Ты и я

Второй курс продолжается с удвоенной силой. Преподаватели сваливают домашку за домашкой на голову Джисона, будто это розжиг, и они все стоят рядом, готовые в любой момент зажечь его одним движением больших пальцев и пламенем. Иногда Джисону кажется, что он не более чем машина, созданная для прохождения тестов и получения оценок, как будто K-Arts внезапно решили сделать всё возможное, чтобы высосать из него страсть к музыке. Может быть трудно справиться со всем этим, особенно в дни, когда депрессия превращает его кости в бетон, и одной мысли о том, чтобы двигаться, достаточно, чтобы он изнемог. Бывают моменты, когда он видит своих друзей только когда они встречаются для учёбы, особенно когда Сынмин и Феликс тратят всё своё время, что у них есть, на получение соответствующих степеней, без которых не смогут закончить их последний год обучения. Феликс, например, полон решимости одолеть джаз после того, сколько он с ним боролся до сих пор. Такое развитие событий довольно расстраивает; Джисону нравится проводить время со своими друзьями, и тот факт, что всё это время поглощается учебой, ему не нравится. На самом деле всё это довольно утомительно. Учитывая обстановку с высоким уровнем стресса, он не удивляется, когда по кампусу начинает ходить новая вспышка вируса. Кажется, что болезни, как правило, приходят тогда, когда плохое самочувствие — последнее, что кому-либо нужно. Он надеется, что сможет ничем не заразиться, независимо от того, с какой вирулентностью распространяется этот вирус, но затем у Хёнджина поднимается температура, а Сынмин быстро следует его примеру, и Феликс начинает чихать и кашлять всего через несколько дней после них. Так что это лишь вопрос времени, когда иммунная система Джисона тоже признает поражение. Учитывая добавившийся кашель удивительно, что ему ещё удается что-то сделать. Он всегда в шаге от того, чтобы вскрыть лёгкие, грудь и горло рвутся и трещат от боли каждый день. Не раз становилось так плохо, что приходилось использовать ингалятор, чтобы отдышаться. И не говоря уже о его инфекции; теперь, когда к Ханахаки добавилась ещё одна болезнь, больше лепестков, чем когда-либо, потоком валятся изо рта Джисона, быстро заполняя маску. Обеспокоенный последствиями простуды Минхо начинает давать Джисону чашку зеленого чая с лимоном и медом два раза в день и заставляет его снижать вес тела с помощью воды, чтобы избежать обезвоживания. Между этим и обезболивающими леденцами, которые Джисон сосёт, чтобы уменьшить боль в горле, он удивлён, заметив, что у него осталось хоть немного места в желудке. Несмотря на болезнь, время и занятия бегут вперёд. Учёба Джисона окупается, когда он получает результаты нескольких своих тестов и понимает, что у него одни из самых высоких оценок за год — да, даже в контрапунктах 18-го века. Каким-то образом. Чтобы отпраздновать это, они впятером идут есть мясо на гриле, а затем Феликс ведёт его обратно в свою комнату, чтобы поздравить его так тщательно, что Джисон видит звёзды. На следующий день он возвращает услугу, когда Феликса приглашают выступить в шоукейсе, на котором будут присутствовать иностранные дипломаты, чтобы увидеть представление корейского искусства и культуры во плоти. Когда он не занят, ныряя с головой в учебу, тусовки с друзьями или свидания с Феликсом, Джисон часто в свободное время занимается музыкой. Приятно создавать что-то независимое от желаний преподов, что-то, что не должно соответствовать стандартам рубрики. Ему нравится использовать то, чему он научился, и применять это в своём музыкальном стиле, пытаясь понять, что ему подходит больше, а что вообще не годится. Это здорово. Он даже начал обдумывать идею собрать кучу песен для микстейпа, который выпустит на Soundcloud. Он мог бы даже продвигать его на различных форумах, на которых он сидел много лет, но он не уверен, что дорос до этой стадии. Окружающие уверяют его, что это так, но Джисон всё ещё не хочет выставлять своих детей на всеобщее обозрение. Они ещё не готовы. — Я думаю, тебе стоит просто пойти на это, — советует Сынмин однажды поздним весенним днём. — Перестань поддаваться сомнениям и просто опубликуй. Они вдвоём в одной из комнат для репетиций музыкального факультета вместе с Хёнджином, пытаются помочь Сынмину отрепетировать его реплики чтобы спеть дуэтом для мюзикла в конце семестра. Каким-то образом разговор сместился с этого пути и вместо этого переключился на потенциальный микстейп Джисона. Джисон правда не знает, как так получилось. Он мог бы поклясться, что две минуты назад они обсуждали новый сингл Ёнкея. — Это не так просто, — говорит Джисон. — Я перфекционист, чувак. Я мог бы перечислить миллион ошибок в каждой из своих песнях прямо сейчас, если бы захотел. — Если ты продолжишь зацикливаться на мелочах, которые другие люди даже не замечают, песни никогда не пойдут дальше твоего жёсткого диска, — говорит Сынмин. — И тогда ты никогда не станешь вирусным и не станешь следующей неожиданной сенсацией в Южной Корее. Вместо этого ты застрянешь здесь с нами. — Эм, а что плохого в том, что ты с нами? — Хёнджин усмехается. — Я хочу, чтобы вы знали, что я на самом деле отличная компания. Кто-то может сказать, что это благословение. — Не имеет значения, если другие люди этого не заметят, — Джисон даже не удосужился удостоить Хёнджина ответом. — Я буду это замечать, а это главное. Так что да, микстейп выйдет не скоро, чувак. Прости. Сынмин вздыхает. — Это разочаровывает. Тем не менее, он уважает завершённость в тоне Джисона и опускает тему. Джисона не беспокоит тот факт, что он вообще заговорил об этом — вера Сынмина в него и его музыку трогательна, хотя и немного неуместна в данный момент. Приятно знать, что друзья верят в него. Теперь, когда они больше не обсуждают Джисона, они возвращаются к репетиции Сынмина. Вероятно, есть десятки других людей, которые больше подходят для того, чтобы помочь ему с репетицией реплик — например, кто-то из студентов актерского факультета или другой актёр из мюзикла — но Сынмин настаивает на том, чтобы ему помогали именно они. Джисон, чтобы заменить его партнёра в дуэте, а Хёнджин, чтобы наблюдать и давать советы по его игре. Готовясь к пению, Джисон отдыхал весь вчерашний день и сегодня утром, говоря только по необходимости. Он выпил так много воды, чая и энергетика, что едва мог вместить в себя хоть какую-то еду. Он надеется, что это окупится. И конечно, вместо этого его тело решает подвести его. Несмотря на то, что Сынмин не ожидает от него шедевра, ему всё равно нужен кто-то, кто сможет исполнить мелодию, и ясно видно, что сегодня Джисон не может этого сделать. И без того сиплый, его голос продолжает ломаться посреди ноты, застревая в горле, прежде чем превратиться в тонкую, как бумага, прерывистую трель. Даже Сынмин, который умеет оставаться бесстрастным в такие моменты, не может не вздрогнуть. В то время как Хёнджин откровенно морщится, его губы толстые, как сосиски, вокруг зубов. — Эм, — говорит Сынмин позже. — Может, тебе выпить ещё немного воды? К этому моменту Джисон уже на девяносто девять процентов состоит из воды. Его уши горят, но он всё равно выпивает полбутылки, надеясь, что это сгладит те трещины, которые он продолжает выдавать, пока поёт. Они снова повторяют песню, и хотя всё не так хорошо, всё и не так плохо, как в прошлой попытке. Джисон начинает с осторожным оптимизмом смотреть на эту песню до конца — и тут жизнь стучит в дверь, вооружённая резким напоминанием, когда приступ кашля прерывает его посреди пения. Приступ сильный и утробный, в горле звенит боль от их силы. При каждом кашле комок лепестков в его горле поднимается всё выше, пока не попадает в рот, кожистый и пахучий. Джисон успевает накрыть губы ладонью раньше, чем хоть один лепесток успевает выскочить и выдать его. — Джисон? — осторожно говорит Хёнджин. Рот всё ещё набит, Джисон может только промычать. Он всеми силами пытается дать понять, что ему нужно что-то выплюнуть, прижимая одну руку к нижней половине лица, а другой показывая, что он собирается выйти из комнаты. Вне зависимости от того, чем это кончится, он спешит оттуда, прежде чем снова начинает кашлять, и направляется прямиком в туалет прямо по коридору. Там он чуть ли не врывается в ближайшую кабинку. Как только она запирается за ним, он падает на колени и позволяет своему рту опустошиться в унитаз. Из него вываливается несколько розовых лепестков, загустевших от слюны. Это больше, чем когда-либо прежде выходило из его уст. Скривившись, Джисон вытирает слюну с губ. Он ждёт ещё минуту, всё ещё стоя на коленях сомнительного по чистоте полу мужского туалета на случай, если снова начнётся приступ. Когда ничего не происходит, он выпрямляется и спускает воду. Снова смывает, когда один из лепестков прилипает. Затем он моет руки и возвращается в тренировочную комнату. — Извините, — говорит он, входя, пытаясь казаться как можно более непринуждённым. — Много мокроты собралось, было не очень. Сынмин морщится. Через его плечо Хёнджин бросает на Джисона понимающий взгляд, который тот не замечает. — Думаю, нам лучше закончить на сегодня, — говорит Сынмин, не обращая внимания на всё это. — Тебе явно нездоровится, поэтому я не хочу на тебя давить. — Я могу это сделать, — протестует Джисон. — Без обид, чувак, — говорит Хёнджин, — но ты реально не можешь. — Ну и иди нахер тогда. — Нет, спасибо, — беззаботно отвечает он. — Не думаю, что Ликс был бы слишком рад этому. Джисон закатывает глаза, ухмыляясь. — Очень оригинально. В кои-то веки Сынмин не взвешивает ссору коротким своевременным сухим замечанием. Для этого он слишком озабочен другими вещами, а именно здоровьем Джисона. Или его отсутствием. — Тебе правда стоит обратиться к врачу по поводу этого кашля, Сони, — говорит он, прерывая перекидывания фразами Джисона и Хёнджина. Когда Джисон поворачивается к нему, он обнаруживает, что выражение лица Сынмина хмуро. — Я знаю, ты сказал Минхо-хёну, что врач сказал, что ничего серьёзного, но хронический кашель — не хороший знак. Если он длится так долго и так сильно, тебе нужно настоять, чтобы тебя нормально осмотрели. Я не думаю, что тут ничего серьёзного. Джисон неловко ёрзает. — Во всём этом нет никакого смысла... — Конечно есть, — говорит он, хмурясь ещё больше. — Они врачи, они должны лечить тебя. — Да, но всё равно... — Никаких "но", — твердо говорит Сынмин. — Я серьёзно, Сони. Позвони в местную клинику, попроси их нормально тебя проверить. По крайней мере, убедись наверняка, что это не что-то серьёзное. Он снова переключается с темы. Это чудо, что Джисону вообще удалось зайти так далеко, и Сынмин или Минхо не подозревают, что у него ханахаки, но такие моменты не делают ситуацию легче. К счастью, у него есть Хёнджин, чтобы спасти положение. Достаточно одного взгляда, и Хёнджин погружается в разговор, готовый унести его в более безопасные воды. Когда они с Сынмином начинают обсуждать последний эпизод дорамы, которую они смотрят, Джисон благодарит свою счастливую звезду за то, что он доверился Хёнджину месяцы назад. Он не знает, что бы он делал без него. Остаток репетиции проходит нормально. Как и сказал Сынмин, они не тратят время на дуэт, потому что Джисон не в форме. Вместо этого они сосредотачиваются на репликах Сынмина, превращая его выступление во что-то не такое напыщенное или явно написанное по сценарию. У него оказывается неожиданный талант к импровизации, он легко принимает и усваивает их предложения, поэтому может более эффективно изобразить своего персонажа. Покончив с этим, они отправляются в Paris Baguette, чтобы побаловать себя за тяжелую работу. Когда Сынмин идёт за своим зелёным bon delicieux, Хёнджин сам начинает что-то говорить о кашле. — Знаешь, Сынмин прав, — говорит он, его голос понизился. — Тебе надо позвонить доктору Квону по этому поводу. Джисон закатывает глаза. Только не опять это. — Он уже знает о ханахаки. Зачем мне звонить ему из-за одного кашля? — Это не один кашель. Послушай, я был с тобой, пока ты проходил через это практически с самого начала. Я знаю, как обычно обстоят дела, и кашель никогда не был таким сильным. Меня это тоже правда очень беспокоит, Сони. Я думаю, и тебя должно. — Это всё только из-за простуды, которая ходит вокруг... — Это не может быть из-за этого, — перебивает его Хёнджин. — Да, простуда — это полное дерьмо, пока она в твоём организме, но как только она пройдёт, она уйдёт окончательно. Я уже в порядке. Как Сынмин, как и Феликс. Я не думаю, что твой кашель так ужасен только из-за этой долбанной простуды. Думаю, что это может быть больше. — Это не так. — Как ты можешь быть так уверен? — требует он. — Как ты можешь? — резко бросает Джисон в ответ, явно раздражаясь. Он не любит думать о ханахаки, по крайней мере, о влиянии, которое она оказывает на его повседневную жизнь с точки зрения его физического здоровья. Этот разговор похож на открытие банки с червями, которую Джисон искренне не хочет открывать. Если ханахаки становится хуже, как предполагает Хёнджин, то это значит... Что ж, тогда это наводит на мысли о чём-то, чего Джисон не хочет, чтобы ему предлагали. Так что, как бы он ни ценил беспокойство Хёнджина, он не хочет этого слышать. Хёнджин смотрит на него. Во взгляде нет ничего сострадательного, ничего сочувствующего. Он просто смотрит на Джисона, просто и ясно. — Не могу, — наконец говорит он, пока Сынмин пробирается через толпу, возвращаясь к ним, — но я хотел бы, по крайней мере, доказать свою неправоту. Как ни досадно, но слова Хёнджина из Paris Baguette на самом деле оседают в голове Джисона. В последующие дни кашель не стихает. Даже кажется, что он усиливается назло, и теперь Джисон едва ли может продержаться десять минут без того, чтобы его грудь не трясло от силы нового приступа. На язык раз за разом оседает больше лепестков, чем когда-либо, розовых, застревающих между зубами или липнущих к губам. Беспокойство окружающих растет по мере того, как кашель никуда не уходит. Минхо запасается ещё чаем и продолжает суетиться вокруг Джисона, всем своим видом пытаясь показать, будто он вообще не парится. Каждый раз, когда они встречаются, Сынмин сует ему в руку новую пачку успокаивающих кашель леденцов и напоминает ему о совете из тренировочной комнаты. Хёнджин время от времени кидает понимающие взгляды. Родители выражают беспокойство по поводу его здоровья по телефону и напоминают ему заботиться о себе там. И Феликс делает всё возможное, хорошо и тепло укутывая его в одеяло, всегда обнимая или растирая спину и грудь после особенно болезненного приступа кашля. Иногда в такие моменты он становится немного тихим, его глаза сияют ярче, чем обычно. Шепчет я люблю тебя в кожу Джисона, как будто это заставит болезнь, засевшую в его лёгких, наконец поверить ему. Кашель остаётся, как и слова Хёнджина, изнуряющие Джисона день за днём, пока, наконец, он не сдаётся и не звонит в местную клинику. Доктор Квон консультирует его по телефону, так как у него всё расписано на следующие две недели, и просит Джисона следить за тем, сколько лепестков он выкашливает. Когда он перезванивает через неделю, как ему было велено, и даёт подсчёты за день, его направляют в больницу. — Судя по увеличению количества лепестков, которые ежедневно выходят из ваших лёгких, я думаю, можно с уверенностью предположить, что болезнь значительно ухудшилась, — говорит доктор Квон, не обращая внимания на холодный страх, который вызывают его слова. — Я думаю, будет лучше, если мы отправим вас на ещё один рентген, чтобы получить более чёткое представление о росте. Позвоните в больницу Северанс по номеру, который я вам дам, и скажите, что вам нужно записаться на экстренный рентген по поводу инфекции ханахаки; как только это будет сделано, вам назначат личную консультацию, чтобы обсудить, как можно замедлить рост ханахаки. Вас это устраивает? Джисон даже не знает, что и думать. — Д-да, — выдавливает он. — Конечно. — Превосходно. Я дам вам номер, по которому нужно позвонить. У вас есть ручка и бумага под рукой? Джисон едва понимает слова. Он чувствует себя вялым и рассеянным, как будто он больше не в своём теле. Каким-то образом ему удается достать листок с информационным бюллетенем "Спасите детей", который Минхо дали на днях, и карандаш. — Ага, — говорит какое-то существо, завладевшее его гортанью. — Записываю. — Отлично, — снова говорит доктор Квон, хотя ситуация нихрена не отличная. Он называет номер больницы Северанс, ждёт, пока Джисон повторит, как попугай, а затем добавляет: — Помните, что вы можете есть и пить, как обычно, заранее. Просто приходите на встречу за десять минут до назначенного времени, чтобы вы могли зарегистрироваться без каких-то проблем. — Ага. Так и сделаю. — Хорошо. Что ж, в таком случае, если это всё на сегодня, я думаю, мы можем завершать эту консультацию? В следующий раз вы получите от меня известие, когда будут получены результаты вашего рентгена. — Конечно, — говорит Джисон. Линия обрывается, когда доктор Квон вешает трубку. Всё ещё охваченный онемением, Джисон сидит и ещё с минуту после звонка держит телефон прижатым к уху, расфокусированно глядя на место на дальней стене, где краска немного сцарапалась. Затем он блокирует телефон и заползает в постель, закутавшись под одеяло, где он может попытаться притвориться, будто остального мира не существует. Хотя трудно убежать от проблем, когда они все растут внутри него. Пятница наступает быстрее, чем Джисону хотелось бы. Утром в день встречи он просыпается и видит, что Хёнджин растянулся на их диване, бездумно переключает каналы на телеке. После того, как Джисон проинформировал его о ситуации, он настоял на том, что будет сопровождать Джисона в больницу, хотя это всего лишь обычный рентген. Джисон много раз ворчал о том, что не нужно, но позже, когда они ждут, когда его вызовут, он чувствует прилив благодарности за упрямство Хёнджина. Простое присутствие кого-то рядом успокаивает его больше, чем он ожидает. — Хан Джисон? — зовёт одна из медсестёр в дверном проеме в дальнем конце коридора. Она придерживает дверь позади себя открытой одной ногой, пока осматривает комнату ожидания. — Хан Джисон-щи? Джисон неохотно вскакивает на ноги, это движение привлекает её внимание. Она расплывается в вежливой заученной улыбке, кивком подзывая его к себе. — Увидимся, — бормочет Джисон. Хёнджин нащупывает его руку и легонько сжимает её. — Удачи. — Я иду делать рентген, а не на войну, — говорит тот, но это возражение звучит слабо. Он не может сдержать нервозности в своём голосе. С такими темпами он почти уверен, что когда получит рентген, то узнает, что вокруг его пищеварительной системы обвилась куча змей. Порядок тот же, что и в прошлый раз. Или он предполагает, что это так. Подробности его последнего визита немного размыты, если Джисон будет честен. Медсестра снова записывает его данные, а затем его сопровождают в рентгеновский кабинет, где врач непринуждённо беседует с Джисоном, пока готовит его к процедуре. Джисон не самый энергичный собеседник, но он думает, что в данных обстоятельствах это можно простить. Для того, чего он так боялся, требуется всего несколько минут его времени. Прежде чем он осознает это, они с Хёнджином снова оказываются снаружи, щурясь от яркого солнца, пытаясь понять, куда идти отсюда. — По-моему, тут поблизости есть кофейня с боба чаем, — говорит Хёнджин, оглядывая окрестности. — Не хочешь пойти посидеть там? Я даже заплачу за тебя, ведь я такой заботливый хён. — Мы родились в один год. Он поднимает брови. — Значит, я не буду платить за тебя? — Этого я не говорил, — спешит добавить Джисон. Он обхватывает рукой плечо Хёнджина и хлопает ресницами так мило, как только может. — Пожалуйста, купи мне чаю, хён. Это сделало бы Сони очень счастливым. Хёнджин испытывает отвращение. — Эй, какого хрена? Сделаешь так ещё раз, и я больше никогда ничего тебе не куплю. Без шуток, это было самое уродливое, что я когда-либо видел. — Просто дай мне этот чертов чай ​​с пузырьками, — раздражённо говорит он. — Волшебное слово? — Хван Хёнджин, клянусь Богом... Несмотря на его поддразнивания, Хёнджин и правда угощает Джисона чаем с пузырьками, как только им удается найти местонахождение магазина, который он упомянул. Они забирают свои заказы и выбирают столик, за которым можно сесть, и никто из них не торопится возвращаться в кампус. Как только они садятся, Хёнджин начинает болтать о том, как он, возможно, увлёкся новой мужской группой JYPE после того, как увидел отрывок из их преддебютного шоу на выживание. Его резкая смена мнения, как думает Джисона, слишком пылкая, хотя у него ещё не было возможности сказать об этом. Джисон знает, что Хёнджин делает это только для того, чтобы отвлечь его от событий сегодняшнего утра. На самом деле это не особо работает, но он всё равно ценит усилия. Пережевывая свои шарики тапиоки, он изо всех сил старается быть внимательным и подыграть. Только когда Хёнджин провожает его в квартиру, они подходят к слону в комнате. — Спасибо, чувак, — говорит Джисон, задерживаясь у двери. Вместо улыбки он посылает Хёнджину неловкую гримасу. — Я имею в виду, за то, что пошёл со мной. Я знаю, что это был всего лишь рентген, но то, что ты был там, помогло. — Без проблем, честно, — Хёнджин пожимает плечами. — В любое время, когда ты захочешь, чтобы я пошёл с тобой, просто дай мне знать, и я приду. Я не просто так говорю это между прочим, я правда имею это в виду. Даже если в итоге ты будешь таскать меня на каждую назначенную тебе встречу. — Спасибо, — снова говорит Джисон. От искренности в горле появляется комок. — Ты хороший друг, Хёнджинни. — Неа. Поверь мне, я просто делаю то, что сделал бы любой другой. Неправда. До того, как Джисон пришел в K-Arts, он не смог бы назвать ни одного друга, который изо всех сил старался бы сопровождать его на прием в больницу, просто чтобы успокоить его нервы, даже если бы это заняло не более нескольких часов. Но для Хёнджина это даже не было вопросом. Он придёт, нравится это Джисону или нет. Он действительно лучший друг, о котором Джисон мог только мечтать. — Ты собираешься рассказать Феликсу о приёме? — спрашивает Хёнджин, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, как будто не знает, можно ли обсуждать эту тему. Джисон пожимает плечами. — Я скажу ему, что был на консультации. Нет смысла беспокоить его сейчас, пока мы ещё ничего толком не знаем. — Справедливо. Верный своим словам, Джисон ни словом не обмолвится о рентгене Феликсу, когда тот придёт в квартиру позже в тот же день, жалуясь на то, сколько работы ему предстоит выполнить к следующей неделе, и требуя объятий в качестве терапии. Джисон изо всех сил старается отбросить все мысли о предстоящей консультации и просто сосредотачивается на том, что происходит здесь и сейчас. Сосредотачивается на том, как они с Феликсом и Минхо свернулись калачиками, чтобы посмотреть фильм, а затем на их соревновании, чтобы посмотреть, кто сможет поймать больше попкорна ртом — Минхо побеждает с большим отрывом, — а затем на своей музыке, когда на исходе дня работает над другой песней, пока, наконец, не заснёт. Как он и сказал Хёнджину, он не хочет волновать Феликса раньше времени. Кто вообще сказал, что новости будут плохие? — Болезнь разраслась, — подтверждает доктор Квон в следующий понедельник, — и продолжает расти. Скорость роста увеличилась и достигла того значения, что было до периода застоя. Это ещё один день и ещё одна встреча, и Джисон снова в этом крошечном кабинете местной клиники, сидит на этой проклятой кожаной кушетке, которая скрипит каждый раз, когда он дышит. На салфетке, которую он захватил ранее на кухне, лежат лепестки, которые Джисон выкашлял прошлой ночью и в течение дня, и все они выстроены в ярко-розовый последовательно. Это выглядит почти как часть витрины коллекционера, готовая к хранению под стеклом. — Результаты рентгена показывают, что ханахаки выросла примерно на пятьдесят процентов с момента последнего обследования. И на данный момент не показывает признаков замедления. Джисон молчит, скручивая пальцами ткань спортивных штанов. Он понятия не имеет, что он вообще должен сказать в ответ на это. Хотя он не встречается взглядом с доктором Квоном, он чувствует, как тот сверлит его голову, анализируя Джисона в кресле. — Ещё слишком рано предлагать удаление болезни, — говорит он через несколько мгновений. — И тот факт, что вы уже проходили такую ​​инвазивную процедуру раньше, заставляет меня сомневаться, стоит ли направлять вас на ещё одну, поскольку это означает, что ваши шансы выжить уменьшаются. Это заставило Джисона заговорить. Он поднимает взгляд со своих колен, уже качая головой. — Никаких операций. Я не хочу, чтобы болезнь удалялась таким образом. Я не хочу забывать Феликса. — Всё в порядке, — говорит доктор Квон. — В таком случае я бы порекомендовал вам немедленно прервать связь с РС. Попытайтесь пресечь это в зародыше, установив некоторую дистанцию ​​между вами. И это тоже то, что Джисон не хочет слышать. — Я не могу этого сделать, — говорит он. — Феликс — мой парень. Я не могу просто перестать с ним разговаривать. Доктор Квон не то чтобы морщится, но его губы странно дёргаются, будто он хотел это сделать. Он сжимает их в плотную линию, а затем поджимает с явным неодобрением. — Я понимаю, что сделать этот шаг назад может быть трудно, но если это для вашего собственного здоровья, то я не понимаю, почему бы и нет. Если есть дисбаланс в привязанностях, то лучшее, что можно сделать для лечения ханахаки, — это уменьшить свои чувства к РС. — Нет.... В привязанностях нет дисбаланса, хочет сказать Джисон. Феликс любит меня, и я люблю его. Неважно, что говорит ханахаки. Он знает, что если он озвучит такое, то это будет звучать так, будто он потерял сюжет. Знает, что доктора Квона не убеждает предполагаемая любовь Феликса, и что он думает, что Джисон просто бредит, когда настаивает на том, что любовь есть, что это правда. Возможно, несколько месяцев назад Джисон был бы склонен с ним согласиться. Но не сейчас. Сейчас он знает лучше. — Он говорит, что любит меня, — наконец произносит Джисон, осторожно, как будто он прокладывает путь через минное поле. — И я... я ему верю. Просто нужно время, чтобы это дошло сюда, — он неуверенно показывает на свою грудь. Доктор Квон хмурится. — Агрессивность, с которой развивается болезнь и ухудшается ваше состояние, не предполагает взаимности каких-либо чувств. На самом деле как раз наоборот. Джисон не хочет этого слышать. Доктору Квону легко судить. Всё, что ему нужно сделать, это сесть в своё кресло на колесиках и посмотреть на голые кости ситуации; он не видит всего так, как видит Джисон. Что видят все вокруг. У него нет полной картины. — Феликс любит меня, — твёрдо говорит он. — Я не собираюсь расставаться с ним сейчас. Опять же, доктор Квон, похоже, склонен возражать против этого. Он открывает рот, вероятно, именно для этого, но ещё один взгляд на выражение лица Джисона заставляет его закрыться. В конце концов, он вздыхает и признаёт поражение. Если не считать того, что Джисон должен последовать его совету, он ничего не может сделать в этой ситуации. Они назначают ещё одну встречу через две недели, чтобы пронаблюдать за развитием болезни, а затем Джисона отпускают, и он возвращается в универ к следующей лекции. Когда он выходит из клиники, его снова пронзает кашлем. Джисон крутит языком, приклеивая новые лепестки к нёбу, и идёт дальше. Позже Джисон думает, что, возможно, погода подсказывала ему. Когда он выходит с экзамена по синтезированию звука, мрачное небо предупреждает о приближающемся дожде, а мир над ними окутывает Сеул серой, мутной бледностью. До сезона дождей ещё несколько недель, не раньше чем до конца месяца, но сегодня, похоже, предвестник сезона дождей, который их ожидает. Лично Джисон не фанат дождей. Он бросает осторожный взгляд на облака, надеясь, что они не прольются в ближайшее время. Он слишком устал для этого. Он идёт по улицам в размеренном темпе, желая скорее оказаться дома, но чтобы при этом его лёгкие не сгорали от нехватки кислорода. Это намного медленнее, чем ему хотелось бы, но позволяет ему легко отправлять текстовые сообщения своим друзьям, пока он следует за толпой пешеходов, к которым притесался. Им всем любопытно узнать, как прошёл его последний экзамен. Он вздрагивает, глядя на экран. На самом деле могло пройти намного лучше. В конце был вопрос на тридцать баллов, от которого мозг Джисона просто сошёл с ума, его память изо всех сил пыталась вспомнить что-либо, связанное с темой, о которой его спрашивали. Хоть он немного и напортачил, экзамен всё же сдал, хотя он боится, что на этот раз этого будет недостаточно. В утешение Феликс присылает кучу милых стикеров, чтобы поднять ему настроение, кучу гифок с поцелуями, сердечками и объятиями. Хёнджин отвечает на него раньше, чем это успевает сделать Джисон, длинной чередой рвотных смайликов, на что Сынмин в ответ выгоняет его из чата. Не в первый раз Джисон рад видеть, как тот злоупотребляет своими правами админа во благо. Он печатает ответ Феликсу — без ненужных комментариев Хёнджина, большое спасибо — когда его прерывает входящий звонок от мамы. Джисон проводит пальцем по экрану, снимая трубку, и подносит телефон к уху, не сбавляя шага. — Алло? — Джисони! — тепло говорит мама. — Ты в кампусе? — Ээм, — оглядывается на блок зданий рядом с ним. — Типа того? Не совсем там, но я близко. Я только что сдал экзамен. А что такое? — Я приехала в Сеул на встречу с одним из клиентов, — говорит мама, — и она закончилась намного раньше, чем я ожидала. Меня не ждут в офисе раньше трёх, поэтому я подумала, что мы могли бы пообедать вместе? Прошло много времени с тех пор, как мы в последний раз разговаривали. Честно говоря, Джисон просто хочет вернуться в свою комнату и поспать остаток дня. Этот экзамен действительно вымотал его. К сожалению, мама права. Прошло много времени с тех пор, как они в последний раз разговаривали. Их телефонные звонки уже не такие частые и долгие, как были раньше, до того, как он насовсем съехал. В сочетании с тем, что он сосредоточился на экзаменах в этом семестре, общение между ними особенно ослабло в последние несколько недель. Поскольку он не видел ни одного из своих родителей лично после того неловкого визита в Инчхон в апреле, он знает, что было бы грубо отказаться от предложения. — Конечно, — говорит он вместо всего этого. — Где ты? Я подойду к тебе. Мама называет адрес, который находится не намного дальше квартиры Джисона, всего в нескольких остановках на метро, ​​а потом ещё немного пешком. Он вводит адрес в навигаторе на телефоне, убеждаясь, что правильно знает, где это, а затем делает разворот, направляясь дальше. Как сказала мама, прошло много времени с тех пор, как они в последний раз разговаривали, и даже больше, с тех пор как они в последний раз видели друг друга. Джисон, честно говоря, не особо задумывается об этом, пока не заходит в ресторан, который она выбрала, и она прерывает его приветствие, вздыхая от ужаса, прижимая руку ко рту. — Боже мой, — говорит она в ужасе. — Что с тобой случилось? Джисон выпрямляется из позы вопросительнного знака, непонимающе глядя на неё. Под маской уголки его рта всё ещё приподняты в улыбке, которой он её приветствовал, но он чувствует, как замешательство их опускает. — Что ты имеешь в виду? — Ты так сильно похудел, — говорит она. Её глаза беспокойно бегают по нему, не зная, за что зацепиться. — Выглядишь так, будто тебя вот-вот ветром сдует. Ты ничего не ел? Он неудобно ёрзает. Конечно, его аппетит в последнее время был не самым сильным, но не таким уж и плохим. Если она и заметила какие-то изменения, то это из-за ханахаки. Его желудок нервно переворачивается; Джисон начинает думать, что согласиться на этот обед было плохой идеей. — Я в порядке, — отмахивается он от её беспокойства и надеется, что это прозвучит вполне естественно. Он заставляет свои глаза оставаться прищуренными из-за улыбки, теперь более неуверенной под маской. — Наверное, меня просто вымотали экзамены. Ничего особенного. — Точно, — резко говорит мама. — То, что ты уехал в университет, не означает, что ты должен забыть о своём здоровье. Когда мы разрешили тебе съехать, это было не для того, чтобы ты сидел тут и морил себя голодом. И вот опять оно. Честно говоря, Джисон не удивлен, что их разговор дошёл до этой неприятной точки; он просто удивлён, что дошёл так быстро. Обычно это как-то постепенно происходит. В попытке построить хоть какое-то подобие здоровых отношений, какими бы хрупкими они ни были. Не сегодня, видимо. Его улыбка падает. Он нечитаемым взглядом смотрит на маму. — Неужели нам правда нужно делать это снова? Я только что пришёл. Чувство вины вспыхивает на её лице от его слов. И возвращается, чтобы бороться с её негодованием, обе стороны борются за контроль над её реакцией. В конце концов чувство вины, должно быть, побеждает, потому что она прочищает горло и смотрит в сторону, а затем снова опускается на своё место. Хотя она не извиняется, этот жест является явным признаком мирного предложения. Джисон принимает это. Он садится с противоположной стороны стола и тянется за меню, вглядываясь в его содержимое. — Я слышала, что спринг-роллы здесь очень вкусные, — комментирует мама после пары минут неловкого молчания. — И все обзоры на Naver говорят, что дамплинги — лучшее, что есть в меню. — Дамплинги звучат неплохо, — говорит Джисон. — Тогда мы можем заказать несколько разных закусок и разделить их, — предлагает она. — И заказать основное блюдо. А потом можем купить десерт в маленьком магазинчике дальше по дороге — я заглянула туда раньше, и их чизкейк выглядит очень аппетитно. Тебе бы понравилось, мм? Чизкейк. Ещё одно предложение мира. Джисон кивает. — Да. — Отлично. Хотя начало было непростым, обед проходит хорошо. Когда они с мамой не в ссоре, они на самом деле хорошо ладят — гораздо лучше, чем Джисон с отцом, это точно — так что всё проходит довольно дружелюбно. Мама полна любопытства, спрашивает, как прошёл семестр. Джисон старается избегать любых упоминаний о Феликсе, а если как-то и затрагивая его, то делая это максимально расплывчато, чтобы не выделять его среди остальных друзей, и много шутит, чтобы как-то компенсировать это и не вызвать подозрений. Мама, в свою очередь, рассказывает про работу и о том, что происходит в их районе в Инчхоне, а также о том, как себя чувствует его отец. Единственное, что держит Джисона в напряжении, это его кашель. Он сдерживается изо всех сил, прогоняя позывы водой и надеясь, что это поможет, но пара раз всё равно выскальзывает. С каждым лёгким кашлем на лице мамы заметно растет озабоченность, морщинки на её лбу напрягаются от беспокойства и подозрения. Единственное утешение в том, что Джисон приспособился прятать лепестки цветов во рту, даже если это означает, что ему приходится проглатывать их вместе с едой, чтобы избавиться от улик. (На вкус они так же ужасны, как и на ощущения) Покончив с едой, они берут чизкейк из магазина десертов, который его мама заметила ранее. Это не лучший чизкейк, который Джисону доводилось пробовать, но он ценит усилия, которые она приложила, чтобы найти его, поэтому он наслаждается им, несмотря ни на что. Двое сидят на скамейке снаружи, предаваясь сладкому, облака над ними продолжают зловеще темнеть. — Мне пора идти, — говорит Джисон после того, как выбросил свой мусор. Он бросает на небо подозрительный взгляд. — Не хочу попасть под дождь. Тебе, наверное, тоже пора возвращаться на работу. — Я подброшу тебя до дома, — предлагает его мама, тоже вставая. — Всё в порядке, тебе не нужно.... — Я хочу, — твёрдо говорит она. Она вешает сумку на сгиб локтя, теперь её плечи решительно расправлены. — Я не была в твоей квартире раньше, так как ты никогда не приглашал нас к себе. Теперь, когда я здесь, я хотела бы посмотреть, где живет мой сын. Убедиться, что ты живёшь хорошо, а не просто ночуешь в каком-то старом доме. Джисон не уверен, что ему нравится эта идея. Да, он всё ещё общается со своими родителями, но... ему нравится держать их отдельно от остальной части его жизни. Он находит утешение в том, что проводит линию между Сеулом и Инчхоном, чётко разделяя их на две части. Хотя он всё равно любит их, родители напоминают ему о тех аспектах его жизни, о которых он не хочет вспоминать. Депрессия, которую он так долго привязывал к их квартире в Инчхоне, потеря воспоминаний и любви к Ёнбоку, ложь, которой они кормили его годами, постоянные ссоры, в которые они постоянно ввязывались. Это все те детали его жизни, которые заставляют его сердце сжиматься от боли, те детали, которые он хочет держать так дальше от себя, насколько это возможно. В каком-то смысле, впуская одного из родителей в свою квартиру, ему кажется, что он разрезает этот барьер надвое и открывает ворота в ад. Другими словами: он предпочел бы не приглашать туда свою маму. По крайней мере, не сейчас. — Разве тебя не ждут в офисе? — пытается он, зная, что прямое отрицание ни к чему не приведет. Может быть, её обязанности помогут ему спастись. К сожалению, мама отвергает это предложение. — Я просто скажу, что на дороге попала в пробку. Всё будет хорошо. — Да, но хорошая ли это идея? Я не хочу доставлять тебе неприятности... — Не доставишь, — говорит она, снова перебивая его. Если она и чувствует его дискомфорт, она игнорирует его. — Пойдём к машине, я припарковалась недалеко отсюда. С этими словами она поворачивается на каблуках и идёт прочь, целеустремленность сквозит в каждом её шаге. Беспомощный, всё, что Джисон может сделать, это следовать за ней. Если он и ожидал, что здание взорвется, когда она войдет в его квартиру менее чем через двадцать минут, то это не так. По крайней мере, не сразу. Носок её черной шпильки пересекает порог, цокая по ламинированному дереву, и мир почему-то не сходит со своей оси. Никакие вулканы не извергаются, тайфуны не проносятся по комнате, и небо не обрушивается им на плечи. Вокруг них всё остается нетронутым. Следующая шпилька догоняет первую, и вот она уже в его квартире, с интересом осматривает помещение. Пока она отвлекается, Джисон мчится к холодильнику. Там он запихивает полоску фотографий, которые они всей компанией когда-то сделали в фотобудке, в карман джинсов, где его мама не сможет разглядеть лицо Феликса или поцелуй, который тот запечатлел на щеке Джисона в одном из кадров. Он оборачивается и видит, что она с любопытством осматривает пространство, её руки время от времени поднимают случайный предмет, а затем кладут его на место, как будто она археолог, который только что обнаружил новое место. Необъяснимо напряжённый Джисон крутится в стороне и наблюдает за ней. Всё в этом кажется неправильным. Такое ощущение, что два аспекта его жизни, которые не должны пересекаться, сейчас пересеклись. — Значит, Минхо здесь нет? — спрашивает она спустя какое-то время. Она садится на один из диванов, явно намереваясь остаться ненадолго. — Нет, — говорит Джисон. Он надеется, что это не прозвучит так нервно, как он сам себя чувствует, не желая провоцировать ее на допрос. — Он на работе. — О да, он же выпустился в прошлом году, — вспоминает она. — Он танцор, верно? — Ага. Сейчас работает в хореографической студии. — Интересно, — констатирует она. По её тону он понял, что она не особо одобряет, но и не будет как-то комментировать карьеру Минхо. Разглаживая колени своего брючного костюма, она добавляет: — Ну, если он здесь не для того, чтобы принимать гостей, то, полагаю, это будешь ты. Сделаешь маме чашку зелёного чая, дорогой? Мне нужно что-то для лучшего переваривания пищи. Чай. Точно. Это значит, что она не уйдет ещё как минимум пятнадцать минут. Джисон смотрит на неё в последний раз, теперь откинувшуюся на подушки с пультом дистанционного управления в одной руке, когда она включает телевизор, а затем возвращается на кухню, выполняя её просьбу. Когда чайник закипает, а шум телевизора отходит на задний план, он начинает расслабляться. Может быть, он просто слишком много думал обо всем этом. Это ведь его мать. Конечно, они не сходятся во многих вещах, и есть миллион способов улучшить их отношения, но сегодня он обедал с ней, и всё было нормально, так что нет причин, по которым сейчас это должно быть не так. Всё, что она делает, это просто сидит в гостиной. Серия стуков по другую сторону входной двери разносится по квартире как раз в тот момент, когда Джисон наливает горячую воду на пакетик чая в одной из самых красивых кружек, которые у них есть. Он вздрагивает, удивлённо глядя в сторону двери. — Я открою, — начинает он, осторожно опуская чайник на стол. Но мама уже на ногах, качает головой. — Мне ближе, я открою. Просто сделай мне чай, а потом приходи и отдохни со мной. Прежде чем он успевает возразить, она уже у входной двери, распахивая её в следующую секунду. — Хан Джисон, ты, маленький гремлин... — бубнит Хёнджин, прежде чем понимает, что человек, открывший дверь, на самом деле не Хан Джисон. Он резко замолкает, его голос прерывается смешным писком, похожим на писк затоптанной мыши. — Боже, я... извините! Простите, я не знал, что у Джисона гости. — Всё в порядке, — по-доброму говорит его мама. — Дай угадаю. Хёнджин, верно? Джисон не видит лицо Хёнджина отсюда, но он уже может представить, насколько взволнованным тот должен выглядеть, когда отвечает: — Д-да, верно. Эм. Здравствуйте, — раздается шорох, когда он предположительно кланяется. — Я Хёнджин, лучший друг Джисона. Вы, должно быть, его мама. Приятно- приятно познакомиться, — снова шорох. — Мне тоже очень приятно познакомиться. Джисон как раз на кухне готовит чай, но можешь зайти, если хочешь. — О-о нет, я не должен, — быстро говорит Хёнджин. В его голосе слышится нотка паники, что Джисон удивлён услышать. Он знает, что много раз разглагольствовал о своих родителях с Хёнджином, но он не ожидал, что это произведет на него такой эффект, тем более что он никогда раньше ни на что так не реагировал. Как странно. Надо будет спросить его об этом позже. — Прошло так много времени с тех пор, как вы в последний раз видели друг друга, и я не хочу навязываться, поэтому я просто приду позже... — Ерунда, — говорит его мама, отвечая на его протесты тем же тоном, которым она пользовалась, когда впервые пробралась в квартиру бульдозером. — Ты никуда не навязываешься. Заходи. Столкнувшись с таким откровенным приказом, Хёнджин не может отказаться. Через несколько мгновений он входит в квартиру, и дверь со щелчком закрывается за ним. Он задерживается у входа, пока мама Джисона возвращается на диван. Теперь, когда Джисон видит его как следует, он понимает, что его подозрения оказались верны: Хёнджин паникует. Больше, чем того требует ситуация, это точно. Он понятия не имеет, почему. Джисон ловит его взгляд с кухни, вопросительно глядя на него. Через несколько секунд Хёнджин подбегает. Он бросает яростный взгляд через плечо на маму Джисона, а затем наклоняется вперёд, шипя себе под нос. — Я не знал, что твоя мама в Сеуле, какого хрена? — Я тоже, — тихо говорит Джисон, пожимая плечами. — Она здесь по работе, но у неё выпало свободное время, поэтому она заглянула ко мне. Впрочем, она скоро уйдёт, не волнуйся. — Ну, она уйдёт в ближайщие пять секунд или сделает это в окно? Потому что, если нет, у нас будут огромные проблемы. Настала очередь Джисона снова смутиться. Он сводит брови вместе. — Что ты имеешь в виду? Прежде чем Хёнджин успевает ответить, с другой стороны входной двери снова раздается стук. Джисон снова вздрагивает от удивления. Насколько ему известно, сегодня он никого не ждёт. Если только он не построил планы и просто забыл о них или что-то в этом роде. Но он правда так не думает. Всё, чего он хочет после экзамена, это поспать — все это знают. — Ещё один друг? — спрашивает мама Джисона, изогнув брови, снова вставая на ноги. Скрипя, Хёнджин бросается обратно к двери. — Я открою! Слишком поздно. Мама находится ближе и первой подходит к двери, обхватывая пальцами ручку и открывая. Джисон обходит барную стойку и понимает, почему Хёнджин всё это время был на грани истерики, почему его голос звучал так испугано перед приглашением войти. Потому что прямо по другую сторону двери, вооружённый полным контейнером брауни и резко потерявший всякую радость, не кто иной, как Ли Феликс. Теперь стоя лицом к лицу с одним из самых последних людей на земле, с которым Джисон хотел бы, чтобы он снова столкнулся.