Ты и я

К большому облегчению Джисона, новый учебный курс выебал не только его. Все его друзья отмечают, что этот семестр оказался для них неожиданно трудным — Сынмин и Феликс оба изо всех сил стараются хорошо успевать на последнем курсе, Хёнджин делает всё возможное, чтобы не отставать от требований третьего года танцевального факультета, однокурсники Джисона часто жалуются на свою загруженность — и это всё не то чтобы хорошо, но это означает, что они все понимают друг друга и чувствуют одно и то же. Есть какое-то чувство товарищества, которое приходит с совместной борьбой. Приятно знать, что Джисон может отправить длиннющую ветку взрывов клавиатуры в групповой чат катока, и его друзья поймут. Музыкальное композирование сложнее, чем Джисон ожидал, но, условно говоря, он всё равно получает от этого удовольствие. Ему не нравится увеличившаяся нагрузка на задания, которые его профессора ожидают от него, но его занятия по-прежнему очень интересные, хотя и сложные тем, что заставляют шестерёнки в его мозгу работать ещё долго даже после того, как пары заканчиваются. В этом году повышенное внимание уделяется более традиционным и классическим формам музыкальной композиции, что на самом деле не является сильной стороной Джисона — он лучше всего процветает в современных жанрах — но также странно приятно расширять свои возможности по-новому. Чтобы проверить, насколько творческим он может быть на самом деле. Однако это мнение разделяют не все. — Это официально, — говорит Кай, с разочарованным фырканьем бросая ручку на стол. — Нет никакого способа обойти это. Я точно завалю диплом, и тогда мне придется жить с мамой до конца своей жизни. — Очень сомневаюсь, что ты завалишь диплом, — говорит Тэхён с сухой убежденностью. Он грызёт кончик своей ручки, просматривая тетрадь, и его глаза критически и сосредоточенно анализируют содержание. — Нет, я точно завалю. Я не могу написать даже один куплет для этой пары, не говоря уже о том, чтобы прожить целый год. Я неудачник. Полный и абсолютный. — Ты не неудачник, — говорит Джисон. — Ты просто слишком много думаешь. Справедливости ради по отношению к Каю, это правда трудно написать текст для чего-то, что тебя вообще не вдохновляет, и мелодия партитуры, с которой им сказали написать песню, явно не вдохновляет его. Лично у Джисона уже есть смутное представление о том, что он хочет сделать, но он не планирует работать над своим заданием до позднего вечера. Он просто сидит с Каем и Тэхёном, пока они пытаются придумать свои тексты, потому что ему сейчас больше негде быть. — Это невозможно, — вздыхает Кай. Он мрачно смотрит в свою тетрадь, прежде чем полностью вырвать страницу из спирали, скомкав лист в руках. Тот присоединяется к двум другим бумажным шарикам возле его локтя. — Я сдаюсь. — Может, тебе нужно сменить обстановку, — предлагает Джисон. — Или вообще сделать перерыв. — Может. О, у меня в сумке Nintendo Switch, не хочешь поиграть в покемонов по очереди? И опять же, Джисону сейчас нечем больше заняться. Он пожимает плечами. — Да, давай, почему бы и нет? — Потрясающе. Они прижимаются друг к другу в углу дивана, сгорбившись над экраном. Джисон не самый большой поклонник видеоигр, но Nintendo Switch — неожиданно захватывающий способ скоротать время. В конце концов они даже смогли отвлечь Тэхёна от его работы, чтобы он тоже поиграл с ними, и его тетрадь оказывается брошена на стол рядом с изуродованными черновиками Кая. За игрой окно до следующей пары пролетает незаметно. Прежде чем Джисон замечает это, уже пришло время собираться и расходиться по разным аудиториям. — Увидимся завтра, ребят, — говорит он, поднимаясь со своего места. — У нас продвинутое клавишное комбинирование в одиннадцать, верно? — Десять, — поправляет Тэхён, не отрывая взгляда от Nintendo Switch, даже когда медленно поднимается на ноги. Он хмурится, глядя в экран, его лицо сосредоточено. — Но да, оно есть. — Хорошо. Тогда увидимся в десять. — Пока, хён, — говорит Кай. Он заглядывает через плечо Тэхёна, словно приклеенного к пикселям. — Удачи на паре. Джисону она понадобится; в то время как его однокурсники отправляются на зачётное чтение, он проделывает весь путь до душного лекционного зала на свою первую лекцию по контрапунктам 18-го века, которая по расписанию у него раз в две недели. Такими темпами он начнёт слышать Баха во сне. С другой стороны, лекции по контрапунктам 18-го века проходят в этом корпусе, так что ему не нужно далеко ехать. При этом лифты сейчас не работают, а это означает, что Джисону всё ещё нужно подняться на четыре лестничных пролета, чтобы добраться до лекционного зала. Может быть, он просто стал исключительно ленивым с тех пор, как поступил в универ, но мысль о том, что ему придется подниматься по лестнице вместо лифта, мучительна. Тело Джисона, похоже, тоже не собирается идти ему на уступки. Он проделал чуть больше половины пути, когда почувствовал, что слабеет, его дыхание становится хриплым и прерывистым из-за маски на лице. Его вдохи звучат так, будто он чёртов астронавт. Поднимаясь всё выше, Джисон хлопает рукой по металлическим перилам и перетаскивает себя на следующие два лестничных пролета. К тому времени, как он добрался до четвёртого этажа, он уже совсем запыхался. Он падает спиной на ближайшую стену, чтобы передохнуть и прийти в норму, прежде чем войти в лекционный зал, не желая ворваться туда, когда он в таком вымотанном состоянии. Левую часть груди покалывает от боли. Он кашляет, и лепесток вылетает вверх по его трахее, сопровождаясь болью. Стиснув зубы, Джисон роется в сумке в поисках ингалятора. Он встряхивает его так сильно, как только может, когда он у него в руках, а затем обхватывает мундштук губами — маска теперь опущена на подбородк — медленно вдыхая, когда надавливает на крышку большим пальцем. Он задерживает дыхание на несколько секунд, а затем повторяет процедуру. Лекарство начинает действовать, стенки его дыхательных путей расслабляются настолько, что он может нормально отдышаться. Он снова кашляет, и лепесток выпадает из его рта на ковёр. — О, привет, оппа! — говорит одна из студенток, с которой Джисон сидит на этой лекции, спускаясь со своей подругой к нему по лестнице. Она не так устала от этих усилий, как он. — Не собираешься заходить? Джисон смахивает последние следы одышки и надевает на лицо приветственное выражение, слегка сдвигая ногу так, чтобы та закрывала лепесток. — Мне правда нужно? Я не уверен, что смогу сегодня высидеть двухчасовую лекцию. — Агх, не говори, — отвечает Рена. — Но ты же знаешь, Ким из тех, кто на следующей неделе будет допрашивать, почему тебя не было на лекции, так что тут ничего не поделать. — Думаю, ты права... Отодвинув свое нежелание в сторону, Джисон ждёт, пока они не пройдут мимо него, прежде чем следует за ними. Бывают дни, когда сосредоточиться на лекции — колоссальная задача, на которой легко завалиться даже с самыми твёрдыми намерениями. Сегодня один из этих дней. Хотя Джисон делает всё возможное, чтобы слушать, он предпочел бы просто не сидеть здесь, в этом лекционном зале и не смотреть, как его профессор лебезит перед Бахом два часа подряд, страстно жестикулируя записям на экране, в то время как море студентов смотрит на него с полным пофигизмом на лицах. Джисон позволяет своему вниманию отвлечься от лекции слишком скоро и погружается в мечты и размышления над песнями, которые у него отложены на второй план, пока он сосредоточен на учёбе. Когда он понимает, насколько голоден, он ещё задумывается и о том, что бы хотел съесть позже. Пользуясь шансом, он отправляет сообщение Минхо из-под стола, спрашивая его, будет ли он дома к ужину сегодня вечером, и получает утвердительный ответ. Минхо также добавляет, что он капец как хочет китайской еды навынос и привезёт достаточно на них двоих, если Джисон тоже хочет. Джисон не против, поэтому полдюжины часов спустя он замечает, как щёлкает палочками в коробке курицы с соусом чоу-мейн. Минхо с другой стороны стола с блаженным мычанием впивается в королевскую креветку фу-юн. — Как у тебя дела с работой? — спрашивает Джисон после периода молчаливой и сытной трапезы. — Было ли это более захватывающим, чем двухчасовая лекция, за которой последовал двухчасовой семинар? — Сомневаюсь, — тихо говорит Минхо. Уголки его губ изгибаются в улыбке. — Работа прошла хорошо. Мы ставим хореографию для новой мужской группы, которую JYP собирается дебютнуть в конце этого года, так что сейчас всё довольно напряжно. Но я собираюсь предложить несколько идей хоряг, так что всё довольно круто. — Да ладно, ты серьёзно? — когда Минхо кивает, он низко и одобрительно угукает. — Вау, это реально так круто, хён! Не могу поверить, что ты уже занимаешься хореографией для компании Большой Тройки. — Но я не ставлю её полностью сам. Просто предлагаю несколько движений. — Тем не менее, — настаивает Джисон. — Это так круто. — Это потому, что я крутой, — говорит Минхо, теперь засыпая себя комплиментами. Он пожимает плечами, как будто реакция Джисона на него никак не повлияла, но его уши ярко-красные, а улыбка, которую он прячет, глядя на еду, слишком довольная. — Крутые люди делают крутые вещи. Джисон решает позволить ему это. — Конечно, хён. Хотя тебе, вероятно, луше держать это в тайне от Хёнджина, если ты не хочешь снова вывести его. Как заядлый поклонник GOT7 с момента их дебюта, Хёнджин не очень хорошо воспринял новости о новой мужской группе, дебютирующей под управлением JYP. Каждый раз, когда о них появляется новый слух или новость, Джисон подвергается шквалу оскорблений в адрес компании и человека, в честь которого она названа, как будто он виноват в том, как они подвели любимую айдол-группу Хёнджина. Он уже может себе представить, как Хёнджин заявит, что ему больно из-за предательства Минхо, когда узнает, что собирается приложить руку к дебюту X KLASS. Каким бы маленьким его вклад ни был. — Хёнджин может идти нахер, — ворчит Минхо. — Если только он не хочет, чтобы ему в горло напихали побольше салфеток. — Ты и в самом деле садист, хён, знаешь это, да? — Хорошо, ладно. Я аккуратно положу их ему в рот, чтобы он ими не подавился. Так лучше? Джисон морщится. — Думаю, это только начало. — Вот видишь, — заявляет Минхо, пережевывая резцами королевскую креветку с видом человека, делающего громкое заявление, — сила компромисса. Никогда не говори, что мне плевать на вас, сопляки. Другая половина его королевской креветки с лёгким стуком падает в коробку с едой. — Значит, Кёнхо сегодня нет? — спрашивает Джисон, заметив отсутствие второкурсника, когда Феликс впускает его в свою комнату. — Ноуп, — говорит Феликс с лёгким чпокающим звуком на букве "п", похожим на звук взорвавшегося попкорна в микроволновке. Он возвращается к своей кровати, где его ждёт ноутбук — их скромное развлечение на вечер. — Его девушка простудилась, поэтому он ушёл, чтобы поухаживать за ней. — О, мило с его стороны. — Ага, — соглашается Феликс. — Говоря о заботе: я Сони- и обнимашко-обделённый, поэтому, пожалуйста, иди сюда и позаботься обо мне, пока я не умер. Он протягивает руки с поджатыми пальцами и дует губы, свернувшись калачиком под одеялом. Закатив глаза, Джисон пересекает комнату и занимает место под его рукой. — Ты видел меня вчера, — говорит он. — И ты даже обнял меня тогда. — Я обнимал тебя вчера утром , — поправляет Феликс. — Тут стоит отметить важную деталь, что это было более тридцати часов назад. Так что да, я обделён, и мне нужен TLC. Джисон-TLC: бойфренд стайл. — Ага-ага. Как скажешь, дитя. Вопреки всем поддразниваниям Джисона, он и сам чувствует, что слишком долго не обнимался. Логически он знает, что это не так. Просто последствия его мигреней имеют привычку отягощать его конечности свинцом и заставлять всё, что существовало до этого, ощущаться так, как будто оно произошло тысячелетия назад. Так что, несмотря на своё ворчание, он пока убирает ноутбук на пол, чтобы тот случайно не упал с кровати из-за их копошений, а затем бросается в объятия Феликса, агрессивно укладываясь как можно удобнее. Ничуть не растерявшийся Феликс обвивает Джисона руками, едва не до синяков. — Как твоя голова сегодня? — бормочет он. Джисон позволяет своим глазам закрыться, когда наклоняется к своему парню. Он признаётся: — Как дерьмо. Но не настолько плохо, чтобы я не мог функционировать. — Тогда, может, нахер сериал? — спрашивает Феликс, проводя рукой по волосам Джисона. — Не хочу, чтобы ты напрягал глаза и делал себе хуже. Всю неделю они с нетерпением ждали начала Башни Бога вместе. Джисон не позволит последствиям одной жалкой мигрени всё сейчас испортить. Кроме того, Феликс уже несколько дней пребывает в довольно подавленном состоянии, доведенный до этого тем, как тяжело ему пришлось недавно на одном из его занятий, и Джисон знает, что сериал ненадолго отвлечет его от этого. Он сможет справиться с небольшой резью в глазах, так что ничего страшного. Он упрямо качает головой. — Нет, я хочу посмотреть. Всё будет нормально. — Хорошо. Но обязательно скажи мне, если почувствуешь себя плохо. Мы всегда можем досмотреть в другой раз. — Ммм, обязательно. Джисон слепо тянется лицом в сторону губ Феликса, поцеловав его за заботу. Всегда приятно, когда Феликс заботится о нём, не придавая этому большого значения. Тем более, что раньше он никогда не ошибался с этим. К счастью, голова Джисона, кажется, на этот раз была на его стороне, потому что они посмотрели весь первый эпизод аниме, и голова не взорвалась от боли. Это держится так же на протяжении всего обсуждения, которое они начинают потом; Джисон с радостью присоединяется к Феликсу, разбирая эпизод и то, как они относятся к некоторым решениям, принятым шоураннерами при адаптации вебтуна. Феликс особенно увлекается, его лицо светится страстью, когда он говорит обо всём этом. Его язык почти заплетается в спешке, выговаривая слова, на которых он то и дело запинается, и это создаёт такой контраст с его обычной мелодичной речью. Джисон не осознаёт, что улыбается из-за этого, пока Феликс не запинается снова, вопросительно глядя на него. — Что? — спрашивает он. — Что смешного? Ты не согласен? Из них двоих это Феликс тот, кто всегда готов сделать комплимент, зачастую без какого-либо заигрывающего вида или тона, просто как будто он констатирует факт, а не мнение. Такие вещи, как ты такой милый, Сони, или ты, наверное, самый талантливый человек, когда-либо ступавший на территорию кампуса, или я всегда самый счастливый, когда я с тобой. Джисон немного стеснительнее со своими комплиментами, делал всё возможное, чтобы скрывать их в течение значительной части первого курса. Однако по мере того, как их отношения развивались, он всё чаще прибегал к ним. Это то, чего заслуживает Феликс. Вот почему он признаётся: — Ничего. Мне просто нравится видеть, как ты говоришь вот так. Ты так увлечён тем, что говоришь. Мне кажется, что я мог бы вечность сидеть и смотреть, как ты тараторишь. Феликс становится свекольно-красным. — Я- ты- что, о чём ты вообще? Это не имеет ничего общего с тем, о чём я говорил. Пожимая плечами, Джисон говорит: — Может, и нет. Но это всё ещё правда. Ты милый, когда становишься таким. Ответ оседает румянцем на щеках, который уже проступил под кожей Феликса, придавая ей ещё больше цвета. Он кажется в равной степени смущённым и довольным, его зубы закусывают расцветающую улыбку. Джисон наблюдает, как он колеблется в поисках подходящего ответа. В конце концов, Феликс легко шлёпает Джисона по бедру со словами: — Тихо. С каких это пор ты стал таким флиртуном, а? Парень больше не может быть в восторге от аниме? Даже говоря это, он проводит другой рукой по руке и плечу Джисона, пока не доходит до его затылка. Улыбаясь, Феликс наклоняется и целует его. Сначала коротко, а потом он снова подаётся вперёд с гортанным мычанием, прижимаясь губами немного сильнее. С момента их первого поцелуя в подвальном лифте Джисон и Феликс целовались много-много раз. Феликс не пытался скрыть, насколько ему это нравится, и, если Джисон будет полностью честен, он рад, что Феликс не пытается, потому что эта привязанность заставляет его чувствовать себя хорошо. Заставляет его трещать от счастья и чувствовать, что он достаточно важен, чтобы о нём заботились. В плохие для Джисона дни, поцелуи, которые Феликс дарит ему, как бальзам на раны, которые бередятся внутри него физическим напоминанием о том, что независимо от того, насколько тяжёлым может быть его состояние, рядом с ним есть люди, которые помогут ему выстоять. В хорошие дни поцелуи заставляют его снова и снова трепетать от ощущения первой любви. Так что да, им с Феликсом не привыкать к поцелуям. Они не всегда нежные, которыми они ограничивают себя в кругу своих друзей. Иногда они становятся более горячими, руки блуждают по торсам друг друга, языки скользят друг по другу у кого-то во рту. Они целуются до тех пор, пока у обоих не краснеют и не опухают губы, и не появляются фиолетовые пятна, украшающие шеи. Иногда они не просто целуются, они целуются. С заглавной Ц, подчёркнутой и выделенной курсивом, вероятно, каким-то особым шрифтом, напечатанным где-то там просто для пущей убедительности. Сегодня Феликс тот, кто начинает обострять ситуацию. Сначала тем, что заползает к Джисону на колени, а затем тем, что опускает его на спину. Ниже, ниже, ниже, пока они оба не оказываются лежащими на одеяле Феликса, тесно прижатые друг к другу. Он довольно стонет в рот Джисона, удобнее устраиваясь на нём сверху. Джисон лохматит пряди его волос и жадно толкается навстречу поцелую. Его руки пользуются случаем, блуждая по бокам Феликса и вдоль его спины, затем опускаясь вниз, едва залезая под подол футболки. Феликс так же полон энтузиазма, его собственные прикосновения везде, где только могут достать, пока их губы и языки скользят друг по другу. Воздух вокруг них начинает нагреваться, и в голове у Джисона становится душно. Он чувствует, как это чувство расползается по его коже, словно электричество, подстегивая его. Он понятия не имеет, куда оно его ведёт, но не сопротивляется этому. Они отстранились, чтобы перевести дух, их груди тяжело вздымались, пока они пытались отдышаться. Однако даже тогда они не могут насытиться друг другом. Тяжело дыша, они оставляют дорожки влажных поцелуев вдоль челюстей и плеч друг друга, их губы должны быть заняты. Недостаточно просто вдохнуть, как бы сильно это ни было необходимо. Им нужно постоянно пробовать друг друга. В то же самое время, пока Феликс целует шею Джисона, он толкается бёдрами, прижимая их друг к другу. Джисон чувствует, как Феликс твердеет у верхней части его бедра. Знает, что Феликс, должно быть, тоже чувствует, как он тоже напрягается. Это далеко не первый раз, когда это происходит, но это первый раз, когда Джисон толкается в ответ и закидывает ногу на бёдра Феликса, двигаясь вверх в поисках нового трения. Он стонет, когда получает то, что хотел. Снова стонет, когда Феликс поворачивает лицо и на мгновение ловит губу Джисона зубами, слегка оттягивая. — Сони, — бормочет он в губы Джисона, когда тот загнанно давится воздухом. — Детка. — Я знаю, — вздыхает Джисон. Теперь его руки должным образом скользнули под одежду Феликса, твёрдо ложась на его бока, прокладывая путь туда ладонями. — Я знаю. Ещё один обжигающий поцелуй. Ещё один толчок бёдер Феликса. К этому моменту Джисон чувствует, как его кожа горит, как будто ему нужно полностью вылезти из нее, пока он не сгорел по-настоящему. Это Феликс отстраняется первый, чтобы стащить с себя верх, обнажая головокружительно золотистую кожу с россыпью коричневых веснушек, разбросанных по всему его гибкому телу, и дорожку тёмных волос, исчезающую ниже пояса. Футболка Джисона задралась за время их суетни, задралась до половины его туловища; когда Феликс снова опускается на него, они понимают, что теперь прижаты друг к другу кожа к коже, и их лихорадит от этого ещё больше. Они соединяются в очередном поцелуе, и у Джисона кружится голова. Маленькая рука скользит вниз, мимо эластичного пояса спортивных штанов Джисона, и нежно касается паха. Джисон вздрагивает, подскакивая под давлением. Дерьмо. Дерьмо. Он обхватывает Феликса за шею обеими руками, отчаянно говоря ему в рот: — Ликс, — бормочет он. — Ликси, пожалуйста. Пожалуйста. Феликс поворачивает голову, утыкаясь носом в ухо Джисона, и он тяжело дышит. Он продолжает сжимать Джисона ладонью через его боксеры, с каждой секундой выбивая из него новые стоны. — Как далеко ты хочешь зайти? — спрашивает он. Вопрос звучит так тихо, как будто Феликс боится, что если говорить громче, то их изолированный от всего мира пузырь, в котором они сейчас находятся, лопнет. — Что ты хочешь чтобы я сделал? — Я... я не знаю, просто... что-нибудь, что угодно, вообще что угодно... Он осторожно целует прямо за ухом Джисона, и от этого места по телу идёт волна дрожи до самых кончиков пальцев ног. — Могу я тебе отсосать? Джисон кивает, затаив дыхание. — Д-да, да. Снова поцелуи. Джисону кажется, что он тонет в них, будто он моряк, потерпевший кораблекрушение и находящийся во власти греческой сирены. Он не может заставить себя жаловаться, не тогда, когда всё это заставляет его чувствовать себя так чертовски хорошо. Феликс отрывается от его губ, чтобы осыпать следующей серией поцелуев линию вдоль шеи и ключиц Джисона, а затем опуститься ниже, туда, где видно его живот, а футболка задрана чуть ниже груди. Целует до края спортивных штанов, которые чуть позже обхватывает пальцами и стягивает вниз, подцепляя и боксеры Джисона. Кряхтя, Джисон делает всё что в его силах, помогая Феликсу снять с него одежду. Затем поцелуи возвращаются, только на этот раз они путешествуют по голым бёдрам Джисона, язык Феликса скользит по его коже, а его зубы слегка покусывают его плоть. Слишком быстро — или, может быть, недостаточно быстро, он уже даже не знает — рука Феликса возвращается на член Джисона, только на этот раз он делает это правильно. Его пальцы обхватывают ствол с достаточным давлением, чтобы дыхание Джисона сбилось. — Красивый, — воркует Феликс. Он почти тает. Дерьмо. Дерьмо. Мгновением позже язык Феликса быстро на пробу проводит по головке. Джисон роняет на это смущающе высокий и гортанный стон. Он прикрывает рот ладонью, краснея под пальцами. Феликс останавливается, глядя на него вверх. — Не надо, — хмурится он, заметив руку Джисона. — Я хочу слышать, как хорошо я заставляю тебя чувствовать себя. Во всяком случае, это заставляет Джисона покраснеть ещё больше. Медленно убирая руку, он соглашается гораздо более дрожащим голосом, чем намеревался: — Х-хорошо. Желание Феликса исполняется, потому что он слышит очень много. Когда он опускается на Джисона, его рот широко открыт, чтобы вобрать его целиком, а его голова качается вверх-вниз под хваткой рук Джисона, тот не может сдержаться, даже если и пытается изо всех сил. Его стоны наполняют комнату, ставновясь всё громче, громче и громче. Вместе они звучат так непристойно: Джисон тяжело дышит и хнычет, Феликс хлюпающе насаживается ртом на его член. Как бы Джисон ни старался, он не может сдержать голос, слишком затянутый в ощущение языка Феликса на нём, изгиба его щек и давления его пальцев. Слишком скоро он чувствует, что приближается к концу. Он начинает сопротивляться напору Феликса, а судорожный вздох застревает где-то в горле. — Ликс, я близко, — предупреждающе выдыхает он. — Я правда так близко. Его парень лишь мычит в ответ, показывая, что он его слышит и понимает, но не пытается отстраниться. Через несколько секунд пальцы Джисона сжимаются в волосах Феликса, и он выгибается дугой над кроватью, когда оргазм сотрясает его. Феликс остаётся на месте, его щеки надуваются, когда Джисон выливается ему в горло. Он отстраняется от него, когда Джисон, наконец, снова падает на матрас, слабый и едва дышащий, и выпрямляется. Затем он проглатывает всё, что есть во рту, слегка сморщивая нос от вкуса. — Тебе нужно перестать есть так много нездоровой пищи, детка. Это правда не идёт на пользу. Джисону удаётся рассмеяться, лёжа на кровати. — Прости. — Ананас поможет, — добавляет он. — С этого момента мы должны начать пить ананасовый сок. — Перестань говорить об ананасах и иди сюда, — говорит Джисон. Его дыхание всё сбито, но он поднимается, садясь прямо, подзывая Феликса ближе. — Мне нужно отплатить тебе. — Нет, всё в порядке, не беспокойся об этом. Я не забочусь о себе, я просто хотел, чтобы тебе было хорошо. Несмотря на его слова, Феликс придвигается к нему ближе и не возражает, когда тот трогает его через спортивные штаны. Джисон, однако, останавливается и кидает на него хмурый взгляд. — Но я тоже хочу, чтобы тебе было хорошо, — говорит он. — Это должно быть двусторонне, верно? Феликс улыбается и проводит рукой по затылку Джисона. Затем он наклоняется вперёд, нежно целуя его губы. Он прав насчёт ананасового сока. Тем не менее, Джисон целует его в ответ. — Ты ещё не отдышался, — говорит Феликс, отстраняясь секундой позже. — Я не хочу, чтобы ты напрягался. Это правда. Кроме того, теперь, когда Джисон думает об этом, он даже не знает, сможет ли вообще сделать хороший минет. Он никогда не был с другим парнем до Феликса, и они оба шли очень медленно, потому Феликс всё время довольствовался ожиданием, пока Джисон не будет готов двигаться дальше. События этого вечера были спонтанными, всё произошло слишком быстро, чтобы страхи или неуверенность Джисона успели окрепнуть. Теперь, когда он пережил послеоргазменное состояние, они уже начали просачиваться. Он стряхивает с себя беспокойство, насколько может, и снова смотрит на Феликса. — Я мог бы подрочить тебе? — предлагает он. Для этого не нужно каких-то особых навыков, которых у Джисона ещё нет; он уже делал это со своим членом раньше, так что вряд ли может быть какая-то существенная разница между дрочкой себе и кому-то. — Так я не потеряю сознание посреди всего этого. Феликс смеётся. — Справедливо, — затем он пожимает плечами. — Звучит здорово. Только если ты готов к этому. Я имел в виду это, когда сказал, что просто забочусь о том, чтобы тебе было хорошо. Как и Джисон, когда он говорит то же самое. Он стягивает спортивные штаны и бельё Феликса до колен, полностью обнажая его. Его член всё ещё твёрд, на головке видно капельки предэякулята. Когда рука Джисона обхватывает его, Феликс вздрагивает, хватаясь за талию Джисона и впиваясь ногтями. Он намного тише, чем был Джисон, даже несмотря на то, что рука Джисона двигалась вверх и вниз по его члену в довольно устойчивом темпе. По началу движения идут сухо, но скольжение становится легче по мере того, как Феликс становится более влажным. Его бесшумность неожиданно сексуальна. Всё это сексуально, если честно. То, как Феликс льнёт к нему, прерывисто дыша от ласк, когда Джисон целует его в шею. То, как Феликс периодически низко мычит в изгиб его шеи. То, как он нуждающе шепчет Сони, Сони, Сони. То, как он прижимается лбом к плечу Джисона, когда наконец кончает, изливаясь в его руку с тихим и низким ругательством. Его пальцы так сильно впиваются в бицепсы Джисона, что на утро наверняка останутся синяки. — Хорошо? — спрашивает Джисон, когда Феликс наконец поднимает голову с его плеча. Его глаза всё ещё немного расфокусированы, и он выглядит более разморённым, чем Джисон когда-либо видел его, но он кивает. Затем его взгляд скользит вниз по футболке Джисона, и он слабо смеётся, задорные нотки расплываются по его лицу. — Кажется, мы забыли учесть некоторые детали. Джисон смотрит вниз и замечает, что его торс забрызган белой жидкостью. Он тоже смеётся. — Что ж. Похоже, сегодня я стираю бельё. — Секунду, я принесу тебе что-нибудь другое. Феликс сползает с кровати. Когда он сбрасывает ноги вниз, он пользуется возможностью, чтобы нормально снять штаны с боксерами, так что теперь он такой же голый, как в день своего рождения. Кажется, он ничуть не стесняется этого. Джисон наблюдает, как он роется в шкафу в поисках одной из своих многочисленных чёрных футболок, чтобы Джисон мог переодеться, а затем уходит в ванную, чтобы смочить маленькое полотенце и вытереть их обоих. Когда он возвращается, Джисон поражён осознанием того, насколько прекрасен Феликс: шелковистость его бёдер, стройная фигура, созвездия, украшающие его кожу. Он самый захватывающий дух человек, которого Джисон когда-либо видел. — Обнимашки на ночь? — с надеждой спрашивает Феликс, не подозревая о мыслях, носящихся в голове Джисона. — Пожалуйста, скажи "да". Я всё ещё Сони-обделён. — Ты нет, — смеясь, говорит Джисон, но всё равно притягивает Феликса к себе в объятия. — Наверное, нам стоит одеться, пока Кёнхо не вернулся. Не хочу случайно травмировать твоего соседа. — О, чёрт, да. Я совсем забыл об этом! Позже, когда они уже чистые, одетые и прижатые друг к другу в постели Феликса — Кёнхо всё ещё не появился — Джисон замечает, как рисует пальцами бессмысленные узоры на груди Феликса, погружаясь в свои мысли. Яркий свет телефона Феликса находится на уровне его глаз, но он не обращает внимания на видео, которое тот смотрит. Его разум слишком занят для этого, прыгая между разными потоками мыслей. Сегодня они с Феликсом впервые сделали что-то большее, чем просто поцелуи. Это новый уровень для их отношений, и хотя Джисон не против этого, он также не уверен в том, что принесёт им будущее. Тем не менее, он не хочет привлекать внимание к тому, насколько ужасно ново для него всё это, говоря что-либо. Свет телефона гаснет, когда Феликс блокирует телефон. Он бросает его на матрас где-то рядом с ними. — Что такое? — с беспокойством спрашивает он. — Ты любишь видео с собачками, но при этом ни разу не посмотрел на экран. Всё нормально? — Нормально, — говорит Джисон. Он не поднимает взгляда, чтобы встретить взгляд Феликса. — Просто задумался. — А, ну да. Что ж, ты, должно быть, слишком сильно задумался, если не отреагировал на крошечную собаку, тянущую огромную ветку через парк. Она была такой милой, напомни мне показать её позже. Джисон делает мысленную пометку попросить показать видео утром, хотя знает, что, вероятно, забудет о нём задолго до этого. Он крутится в объятиях Феликса, поворачивается лицом к стене, а не к нему, и пытается отключить свой мозг. Руки Феликса скользят по его животу, скользя кругами по коже, но даже попытка сосредоточиться на этом не помогает. В конце концов, он не может держать это в себе. — Ликс? — Да, детка? — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы... переспать со мной? К его счастью, Феликс не смеётся. Он, должно быть, уловил что-то хрупкое и неуверенное в голосе Джисона, что мешает ему сделать что-то подобное, потому что он выжидает момент, чтобы собраться с мыслями, прежде чем просто сказать: — Да. Думаю. Но мы не будем ничего делать, пока ты не будешь готов. — Ты раньше спал с кем-то ещё? — спрашивает Джисон. — Да. Давно. До тебя. Это признание не удивляет Джисона. По правде говоря, он и так подозревал это. Однако это всё заставляет его чувствовать нарастающую панику. — Я нет, — тихо признаётся он. — И... и я не знаю, я... Будет ли он хорош в этом. Или даже как сделать это правильно в этом отношении. Секс — отличная концепция и идея, которая Джисону более чем нравится, но фактическая логика этого, в отличие от любого размытого сценария, который придумывают его мечты, для него неизведанные земли. И мысль обо всём этом оказывается более пугающей, чем он ожидал. — Всё в порядке, — говорит Феликс. — Мы можем узнать всё это вместе. — Мне кажется, что я даже не знаю, что мне нравится, — говорит Джисон немного самоуничижительно. — Или как это происходит. То есть, я имею в виду, я смотрел порно и всё такое, так что я знаю, но в любом случае это другое, это не одно и то же. При этом Феликс не может не фыркнуть ему в лопатку. — Не совсем, да, — соглашается он. — Все всегда слишком подготовлены и готовы сниматься в порно. — Именно! — Послушай, Сони, мы вместе во всём этом разберёмся, — говорит он, успокаивающе крепче сжимая его в объятиях. — Выясним, что нам нравится, а что нет. Мы не должны сразу же начинать и ожидать, что всё будет... ну, как порно или что-то типа того. Ничего страшного, если мы немного помедлим с этим или не будем торопиться. В любом случае, первый раз всегда немного неловко. Хорошо? — Хорошо, — говорит Джисон. Мгновение спустя он смущенно добавляет: — Прости. — Нет, не надо. Это нормально волноваться о том, чтобы сделать этот шаг в отношениях. Но я буду делать это с тобой, понимаешь? Мы пройдём через это вместе. И я никогда не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь. Даже если сначала ты будешь думать, что всё в порядке, а потом поймёшь, что это не так. — Хорошо. Спасибо, Ликс. — Не волнуйся. Он целует Джисона в затылок. Хотя Джисон всё ещё чувствует себя довольно смущенным из-за того, что он озвучил свои опасения, он также рад, что сделал это, особенно потому, что Феликс не заставил его чувствовать, что эти его беспокойства абсурдны. Позволив уюту Феликса расслабить его взвинченные нервы, он успокаивается и делает всё возможное, чтобы заснуть. — Привет, предатель, — говорит Хёнджин, когда Джисон садится напротив него в кафе Haven. Он делает многозначительный глоток своего напитка — какого-то чудовищного приторно сладкого карамельного фраппе — и затем складывает руки на груди, жеманно улыбаясь. — Не потянул руку, когда бил меня ножом в спину? Джисон в замешательстве останавливается, сбрасывая куртку. — О чём ты вообще гворишь? — Я говорю, — отвечает Хёнджин дрожащим от злости голосом, — о том, как ты знал об участии Минхо-хёна в этой группе демонов и скрывал это от меня всё это время! Оу. Это. Джисон расслабляется, позволяя рукавам куртки соскользнуть с рук. На секунду он искренне забеспокоился, что на самом деле сделал что-то не так, что расстроило Хёнджина. Он должен был сразу понять, что его лучший друг просто ведёт себя как обычно. — Может быть, я скрыл это от тебя, чтобы мне не пришлось заниматься этим разговором, — спокойно говорит он. Неудивительно, что Хёнджин решает проигнорировать резкий намёк. Он откидывается на спинку сиденья, всё ещё скрещивая руки на груди, как злющий подросток, его лицо сморщилось от того, как сильно он хмурился. Его пухлые губы впечатляют уже с самого начала, но то, как они надулись сейчас, выводит это на совершенно другой уровень. Боже, Кардашьянам он бы понравился. — Я думал, что мне суждено быть твоим лучшим другом, — упрекает он. — Ты обязан был рассказать мне об этом. — Это буквально совсем не так глубоко. Команда хёна ставит хореографию для новой мужской группы, и его компания позволила ему предложить несколько идей для этого. Я думаю, это перевешивает твоё одностороннее соперничество с кучей айдолов, которые ещё даже не дебютировали. — Может быть и так! Но такое предательство Джинёна ранит мою душу. В последнее время я едва могу смотреть на свой постер GOT7, мне так стыдно. Джисон начинает смеяться. Некоторые вещи, которые выдает Хёнджин, настолько чертовски смешны, что он не понимает, как ему не стрёмно говорить об этом. — Говоря как человек, которому, вероятно, и самому нужно обратиться к психотерапевту, — говорит он, — я думаю, тебе нужно обратиться за профессиональной помощью. — Заткнись, — говорит Хёнджин, бросая салфетку Джисону в лицо. Он прекращает изображать предательское выражение лица, меняя его на улыбку, немного неохотную, но всё же настойчиво, а затем садится нормально, зажав соломинку, торчащую из стакана, между губами. — Хотя ты прав. Тот факт, что Минхо-хён участвует в хореографии для группы Джупа и даже имеет право голоса в движениях, важнее того факта, что компания делает всё ради своих групп, хотя они и заслуживают лучшего. Я не могу поверить, что он уже делает что-то настолько крупное, хотя всего несколько месяцев назад закончил учёбу. — Безумие, да? — соглашается Джисон. — В это же время в прошлом году он сидел здесь со всеми нами. А теперь посмотри на него. — Танцующий Жемчужина Ли Минхо снова устанавливает стандарты для всех нас, смертных, — он делает паузу. — Только не говори ему, что я это сказал, он никогда не перестанет напоминать. Джисон усмехается. — Не беспокойся об этом. Погода сегодня стоит радостная. Небо окрашено в глубокий лазурно-голубой цвет с едва заметными намёками на облака, а солнце беспрекословно восседает на своём троне на самой вершине. Это та погода, которая позволяет прокрастинировать и принимать опрометчивые решения во имя свободы духа, именно та, которая подталкивает Джисона и Хёнджина отказаться от своих первоначальных планов учёбы в пользу наверстывания упущенного. Они видятся, по крайней мере, через день, но почему-то у них никогда не заканчиваются темы для разговоров. Как только Джисон забирает свой американо со льдом, они оба не затыкаются. Сегодня днём ​​бо́льшая часть их разговоров вертится вокруг универа, а точнее, их жалоб на то, что для него нужно реально учиться. Кто знал, что университет искусств действительно будет ожидать от своих студентов хорошей трудовой этики? Смешно, честное слово. — Мне просто нужно пережить эту неделю, а потом я смогу напиться, — заявляет Хёнджин после страстного разговора о предстоящем зачёте на одном из его предметов. — Я слышал, что один из третьекурсников КУ — не знаю, помнишь ли ты его с прошлого года, Ли Донхён, на биохимии. Он устраивает вечеринку в доме своих родителей, пока те на выходные уезжают за границу в командировку. Все говорят, что это будет пиздец каким масштабным, а я, например, готов нажраться в говно. — Я вижу, — говорит Джисон. — Не хочешь пойти? Я знаю, что ты больше не пьёшь, но я не думаю, что на такой крупной вечеринке тебе нужно пить, чтобы повеселиться. Он неопределенно пожимает плечами. По правде говоря, Джисон предпочитает вечеринку в клубе с друзьями большим вечеринкам вроде той, которую предположительно устраивает Ли Донхён, студент-биохимик из Корейского университета. Но если он почувствует себя готовым к тому времени, когда вечеринка начнётся, он знает, что Хёнджин сможет легко убедить его. — Я подумаю. Хёнджин усмехается, зная, что его ответ означает, что шансы склоняются в его пользу. — Это вечер субботы! Убедись, что у тебя есть готовый крутой прикид, или я в конечном итоге приду и вытяну тебя. — Очень в этом сомневаюсь, — говорит Джисон. — Ты только посмотри на это лицо. Как кто-то может вытянуть меня? Он подчеркивает это, тыча указательным пальцем в одну из своих щёк. Хёнджин почти что впечатлён. — Конечно. Кто не влюбится в тебя? — он невозмутим. — Именно! Хёнджин взрывается смехом, ярким и искренним. Он делает ещё один глоток своего фраппе, но его соломинка дребезжит о стенки пустого стакана и вместо этого крадёт (второй) американо со льдом Джисона. Выражения полного отвращения, которое появляется на его лице после того, как он делает глоток, достаточно, чтобы Джисон ответил ему тем же смехом. — Это на самом деле мерзко, — говорит Хёнджин. — Как, чёрт возьми, ты пьёшь этой штуки столько каждый день? — Говорит тот, кто заказывает себе диабет в стакане, — парирует Джисон. — По крайней мере, это лучше, чем то, что, чёрт возьми, было! Он усмехается: — Да, чёрт возьми. Американо со льдом — одно из величайших творений на земле, уступающее по великолепию только чизкейку. Если бы желудок Джисона мог с этим справиться, он бы счастливо питался только этими двумя до конца своих дней. К сожалению, он предпочел бы обойтись без язвы. Так что соблюдает умеренность. В каком-то смысле этого слова, полагает он. — В любом случае, — говорит Хёнджин, — возвращаясь к вечеринке в эту субботу: обязательно дай мне знать, пойдёшь ты или нет. Потому что если да, то я могу пригласить Минхо-хёна пойти с нами, даже несмотря на то, что он теперь весь старый и древний. Это означает, что нам придется брать отдельные машины или заказывать XL, чтобы доехать. Если нет, мы с Сынминни можем просто взять одну, пока ты доберёшься туда из своей квартиры. — А как насчёт Ликса, он растворился в воздухе или что? — сухо спрашивает Джисон. — Но да, я дам тебе знать, как решу. — Умоляю. Хрена с два Феликс проведёт вечер субботы на вечеринке без тебя. Когда я говорю, дай мне знать, придёшь ли ты, это значит совместное "вы". Единица "ты". "Ты" как Джисон-и-Феликс. — Ты так говоришь, будто мы слились воедино или что-то в этом роде. — Ты хочешь сказать, что нет? — Хёнджин фыркает. Прежде чем Джисон успевает придумать, как на это ответить, он усмехается, отмахиваясь от своего замечания. — Я просто дразню. Вы милые. Я знаю, что поначалу у меня были сомнения, но я правда счастлив, что между вами всё наладилось. Внезапная искренность застаёт врасплох. Джисон чувствует, как его щёки застилает теплом, когда он краснеет. — Ага. Я тоже. Взгляд Хёнджина снова скользит по нему, всё ещё нежный и с приподнятыми в улыбке уголками губ, но, несомненно, дотошный в своём изучении. Джисон сидит и позволяет ему провести анализ, уже зная, что тот увидит. Бритые щёки и лёгкая трудность дыхания, маска, которая почти постоянно висит под подбородком, когда не закрывает рот. Знает, что Хёнджин, должно быть, заметил хрип, который просачивался в голосе Джисона последние несколько месяцев. — Значит, это всё ещё есть? — тихо спрашивает он. Джисон не скрывал свою Ханахаки или её прогрессирование от Хёнджина, поскольку он единственный человек, которому он может действительно довериться, но прошло много времени с тех пор, как он делал это в последний раз. За это время у него не было новых назначений, и он также не был излечён волшебным образом, так что рассказывать было нечего. Нечего делать, кроме как вести себя как обычно. — Ага, — говорит Джисон. Он берёт свой американо со льдом и начинает крутить соломинку в тёмной жидкости, делая вид, что это простое действие требует всего его внимания. — Не знаю, почему. Прошли месяцы, но всё равно. — Может быть, твоему телу просто нужно время, чтобы отреагировать на правду, — говорит Хёнджин. — Как замедленная реакция или что-то типа того. При этом Джисон с любопытством поднимает взгляд. — Значит, ты в это веришь? Веришь, что он любит меня. Одно дело, когда Хёнджин счастлив тому, что Джисон и Феликс находятся в отношениях и у них тоже всё хорошо; это чувство поддержки и оптимизма — признак того, что он считает, что всё ещё возможно и уже в пути. Верить в то, что это уже достигнуто, что его тело просто немного медлит с усвоением — совсем другое дело. Это не то мнение, которого Джисон ожидает от Хёнджина. — Я имею в виду, что ты знаешь о своих отношениях больше, чем я, разумеется, — говорит Хёнджин, — но если говорить как сторонний наблюдатель: да. Я верю. Ты нет? Джисон не позволял себе думать о таких вещах. Если он начнет копаться в этом вопросе, то это всё равно что прокричать "переживания и тревоги, вернитесь!", сведя их отношения к тому же соглашению, с которого они начали. С тех пор они прошли долгий путь, и хотя Джисон до сих пор не сказал я тоже тебя люблю, он не хочет рушить то, что они построили. Не хочет по-настоящему понять, почему его болезнь всё ещё здесь. Он пожимает плечами. — Он делает меня счастливым, и я люблю его. Разве этого недостаточно? Что-то меняется в выражении лица Хёнджина. Это не совсем грусть, но и не совсем много оттенков её. Что бы это ни было, оно искажает линию его губ, когда он сжимает их в тонкой улыбке и кивает. — Да. Думаю, да.