чтобы не отставать от учебы. В конце концов, тяжёлая работа окупается. Однажды вечером Джисон наконец сдаёт последнее из своих заданий, и они с Хёнджином устраивают праздничную танцевальную битву в своей комнате. Они просматривают все лучшие хиты женских групп, решив посмотреть, кто лучше всех танцует их хореографию. Джисон с гордостью может сказать, что он побеждает, даже если он не специализировался здесь на танцевальном представлении. Никто не может встать между ним и его женскими группами. Никто. (Хёнджин пытается потребовать матч-реванш, так как он жалкий неудачник, но потом вспоминает, что ему нужно готовиться к практическому занятию, поэтому им приходится прервать соревнование.) Когда все они закончили с серией сдачи зачётов, то всей группой идут поесть в модный ресторан в центре города, чтобы отпраздновать короткую передышку, которая у них есть перед экзаменами в конце семестра. Все в университете говорили об этом месте последние несколько недель, утверждая, что здесь можно умереть за еду, поэтому они решили убедиться в этом сами. Как бы поймать двух зайцев сразу. — Ты можешь поверить, что почти закончил университет, хён? — спрашивает Хёнджин, поднимая свою тарелку, чтобы Минхо было легче накладывать еду с большого заказанного ими блюда. — У нас осталось всего несколько недель этого семестра, а затем ещё один семестр, и всё. Ты заканчиваешь! Ты стар. — Я засуну тебе эту фунчозу в нос, если ты не заткнёшься, Хван Хёнджин, — отвечает Минхо. Всё, что он в итоге делает, это добавляет ещё одну порцию в тарелку Хёнджина. Затем он начинает накладывать немного на тарелку Джисона. — Но да, я знаю, это безумие. Не нравится мне об этом думать. — Я не могу представить, что покину университет, — соглашается Сынмин. — Как... что на самом деле есть в жизни после этого? Всё что ты делаешь, это работаешь. Я не хочу работать всю оставшуюся жизнь, это звучит ужасно. Хёнджин вздрагивает. — Я тоже. Феликс начинает смеяться. — Давайте будем честными, никто из нас не пойдет на обычную работу, разве нет? Минхо-хён присоединится к танцевальной труппе после выпуска, а это совсем не обычная офисная работа в какой-нибудь конторе. Это будет не так уж плохо. — Да, но всё же. Работа. Джисон склонен согласиться с Сынмином. Жизнь после выпуска кажется ему такой далёкой и неизвестной — возможно, потому, что у него есть ещё три с половиной года, чтобы дойти до этого, — но мысль о том, чтобы оставить комфортную учебную рутину, пугает. Он понятия не имеет, где он окажется после всего этого. В идеальном мире он после выпуска подписывает контракт со звукозаписывающей компанией в качестве продюсера и работает над музыкой так, как всегда хотел этого ещё с подросткового возраста. Однако нет никакой гарантии, что ещё он будет принят кем-то, и перспектива этого пугает. — Ладно, хватит разговоров о взрослой жизни, — говорит Минхо, ставя точку не только в этом разговоре, но и в ходе мыслей Джисона. — Ешьте свою еду, вы, сопляки. Я плачу за всё это не для того, чтобы оно пропало зря. Никому из них больше не нужно повторять, тем более, что они прожигают дыру не в своих кошельках. По какой-то причине Минхо сегодня чувствует себя милосердным и любезно предложил оплатить счёт самому. Джисон хватает свои палочки для еды и начинает есть. Было бы обидно, если бы такая щедрость пропала. После того, как они наелись досыта — и Минхо выругал их за то, что они объели его и у него дома и вне — они, вместо того, чтобы сесть на автобус, решают вернуться в кампус пешком в ничтожно жалкой попытке сжечь калории, которые они только что набрали. Ночь только начинается, ещё не совсем темно до полной черноты, а небо усеяно отблеском уличных фонарей. Ветерок, гуляющий по улицам, успокаивает их кожу. Джисон льнёт ему навстречу, его глаза блаженно трепещут. — Приятно, — говорит он. — Да, я до сих пор не осознавал, насколько душно в ресторане, — говорит Сынмин. — Я рад, что мы решили пойти пешком. — Хорошая ночь, не так ли? — соглашается Минхо. — Мне хочется просто бежать и кричать против ветра. Джисон смеётся. — Так давай, — говорит он, не это имея в виду на самом деле. — Посмотрим, как ты это делаешь. Минхо равнодушно выгибает бровь. А потом пускается в бег, с криком несяссь по тротуару. Остальные смотрят друг на друга в недоумении. Впереди них Минхо продолжает бежать, даже не оглядываясь назад, чтобы посмотреть, не отстают ли они. — Нам нужно бежать за ним? — неуверенно спрашивает Феликс. — Э-э... — Джисон ищет правильный ответ, прежде чем остановиться на предварительном: — Возможно? Все снова смотрят друг на друга. Затем Хёнджин пожимает плечами. — Я имею в виду... если не можешь противостоять, будь заодно, верно? Фраза даже не имеет особого смысла. Не то чтобы они соревнуются с Минхо в какой-то гонке или что-то в этом роде, он просто такой же странный, как и всегда. Ему не в чем противостоять. Абсурдны они или нет, но слова Хёнджина всё равно вызывают что-то внутри каждого из них. В одну секунду они стоят в кругу, обмениваясь взглядами с немым замешательством; а в следующую они тоже бросаются бежать, догоняя своего хёна. Где-то по пути Хёнджин начинает кричать против ветра, отвечая на зов Минхо впереди. Джисон смеётся, не в силах поверить, что это происходит на самом деле, но затем Феликс и Сынмин тоже начинают кричать, и, прежде чем он это осознает, он тоже кричит между приступами смеха, мчась по улице. Не обращая внимания на растерянные взгляды прохожих, которых они встречают, не заботясь о том, что у него жжёт в лёгких, когда его энергия начинает угасать. Всё в этом было за гранью нелепости и переросло в нечто гораздо более сильное, но Джисону было всё равно. Он никогда ещё не чувствовал себя таким свободным. Никогда не чувствовал себя таким живым. — Значит, если твой последний экзамен в начале июня, то ты вернешься через две недели, верно? — спрашивает мама в конце разговора. — Мне, наверное, стоит взять выходной и забрать тебя? Не думаю, что твой отец справится с этим, его в последнее время так гоняют на работе. — Я не вернусь до конца семестра, — говорит Джисон. — Значит, не раньше четырнадцатого июня. Но не волнуйся, я доберусь на метро. Тебе не нужно ехать в Сеул, чтобы забрать меня, ты можешь просто забрать меня со станции. Если он закроет глаза, то сможет представить, как хмурится мама, когда медленно отвечает: — Что значит, не вернешься до четырнадцатого? У тебя последний экзамен шестого. — Да, я знаю. Я просто подумал, что могу остаться ещё на неделю, так как я уже заплатил арендную плату. Выжимаю максимум из потраченных денег,знаешь. — Ой. Верно. Наступает тяжёлая тишина. И когда эта тяжесть становится невыносимой, Джисон добавляет: — Это даже не такая уж большая разница, всего лишь неделя. И я вернусь до сентября, так что два с половиной месяца я буду дома. В начале семестра его мама, вероятно, ответила бы на это резким "ты мог бы быть дома всё это время, если бы просто нас выслушал" или что-то в этом роде, не в силах удержаться от хлёсткого замечания, сделанного для того, чтобы заставить Джисона чувствовать себя виноватым за то, что уехал. После тринадцати недель слушаний о том, как сильно Джисону здесь нравится, она, наконец, смирилась с этим. Так что всё, что она делает, это бормочет о том, как с нетерпением ждёт встречи с ним снова, и говорит, что передаст сообщение отцу. Затем разговор продолжается, на этот раз о последних сплетнях соседей. В конце концов, они болтают ещё пятнадцать минут о бессмысленной ерунде, прежде чем прервать звонок, сославшись на свой плотный график в качестве причины. После этого Джисон блокирует свой телефон и бросает его на подушку рядом с собой, а затем смотрит на Хёнджина, поглощённого своим собственным телефоном. Учебник и тетрадь брошены рядом. В блокноте на первой странице написано от силы три слова. — Выглядишь так, будто усердно работаешь, — сухо говорит Джисон. Хёнджин отрывается от телефона с явным чувством вины. — Эм... я могу объяснить. — Давай, — говорит Джисон, улыбаясь. — Что случилось, что ты опустил голову и едва прочитал главу за весь вечер? — Я ничего не могу с этим поделать, окей! Эта тема настолько пиздецки скучная, что мне хочется вырвать зубы из десен, просто думая об этом. Я зеваю по пять раз на одном абзаце. Я не могу этого сделать, Сони, я реально не могу. — Ты должен. — Я знаю, но я не могу, — стонет он. Он машет своим телефоном в воздухе, экраном к Джисону. Стена текста на бежевом фоне мелькает через всю комнату. — Меня интересует буквально всё, что не является моей работой. Например, я зашел в Твиттер, потому что мне было скучно, так что, очевидно, я зашёл сюда, чтобы убить время, а потом увидел, что кто-то в моей ленте ретвитнул гифку из "Не забывай меня". Это была моя любимая сцена, поэтому я пошёл смотреть клип в ютубе, потому что, а что мне ещё делать? Не смотреть, что ли? Я же не варвар какой-то! Потом я увидел этот реально хороший комментарий под видео обо всём символизме этой сцены, и я даже ни капли не вру, когда говорю, что у меня снесло крышу, потому что я каким-то образом всё это пропустил? Какого хрена, как я мог это сделать? Что я за фейковый фанат такой? Он вздыхает. — В любом случае, после того, как я увидел этот коммент, я начал думать о символике цветов в целом. Так что теперь я на каком-то блоге WordPress, читаю о викторианском языке цветов. Это очень странное, но интересное. Джисон моргает. Это... прямо кроличья нора, в которую Хёнджин попал. И это так странно связано. Бог знает, сколько раз Джисон начинал смотреть обычное видео на YouTube, а заканчивал какой-то случайной подборкой мемов из дрянного британского шоу знакомств или чего-то в этом роде. Бывает. — Ты и этот сериал, — говорит он вместо этого, раздраженно качая головой. — Клянусь, ты слишком увлёкся этим. Сколько раз ты посмотрел сейчас? — Я смотрел его всего два раза! — протестует Хёнджин. Когда Джисон смотрит на него, он застенчиво добавляет: — А потом пересмотрел каждую серию в поисках моих любимых сцен. А ещё посмотрел всё на ютубе. А ещё начал читать фанфики. — Ты одержим. — Это хороший сериал, — оправдывается он. — Ты знаешь, сколько Эмми он выиграл? Его любят буквально все. — Меня не особо интересуют церемонии награждения, — отвечает Джисон, пожимая плечами. По крайней мере, не те, что никак не связаны с музыкой, но даже тогда он с некоторой предвзятостью смотрит шоу, которые представляют собой не что иное, как часы потворства развлекательным компаниям и политике музыкальной индустрии. — Но если честно, это звучит реально очень банально. Самая обычная любовная история о Ханахаки, которую раздувают без особой на то причины. Хёнджин в ужасе вздыхает. — Хан Джисон. Ты только что не назвал "Не забывай меня" клишированной, раздутой историей любви. Ты не мог. — Он буквально называется "Не забывай меня". Сложно придумать что-то более клишированное, чем это. — Верно, — Хёнджин хлопает руками по кровати по обе стороны от себя, устремляя на Джисона решительный, хотя и слегка безумный, взгляд. — Всё. Так не пойдёт. Ты посмотришь со мной первую серию или, да поможет мне Бог, я устрою ад на земле. Джисон морщится. — Должен ли я? — Да, должен. Или я съем тебя на завтрак, обед и ужин. — Боже, в последнее время ты слишком много времени проводил с Минхо-хёном. Несмотря на своё нежелание, Джисон не особо много жалуется на то, что ему приходится смотреть с ним сериал Хёнджина. В основном потому, что он не хотел бы сегодня заниматься — независимо от того, что он сказал своей маме — поскольку чувствует, что последние несколько недель готовился каждый день к экзаменам за первый семестр. Ему нужно какое-то отвлечение, чтобы не нужно было напрягать голову, которое ему даст просмотр сериала. Поэтому он берет Пумбу под мышку, а затем залезает вместе с ним под одеяло к Хёнджину, устраиваясь поудобнее и готовясь смотреть первый эпизод "Не забывай меня". Ему не хочется это признавать, но сериал на самом деле... не так уж и плох. Он может понять, почему это привлекает столько внимания на церемониях награждения. Конечно, основная предпосылка всё равно очень клиширована, как и утверждал ранее Джисон, и он всё ещё придерживается этого. Девушка встречает парня, девушка влюбляется в этого парня, но парень влюблён в кого-то другого, у девушки развивается болезнь Ханахаки, и она начинает кашлять цветами. Шоураннеры немного изменили сюжет, погрузив сюжет в политическую атмосферу второй волны феминизма в Англии. Наблюдая за тем, как Эмили борется со своей болезнью в то время, когда лечение было не так легкодоступно, в то время как она участвует в движении, все становится действительно интересным. Хёнджин болтает ему на ухо о прочитанных им статьях о важности выбора сеттинга, хотя Джисон едва успевает за тем, что он говорит. В любом случае, это круче, чем он думал. Любовная линия тоже довольно неплохая. По словам Хёнджина, популярность сериала взорвалась после того, как он попал на Netflix и разлетелся по всем социальным сетям, сбив весь мир с ног. Джисон понимает, почему. В его кривоватой улыбке и зелёных глазах, всегда светящихся смехом, есть определенное очарование, что объясняет, почему Хёнджин постоянно ретвитит гифки с ним. — Томми Майлс, — вздыхает Хёнджин, когда появляется на экране. — Мужчина моего сердца. — Вообще-то я тут, — говорит Джисон. Он морщится. — Пожалуйста, больше никогда не говори мне ничего подобного. Кажется, меня немного вырвало. — Ой! — Джисон бьёт его по голове Пумбой. — Не будь таким грубым! Мама говорит, что я находка. — Она лжёт, ваша честь. Джисон снова бьёт его Пумбой. Они смотрят первые две серии "Не забывай меня" без пауз, слишком поглощенные сериалом, чтобы отвести взгляд. Примерно на втором часу зад Джисона начинает неметь из-за того, как долго он сидел на нём. Скривившись, он требует небольшой перерыв, чтобы он мог пройтись взад и вперёд по комнате и вернуть немного чувств обратно в свои булки. — Слабак, — усмехается Хёнджин, показывая ему язык. — Прошла всего пара часов, а ты уже сдаёшься. Я думал, что ты сильнее этого. — Я не виноват, что у меня задница немеет, — жалуется он. Он делает выпад, снова потирая заднюю поверхность бедер. — Просто нужно немного подвигаться — Ну, поторопись хотя бы. Третья серия моя любимая, она такая хорошая. Поверь мне, ты будешь кричать, когда увидишь, что я имею в виду. — Ты имеешь в виду, как я делаю, когда просыпаюсь от вида твоего лица? — невинно спрашивает Джисон. — Не вынуждай меня душить твою свинью. Джисон испуганно вздыхает. — Не смей. Оставь Пумбу в покое, он был всего лишь иконой! — Ещё одно слово против меня, и кабанчику капец, — обещает Хёнджин, проводя большим пальцем по шее Пумбы. Несмотря на то, что его задница всё ещё немного онемевшая, Джисон возвращается, чтобы спасти свою плюшевую игрушку от чудовищных поступков Хёнджина, и они начинают следующую серию. Как и утверждал Хёнджин, серия действительно хорошая. Джисон замечает, что всё это время он был прикован к экрану ноутбука, с тревогой наблюдая, как неуклонно разворачиваются события. У каждого из них ситуация принимает ещё один поворот к худшую сторону. Каждую секунду, пока Эмили на экране, Джисон боится худшего. Он закусывает большой палец в зубах и беспокойно сдавливает ноготь. — О Боже, — бормочет он, пока Эмили ускоряет шаг по переулку. Он хватает Хёнджина за руку и сжимает. — О, чёрт, о, чёрт, о, чёрт. Он поймает её, он поймает её. Я знал, что он чертовски странный, и теперь он её поймает её. Музыка на заднем плане становится громкой и сбивчивой. Джисон чуть не сдавливает руку Хёнджина, когда напряжение нарастает и нарастает, пока... Хлопок! Что-то стучит по другую сторону двери их комнаты в общежитии, и они оба вскрикивают, изо всех сил цепляясь друг за друга. — Что это, блять, было? — кричит Хёнджин. Из-за двери слышится тихий стон — Ой... — О, чёрт возьми, — он нажимает пробел, ставя на паузу, и выползает из постели. Когда дверь распахивается, она открывает Феликса, скорчившегося на полу, и Сынмина, стоящего рядом с ним и злобно хихикающего. Хёнджин скрещивает руки. — И что тут происходит? Вы пытаетесь сломать нашу дверь на куски? Потому что вам лучше начать кашлять купюрами, чтобы заплатить за ремонт, если это так. — Феликс решил прокувыркаться всю дорогу от лифтов, — говорит Сынмин. — Я говорил ему не делать этого, но он отказался слушать. — Ты врун! — восклицает Феликс. Он сидит прямо, потирая поясницу с надутыми губами. — Это ты предложил мне. Сынмин невинно расширяет глаза. — Что я? С какой стати мне это делать? Я бы никогда не предложил что-то столь безответственное. — Боже мой, ты буквально такой врун. — Я бы никогда не стал лгать о чём-то настолько безответственном. — Вот видишь, опять! — восклицает он. — Врёшь! Ты когда-нибудь прекращаешь это делать? — Я бы так и сделал, но так гораздо веселее, — отвечает Сынмин, как дьявол, он сбрасывая образ невинного Бэмби, как будто это не что иное, как старое пальто, от которого он устал. — Я не виноват, что ты решил послушать меня. Это на тебе, Ликс. — Ты злой, — упрекает Феликс. Он вскакивает на ноги и проходит мимо Хёнджина, направляясь в их комнату. Джисон машет ему рукой с того места, где он сидит с ноутбуком и Пумбой. — Как голова? — спрашивает он, когда Феликс мчится к нему. — По крайней мере, целая, — говорит он, вставая рядом с Джисоном. Он кладет руку ему на плечо. Сердце Джисона лишь немного дрогает из-за этого веса; он стал намного лучше в самоконтроле. — Не спасибо Сынмину. — Ты не можешь винить меня во всем, Ликс, — ехидно говорит Сынмин, сбрасывая туфли у двери. Он подходит и ложится на кровать Джисона. — Бери некоторую ответственность. — Нет. — Тогда страдай. — Ох, как драматично с твоей стороны, — Джисон не может сдержать ухмылку. — Ты брал уроки у Хёнджина, да? Сынмин равнодушно смотрит на него. — Не будь таким смешным. Никто так не драматичен, как Хёнджин, все это знают. — Эй! Они все падают со смеху. Хёнджин морщит нос, скрестив руки в притворном оскорблении. — Я приглашаю вас к себе домой, к себе в комнату, и вот чем вы мне платите? Отвратительно. Совершенно отвратительно. — Очень отвратительно. Он прищуривается, глядя на Джисона. — Ой, как смешно. Ты хранил эту шутку со средней школы? Джисон усмехается. — Только для тебя. — Раздражаешь, — констатирует он. Затем он переключает свое внимание на Феликса, добавляя: — И ты тоже. Ты украл моё место. Ангельски улыбаясь в ответ, Феликс беззаботно пожимает плечами. — Кто нашёл, того и место. — Да, Ли Феликс! Я лучший друг Джисона, а не ты. И мы сейчас вместе смотрим сериал. — Да, ну, теперь я здесь, — говорит Феликс, передвигаясь, чтобы крепче обнять Джисона. Они были в таком положении десятки и десятки раз за семестр, но Джисон до сих пор чувствует, как бабочки порхают у него в животе, когда Феликс прижимается к его боку. Он безнадежен, честное слово. — И нам так очень удобно. Правда, Сони? — Эм-м, — Джисон чувствует, как его щеки горят всё сильнее с каждой секундой. — Конечно. Хёнджин хмурится. — Предатель. Клянусь Богом, если я не смогу нормально видеть экран из-за этого, я действительно съем тебя на завтрак, обед и ужин. — Ты что, Минхо-хён? — Сынмин фыркает. — Я серьёзно. Независимо от того, имеет он это в виду или нет, Джисон готов принять этот риск, если это означает, что Феликс будет рядом ещё несколько минут. В конце концов, он делит комнату с Хёнджином, они могут обниматься когда угодно, это нормально. Чего нельзя сказать о Джисоне и Феликсе. Если это делает его врагом народа, то так тому и быть. — Что вы вообще смотрите? — спрашивает Феликс, глядя в ноутбук Хёнджина. — Только величайший из когда-либо существовавших сериалов! — Только не говори мне, что это опять "Не забывай меня", — стонет Сынмин. — Ты был одержим этим сериалом несколько месяцев. Отпусти его уже. — Учитывая, что это величайший из когда-либо существовавших сериалов: нет. — Хёнджин уговорил меня посмотреть его, и я не знал, как сказать "нет", — застенчиво говорит Джисон, когда Сынмин недоверчиво смотрит на него, как будто спрашивая, с какой стати он позволил уговорить себя подпитывать зависимость Хёнджина. Он признает: — Это на самом деле довольно неплохо. — Я же говорил! — торжествующе говорит Хёнджин. — Можно подумать, что ты сам его снял, судя по твоей реакции на него, — смеётся Сынмин. — Тебе платят за продвижение или что-то типа того? — Только потому, что я ценю искусство, в отличие от некоторых людей в этой комнате... Феликс двигается, прижимаясь ещё ближе к Джисону. Его пальцы обхватывают плечо, сжимая и отпуская, сжимая и отпуская. Он, кажется, не осознает этого, но Джисон осознает. — В любом случае, — говорит он, вставляя свои пять копеек в разговор, — я не хочу это смотреть. Ты же знаешь, я терпеть не могу этот сериал, он реально отстойный. Почему бы вам не закончить с ним позже, когда мы уйдём? — Ты хочешь, чтобы мы бросили смотреть посреди третьей серии? — Хёнджин недоверчиво вздыхает. — Совсем с ума сошёл? — Просто посмотри позже, чувак. Я не хочу сидеть и досматривать всё это. Это так нелепо. — Верни мне моё место, и тебе не придется. — Ещё чего, — Феликс смеётся. Он наклоняет голову, укладывая её на плечо Джисона. — Я же сказал тебе, мне удобно. Я никуда не пойду. — Бесишь меня, — снова огрызается Хёнджин, но вместо этого он признает поражение и падает на Сынмина. В итоге они не спят почти до рассвета. Если бы кто-нибудь спросил Джисона, о чём они вообще говорили так долго, он бы не смог ответить — и не потому, что у него плохая память, а потому, что он просто не знает, ведь они затрагивали так много тем. Они говорят обо всём и вся. О чём-то неважном, бессмысленные разговоры сплетаются между несколькими темами, а ещё и то, что немного тяжелее лежит на их плечах. Как только они начинают говорить, они не останавливаются, пока Сынмин не начинает зевать, а Джисон не чувствует, как его позвоночник гудит от усталости. — Может, пора заканчивать, — предлагает он, потирая один глаз. — Или, по крайней мере, я. Вы, ребята, делайте что хотите. — Я тоже устал, — соглашается Сынмин. — Не знаю, хватит ли у меня сил вернуться в комнату. — Просто переночуй тут, чувак, — говорит Хёнджин, похлопывая по своей подушке. — Мы делим кровати с семи лет, всё в порядке. — Но моя зубная щетка... — У нас есть жидкость для полоскания в ванной. Это практически одно и то же. Сынмин морщится. — Это чертовски отвратительно, — он все равно идёт в ванную, чтобы привести себя в порядок перед сном. Поскольку Сынмин делит кровать с Хёнджином, Феликс остается с Джисоном, поскольку он, похоже, тоже не спешит уходить в свою комнату. Если бы Джисон не был так чертовски вымотан, он мог бы собрать энергию, чтобы посходить с ума по этому поводу в своей голове, но как только он объявил, что устал, его тело восприняло это как сигнал, чтобы начать отключаться от него. Он едва заставляет себя сделать свою ночную рутину, натянув старую футболку со своими любимыми пижамными штанами, в которых максимально комфортно. Закончив, он выходит из ванной, Феликс шаркает туда вслед за ним, и падает на кровать, свернувшись калачиком под одеялом. На другом конце комнаты Хёнджин и Сынмин, кажется, никак не могут перестать хихикать. Хёнджин продолжает влезать в личное пространство Сынмина, пока тот из раза в раз отталкивает его и говорит перестать его трогать. — Я просто показываю тебе свою любовь, Минни, — льстит Хёнджин. — Позволь мне показать тебе, насколько я ценю тебя как друга. — Покажи это с другой стороны кровати, ты, липнущая лапша. Ты забираешь весь мой кислород. — Ты единственный кислород, который мне нужен, детка. — Заткнись! — Сынмин смеётся. Улыбаясь про себя, Джисон закрывает глаза и слушает их пререкания, когда начинает засыпать. Как только он приближается к краю дремоты, он резко возвращается к полубодрому состоянию, когда Феликс тревожит его укрытие в виде одеяла,приподняв его и залезая внутрь. Джисон придвигается к стене, чтобы дать ему больше места, но Феликс просто всё равно движется ближе к нему. — Вот, — бормочет он, маневрируя Джисоном, пока его рука не оказывается вокруг тела Ликса, а ладонь не ложится на его живот. — Поскольку Хёнджин всё ещё держит Пумбу в заложниках, ты можешь обнимать меня вместо него. Джисон приоткрывает глаза и встречается с затылком. Тонкий изгиб его шеи и непослушные пряди волос, когда он смотрит в другую сторону, веснушки, украшающие оголённый участок кожи. В то время как Сынмин намерен держать Хёнджина на расстоянии вытянутой руки от себя, Феликс так близко к Джисону, что тот находится на самом краю его подушки. Осознание приятной волны тепла медленно прокатилось по всему телу Джисона. Он снова закрывает глаза и устраивается удобнее. — Спокойной ночи, — бормочет он. — Спокойной ночи, — шепчет Феликс. — Свет от моего телефона тебе не мешает? Джисон качает головой. — Нет, всё хорошо. — Хорошо. Скажи, если вдруг будет мешать. — Конечно, — говорит Джисон. Он засыпает за считаные минуты. Когда он спит, ему снится лето, фисташковое мороженое, руки, неуклюже плетущие венок из ромашек и склон холма, усеянный цветами.