Ты и я

Если Джисон думает, что со временем дела с Феликсом улучшатся, он сильно разочаровывается. Неловкость никуда не уходит, день за днём ​​скрашивая их общение. Их отношения гниют изнутри, как фрукты. На первый взгляд всё хорошо — даже идеально. Однако внутри нет ничего, кроме болезни и руин. Рано или поздно всё развалится. Справедливости ради, Феликс пытается. Он до болезненного серьёзен каждый раз, когда находится рядом с Джисоном. Всё, что Джисон ценит в их дружбе, собрано и упаковано вместе в новую и улучшенную упаковку, доставленную прямо в его руки сейчас, когда они встречаются. Забота, нежность, трепетные жесты и милые улыбки. Безграничная привязанность. Он всеми силами старается поддерживать боевой настрой Джисона на высоком уровне, отпуская глупые шутки, от которых тот обычно истерически смеётся, или даря ему маленькие подарки. Это не вина Феликса, что Джисон не может ответить взаимностью. Даже в первые дни их дружбы, когда Джисон был настолько поглощен своей влюблённостью, что не знал, как вести себя с Феликсом, никогда не было так некомфортно. Но это? Это просто издевательство над отношениями. Джисон хотел бы исправить это. Хотел бы избавиться от боли в сердце, которая растёт в груди при одном только взгляде на Феликса. Хотел бы откликаться на нежные прикосновения вместо того, чтобы вздрагивать каждый раз, хотел бы, чтобы он мог дать Феликсу хотя бы каплю того, что получал от него. Но он не может. В части мозга, отвечающей за это, словно какая-то пробка, которая командует такими свободными движениями, а вокруг сердца удерживающие и отягощающие цепи. Нравится или нет, но теперь так выглядят их ухаживания. Рано или поздно им придётся с этим смириться. Через несколько недель после их отношений и через четыре дня после того, как Джисона мучает мигрень, которая длится чуть меньше сорока восьми часов, Феликс приходит в комнату номер 27, одетый гораздо лучше, чем Джисон когда-либо видел его за пределами клуба. Обычно его можно увидеть в спортивных штанах и нешироких вариациях чёрной футболки (иногда с заниженными рукавами, иногда облегающей торс, иногда с логотипом какой-то франшизы, которая ему может даже не нравиться, но он думает, что надпись на груди выглядит круто). Сегодня он явно приложил немного больше стараний. Он одет в большой чёрный бомбер с белой оверсайз футболкой "Очень странные дела" и прямые джинсы, и на лице видно немного макияжа. Ничего особо бросающегося, просто немного коричневых теней и лёгкий блеск на губах. Духи, которыми он воспользовался сегодня, пахнут дороже, чем его обычный аромат. Он соблазнительно витает в воздухе вокруг него. Между тем, Джисон выглядит так, словно только что вылез из крысиного гнезда. Он высовывает голову из-под одеяла, сонно глядя на Феликса. — Эм-м. Привет? — Привет, — отвечает Феликс. Затем он заявляет: — Я забираю тебя на свидание. Джисон моргает. Он не знает, то ли он ещё не оправился от последствий мигрени, то ли он просто недостаточно проснулся после этого дневного сна, но по какой-то причине это предложение не имеет для него особого смысла. Конечно, они с Феликсом теперь в кавычках "бойфренды", но свидание? Это последнее, чего ожидает Джисон. — С-сейчас? Феликс кивает. Он кладёт руки на бёдра, потом передумает и запихивает их в карманы бомбера. Этот жест превращает его из уверенного, решительного парня, вошедшего в комнату, в человека, который так же плохо знаком со всем этим, как и Джисон. — Я знаю, что между нами не всё было хорошо, — говорит он, потирая носком своих конверсов ковёр, — и я говорю не только о том, что произошло после нашей ссоры. У Джисона возникает ощущение, что этот разговор требует чего-то менее вялого, чем лежание в коконе своей кровати. Он с трудом поднимается, одеяло всё ещё обёрнуто вокруг него, как буррито, и с любопытством вглядывается в Феликса. — Что ты имеешь в виду? Феликс приподнимает бровь, а затем недоверчиво усмехается. — Я имею в виду наши отношения, Сони. Я не... я не тупой, ладно? Я вижу, что твоё сердце не здесь. Оу. Чувство вины накрывает его, как кофе топит куски льда. Он сглатывает. Он знает, что не смог собраться с силами и ответить взаимностью на привязанность Феликса, слишком поглощенный своим состоянием, чтобы посвятить себя должным образом. Откровенно говоря, было бы смешно думать, что Феликс этого не заметил. Тем не менее, заявление о том, что он всё заметил, заставляет Джисона чувствовать себя ещё хуже из-за их ситуации, чем раньше. Он знает, что Феликс пытался. Правда пытался. Джисон единственный, кто виноват в том, что между ними не всё хорошо. — Прости, — говорит он, не сводя глаз с узора одеяла. Он прослеживает взглядом нарисованные горы и долины. Представляет, каково было бы пробежаться по его контурам, если бы он каким-то образом обнаружил, что уменьшился до размеров горошины. Пальцы защипывают кусочек такни. — Просто… очень трудно ко всему привыкнуть. Особенно с... с моим состоянием и всё такое. Феликс даже не выглядит злым. Возможно, это и делает ситуацию только хуже. Понимание, отражённое на его лице, то, как он так мягко и нежно смотрит на Джисона. Никто не имеет права так смотреть на кого-то другого. — Я понимаю. Я знаю, должно быть странно, что я всё время такой приставучий, когда ты всё ещё.... ты понимаешь. Может быть, мне стоило делать всё медленнее. Джисон пожимает плечами. Честно говоря, он тоже не уверен, помогло бы это делу или нет. Это странно. Он должен был бы прыгать от радости из-за того, что Феликс — его парень, но вместо этого они сейчас разговаривают об этом. Джисон не знает, то ли он просто привык постоянно чувствовать себя таким грустным, что у него это вошло в привычку, то ли он просто никогда не сможет верить Феликсу, когда он говорит, что любит Джисона, по крайней мере, до тех пор, пока Джисон всё ещё давится лепестками цветов. Он просто не может найти то счастье, которое должен чувствовать. И это не имеет никаго отношения к поведению Феликса. Это всё из-за Джисона. — Поэтому я и хочу пригласить тебя на свидание, — продолжает Феликс. — Начать всё правильно. Я подумал, что мы могли бы пойти на свидание, а потом посмотреть, что будет дальше? Надежда тянется за его словами, настолько искренняя, что Джисон чувствует, как все остатки сопротивления улетучиваются. — У меня есть время хотя бы принять душ? — спросил он. Феликс расплывается в ослепительной улыбке. — Бери столько времени, сколько тебе нужно. Некуда торопиться. Джисон не уверен, как обычно проходят первые свидания, поскольку он никогда не был на них — по крайней мере, он не думает, что был — но он почти уверен, что на правильно начатых свиданиях возлюбленный не сидит на кровати, играя в игры на телефоне, в то время как Джисон бегает из стороны в сторону, собираясь. Феликс иногда поднимает глаза, пытаясь завязать разговор, но Джисон, честно говоря, слишком отвлекается на беготню, чтобы долго эти разговоры поддерживать. Однако в конце концов это окупается, когда ему удается собрать всё воедино, чтобы выглядеть более приемлемо. Феликс поднимает взгляд, когда Джисон защёлкивает застёжку на последней серьге-кольце. — Ого, вау. — Что? — укол неуверенности пронзает Джисона, и он замирает. — Я нормально выгляжу? Или одеться лучше? Возможно, в его гардеробе больше разнообразия, чем у Феликса, но он тоже не особо отличается изысканностью, поэтому он остановился на тотал блэк костюме, и в качестве компенсации добавил серебряных украшений. У него не менее девяти колец на обеих руках, цепь на шее и еще одна на левом запястье, ещё в каждом из трёх пирсингов в ушах. Он даже нацепил два браслета на правую ногу, несмотря на то, что они скрыты под джинсами. Он решил, что этого будет достаточно, но комментарий Феликса подливает в его жилы новые дозы сомнений. — Нет, нет, ты прекрасно выглядишь, — спешит его успокоить Феликс. Выскользнув из-под одеяла, он берёт Джисона за руку и сцепляет их пальцы, нежно улыбаясь. — Более чем прекрасно. Ты очень красивый, Сон. Ой. Лицо Джисона становится ощутимо горячим. — Я... с-спасибо. Улыбка Феликса становится шире. Он начинает махать их сцепленными руками, напевно добавляя: — Очень, очень красивый. Иисусе. Что случилось с их более медленным погружением в вещи? Он не может просто говорить такие вещи людям. Жар на щеках Джисона усиливается на несколько кельвинов. — Нам пора идти, — говорит Джисон, не в силах встретиться взглядом с Феликсом. Наклонив голову, он поворачивается к двери и начинает выводить их обоих из комнаты. Феликс не возражает, хотя тихий смешок слетает с его губ, когда он идёт следом. Джисон краснеет ещё больше. Для первого свидания Феликс выбирает классику: ужин и кино. Ну, на самом деле наоборот. Сначала они идут в кинотеатр, соглашаясь потом решить, где они захотят поесть. Джисон благодарен, что Феликс не выложился по этому случаю на полную, потому что это означает, что для него это не слишком чужая неизведанная территория. Почти как прогулка с другом. За исключением того, что этот друг — тот, в кого Джисон безумно влюблён. Однако, к его чести, Феликс явно приложил усилия к свиданию. Вместо того, чтобы отправиться в обычное место для студентов K-Arts, комплекс недалеко от кампуса, который предлагает солидную скидку для студентов, но довольно убогий во всех других отношениях, он сопровождает Джисона через весь город в роскошный кинотеатр. Вместо кинозала с бесконечными рядами тесных пластиковых сидений, которые скрипят при каждом малейшем движении, в этом просторные кожаные кресла, двойные, чтобы дать зрителям небольшое чувство уединения. Как только они находят свои места, Феликс поднимает подлокотник между ними, чтобы они могли как следует расслабиться. — Тебе удобно? — шепчет он, пока на экране играет трейлером какого-то очередного боевика, в котором снялся Скала. Джисону более чем комфортно. Чёрт, может, это место и не дешевое, но оно явно того стоит. Он кивает, откидываясь назад. Кожаное сиденье ощущается как дорогое объятие. — Угу. Хочешь попкорн? — спрашивает он Феликса, предлагая ведро, которое они взяли на двоих. — Ага. Они откидываются на спинку, наблюдая за сменяющимися трейлерами на экране, время от времени обсуждая, какие из них, по их мнению, выглядят здорово и какие стоит посмотреть, когда те выйдут в прокат. Джисон прекрасно знает, что они, вероятно, не вспомнят названия ни одного из фильмов к тому времени, когда выйдут из кинотеатра. Затем на экране воспроизводится вступительная последовательность того, на что они купили билеты, и они полностью перестают говорить. В итоге они купили билеты на триллер, о котором в последнее время гудит весь интернет. Джисон вспомнил, как подумал, что трейлер к нему выглядел интересным, когда он увидел его несколько месяцев назад, а у Феликса не было особых предпочтений ни к одному из предложенных фильмов, поэтому они довольно легко приняли решение. Только через пятнадцать минут Джисон вспоминает, как легко Феликс пугается. Всё, что происходит, это то, что главная героиня оборачивается и замечает немного подозрительного мужчину, стоящего прямо за ней там, где раньше ничего не было. Ничего нового, такое снимали уже миллион раз, но Феликс всё равно подскакивает на сидении, пища. Джисон бросает на него косой взгляд, немного удивлённый. — Ты в порядке? — бормочет он. Мерцающий свет киноэкрана достаточно освещает лицо Феликса, чтобы показать его смущение. — Д-да. Просто застали врасплох, — он нервно хихикает. Его "застигает врасплох" каждый последующий скример, он то и дело вздрагивает на своей половине сиденья и каждый раз резко вдыхает. В какой-то момент он даже случайно просыпал немного попкорна себе на колени. К этому моменту его реакции более интересны, чем сам фильм. Черт, даже на экране не обязательно должно что-то происходить. Как только музыка становится немного более зловещей, Феликс сразу напрягается, готовый вздрогнуть от малейшего шума. После одного особенно сильного испуга, из-за которого он буквально закрывает глаза руками, Джисону приходится сжалиться над ним. — Ликс-а, — тихо говорит он, чтобы не мешать другим зрителям. Он придвигается ближе, а затем обнимает его за плечо, притягивая к себе. — Иди сюда. Теперь, когда Джисон преодолел пропасть между ними, Феликс вцепился в него, как пиявка. Он зарывает голову в изгиб шеи Джисона, руки цепляется за его туловище, а нога закинута на бедро. Он почти полностью слез со своего места. Когда Джисон вытягивает голову, чтобы посмотреть на него сверху вниз, он обнаруживает, что глаза Феликса зажмурены. Он сдерживает смех. — Ты не собираешься досмотреть фильм? Феликс качает головой. — Неа. Я лучше просто послушаю, что там происходит. Фильм даже не такой страшный. Джисон определенно смотрел и хуже. Очевидно, Феликс не согласен, потому что он остается приклеенным к Джисону, решив соединить их тела вместе. Время от времени он протягивает руку, чтобы коснуться ведерка с попкорном на коленях Джисона, пробираясь к нему с закрытыми глазами, что действительно заставляет Джисона чуть не лопнуть, когда он пытается сдерживать смех. Когда фильм, наконец, заканчивается и в кинозале загорается свет, он, наконец, даёт волю эмоциям, трясясь на сидении от смеха. — Понравился фильм, да? — дразнит он. Феликс клубнично-красный, когда выглядывает из-за плеча Джисона. Он дуется, слезает с него и встаёт прямо, вытягивая конечности. — Не смейся надо мной. Было очень страшно, ясно? — Да не особо, — говорит Джисон, тоже поднимаясь на ноги. — Я ожидал этот сюжетный поворот чуть ли не с самого начала. — Ну, а я нет, — дуется он. Джисон усмехается. — Давай будем честными, ты почти ничего не видел, разве нет? — он хихикает, когда Феликс вскрикивает и бросает в него зернышко попкорна. — Но серьёзно. Мы могли бы посмотреть что-нибудь другое вместо этого. Что-то, что тебе бы реально понравилось. — Я не думал, что всё будет так плохо. Ну что ж. По крайней мере, теперь они знают лучше. Небо становится намного темнее, когда они выходят на улицу, ночь уже в самом разгаре. Температура тоже понизилась, в воздухе чувствуется ранний мороз. Достаточно холодно, чтобы задерживаться на улице, поэтому они идут в первый попавшийся симпатичный ресторанчик и просто молятся о лучшем. Рука Феликса обвивает плечи Джисона, пока они спешат по улице, но на этот раз Джисон может расслабиться. На этот раз голос в его голове молчит. О еде особо нечего сказать, но всё и не так уж плохо. Джисону всё равно. Даже если бы еда была откровенно отвратительной, он думает, что даже так он бы хорошо провёл время. Потому что это так. Они не перестают говорить даже когда их ведут к их столику на вечер. Джисон даже не уверен, о чём именно они говорят. Они продолжают перескакивать с темы на тему, никогда не теряя запала — и, как всем известно, это лучший вид разговоров с кем бы то ни было. Такие разговоры, которые никогда не остаются в памяти после этого, но мысли о них словно окружены мягким золотым сиянием каждый раз, когда ты копаешься в своих воспоминаниях. Так что, хотя Джисону будет трудно пересказать это кому-то позже, он может сказать одно точно: это делает его счастливым. По правде говоря, он не может с уверенностью сказать, когда в последний раз чувствовал себя таким счастливым. Даже когда он перестал избегать своих друзей, он не был с ними полностью, слишком погружённый в свои мысли, чтобы в полной мере насладиться моментом. Несколько недель он был слишком подавлен из-за Ханахаки и его открывшегося прошлого, ещё и резкое обострение депрессии. Но прямо сейчас? Прямо сейчас Джисон чувствует эйфорию. Даже когда он кашляет и ему в рот вылетает лепесток, его хорошее настроение не уменьшается. Феликс через стол смотрит на него с беспокойством в глазах, внимательно изучает его. Джисон прижимает лепесток к нёбу, приклеивая его языком, а затем улыбается Феликсу. Тот осматривает Джисона несколько секунд, прежде чем улыбнуться в ответ, нежно, будто его улыбка — сахарная вата. Разговор продолжается. Приятно просто... хоть раз перестать думать. Позволить себе погрузиться в момент, сосредоточиться на здесь и сейчас. На интонации смеха Феликса, на движении зубов, когда Джисон кусает свою еду, на ноге, которая иногда дразнит ногу Джисона под столом. От веса рук Феликса вокруг его талии, пока они ждут автобус, и от холода ночного воздуха. Приятно собрать весь бардак его болезни и запихнуть всё это в пыльный угол на пару часов. К тому времени, когда они возвращаются в общагу, Джисон чувствует себя намного лучше, чем до того, как Феликс завалился в его комнату, заявляя, что у них есть планы на вечер. Они останавливаются возле комнаты номер 27, затягивая с прощанием. — Итак, — говорит Феликс, глядя на их сцепленные руки. Его большой палец плавно скользит по костяшкам Джисона. — Мысли о свидании? Джисон тоже смотрит вниз, наблюдая за движением пальца Феликса и за тем, как кончики их ботинок соприкасаются. Он чувствует себя подростком, застенчивым и легкомысленным. Это странное ощущение, но ему вроде как нравится. — Хорошо, — решает он. — Хорошо? — повторяет Феликс, уголки его рта приподнимаются. Джисон медленно кивает. — Хорошо. Я... я рад, что мы сходили. Я знаю, что между нами всё не совсем нормально, и что я был... немного отстранённым. Но я думаю, что сегодняшний день показал мне, сколько удовольствия я могу получить, когда я не так зациклен на своей голове, — Феликс открывает рот, чтобы вмешаться, но Джисон опережает его, желая выговориться до того, как передумает. — Я знаю, что мы не можем игнорировать то, что происходит. В конце концов, у меня опять Ханахаки, и, учитывая тот факт, что она у меня есть, я не собираюсь врать и говорить, что полностью убеждён в том, что ты отвечаешь на мои чувства. Но... я и не хочу, чтобы эта штука определяла меня. Потому что, в конце концов, этого не должно быть. Феликсу требуется пара мгновений, чтобы обдумать свой ответ. Когда он отвечает, его слова тщательно подобраны. — То, что хочешь ты — это то, чего я хочу. Если ты хочешь остаться друзьями, то я не против. Если ты хочешь чего-то большего, то — ну, да, я бы с удовольствием. Но в любом случае мы будем идти в твоём темпе. Я до сих пор не понимаю, почему сейчас всё так обстоит с болезнью и всем остальным, но я знаю, что хочу быть рядом с тобой, каким бы я при этом для тебя ни был. Даже если это означает, что наше первое свидание окажется последним. В последний раз, когда у них был этот разговор, Джисон был шокирован. У него не было времени, чтобы обдумать предложение Феликса, чтобы как следует проанализировать, что он думает по этому поводу. Через несколько недель и одно свидание у него наконец появилось время всё обдумать. — Я хочу сделать это правильно, — решается он. — По-настоящему дать шанс этим отношениям, а не просто сказать, что я сделаю это. Я хочу попытаться. Как и в прошлый раз, Феликс загорается, его лицо светится ярче, чем казино в Вегасе. Он радостно сжимает его руку. — Хорошо. Это... вау. Да, это хорошо. Даже замечательно. Джисон не может не растаять под силой этой тысячекиловаттной улыбки. Он пытается держать лицо, но ничего не выходит, и его улыбка растягивается так широко, что у него болят щеки. Лепесток, который он выкашлял в ресторане, всё ещё приклеен к нёбу, словно жвачка, но, честно говоря, сейчас ему плевать на это. Он имеет в виду именно это, когда говорит, что хочет перестать позволять Ханахаки определять его. Они вдвоём стоят возле его комнаты, обмениваясь глупо влюблёнными ухмылками. Затем Феликс сдаётся и заключает его в объятия, прижимая тело Джисона к своей груди. Джисон расслабляется, его руки скользят вверх по рукам Феликса, сцепляясь позади его шеи. Они плавно раскачиваются из стороны в сторону на носочках. — Я люблю тебя, Сони, — нежно шепчет Феликс. — Давай ещё долго, ладно? Глаза Джисона закрываются, и он утыкается носом к пульсу Феликса. Он кивает в изгиб его шеи. — Ты и я. Довольно странно, как хорошо люди могут разделяться. Общая картина остаётся прежней: Джисон до сих пор любит Феликса, и у него до сих пор болезнь Ханахаки. Нет никакого способа отрицать что-либо из этого. Но даже если факты не меняются, меняется то, как Джисон на это смотрит. Несмотря на то, что он не может полностью избавиться от своей болезни, он перестаёт позволять себе тонуть в той безнадежности, которую болезнь на него нагнала. Вместо этого он прячет эту безнадёжность в коробку, набитую розовыми лепестками, которые он выкашлял, и отбрасывает всё это в сторону, оставляя лежать где-нибудь, не привлекая его внимания. Без груза всего, что висело над ним, он, наконец, может начать нормально встречаться с Феликсом. Вести себя как нормальный парень в нормальных отношениях, который совершенно счастлив и находится в мире со своим парнем. Конечно, бывают моменты, когда не так просто отмахнуться от его состояния. Джисон не будет врать об этом. И он не будет больше прятаться за этим оправданием. В конце концов, он обязан и перед Феликсом, и перед собой, приложить искренние усилия в их отношениях. Не потому, что это лучший способ избавиться от болезни, а потому, что они этого заслуживают. Ему повезло, что он получил второй шанс с Феликсом, правильный шанс. Он полон решимости извлечь из этого максимум пользы. Встречаться с Феликсом — это здорово. Здорово не в том смысле, что это просто средне или не особо неприятно. Здорово, потому что скручивание пальцев ног, чувство пузырьков шампанского в животе, унесённая голова, бегущие впереди него — это здорово. Их любовь — розово-розовые очки, написание донельзя сопливых романтических песен и жизнь на седьмом небе — это здорово. Первая любовь вроде как здорово. Когда Джисон по-настоящему позволяет себе погрузиться в это, пребывание с Феликсом заставляет его просто пищать от счастья. В настоящее время Феликс не так настойчив со своим скиншипом, как был, когда они впервые решили попробовать это дело, помня о том, что не хочет быть слишком сильно навязчивым — но теперь, когда Джисон не устраивает себе вечеринку жалости во время и после каждого их взаимодействия, он рад любому физическому контакту, который получает. Рука на его плече, обе на талии, голова на коленях. Руки играют с его пальцами, хрустят костяшками пальцев с озорной улыбкой или взъерошивают волосы Джисона сзади, а затем снова превращают их во что-то менее неряшливое. Поцелуи в самые случайные части тела — волосы Джисона, его руку, плечо, костяшки пальцев, колено, бедро. Феликс делает это так спокойно, буквально машинально, что их друзья даже перестали подшучивать над этим каждый раз, теперь даже глазом не ведут. Пока Джисон с каждым новым поцелуем тает всё сильнее. Феликс реально чертовски ласковый. У него есть привычка смотреть на Джисона так, словно каждая клеточка его тела сосредоточена только на нём, впитывает всё, что он говорит и делает просто потому, что это важно для него. Он обращает внимание на небольшие спады и подъёмы в настроении Джисона. Печёт ему брауни, чтобы поднять ему настроение после долгого дня в универе, и обнимает его со спины, пока Джисон показывает ему свои музыкальные записи. Улыбается, как ангел, и делает ему комплименты, даже когда лицо Джисона всё в морщинах после сна, и он выглядит так, будто очнулся от тысячелетней спячки. Смеётся, когда Джисон ворчит, что он врёт, и снова делает ему комплименты. Честно говоря, он идеальный парень. За такого партнёра любой бы убил. Джисон сам далёк от этого, но он изо всех сил старается возвращать ту же энергию. Осыпает Феликса комплиментами, пусть даже такая бессовестная честность заставляет его загораться, как печь внутри, и слушает его переживания по поводу учёбы. Обнимает его каждый раз, когда Феликсу нужно время, чтобы отдохнуть от всего мира и рассказывать тупые шутки, чтобы вернуть его улыбку. Чтобы Феликс чувствовал себя таким же важным, каким он заставляет чувствовать себя Джисона. Потому что, несмотря на десятки сложностей в их ситуации, Джисон всё ещё любит его, и он больше не собирается бежать от этого. Было бы ложью сказать, что их отношения лечат всё. Это не так. Джисон всё ещё болен во многих смыслах, и то, что он с Феликсом, этого не меняет. Тем не менее, это делает его дни всё более яркими и заставляет его чувствовать себя немного легче рядом с ним. И в конце концов, разве этого пока недостаточно? Во взявшей награду дораме "Не забывай меня" первый поцелуй между главной парой происходит в разгар мятежа. Джисон видел эту сцену больше раз, чем он может сосчитать, в основном потому, что Хёнджин одержим этим кадром и настойчиво делится этим во всех социальных сетях, которые у него есть, и как можно чаще. Осенние листья содрогаются и падают с дерева за спинами главных героев, битое стекло валяется у их ног, а сам мир словно замирает, когда они разделяют отчаянный поцелуй, рёв бунта приглушён, словно за стеклом. Это драматично и символично, и ещё куча других слов, которые Хёнджин произнёс в одном из своих многочисленных страстных разглагольствований о красоте сериала. Первый поцелуй Джисона с Феликсом совсем не такой. Это произошло в одном из лифтов Танцевального корпуса. Здесь нет эстетически расположенных листьев, нет эпичной музыки, нарастающей на заднем плане. Мир не рушится вокруг них. Просто Джисон и Феликс целуются в лифте. И для него это превосходно. Возможно, здесь нужно немного больше контекста. Осенний семестр в K-Arts насыщен выступлениями разных университетов и факультетов. В университете искусств нет ничего необычного в том, что подобные мероприятия проводятся в течение всего года, многие из которых Джисон с удовольствием посещал, но конец учебного года требует более масштабных, смелых и качественных мероприятий. Зимний спектакль, оркестр, показы студенческих фильмов, сольные концерты — список можно продолжать и продолжать. Один из пунктов — сольный концерт Танцевального факультета. Студенты разных курсов выбираются персоналом для подготовки выступлений для публичной демонстрации. В этом году в состав вошли Хёнджин, Минхо и Феликс. Вооружившись мастерством Минхо в хореографии, они выступили как трио с самостоятельной хореографией и, следовательно, регулярно встречались для практики, проводя час за часом в танцевальных студиях. Когда Джисон слышит, что Феликс остался, чтобы отточить некоторые движения самостоятельно, он собирается к нему, чтобы составить компанию, как только закончит работу над песней. К счастью, Феликс не возражает против его присутствия, даже когда Джисон корчит ему рожи в зеркале и отвлекает. Всё, что он делает, это смеётся и корчит морды в ответ. Чуть меньше часа спустя он, наконец, окончательно заканчивает, музыка стихает в динамиках. Они оба собирают вещи и готовятся вернуться в общагу. — Я устал, — говорит Феликс, пока они тащатся в один из лифтов. Он поворачивается, пока не оказывается лицом к лицу с Джисоном, и выпячивает нижнюю губу, его подбородок падает на грудь, почти по-детски. Затем он сухо всхлипывает. — Держи меня, детка! С этими словами он качается вперёд, пока не падает на грудь Джисона. Вскрикнув с лёгким удивлением, Джисон отшатывается от внезапно обрушившейся на него тяжести. Через пару секунд он быстро приходит в себя, крепче ставит ноги на пол и обнимает Феликса обеими руками. Феликс довольно хихикает и шевелит руками под тканью пальто Джисона, обнимая в ответ. Он опускает голову на плечо Джисона. — Тепло, — заявляет он. Джисон мычит. — Ага. Но ты же знаешь, что тебе придется отпустить меня, если мы хотим, чтобы этот лифт куда-то поехал, верно? Мы не нажали кнопку, чтобы подняться. — Пофигу, — говорит Феликс. — Удобно. Джисон даже не пытается сдержать ответную улыбку. Каждый раз, когда Феликс сонный или истощённый, он всегда немного более нуждающийся в ласке, чем обычно. Его голос становится более высоким и раздражительным, и ему нравится виснуть на ком-то в поисках утешения. Это, честно говоря, очень мило. — Но ты подумай, насколько удобнее тебе будет в постели. Это будет намного лучше, чем это. — Возможно, — соглашается он, кивая в шею Джисона. — Но моя кровать слишком далеко. Так что я думаю, что буду так. Смеясь, Джисон крепче сжимает объятия и с напором зовёт: — Ликс. — Сони. — Мы не можем просто оставаться в этом лифте вечно. — С таким подходом нет. Он снова смеётся. Дрожа от собственного задора, Феликс прижимается ещё ближе. Как будто он полон решимости соединить их тела вместе, грудь прижимается к груди, его позвоночник сильно изогнут, чтобы максимально прижиматься к Джисону. Он проводит носом по шее Джисона с удовлетворенным звуком. Затем он нежно целует прямо под его ухом. Это прикосновение заставляет Джисона вздрогнуть. — Люблю тебя, — тихо от усталости бормочет Феликс. Джисон угукает. Несмотря на то, что они оба знают, что он любит Феликса, и хотя он прямо признался в этом во время их ссоры, он не говорит об этом сейчас, когда они встречаются. Может быть, это потому, что всё это так ново для него. Или, может быть, это потому, что гораздо легче говорить такие вещи через злость, чтобы буквально выдавить эти слова, чем признаться в них так беззастенчиво и искренне. Что-то из этого может быть причиной. А может и то, и другое. (На самом деле, Джисон знает, что это в основном потому, что — хотя он имеет в виду именно это, когда говорит, что не позволяет Ханахаки больше им управлять — он воздерживается от этих слов до тех пор, пока болезнь не исчезнет из его лёгких.) В любом случае, Феликс, кажется, не возражает. Он произносит слова более или менее каждый день, но никогда не надеется получить ответ. Они оба уже знают, что это так. И хотя Джисон никогда не просил его подтверждать это, он также знает, что Феликс так часто говорит я люблю тебя и в качестве утешения, и в качестве подтверждения. Как напоминание о том, что независимо от того, как идут дела с болезнью Джисона, чувства Феликса к нему искренни. Возможно, Джисон ещё не в состоянии ответить, но он поворачивает голову, целуя Феликса в щёку. А затем ещё раз в уголок рта. А потом ещё раз, и они целуются по-настоящему. И, может быть, на них сверху не падают ни звуки скрипки, ни цветы сакуры. Может быть, Джисон чувствует солоноватый вкус пота Феликса от того как усердно тот танцевал ранее, чувствует, как влажные пряди его волос щекочут челюсть. Они стоят в неподвижном лифте на цокольном этаже какого-то университетского здания, слишком тесно прижимаясь друг к другу для такого нежного поцелуя — но Джисон не променял бы это ни на что другое. Он всем сознанием погружается в поцелуй, скользя губами по губам Феликса в спокойном танце. Его грудь покалывает от боли, но он игнорирует её, сосредоточившись только на Феликсе. На вкусе его губ, на тяжести его рук и на сердце, которое прыгает в груди как у школьника от всех этих незнакомых ощущений, которые он испытывает одновременно. Когда они отстраняются, то просто глупо моргают. Трепет и возбуждение борются друг с другом, заполняя пузырь, в котором они существуют. Затем Феликс расплывается в медленной, кошачьей улыбке, и, чёрт возьми, бабочки в животе Джисона сходят с ума. — Так вот как ты собираешься убедить меня вернуться в общагу? — спрашивает он. Его голос — это сводящее с ума несоответствие хриплого, но всё ещё нежного, низкого с поддразниванием. — Потому что, если это так, я думаю, мне может понадобиться ещё один поцелуй. Просто чтобы я правильно понял намёк. Он подчёркивает это мультяшным вытягиванием губ, а его глаза горят от счастья. Джисон начинает смеяться. — Ты такой дурилкин, — говорит он, но всё равно наклоняется вперед, целуя его ещё раз. Время имеет забавное свойство утекать. Один и тот же отрезок времени может одновременно казаться прошедшим в мгновение ока и затянувшимся на многие годы, каждый день настолько длинный, что кажется, будто он никогда не закончится. Первый год Джисона в K-Arts кажется именно таким. Столько всего произошло за этот год. С марта его жизнь буквально перевернулась с ног на голову. Человек, вошедший в комнату со своей мамой, кажется почти совершенно другим, младше, чем сейчас Джисон, и не подозревающий, что его ждёт. В то же время кажется, что осенний семестр подходит к концу слишком быстро. Паника просачивается в подошвы обуви Джисона, поскольку оставшееся количество дней быстро уменьшается в размерах. — Тебя когда-нибудь пугало это? — спрашивает он Феликса после одного из их свиданий. Они обнимаются на автобусной остановке, ожидая прибытия своего скромного транспорта, слегка покачивающегося на ветру. — Кажется, что всё движется так быстро. Феликс наклоняет голову вбок, серьёзно задумавшись над вопросом. Сегодня на нём персиковые тени с блестками во внутренних уголках глаз. Каждый раз, когда он улыбается, они буквально сверкают в лучах света. — Иногда, — наконец говорит он. — У меня скоро будет последний год обучения, и после этого мне придётся уходить и устраиваться на работу — или что там, чёрт возьми, делают взрослые. Я пока не чувствую, что готов к этому. Не так, как Минхо-хён, когда он был в этом же положении в прошлом году. Это имеет смысл. Будущее для Феликса намного ближе, чем для Джисона. Ему ещё предстоит пройти большую часть своей университетской карьеры, прежде чем ему нужно будет подумать о мире работы. У Феликса остаётся всего год или типа того. Страшно. — Ты сказал, что подумываешь присоединиться к одному агенству, верно? — говорит Джисон. Они уже обсуждали планы Феликса на будущее, и он несколько раз возвращался к тому, чтобы стать частью группы айдолов. — Тебе обязательно проходить прослушивания для этого? — Я не уверен. На самом деле я не рассматривал это так уж серьёзно. Меня немного напрягает мысль об этом, — признаётся он, немного смущённо. Джисон успокаивающе водит руками вверх и вниз по спине Феликса и покачивается на пятках, пытаясь заглянуть в его лицо. Как только они встречаются глазами, он улыбается, ярко и заразительно, и получает за это ещё одну полуулыбку с блестящими глазами. — Всё наладится, — говорит он Феликсу. — Ты такой талантливый танцор, Ликс, и я никогда не видел, чтобы кто-то работал так усердно, как ты. Любой, кто упускает шанс заполучить тебя в свою компанию, должно быть, ненормальный. И не волнуйся о том, находишься ли ты в том же положении, что и Минхо-хён. Даже если у тебя нет чего-то прямо с порога, ты доберёшься туда, где должен быть в конце. Феликс принимает эти слова с задумчивым мычанием, глядя куда-то в сторону, перебирая свои мысли. — Хм, полагаю, это правда. В любом случае, я, наверное, не должен сравнивать себя с хёном — он же не просто так Танцующая Жемчужина Ли Минхо. — А ты Ли Феликс. Один из лучших танцоров, когда-либо посещавших залы K-Arts. — Сомневаюсь, — говорит он с весёлым смехом. Он нежно целует Джисона в щёку. — Спасибо, Сони. Ты всегда знаешь, как заставить меня чувствовать себя лучше. Лично Джисон даже не чувствует, что он что-то сделал. Правда, с искренностью, сияющей в глазах Феликса, трудно спорить, поэтому он просто пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного. Затем он снова наклоняется к груди Феликса, чтобы скрыть свои горячие щеки, и они стоят так, пока автобус не подъедет к их остановке. Чтобы компенсировать его панику по поводу окончания года, дни Джисона забиты всякими делами, которые отвлекают его. Ещё один набор экзаменов и зачётов в конце семестра требуют особого внимания и усердного изучения, самое большое из которых — написание коллекции коротких сочинений, связанных вместе центральной темой, которую он потом должен представить вместе с объяснением своего мыслительного процесса и решение, стоящее за выбором, который он сделал. После того, как он закончил говорить, у него подкосились колени, но ему удалось пройти через это без запинок, поэтому он испытывает робкий оптимизм в отношении результата. Кроме того, проходит много вечеринок и пред-вечеринок, на которые его приглашают, и он должен показаться там хотя бы просто из вежливости, хотя из-за таблеток не может пить алкоголь. Даже если он за всю ночь выпивает банку безалкогольного, он рад, что приходит сюда и может создавать какие-то новые воспоминания. Где ещё он увидит, как Сынмин пытается встать на бочку, терпит неудачу, вцепляется в бок Минхо, как коала, до конца ночи, яростно отрицает все обвинения на следующее утро, только чтобы затем столкнуться с тем, что Хёнджин выложил это в инсту? Именно. Если он не встречается со своими одногруппниками, не тусуется с друзьями или не ходит на свидания с Феликсом, то Джисон присутствует на одном из мероприятий, которые проводит университет. Будь то ночь викторин, проводимая обществом, членом которого он даже не является, или покупка билетов на зимний мюзикл, он максимально использует свои последние недели семестра, не желая ничего упустить. Его фаворитом на сегодняшний день является выставка Танцевального факультета. Джисону не стыдно признать, что он предвзят, когда дело доходит до этого, но видеть, как его друзья командуют сценой, захватывает дух. Самое классное в K-Arts — это быть окружённым людьми, которые искренне увечены своим делом, которые влюблены в то, что они делают и создают. Его друзья не исключение, и конечный результат просто прекрасен. Феликс, Минхо и Хёнджин танцуют по-разному. Хёнджин источает харизму и страсть, его тело текучее, как вода, с самой первой ноты песни. С другой стороны, Минхо жёстко контролирует себя, демонстрируя достаточно энергии, чтобы поразить толпу, в то же время заставляя всё выглядеть так легко, как будто он мог бы сделать то же самое во сне. Если бы Джисону пришлось назвать его одним словом, он бы сказал, что Минхо крутой. Чертовски невероятно крутой. А Феликс — Феликс просто... захватывает. Каждое движение чистое и резкое, но мощное. Если Хёнджин — это вода, то Феликс — это пламя, постоянно горящее на углях, пока он движется по сцене. После шоукейса Джисон и Сынмин проскальзывают за кулисы, чтобы найти своих друзей. Хёнджин замечает их первым, подбегая к Сынмину и кладя руки ему на плечи. — Ёбаный свет, ты видел нас, Минни? Мы хорошо постарались, правда? Думаю, мы в любом случае хорошо выступили. Я имею в виду, я не люблю хвастаться, но я не могу придумать ни одной вещи, которая пошла бы не так! — Ты был великолепен, — уверяет его Сынмин, не обращая внимания на то, как Хёнджин в его нервном восторге трясет его словно тряпичную куклу. — Ваши выступления, ребят, определенно понравились мне больше всех. — Я всегда знал, что ты мой самый большой поклонник, — самодовольно говорит Минхо, подходя к ним с Феликсом. — Не включая тебя. Мне в этом выступлении понравилось всё, кроме тебя. — Так бесстыдно лгать тебе не к лицу, Ким Сынмин. Даже не пытайся делать вид, будто ты не смотрел на меня на протяжении всего нашего выступления. Сынмин закатывает глаза с многострадальным вздохом. Затем он внезапно расплывается в улыбке, слаще сахара. — Боже, если ты так сильно хочешь от меня комплимента, всё, что тебе нужно сделать, это попросить. Ты хорошо справился, хёни. Сынминни гордится тобой. Минхо показывает ничто иное, как отвращение к таким откровенностям. Посмеиваясь над их выходками, Феликс обнимает Джисона за талию. Он, в свою очередь, обвивает Феликса за плечо и быстро целует в уголок рта. — Лично моим фаворитом был ты, — признаётся Джисон, когда остальные трое начинают ссориться между собой. Тот смотрит на Джисона с улыбкой, сморщившей его нос. — Да? Он кивает. — Более чем. Улыбка становится сильнее. Феликс оставляет поцелуй на правой скуле Джисона, а затем ещё один в его уголке губ, на этот раз задерживаясь на несколько секунд. Глаза Джисона закрываются, наслаждаясь моментом. — Эй! — восклицает Минхо, щёлкая пальцами рядом с их головами. Они, вздрогнув, отпрыгивают друг от друга. — Мы пытаемся выбрать место, где можно перекусить. Может быть, вы и не против того, чтобы съесть лица друг друга на глазах у всех нас, но некоторые из нас одиноки, и их впереди ждёт ещё несколько пар занятий. — Ага, — морщится Хёнджин. — Никто не должен это видеть. Сынмин намного добрее. — Оставьте их в покое, — ругает он. — Они милые. — Да! — соглашается Джисон. Он показывает язык Хёнджину и Минхо. — Мы милые. Мило или нет, но они с Феликсом больше не целуются до конца ночи, по крайней мере, не в губы и не когда находятся посреди комнаты, полной людей. В любом случае, довольно сложно целоваться, когда твой рот полон еды или слов. Мероприятия в кампусе продолжаются. Джисон продолжает посещать те, которые ему нравятся. Через несколько дней после выступления Танцевального факультета он отправляется в больницу, чтобы сделать рентген и спирометрию, которые доктор Квон запросил от его имени. Через несколько дней после этого ему звонят и сообщают, что Ханахаки все еще присутствует в лёгких (как будто лепестки, которые он кашляет, недостаточно говорят ему об этом), но их рост идёт медленнее, чем обычно. На данном этапе это является хорошей новостью. Им просто нужно подождать, чтобы увидеть, как сложатся следующие несколько месяцев. Прежде чем Джисон осознаёт это, наступает последняя неделя семестра, и ему снова приходится съезжать из общаги. Они с Хёнджином собирают вещи, вспоминая прошлый год вместе. Смеяться над различными выходками, такими как их танцевальные батлы по хореографиям женских групп, а над тем, как однажды в их комнате оказался гигантский паук, и они стояли на кровати Хёнджина, крича, плача и держась друг за друга изо всех сил в два часа ночи. Открывать для себя заново вещи, которые, как они думали, они потеряли на всю жизнь (подставка Хёнджина с GOT7 снова увидела свет), и выбрасывать вещи, которые им не нужны, когда они думают об этом. Покидать это место — горько-сладкое дело. Номер 27 — это их комната. Думать, что в следующем году здесь будут спать двое незнакомцев, кажется неправильным. Сердце Джисона сжимается, когда он скользит взглядом по упакованным сумкам и коробкам. Такое ощущение, что прошла эпоха. — Не могу поверить, что мы не вернемся, — говорит он, вытягивая голову и через плечо хмуро глядя на их вещи, и брызгает водой на колючки Тоторо. Хёнджин, распластанный на кровати, перекатывается на бок и согласно кивает. — Я знаю, это так странно. У нас нет никаких шансов, что мы будем жить вместе в следующем году, так как ты бросил меня ради Минхо-хёна. Что, если я окажусь в одной комнате с кем-то пиздец каким странным? — Эй, никогда не знаешь. Ты можешь остаться с Сынмином или Феликсом. — Мм, Минни чистит зубы минимум пять раз в день — он именно тот пиздец какой странный. — Очень смелое заявление от человека, который каждый день желает спокойной ночи и доброго утра плакату GOT7, — невозмутимо говорит Джисон. — Югём расстраивается, если я этого не делаю! — кричит Хёнджин, защищаясь. — Нет, блять, ему похуй. — Ты просто не понимаешь, какая между нами связь, — шипит он. Джисон качает головой. — Ты реально бредишь. Но ему всё равно будет не хватать этих иллюзий вокруг себя. Он знает, что это звучит немного мелодраматично, если посмотреть через призму его ситуации: всё, что он делает, это просто переезжает из своей студенческой общаги. Иллюзии Хёнджина всё ещё будут в его жизни в следующем году, независимо от того, где он будет жить — чёрт возьми, поскольку Джисон остается в Сеуле на зиму, они никогда не исчезнут. Более широкий контекст по-прежнему не мешает ему горевать по концу этой главы, независимо от того, насколько это нелогично. Траур у него или нет, но к концу недели всё, что Джисон привёз с собой в Сеул, было перевезено в новую двухкомнатную квартиру примерно в восьми минутах ходьбы от кампуса. Сынмин и Хёнджин вернулись в Каннам, Феликс уже уехал в Йонъин, Минхо осталось всего пара месяцев до церемонии вручения дипломов, а Джисон закончил свой первый год в Универстите K-Arts. Будем надеяться, что он доживёт до конца ещё трёх.