Ты и я

Джисон никогда в жизни не чувствовал себя таким подтянутым и подготовленным. Его волосы намазаны гелем и аккуратно уложены так, что пряди падают по обеим сторонам лица, как у подростка-сердцееда из девяностых. На его лице так много слоев макияжа, что он едва подавляет желание сцарапать его ногтями и всё смыть. Он изо всех сил старается скрыть дискомфорт, сидя в раскладном кресле для интервью, сложив руки на коленях, пухлые рукава куртки, которая на нём надета, шуршат при каждом движении. До сих пор интервью представляло собой поток лёгких, забавных вопросов, направленных на то, чтобы зрители лучше узнали Джисона. "Как вы расслабляетесь после долгого дня?", "Кто вас больше всего вдохновляет в музыке?", "Какая ваша лучшая физическая черта?". Что-то в этом роде. Джисон изо всех сил старается быть интересным, когда отвечает, но не быть слишком банальным, хотя это сложно, когда ему больше не от кого оттолкнуться. Теперь интервьюер перешёл к вопросам о его музыке. Теперь Джисон думает над ответами больше, тщательно подбирая слова. — Так что же стало вдохновением для "HaPpy"? — интересуется интервьюерша. — Почему вы решили написать эту песню? — Думаю, я просто хотел рассказать историю, — говорит Джисон. — Я думаю, что музыка — это мощный инструмент, поскольку она позволяет делать такие вещи осмысленно. Так что я поставил себя на место человека, который больше не состоит в отношениях со своей любовью, но очень скучает. Показал, как бы он себя чувствовал в такой ситуации, что бы говорил. Что-то типа этого. — Сначала "Gone Away", теперь это. Вас, кажется, привлекают такие трагические аспекты любви. Он легко смеётся. — Я бы так не сказал. Я просто думаю, что интересно рассматривать её с разных сторон. Все влюбляются, не так ли? Но это не всегда хорошо оборачивается. Разве это не то, о чём тоже стоит поговорить? Интервьюерша привычно кивает, изучая его орлиным взглядом. — Конечно, — затем она лукаво добавляет, — Учитывая, как хорошо вы поете и читаете рэп об этом, напрашивается вопросом, вдохновлено ли это реальными событиями. — Нет, не совсем. Технически Джисон не врёт. "HaPpy" не вдохновлена тем, через что он прошел. Это просто сценарий, к которому он добавил хороший хук и мелодию, вот и всё. Не то чтобы у него была длинная череда душераздирающих любовных песен. Этот сингл доводит общее количество до двух. Добавьте к этому другие его релизы и микстейпы на Soundcloud — дерзкая "Scissor", успокаивающая мелодия "3:25 AM", миролюбие "Sunshine" — и это даже не большая часть того, что он выпустил для публики. (Однако его личный банк песен может не согласиться, но никому об этом знать не обязательно) — Я просто рассказчик, вот и всё, — говорит он. Он подмигивает и целится пистолетиками из пальцев в объектив камеры, таким клоунским манёвром пытаясь отвлечь внимание от своей личной жизни. Кажется, это срабатывает, потому что вместо этого интервьюерша начинает выискивать дополнительную информацию о его планах относительно альбома. Джисон встречает вопросы с лёгким облегчением, и интервью продолжается. Чего Джисону точно никто не рассказывал о взрослой жизни, так это то, что он придёт от встреч с друзьями через день до одного раза в неделю, и то не точно. Когда ты становишься старше, работа съедает всё твоё время, особенно в таком городе, как Сеул, где она является задатком жизни, сплетающейся воедино в этих бескрайних бетонных джунглях. Офисные здания — это деревья, кроны которых закрывают небо, а сеульцы — это маленькие муравьи, снующие по лесу, неустанно работая, пока не падают от изнеможения. Джисон не против работать, тем более, что у него есть работа, которую ему посчастливилось любить, но это отстой, что он не может видеться со своими друзьями так часто, как ему хотелось бы. Конечно, он видит Минхо каждый день, но это потому, что они буквально живут вместе. Со всеми остальными это зависит от того, насколько забиты их графики. Работа в индустрии развлечений означает, что бывают промежутки времени, когда некоторые из них слишком заняты, чтобы встретиться. Цикл продвижения сингла Джисона, например, был временем, когда он стал практически одним целым со своим менеджером Чонином, но почти не видел своих друзей. Каждый раз, когда Сынмин получает роль в мюзикле — что часто бывает, так как активно он делает себе имя, — он даёт около семи или восьми шоу в неделю и, таким образом, недоступен большую часть вечеров. С другой стороны, Хёнджин больше всего занят каждый раз, когда айдол-группа, в которой он танцует, делает камбэк, и теперь он собирается полностью отказаться от встреч из-за тура, для которого его наняли. — Не могу поверить, что ты бросаешь меня, — обвиняет Джисон, сидя на кровати Хёнджина рядом с горой его одежды и наблюдая, как его лучший друг собирает чемоданы. — Как ты смеешь вот так уйти и зарабатывать на жизнь для себя? Ты такой эгоистичный. — О да, я монстр, — саркастически говорит Хёнджин, сворачивая кардиган по методу Мари Кондо. Довольно ужасный предмет одежды; Джисон может только надеяться, что Хёнджин потеряет его где-то в Барселоне или куда там он поедет. — О чём я только думаю, собираясь в этот тур посетить все самые крутые страны Европы, когда вместо этого я мог бы сидеть здесь с тобой? — Рад, что ты согласен. Фыркнув, Хёнджин швыряет ему в голову скомканный носок. — Ох, заткнись! Джисон бросает носок обратно в него, но совершенно промахивается мимо головы. Вздохнув, он падает боком на гору одежды и прижимается щекой к пушистой ткани ещё одного уродливого кардигана Хёнджина. У него их гораздо больше, чем должно быть у любого уважающего себя человека. — Не могу поверить, что ты едешь в Европу, а потом в Америку, — сокрушается он. — Я б тоже хотел побывать в каком-нибудь таком же крутом месте. Что мне делать, когда ты уедешь? — Осторожно, Сони, — замечает Хёнджин. — Продолжай в том же духе, и я начну думать, что ты любишь меня. — То есть ты говоришь, что понял это только сейчас? Джисон некрасиво корчит губы и вытягивает шею к Хёнджину, будто собирается свалиться с кровати, чтобы поцеловать его в губы. Хёнджин визжит и бросает в него ещё один носок. Он попадает прямо на надутые губы. Джисон плюётся, отворачиваясь и пытаясь избавиться от вкуса хлопка. — Я всё равно не понимаю, почему ты так драматизируешь, — говорит Хёнджин, возвращаясь к своему уже свернутому кардигану. Он осторожно кладёт его рядом с пиджаком, который уже упаковал. — Через месяц ты едешь в Австралию, чтобы встретиться с продюсером, который тебе очень нравится, и сразу после этого ты поедешь в тур по Америке. Ты тоже увидишь много всего. — Возможно, ты и прав, — признаёт Джисон, — но это не меняет того факта, что ты бросаешь меня. Хёнджин невозмутимо пожимает плечами. — Упси. — Крыса. — Гоблин. — Горгулья. — Плоскожопый. Джисон недоверчиво втягивает воздух, выпучивая глаза. — Плоскожопый? — восклицает он. — Ты серьёзно думаешь, что из всех людей на планете именно ты можешь говорить это мне? Ты свою задницу видел? Похоже, что в момент, когда ты родился, её переехал строительный каток. — Эй! — недовольно взвизгивает Хёнджин. Он собирается бросить ещё один носок в голову Джисона, но останавливается и смущённо признается, — Да, я вроде как подумал, что стал немного увереннее с этим. — По крайней мере, ты осознаёшь себя, — соглашается с ним Джисон. Смех вырывается из Хёнджина, когда он запрокидывает голову. Ласково улыбаясь, Джисон не может не присоединиться к нему. Шутка была даже не такой уж смешной, но реакция Хёнджина на его комментарии всегда такая искренняя и невероятная. Рядом с ним эго Джисона никогда не кажется брошенным. Джисон будет скучать по Хёнджину, пока тот танцует по всему миру со своей маленькой айдол-группой, больше, чем он готов признать вслух. По крайней мере, он получит несколько сувениров, когда старший, наконец, вернется. Может быть, это компенсирует его отсутствие — или, по крайней мере, будет красиво смотреться на полке в спальне Джисона. Нет худа без добра. Хёнджин улетел через неделю. Его отъезд оказал на Джисона большее влияние, чем он ожидал, даже когда это происходило. Хотя они ежедневно переписываются, и Хёнджин с радостью обновляет групповой чат и @lovehhj своими подвигами, Джисон всё равно остро чувствует его отсутствие. Звучит глупо, потому что они с Хёнджином не навсегда вместе. Конечно, Хёнджин — его лучший друг, но не более того. Джисон не должен так расстраиваться из-за того, что он уехал. В любом случае это не мешает ему. Каждый раз, когда Джисону хочется спросить, свободен ли Хёнджин, чтобы по-быстрому выпить кофе, или когда он хочет заскочить в квартиру, которую тот делит с Сынмином, он вспоминает о его отсутствии и снова расстраивается из-за этого. Уныние заражает и его песни, делая их спокойными и тоскливыми. Сейчас ещё хуже, когда он полностью отказался от антидепрессантов. Правда в том, что Джисон очень любит всех своих друзей, но к Хёнджину у него другая привязанность. Большинство воспоминаний, которые ему удалось сохранить до операции, так или иначе связаны с ним. Дурачества во внеурочное время в их старой комнате в общаге; распыление тестеров духов в универмаге на свои запястья, а затем пихание их друг другу в лица с двойным хихиканьем; как они ссорятся в кабинке в Haven Café, их работа брошена прямо перед ними. Хёнджин — одна из немногих констант в его жизни, за которую Джисону посчастливилось удержаться. Ещё он был рядом после операции, как никто другой. Это не значит, что Минхо и Сынмин не помогали, они помогали — на самом деле очень даже — но всё было по-другому. Хёнджин был тем, кто помог Джисону просеять песок и собрать в общую картину всё, что он мог, о своём прошлом. Двое других старались избегать этой темы, но Хёнджин всегда понимал, что ему нужно знать больше. Он никогда не говорил Джисону больше, чем тот мог вынести, но он сказал ему достаточно. Не всё это было связано с его бывшим; многое из этого было просто о самом Джисоне и о том, каким он был когда-то. Их прошлые свершения и то, что они делали, опыт, которым они делились, который Джисон больше не помнит. Что-то в этом роде. Именно благодаря Хёнджину он чувствует, что не так уж далёк от того, кем был раньше. Может быть, поэтому на нём так сказывается отсутствие Хёнджина. Как бы он ни был счастлив с ним, впервые после операции они были так далеко друг от друга. Часть его не может не бояться, что он не будет Джисоном без Хёнджина, как бы глупо это ни звучало. Ему требуется пара недель, чтобы прийти в себя, но в конце концов он это делает. Затем пытается по максимуму использовать своё время в Корее перед отлётом в Австралию. Лейбл пронюхал о работающем там независимом корейском продюсере, с которым они заинтересованы в подписании контракта, и после некоторых переговоров с этим парнем они согласились отправить Джисона на две недели, чтобы он поработал с ним над музыкой. Джисон поговорил с ним и посмотрел выложенные работы продюсера; довольно впечатляюще. Он думает, что они хорошо сработаются вместе. После Австралии он должен успеть на рейс в Лос-Анджелес, чтобы присоединиться к Чанбину и его команде в североамериканском этапе своего нового тура. На этот раз на разогреве будет Джисон. Это должно быть весело, и он верит, что так и будет, но это также означает, что он будет отсутствовать какое-то время. В свете этого он решает сделать обход по агенству и повидаться со всеми хотя бы раз, прежде чем ему придется улетать. Прежде чем он успевает осознать это, он уже упаковывает свои вещи и выходит через парадную дверь, готовый ехать в аэропорт. Минхо провожает его с надвинутыми на высокую переносицу очками и остатками сна в уголках глаз. Он одевается на прощание так небрежно, как только может, чтобы не выглядело так, будто его сильно тревожит происходящее, но Джисон видит его насквозь. — Я буду в порядке, хён, — говорит он. — Я дам тебе знать, когда полечу и когда приземлюсь. — Тебе же лучше, — беззаботно говорит Минхо, как будто последние несколько дней он ни разу не намекнул на это. — Теперь, когда ты официально дебютировал, кто знает, что с тобой может случиться? Что делать, если тебя похитит принцесса Казахстана, и ты не будешь знать, как вернуться домой? Вот тогда я тебе и понадоблюсь, чтобы прийти и вырубить всех, дав тебе сбежать. — Да. Именно так, моим первым побуждением в случае похищения было бы попросить тебя прийти и врезать кому-нибудь вместо того, чтобы звонить в полицию. — Ну, ты говоришь на государственном языке Казахстана? — возражает Минхо. Когда Джисон ничего не говорит, он ухмыляется. — Нет, как я и думал. В таком случае, я буду твоим лучшим вариантом. — Верно, — невозмутимо отвечает Джисон. — Как раньше не догадался? Телефон начинает вибрировать в заднем кармане джинсов, вероятно, из-за звонка Чонина, который ждёт снаружи, чтобы отвезти его в аэропорт. Это сигнал Джисону выдвигаться, поэтому он заканчивает прощание и спешит к лифтам, колёса чемодана гремят за спиной. — Ты долго, — восклицает Чонин, когда Джисон наконец выходит из здания. Он забирает у Джисона чемодан и жестом указывает, чтобы тот шёл за ним с рюкзаком за спиной, чтобы кинуть всё в багажник. — Пошли, нам нужно идти. Лучше не опаздывать, иначе пропустим рейс. Джисон садится на пассажирское сиденье и не отрывает взгляда от окна, пока Чонин жмёт на газ. В зеркале заднего вида его квартира с каждой секундой становится всё меньше, пока они не поворачивают за угол, и она полностью исчезает из поля зрения. Пока, Сеул. Сидней, жди. Бан Чан — или КРИС, как он больше известен в профессиональной сфере, — ниже ростом, чем ожидал Джисон. Может быть, это немного лицемерно с его стороны, поскольку Джисон тоже не то чтобы следующий Со Чанхун, но во время видеозвонков Чан казался больше, чем в жизни. Такой властный, но дружелюбный, кто-то, кто точно знает, о чём говорит. Джисон автоматически предположил, что он должен быть высоким, но человек, который встречает их в вестибюле, забавного размера, с маленькими руками и ямочками по обеим сторонам от улыбки. Однако за кадром он такой же дружелюбный. Может быть, даже больше. Его корейский тоже впечатляет. Относительно простой в использовании язык и определённо с австралийским акцентом, но он говорит уверенно и бегло, заставляя Джисона чуть больше чувствовать себя как дома. В их первой встрече нет ничего особенного, просто первая личная встреча. Познакомились друг с другом, обсудили, чего Джисон хочет добиться от своего пребывания в Австралии и так далее. Чем больше они говорят, тем спокойнее чувствует себя Джисон. Что-то в энергии Чана успокаивает его. Он производит впечатление такого искреннего парня, что Джисон не может не проникнуться к нему симпатией так быстро, даже когда они в конечном итоге отвлекаются и говорят о том, что он должен увидеть и сделать, пока ещё в городе, вместо того, чтобы сосредоточиться на музыке. — Я, наверное, мог бы сводить тебя по некоторым местам, — предлагает Чан после того, как Джисон и Чонин перечислили все места, которые они хотели бы посетить. — Это может помочь получше узнать местность, чтобы вы знали, что к чему, и покажу вам все лучшие места, которых нет в туристических брошюрах. Джисон хихикает. — Знаешь, мы можем принять твоё предложение, — говорит он. На следующий день они должным образом приступают к делу. Джисон приходит в студию поздним утром после того, как вдоволь отлежался, и Чан показывает ему бит, над которым работал ночью, что-то очень резкое и агрессивное, то, за что Джисон точно может взяться, если захочет. То, что Чан включает, звучит чертовски невероятно. Джисон уже представляет, как он может разойтись с этой мелодией, повышая агрессию и дерзость своим рэпом, чтобы соответствовать. Язык чешется от желания выдать куплет прям на месте. Ах, да. Это будет хорошо. Работать с Чаном оказалось круто. Джисон не ладил с кем-то подобным с тех пор, как встретил Чанбина, и он удивлён тем, насколько хорошо они работают вместе. Конечно, он уже был впечатлён имеющимся репертуаром Чана, но талант не является решающим, если они несовместимы, когда дело доходит до работы. К счастью, они с Чаном ладят, как дом с огнём. Атмосфера в студии весёлая и беззаботная, хоть они и успевают делать немало работы. К вечеру Джисон понимает, что компания поступила правильно, отправив его сюда. — Почти готово. Я думаю, если мы на сегодня закончим и вернёмся к треку завтра, мы сможем назвать это днём ​​после, — предлагает Чан, плавно крутясь из стороны в сторону на стуле, глядя на Джисона и Чонина, чтобы узнать их мнение. Джисон кивает. — Да, звучит хорошо, — им не хочется выгореть всего за один день. Чонин тоже не противится этому решению. — Звучит неплохо. Хотя я немного проголодался, поэтому, думаю, пойду возьму поесть. Здесь что-нибудь поблизости работает в такое время? — На углу улицы есть магазин, — говорит Чан. — Напротив почты. — Понял. Кто-нибудь чего-нибудь хочет? Конечно, они хотят. Они вдвоём озвучивают свои просьбы, чтобы Чонин их записал, а затем он уходит из студии закупаться. Джисон ногой разворачивает себя к мониторам, как только Чонин уходит, но он неправильно рассчитывает силу, которую вкладывает в это, и в конечном итоге проворачивается сильнее, чем рассчитывал. Он позволяет креслу двигаться в заданной траектории, только сейчас начиная понимать, как он устал. Может быть, это хорошо, что они заканчивают после этой песни. — Хён, — говорит он, когда перестал вращаться и внезапно понимает ещё кое-что. — Мне нужно отлить. Где тут ближайший туалет? Чан тихо и намерено пискляво хихикает. — Когда выйдешь из комнаты, направо, последняя дверь в конце коридора. Ты не пропустишь. — Спасибо, чувак. Джисон вскакивает со своего места и хватается за ручку двери, открывая её. Всё бы хорошо, за исключением того, что Джисон, будучи Джисоном, каким-то образом умудряется так чётко подобрать время, когда кто-то с другой стороны тоже толкает дверь вперёд. Это означает, что она открывается с гораздо большей силой, чем он ожидает, а затем он вмазывается прямо в тело другого человека. Оба они со стоном отшатываются назад. Мгновение спустя, всё, что было в руках новоприбывшего, с грохотом падает на пол с самым громким звуком, который Джисон когда-либо слышал. Он, не колеблясь, приседает и начинает собирать всё, что они уронили, пока его грудь начинает гореть от острого смущения. — Прошу прощения, — по привычке бросает он на корейском, поднимая коробку рамёна. — Вот, я- В ту секунду, когда он поднимает взгляд, чтобы встретиться с человеком глазами, его голос даёт трещину. Незнакомец выглядит таким же ошеломлённым им, его глаза широко раскрыты, как два яблочных пирога, когда он смотрит на Джисона. Никто из них не говорит ни слова и не отводит взгляда, их пальцы замерли на злочастной коробке рамёна, которую Джисон как раз протягивал, пока не понял, что буквально врезался в самого красивого человека, которого когда-либо видел. Это описание ничуть не преувеличение. Лицо парня словно вылеплено нежными руками кукольника. Его глаза большие и блестящие, как снег на солнце, ресницы, обрамляющие их, длинные и красивые, а под ними целая звездная карта тёмных веснушек. Их так много, что Джисон не смог бы сосчитать их всех, но он точно знает, что хотел бы попытаться. Посередине изящный носик-пуговка и губы, настолько идеальные, что Джисон не может оторвать от них взгляд. И всё это обрамлено шоколадно-тёмными волосами, достаточно длинными, чтобы сделать стильный пробор. Он выглядит потрясающе. Он из тех парней, которые становятся популярными просто из-за того, что дышат на камеру. Из тех парней, с которыми Джисон споткнулся бы о собственные ноги на свидании. Сердце начинает бешено колотиться в груди. Вот дерьмо. Вот же дерьмо. Этот парень чертовски красив. — Господи, вы целые? Восклицание Чана выводит Джисона из оцепенения. Покраснев, он отпускает коробку рамёна и встаёт. Боже, он не может поверить, что только что сделал это. Мало того, что он врезался со всей силы в невозможно красивого незнакомца, он ещё и пялился на него, как баран на новые ворота. — Я... я в порядке, — говорит красавчик. Его голос намного ниже, чем можно было бы предположить по его лицу, и Джисону требуются все его силы, чтобы не дать коленям подогнуться от этого звука. Чёрт, это самая привлекательная вещь, которую он когда-либо слышал. — Извини, не знал, что у тебя тут кто-то есть. — Серьёзно? Я уверен, что говорил, что кое-кто прилетает, чтобы работать со мной, — Чан хмурится. Краем глаза Джисон видит, как симпатичный парень пожимает плечами. Он осмеливается взглянуть в его сторону, но обнаруживает, что тот уже смотрит прямо на него. Он не останавливается, когда их взгляды встречаются. Что-то в напряженности его взгляда приковывает Джисона к месту, делая его совершенно неспособным делать хоть что-то, кроме как смотреть в ответ, хотя он чувствует, что с каждой секундой ему становится всё жарче и жарче, а сердце ускоряет темп. В животе порхают бабочки, ликуя и радуясь. Наконец парень отворачивается, на этот раз уделяя внимание Чану. — Это было вроде как беспокойное время для меня. Приближается неделя сольных концертов в академии, помнишь? Постоянно бегал везде. — А, да, — говорит Чан, просияв от осознания. Затем он, кажется, вспоминает свои манеры, потому что делает шаг вперёд, размахивая руками между Джисоном и незнакомцем. — О да, кстати, это Джисон. Ну, J.ONE, то есть. Это по поводу него HOTSAUCE RECORDS связывались со мной в Сеуле, — затем он поворачивается к Джисону. — Джисон, это мой друг и сосед по комнате Феликс. Джисон отвешивает небольшой уважительный поклон. — Приятно познакомиться, Феликс-щи. Прости, что влетел в тебя, я не знал, что ты был за дверью, — он потирает затылок с застенчивым смехом. — Всё в порядке, — уверяет его Феликс. Его глаза напрягаются по краям, и он не улыбается в ответ. — Бывает. Ты тоже прости, что влетел в тебя. — Не беспокойся об этом, — отвечает он. Он еще раз робко улыбается Феликсу. И опять же, тот не отвечает взаимностью. Феликс изучает его с тем же непроницаемым выражением лица, что и раньше, затем снова поворачивается к Чану. — Оставлю вас заниматься вашими делами, ребят. Увидимся дома, хён. — Тебе не обязательно уходить, — выпаливает Джисон. Феликс замирает, поворачиваясь к двери, поэтому Джисон продолжает, пока его язык заплетается сам о себя в спешке, чтобы уточнить, — Ты проделал весь этот путь, и мы всё равно скоро закончим, так что можешь просто остаться. Раз уж... раз уж ты пришёл за Чанни-хёном, я имею в виду. — Эмм... Феликс выглядит настолько сбитым с толку этим предложением, что Джисон не может не опасаться, что перегнул палку. Мысленно он ругает себя. То, что Феликс в самом деле самый привлекательный человек, которого он когда-либо видел, не означает, что Джисон имеет право на его компанию. Он даже не может просто вести с ним разговор, не желая при этом свернуть себя в крендель, судя по всему. Иногда такое чертовски смущает, если честно. К счастью, вмешивается Чан, спасая положение. — Если Джисон не против, то и я не против. Диван свободен, если хочешь. Не зря ж ты шёл сюда, Ликс. — Я прихожу сюда после работы через день, — бормочет Феликс, но всё же отступает от двери и опускается на отодвинутый в сторону диван. Джисон какое-то время наблюдает за ним, не в силах отвлечься. Он не может поверить, что кто-то на самом деле может так выглядеть. Как будто Феликса достали прямо из какого-то сна Джисона. Внезапно Феликс поднимает глаза от еды, которую он тщательно раскладывал на сиденье рядом с собой, чтобы встретиться взглядом с Джисоном. Тот моргает, взволнованный тем, что его спалили, как он пялится, и быстро отворачивается, снова усаживаясь на стул. — Так! — говорит он Чану, пытаясь выглядеть непринуждённо, но получается не особо. — Можешь ещё раз включить последнюю часть? Я думаю, что без флейты будет звучать лучше. Если он и замечает, что в поведении Джисона что-то не так, Чан не говорит об этом. Он возвращается к своему креслу, и они вдвоём возвращаются к работе, давно забыв про то, что Джисон, вроде как, в туалет собирался. До конца их работы в студии Джисон чувствует пару кукольных глаз, прилипших к его лицу, но он слишком застенчив, чтобы проверить и убедиться в этом. Пульс делает кульбиты. Если он думает, что одна неудачная встреча станет концом, то эта мысль быстро сменяется другой. В течение следующих нескольких дней он снова видит Феликса, когда тот приходит в студию Чана после работы, всегда с какой-нибудь закуской или десертом, и Джисону приходится делать всё возможное, чтобы вести себя так, как будто присутствие Феликса никак не влияет на него. Он не уверен, хорошо ли у него получается. И Чан, и Чонин продолжают многозначительно смотреть на Джисона каждый раз, когда он находится в одной комнате с Феликсом, хотя, к счастью, они ничего не говорят. Пока что. Кто знает? Может быть, они просто думают, что Джисон ужасно неловок с незнакомцами, и не понимают, что он находится примерно в трех секундах от того, чтобы свернуться в нервный клубочек, если Феликс ещё хотя бы раз бросит взгляд в его сторону. Что он и делает. Несколько раз, если честно. Сначала Джисон думает, что это всё у него в голове. Он явно более косноязычен рядом с Феликсом, а поскольку тот гораздо более сдержан, чем Чан, нахождение с ним в одной комнате означает, что воображение Джисона, вероятно, придумывает кучу вещей, чтобы компенсировать отсутствие взаимодействия. Тем не менее, каждый раз, когда Джисон не может сдержаться и смотрит на него, словно пытаясь избавиться от какого-то зуда под кожей, он обнаруживает, что Феликс уже смотрит в его сторону. Смотрит на Джисона так, словно тот — самое очаровательное, что он когда-либо видел. Интенсивность его взгляда никогда не перестает пронзать насквозь. Это в равной степени пугает и волнует. Чёрт, Джисон думает, что мог бы сделать что угодно под тяжестью этого взгляда, если бы Феликс попросил его об этом. Он снова видит Феликса, но они почти не разговаривают. У Джисона есть песни, которые нужно сочинять с Чаном, а у Феликса есть работа, от которой можно снять стресс, поэтому у них не так много поводов для разговоров. Они просто... на самом деле существуют в одной комнате. Однако по пути он получает кое-какую информацию, в основном потому, что Чан — болтун, который, кажется, заинтересован в том, чтобы они все ладили, будто лучшие друзья. Он знает, что Феликс преподает в местной танцевальной академии, специализируясь на преподавании хип-хопа младшим классам. Он знает, что они одного возраста. Он знает, что тот провёл большую часть своей жизни в Корее, пока не вернулся в Сидней после окончания учёбы в поисках другой жизни. Он знает, что ему безоговорочно нравится EDM и хаус-музыка. Ещё одна вещь, которую знает Джисон, но которая не имеет ничего общего с Феликсом: он знает, что хочет чупа-чупс из этого круглосуточного магазина, но они все слиплись в этом пластиковом контейнере, а крышка заклинила. Он всеми силами пытается его открыть, но не хочет случайно сломать банку и платить за ущерб, поэтому вынужден использовать другой метод, оказывая на неё некоторое давление. — Тупая штука, — шипит он себе под нос на агрессивном корейском. — Почему бы тебе уже, блять, не открыться уже? Такими темпами я умру с голоду посреди Австралии, и всё потому, что этот дерьмовый механизм не работат— — Эм, — неуверенно произносит низкий медовый голос, — ты в порядке? Джисон замирает. Его глаза закрываются. Пожалуйста, пусть это не тот, о ком я подумал, пожалуйста, пусть это не тот, о ком я подумал, пожалуйста, пусть это— Сука. Он поворачивается и, приоткрыв один глаз, видит Феликса, стоящего рядом, прижимающего к груди две большие упаковки Doritos'а, будто кто-то вот-вот заберёт их у него и сбежит. Его волосы сегодня не так уложены, как обычно, мягкие каштановые пряди падают на лицо, придавая ему более молодой вид. Боже, он такой чертовски красивый. Джисону хочется плакать. — Эм, — начинает он. Голос неприятно стискивает горло, поэтому он прочищает его и пытается снова. — Да. Да. Просто... наслаждаюсь чупиками. А ты как? Глаза Феликса опускаются на пластиковую банку в руках Джисона, и хватке, которой он держался за красную крышку. — В другую сторону. Я имею в виду крышку, — уточняет он, когда Джисон ничего не делает, кроме как моргает, глядя на него, как идиот. — Она откручивается в другую сторону. Это не может быть так просто, так ведь? Джисон с сомнением пробует. Крышка тихо щёлкает, поддаваясь с места. Ой. Через несколько поворотов и несколько оттенков смущения она полностью откручивается, и Джисон, наконец, может взять чупа-чупс, за которым охотился всё это время. Ему требуется немного больше усилий, чтобы достать один из всей этой липкой кучи внутри, но, наконец, он вытаскивает его, обхватив пальцами белую пластиковую палочку. — Спасибо, — бормочет он. — Без проблем. Всё ещё смущенный, Джисон наклоняет банку к Феликсу в молчаливом предложении. Тот качает головой, лёгкая улыбка касается его губ. Джисон закрывает пластиковую банку крышкой и ставит её на место рядом с другими сладостями. Он берёт энергетик, который ранее поставил на полку рядом, и снова поворачивается к Феликсу, ища, что сказать. — Итак, — говорит он, вливая в свой голос больше энергии, чем есть на самом деле, — ты пойдёшь в студию, когда закончишь здесь? Феликс кивает. — Ага. Просто решил сначала перекусить. Я полагаю, у вас сейчас перерыв? — Ненадолго, да. Мне захотелось перекусить, я подумал, что так хоть ноги разомну, — отвечает Джисон. Он идёт в сторону кассы, и Феликс следует за ним, словно воздушный змей на веревочке, привязанный к Джисону. — Мне нужно больше сахара. — Ах. Создание музыки должно быть утомительным занятием. — Слабо сказано, — полушутя говорит он. Он подходит к кассе и с сердечной улыбкой ставит свои покупки перед кассиршей. Пока та сканирует и ставит товары в сторону, он снова поворачивается к Феликсу и добавляет: — Хотя это всё равно не так утомительно, как танцы, должно быть. Ты, наверное, готов вырубиться после работы. — Иногда, — соглашается Феликс. После этого слова следует короткий смех, такой же милый, как и всё остальное в нем. — Особенно когда мы готовимся к сольному концерту, как сейчас. Дети на стены прыгают, пока мы всё ближе приближаемся к Д-Дню. Но они милые и очень стараются, так что приятно видеть, как много они могут сделать, когда захотят. — Значит, в конце концов это окупается? — Определенно. Я люблю свою работу, даже если жалуюсь на неё. — Честно говоря, я думаю, что это часть контракта взрослой жизни, — говорит Джисон, теперь улыбаясь. Он прикладывает свою карту к аппарату и ждёт, пока пройдёт транзакция, прежде чем убрать её обратно под чехол телефона. — По закону ты обязан жаловаться на свою работу, как бы она тебе ни нравилась. Это именно то, что мы делаем. — Ах, да? — говорит Феликс, отражая его улыбку. — Конечно! Раздел третий, пункт пятнадцать. Я думаю, что да. Разве ты не помнишь? — Ах, должно быть, это вылетело у меня из головы, — говорит он. Он платит за свои Doritos, а потом они идут в высокий офисный блок, где Чан арендует свою студию. — Виноват. Я как бы увлёкся рассказом о ежемесячном экзистенциальном кризисе, который у нас должен быть, и пытался понять, как на самом деле платить налоги. — Не глупи, — говорит Джисон. — Никто никогда не знает точно, как платить налоги. Ты просто делаешь наугад и надеешься, что тебя не посадят за мошенничество. Феликс смеётся. Для того, кто не может находиться в десяти метрах от него, не краснея, как свекла, Джисон считает, что разговаривать с Феликсом на удивление легко теперь, когда он действительно попытался. Их разговор не такой странный и неловкий, как подозревал Джисон; он больше похож на перчатку, как будто Джисон ныряет в старую, знакомую вещь, к которой его тело давно привыкло. Со своей стороны, Феликсу, кажется, тоже комфортно, он смеётся и подыгрывает глупым замечаниям Джисона. Его взгляд меняется с напряжённого на внимательный, смягчаясь с каждой секундой. Они заходят в студию со смехом, занырнув в свой маленький пузырь. Это резко прекращается, когда они сталкиваются с понимающими взглядами Чана и Чонина. —Вы, кажется, ладите, — говорит Чонин, и поддразнивание в его словах трудно не заметить. Лицо Джисона становится горячее. Краем глаза он замечает, как Феликс напрягается. На этот раз, когда он оглядывается, то видит только бесстрастное выражение лица. — Мы столкнулись друг с другом в магазине, — объясняет Джисон, когда Феликс молчит. — Подумали, что нам стоит подняться вместе, раз уж мы шли в одно и то же место. — Умно, — комментирует Чонин тем же самым бесячим тоном. Джисон бросает на него свирепый взгляд. Всё, что он получает в ответ — это широкая ухмылка. На другом конце комнаты Чан тоже улыбается. Почему-то это ещё хуже. Он чувствует себя школьником, который привёл свою первую любовь домой и был разоблачён родителями менее чем за пять секунд. Это ужасно. — Приятно видеть, что вы ладите, — искренне говорит Чан. — Я думаю, вы могли бы стать хорошими друзьями. Джисон открывает рот, чтобы принять комментарий и продолжить разговор. Однако прежде чем он успевает сделать вдох, Феликс опережает его. — Всё, что мы делали — это просто шли вместе, — бормочет он, не слишком воодушлённый этим предположением. — Я не знаю, почему вы все делаете из этого такое большое дело. Это не выглядит так, будто что-то значит. Челюсть Джисона сжимается. И Чан, и Чонин замирают, их улыбки гаснут. Феликс слева от Джисона переминается с ноги на ногу, но остается бесстрастным. Он до сих пор не посмотрел на Джисона. Ох. Ладно. Его посыл ясно получен. Джисон и правда думал, что они вроде как поладили, но очевидно, что их разговор мало что значит для Феликса. Осознание этого ранит. Конечно, Джисон не думал, что Феликс будет дорожить этим вечно, но он и не ожидал, что его так небрежно отвергнут. Феликс казался более милым. Комментарий не должен так сильно ранить, как делает на самом деле. Что-то в груди Джисона неприятно сжимается, и на секунду дыхание прерывается, словно насмехаясь над поворотом событий. К тому времени, как он обхватил его пальцами, Феликс отходит, усаживаясь на диван и ковыряясь в упаковке Doritos, как будто ничего особенного не произошло. Его внимание уже приковано к телефону. Если это не сигнал, то Джисон не знает, что это такое. Он проглатывает боль и направляется к своему креслу. Чем скорее они закончат дела на сегодня, тем скорее он вернётся в свой гостиничный номер и залечит свои ссадины. — Тогда ладно! — восклицает он. — На чём мы остановились?