Ты и я

Несмотря на то, что Джисон прилетел сюда с одной единственной целью — сочинять музыку с Чаном, — время пребывания Джисона в Австралии не ограничивается четырьмя стенами его студии. Было бы стыдно пропустить большую часть их поездки в Сидней, поэтому они делят свое время между работой над мини-альбомом Джисона и осмотром достопримечательностей. Будь то поездка в ботанический сад, где Джисон любуется классными птицами, или фотографирование возле Сиднейского оперного театра, потому что Чонин отчаянно хочет выпендриться перед своими старыми школьными друзьями, или блуждание в лабиринте прилавков на рынке Рокс; они стараются сделать так, чтобы их дни были более насыщенными. В один из вечеров они даже ходили по местным клубам, чтобы попробовать ночную жизнь, хотя Чан уверяет их, что они ещё ничего не видели, пока он не показывает им, где проходят настоящие вечеринки. — О, ты можешь показать нам, где живут кенгуру? — нетерпеливо спрашивает Чонин. — Я хочу сфотографировать их для своей инсты. Чан прыскает со смеху. — Боюсь, в центре города они вряд ли есть. — Блин. Сидней крут. Конечно, города, как правило, по большей части одинаковы, но это не мешает Джисону наслаждаться тем, что он может ему предложить. Он каждый день спамит в их с друзьями групповой чат фотографиями своих вылазок, противопоставляя хвастовству Хёнджина собственное злорадство. Современная война: интернет-стиль. Через пару дней после того неловкого момента с Феликсом они делают перерыв в написании музыки и планируют весь день ещё на несколько туристических мероприятий. Ну, Джисон и Чонин, по крайней мере. Они приглашают Чана с ними, но тот вежливо отказывается, ссылаясь в качестве причины на другие свои проекты. Однако он соглашается встретиться за ужином в тот вечер. Поэтому Джисон и Чонин остаются сами по себе. Они решают пойти в зоопарк утром, позже пообедать, а затем, наконец, отправиться на пляж, когда солнце не так высоко и вероятность свариться как омары в кипячёной воде становится меньше. Джисон ложится на полотенце в дурацких шортах и ​​ещё более отвратительных солнцезащитных очках, надевает наушники и наслаждается аудиокнигой под солнцем. Тем временем Чонин, который — свидетельство о рождении утверждает — всего на шесть месяцев младше Джисона, довольно лепит замок из песка. Поскольку Джисону нравится раздражать его, то он ломает его одним осторожным толчком ноги десять минут спустя. (К счастью, ответная попытка Чонина убить его не увенчалась успехом, и Джисон дожил до следующего дня) В целом, день приятный. Единственным недостатком является то, что у песка есть неприятное свойство намертво прилипать везде. Даже после душа Джисон чувствует его крупицы в закоулках своего тела, включая, как ни странно, и на зубах. Хотя, возможно, это из-за попытки Чонина убить его. В любом случае, он всё ещё чувствует себя безобразно к тому времени, как они пришли в ресторан тем же вечером, и это чувство становится в сто раз хуже, когда он узнаёт стройную фигуру рядом с Чаном. — Привет, — говорит продюсер с тёплой улыбкой, когда замечает их приближение. Он выглядит ещё более умным, чем обычно, одетый в чёрную шёлковую рубашку и джинсы вместо своих обычных футболки, шорт и шлёпанцев. — Рад снова вас видеть! Повеселились на пляже? — Ага, — говорит Чонин. — Пока этот идиот не разрушил мой кропотливый труд. Он толкает Джисона локтем в бок, но тот почти не замечает это. Его внимание продолжает то и дело переключаться на Феликса, несмотря на то, что он изо всех сил старается вести себя нормально — хотя это легче сказать, чем сделать, учитывая, как Феликс снова вернулся к его пристальному, взвешенному взгляду. Это сбивает с толку. Он сбивает с толку. Если он не так много думает о Джисоне, то почему он продолжает так на него смотреть? И почему Джисон хочет, чтобы он продолжал? — Твой замок всё равно был не так хорош, — отвечает он немного запоздало, чтобы это осталось незамеченным. Его щёки горят, но он продолжает, добавляя поддразнивающе: — Серьёзно, я сделал тебе одолжение. Контуры моей стопы сделали его намного лучше. — У тебя на заднице отпечатается контур моей, если ты не перестанешь раздражать. — Ой, как кинкушно! — глаза Джисона загораются весельем. — Флиртуешь со мной? Так вот в чём дело? — Прошу тебя— — Потому что если это так, то всё, что тебе нужно было сделать, это прямо сказать, Чонин-а. — Ты норм? — Рядом с тобой, может, нет- — Нам пора идти в ресторан, — резко говорит Феликс. — Холодает. Температура на улице настолько нормальная, что Джисон мог бы раздеться до одних боксеров и даже не вздрогнуть. Ладно, может быть, это преувеличение, но всё же далеко не так холодно, как в Сеуле в это время года. В любом случае, Феликс прав: им, вероятно, следует зайти внутрь. Еда не будет ждать их вечно. Ресторан, который порекомендовал Чан, симпатичный внутри, с мягким фиолетовым освещением, а с потолка свисает фиолетовый плющ. Это такое заведение, которое, вероятно, зафорсено во всех соцсетях, куда люди ходят просто чтобы сфотографироваться на фоне приятной эстетики, не особо волнуясь о вкусе еды. Тем не менее Чан уверяет их, что это лучшая итальянская кухня на этой стороне Нового Южного Уэльса. Он прав и в этом. Приготовление заказа занимает некоторое время, но когда его выносят, каждое блюдо, которое пробует Джисон, оказывается безупречным. Он с удовольствием погружается в атмосферу, теряясь в упоении каждого движения. Он почти забыл, что Феликс сидит напротив, так близко, что их ноги время от времени соприкасаются под столом. — Эй, почему этот козий сыр такой вкусный? — бормочет он с полным ртом еды. Джисон никогда бы не стал фаршировать жаренный болгарский перец козьим сыром, но это каким-то образом вкусно. — Это чертовски хорошо. Все вокруг кивают, соглашаясь с качеством еды. — Попробуй немного моей пасты, хён, — предлагает Чонин. Он протыкает вилкой пару мидий и подносит ко рту Джисона. Джисон проглатывает свой кусок еды и послушно принимает предложенное, а затем почти что стонет от блаженства, как только вкусовые рецепторы распознают вкус пасты Чонина. Кивнув, он откидывается на спинку стула. — Ребят, вам нужно попробовать, это чертовски потрясающе, — говорит он. Заинтригованный, Чан наклоняется через стол и тоже вонзает вилку в макароны. Феликс, сидящий рядом с ним, даже не дёргается, его внимание сосредоточено на собственной тарелке. Он поднимает взгляд, его глаза на мгновение сталкиваются с глазами Джисона, прежде чем темнеют, и он снова отводит взгляд. Несмотря на напряженность Феликса, еда очень вкусная. Атмосфера ресторана может быть и шикарная, но в то же время очень дружелюбная и располагающая, и Джисон может расслабиться, пока идёт время, периодически встревая в разговор с Чаном и Чонином. Хотя они оба старше его в этой индустрии, они никогда не заостряют на этом внимание, поэтому всегда так легко потеряться в разговоре с ними. Джисон поддерживает хорошее настроение, отпуская глупые шутки и остроумные замечания всякий раз, когда для этого выпадает возможность. Даже Феликс не в силах устоять перед ними, тихонько фыркает в углу, растянув губы в неохотной улыбке. Ситуация снова становится странной только тогда, когда они остаются одни. Это происходит, возможно, в наименее тонкой форме, которую Джисону когда-либо доводилось видеть; в ту же секунду, когда Чонин объявляет, что ему нужно отлить, Чан бросается проводить его, громко заявляя, что именно он покажет ему, куда именно идти. Чонин бросает на него растерянный взгляд. — Думаю, я смогу добраться самостоятельно... — Всё в порядке, — задорно говорит Чан, уже вставая на ноги. — Не хотелось бы, чтобы ты заблудился, не так ли? Твой директор мне голову оторвёт, если ты не вернёшься целым и невредимым! Он уводит Чонина, несмотря на протесты, бросив украдкой последний взгляд через плечо на Джисона и Феликса. Как только он уходит, былая лёгкость атмосферы рушится. Стол погружается в кипящий котёл неловкости, придавив Джисона к креслу. Он ёрзает от дискомфорта, руки падают на колени, где он может ковырять кожу заусенцев, и никто этого не заметит. В то же время Феликс решает взять свой телефон и что-то смотреть в нём, как будто Джисона тут даже нет. Однако, по его плечам Джисон может сказать, что он далеко не так спокоен, как пытается выдать. Пофигу. Если он не хочет говорить, Джисон не будет его заставлять. Его решимость длится всего две минуты, прежде чем он больше не может выдерживать напряжение и выпаливает: — Ну, как сегодня дела на работе? Феликс замирает. Медленно он поднимает глаза, изучая Джисона, блеск в них неразборчив. — Отлично. — Оу. Это хорошо. Дети не сильно выматывают? — Нет. — Хорошо, — сбивчиво повторяет Джисон. Он закусывает щёку, когда атмосфера между ними больше никуда не движется. Внутри его тела катастрофа: куча бабочек и нервов, и снова это ужасное напряжение в груди. Он не знает, почему так реагирует, когда уже знает, как Феликс к нему относится. Иногда он такой жалкий. — Значит, репетиции проходят хорошо? На этот раз всё, чем отвечает Феликс — ничтожный кивок. И что-то в Джисоне внезапно обрывается. — Ты пиздецки груб, знаешь? Феликс моргает, вздрагивая. — Что, прости? — басит он, его черты в удивлении приподнимаются. Нервы натягиваются внутри Джисона, но он не позволяет этому завладеть собой. Он может быть и жалкий, но даже у него есть предел. — Ты слышал меня. Ты грубый как пиздец, чел. Как я понимаю, ты не хочешь иметь со мной ничего общего или что-то в этом роде. Это нормально, решать тебе. Я не могу заставить тебя быть моим другом, не так ли? Но самое меньшее, что ты можешь сделать, это относиться ко мне хоть с каким-то ебаным уважением, когда я с тобой разговариваю. — Я... — на секунду Феликс выглядит так, будто собирается извиниться. Затем его лицо становится каменным, и он говорит, слова вырываются из него резким потоком, — Может быть, я не хочу с тобой разговаривать. Не думал об этом? — Это называется вежливостью, — парирует Джисон. — Да ну, а смысл? Чего можно достичь разговором? Это никуда не денется… — Теперь нельзя сделать что-то из соображений приличия? — недоверчиво спрашивает он. Вау. Этот парень не может быть настоящим. Джисон был действительно ослеплён первым впечатлением о нём, если Феликс такой человек. — Не знал, что ты из тех людей, которые хорошо относятся к кому-то, только если могут от них что-то получить. — Это не так, ты всё неправильно понял. Это не то, что я имел ввиду. — Что ещё это может значить? — Для начала, не это! — Как скажешь, — усмехается Джисон. Он понятия не имеет, почему так волнуется из-за этого, ведь он едва знает Феликса и больше не увидит его после конца следующей недели. Однако невозможно отрицать, насколько на него повлияла вся эта ситуация. Он просто не понимает. Не понимает Феликса. Не понимает, почему он заставляет Джисона чувствовать себя рядом с ним так странно. — Забудь, я не должен был ничего говорить. Ты прав. Не то чтобы мы даже знаем друг друга, так что не имеет большого значения, если мы не будем разговаривать. Кажется неправильным говорить это. Вместо того, чтобы согласиться или как-то резко ответить, лицо Феликса полностью отключается. Он замирает, его пальцы сжимают телефон с такой силой, что белеют от давления. Он моргает один раз. Второй. Несколько раз подряд. — Ага, — шепчет он. — Думаю, что нет, — он неглубоко вздыхает и быстро добавляет, — Извини, я отойду на минуту, думаю, мне нужно подышать воздухом. Через несколько секунд он вскакивает со своего места и мчится к выходу. Плечи подтянуты едва не к ушам, шаг быстрый. Джисон в замешательстве смотрит, как он уходит. Что, чёрт возьми, всё это было? — Вы утонули там или что? — ворчит Джисон, когда через пять минут из туалета наконец возвращается другая половина их компании. — Почему так долго? — Где Ликс? — спрашивает Чан, игнорируя вопрос. — Снаружи. Сказал, что хочет подышать свежим воздухом или что-то в этом роде. Он выглядит удрученным новостями. — Блин. Я реально надеялся, что, оставив вас наедине, всё решилось бы. — Пожалуйста, не говори мне, что пытаешься свести нас, — умоляет Джисон. — Конечно нет! — восклицает он, защищаясь. Спустя два скептических взгляда он признает: — Не обязательно же сразу "свести". Я просто думаю, что вы были бы хорошими друзьями, вот и всё! Нет ничего плохого в том, чтобы завести нового друга, не так ли? Нет, не так ли. Это не значит, что так всё и произойдёт. Хотя это признание причиняет Джисону больше боли, чем стоило бы, он не собирается тратить время на попытки что-то исправить. Он не собирается умолять кого-то стать его другом, какими бы красивыми они ни были. У него есть хоть капля достоинства, чёрт возьми. (В эту ночь ему снится, как он целует Феликса на снегу. Их лица раскрасневшиеся, глаза блестят, ладони держат лихорадочные щёки. Джисон целует его так глубоко, что его губы запомнят Феликса на всю оставшуюся жизнь. Он просыпается с липкими щеками и разрывающимся от ужасной тоски сердцем). Несмотря на их явные различия, следующие несколько дней Джисон и Феликс ведут себя вполне вежливо. Феликс продолжает заглядывать в студию после работы, а Джисон продолжает писать музыку, как будто вовсе не они ушли тогда из ресторана с висящей над их головами ссорой. Они даже не делают вид, будто не существуют друг для друга. Когда Джисон говорит, что они вежливые, он имеет в виду именно это. Возможно, ему пришлось тогда отойти на передышку на улице, но недовольство Джисона явно дошло до Феликса, поскольку он старается быть вежливым, когда они видят друг друга, даже время от времени слегка улыбаясь и заводя разговоры. Джисон до сих пор иногда ловит на себе взгляд Феликса. Изучающий и пристальный, но почему-то никогда не пугающий. Как будто он хочет запомнить каждый последний дюйм Джисона и оставить это на хранение глубоко в своей голове. Осознание его внимания, когда бы оно его ни настигало, медленно ползёт вверх по шее Джисона лёгким красным румянцем. От этого взгляда у него учащается пульс, а пальцы подёргиваются от желания просто сделать что-нибудь. Но вместо этого он направляет всё в музыку. Всю эту энергию, потрескивающую на его коже, каждое безумное, наполовину понятое желание, которое таится в глубине его разума. Всё это становится словами и историей, чем-то вымышленным, что он вырезает из себя и упаковывает в красивую обёртку. Превращает это во что-то, что он может понять, потому что, чёрт возьми, он никогда не сможет понять Феликса. Он просто благодарен, что у него есть Чан, который отвлекает его. И жаль, что им придётся скоро расстаться. — Знаешь, ты всегда можешь вернуться с нами в Корею, — говорит он однажды днём. Чонин вышел за кофе, а Феликс ведёт занятия в танцевальной академии, так что сейчас в студии только они вдвоём. — Мы хорошо работаем вместе. Будет жаль, если это закончится здесь. — Это не обязательно, — отмечает Чан. — Разве не в этом прелесть интернета? Джисон раздраженно смеётся. — Это не одно и то же, и ты это знаешь. Конечно, технологии продвинулись до такой степени, что люди могут создавать музыку, при этом даже не встречаясь друг с другом, но он и Чан оба знают, что ничто не сравнится с тем, чтобы быть с кем-то в одной студии. Дышать одним воздухом, получать кайф объединения своих муз и сочиняя песню руками, любящими своё дело, как единое целое. Создание музыки — искусство, которое заслуживает чьего-то присутствия. — Хотя бы подумай об этом, ладно? — спрашивает он, подталкивая Чана. — Я знаю, что это большая просьба, но ты действительно талантлив, чувак. Подумай, как много ты мог бы сделать, если бы тебя поддерживала такая компания, как HOTSAUCE RECORDS. А ещё! — Прежде чем его успевают перебить, он спешит вставить, — Я точно знаю, что ты хорошо работаешь с людьми в компании. Просто мне пришло в голову, я знаю, что вы с Чанбин-хёном поладили бы. Я уже писал с ним песни, и мы очень хорошо работаем вместе — чёрт, мы втроем были бы чем-то большим, если бы работали над одним треком. — Это SpearB, верно? — спрашивает Чан. Получив подтверждение Джисона, он мычит и склоняет голову набок. — Мне нравятся его песни, они реально впечатляющие. Его последний альбом был реально солидным. Фит с MILLI и F.HERO был одним из его лучших зачитов. — Скажи ведь? — с энтузиазмом восклицает Джисон. Он собирается завести разговор об этом поподробнее, прежде чем спохватывается и старается не сбиться с пути. — А если серьёзно, хён. Тебе стоит подумать. Вздох опускает плечи Чана. Он признаётся: — Я не на 100% против этой идеи. Но перевернуть всю свою жизнь — не совсем простое решение. Сеул находится на другом конце мира, и переезд туда означает, что мне придётся оставить свою семью. Сейчас я не уверен, что смогу это сделать. Это достаточно справедливо. Джисон забыл учесть других людей в жизни Чана и ту роль, которую они играют в его окончательном решении. Для Джисона подписание контракта с лейблом было лёгкой задачей. Возможность, которая выпадает раз в жизни, которая упала ему на коленки и не отобрала у него всё, что у него было. Чан может быть независимым продюсером, но у него есть и другие обязательства. Как бы Джисон ни хотел видеть его в одной компании с собой, если Чан откажется от сделки, он не сможет винить его за это. — В любом случае, было здорово работать с тобой, — говорит он, пытаясь поднять настроение. Он стукает Чана по бедру. — Кто знал, что ты такой крутой, а? Он заливается смехом и откидывает голову назад, на щеках пролегают глубокие ямочки. — Спасибо, Сони. Ты тоже крут. — Конечно. Я J.ONE. Каким ещё я могу быть? — Скромным, — невозмутимо говорит он. Когда Джисон бросает на него преданный взгляд, он трясется от смеха, а затем тянет руку, чтобы обнять его. Чан дарит приятные объятия. Тёплые и нежные. Не так крепко, как хотелось бы Джисону, но он всё равно с удовольствием погружается в них, уткнувшись подбородком в широкое плечо Чана. Это приятно. С Чонином они так не обнимаются, так что прошло много времени с тех пор, как Джисон в последний раз обнимал кого-то подобным образом. Он скучал по этому. — Кстати, — говорит Чан, в последний раз похлопывая Джисона между лопатками, прежде чем отстраниться, — один из моих друзей вернулся в город и завтра устраивает вечеринку у себя дома. А вечеринки у него, как известно, очень хорошие. Что думаешь? Я тоже буду там. Джисон бледнеет. Он не то чтобы против вечеринок, но... мысль о том, чтобы пойти на вечеринку в дом кого-то, кого он никогда раньше не видел, в стране, где большинство людей говорит на языке, которым он владеет лишь частично, и где он знает в общей сложности одного человека, вполне возможно, самая ужасная вещь, о которой он когда-либо слышал. Он старается не отшатнуться слишком сильно, но получается плохо — Гм. Это звучит... странно. — Ты должен прийти! — говорит Чан. — Только если тебе удобно, конечно. Но поверь мне, Мэтью отличный парень и, кстати, тоже кореец, так что вам будет легко с ним общаться, и его вечеринки действительно классные. Это не так страшно, как кажется, обещаю. Кореец или нет, это всё равно звучит как дом ужасов для Джисона. — Я подумаю, — уступает он. — Но никаких обещаний. — Всё в порядке, — тепло говорит он. — Просто дайте мне знать, что ты в итоге решишь. В итоге Джисон всё-таки решил пойти на вечеринку. Сначала он правда не планировал. Что касается его самого, то весь вечер того дня он проводит за просмотром "Ходячего замка" в энный раз и проверяет, насколько хорошо он помнит сюжет. (Не так хорошо, как ему хотелось бы, но всё же неплохо). Потом новости о вечеринке доходят до Чонина и он узнаёт, что её устраивает Мэтью, который, по-видимому, не только кореец, но и достаточно большой человек, чтобы иметь связи во всей музыкальной индустрии. А это значит, что его вечеринка обязывает на присутствие кого-нибудь из них. А это значит, что Джисону нужно пойти. Замечательно. Следующей ночью Джисону приходится отказаться от своей любимой худи и удобных шорт в пользу чего-то более стильного. Он заправляет сапфирово-голубую футболку в узорчатые брюки с высокой талией, которые, как однажды заявил Хёнджин, "уродливее его кардиганов" (что попросту невозможно — нет ничего уродливее этого ужасного предмета одежды). Украшения выдержаны в строгом стиле, всего лишь по маленькому колечку в каждой мочке. Брызнув одеколоном, он отправляется по адресу, который прислал Чан. Uber подъезжает к тому, что можно описать только как особняк. Следовательно, здание пиздецки огромное. Кем бы ни был этот Мэтью, чётко видно, что он не только большой человек и кореец, но и при деньгах. Каким-то образом помещение уже набито таким количеством людей, что оно вот-вот взорвётся, если музыка, которая орёт из колонок, установленных в каждой комнате, не снесёт стены раньше. Джисон чувствует себя не в своей тарелке с той самой минуты, как входит. Очевидно, Чонин уже не такой как обычно. Для менеджера он на самом деле не столько менеджирует, сколько балует себя через Джисона. Несмотря на незнакомую путаницу в речи, которой перебрасываются другие участники вечеринки, он чувствует себя совершенно непринужденно, ведя Джисона сквозь толпу, как будто точно знает, куда они идут. Должно быть, он и правда знал, потому что в конце концов они находят Чана на кухне, уже слегка подвыпившего и с красным от этого лицом. — Джисон! — восклицает он от восторга, когда замечает их. Он, спотыкаясь, подходит, чтобы обнять его, а затем небрежно целует в волосы. — Ты пришёл! И ты тоже! — он точно также обнимает и целует Чонина, затем берёт их за запястья, утаскивая за собой. — Идёмте! Позвольте мне представить вам Мэтью. Он милый, он вам– ик— вам он понравится. Мэтью оказывается таким же важным милым и корейцем, как и говорили слухи о нём. В нём есть какая-то дружелюбная энергия, которую Джисон замечает за милю, но она отличается от энергии Чана. Если Чан такой же теплый, как и его объятия, то Мэтью просто приятный, в своём роде, "братан". Такой человек, от которого Джисон вполне ожидал бы такой большой вечеринки, как эта, но также и такой, который вышвырнет любого, кто только думает о том, чтобы устроить неприятности. Он приветствует Джисона и Чонина в его скромном жилище косой ухмылкой и несколькими указаниями о том, где найти всё что нужно, включая ближайший запас напитков, дразнит Чана, как будто завтра не наступит, пихает ему в руки бутылку воды, чтобы тот немного протрезвел, а затем уходит, чтобы поиграть в пиво-понг. Всегда пользующийся выгодной возможностью, Чонин бежит за ним. Джисон ни за что не сможет пережить эту вечеринку без небольшого количества жидкости для храбрости, поэтому он выискивает ближайшую бутылку пива и заявляет, что она его собственная. Слава Богу, он больше не принимает таблетки. Если бы ему пришлось быть трезвым на такой огромной вечеринке, он уверен, что ушёл бы уже через десять минут. Конечно, завтра утром у него, вероятно, будет убийственное похмелье, но у него такое чувство, что из-за громкого шума у него всё равно начнется мигрень, так что он может немного повеселиться, пока она не началась. С этого момента всё становится немного размытым. Джисон выпивает достаточно, чтобы опьянеть, держится подальше от Чана и делает вид, что в состоянии запомнить имена всех, с кем его познакомили, пьёт ещё. Втягивается в игру в пиво-понг, видит знакомую каштановую шевелюру на импровизированном танцполе, направляясь за стаканом воды, каким-то образом целуется с незнакомцем на кухне, хотя тот ни черта не говорит по-корейски, а Джисон забыл все английские слова что знал. Выпивает ещё немного. Пытается танцевать. Терпит неудачу в танцах. Целуется с кем-то ещё и теряет Чана с Чонином в толпе. Начинает перегреваться в толпе и убегает через задний выход дома, где уличный воздух может его охладить. Как будто этот дом недостаточно клиширован, у Большого Корейца Мэтью есть ещё и бассейн с джакузи на заднем дворе. Люди разделись до нижнего белья, чтобы запрыгнуть в то и другое, шумно плещась в воде. Джисон решает не присоединяться к ним и вместо этого ложится на рандомный клочок травы, глядя на небо. Никто не беспокоит его и даже не удостаивает взглядом. Есть только он, луна и его быстро остывающие кожа и разум. Он впитывает это, довольствуясь тем, что приберегает этот момент для себя. — Привет. Джисон резко выходит из задумчивости и садится, обнаруживая, что Феликс стоит рядом. Так это был он, кого Джисон видел раньше. Ему показалось, что он узнал тщательно уложенную часть его волос, даже посреди кучи потных танцующих тел. Сейчас его укладка немного влажная от пота, но не менее привлекательная. Откровенно говоря, всё в нём привлекательно. На нём свободная белая рубашка, несколько пуговиц расстёгнуты, открывая золотистую кожу ключиц с веснушками, и чёрные узкие джинсы. На самом деле стандартный наряд для вечеринок, хотя это не отменяет того факта, что он всё ещё самый красивый человек здесь на целую милю. — Привет, — тихо отвечает Джисон. Что-то нежное таится в глазах Феликса, что совсем не похоже на все их разговоры до этого момента. — Чан сказал, что пригласил тебя. Хотя я вроде как не ожидал, что ты придёшь. — Я тоже, — признается он, отчего Феликс заливается смехом и озаряется улыбкой, отчего уголки его губ растягиваются от уха до уха. Он гораздо более приветлив, когда не трезв. — Но я здесь. — Но ты здесь. Не возражаешь, если я присяду? Феликс даже не дожидается ответа, прежде чем плюхнуться на траву рядом с ним с бутылкой водки в руке. Он делает глоток, а затем предлагает Джисону, направив горлышко бутылки ему в грудь. На самом деле он не в настроении напиваться ещё больше, чем уже напился, но Джисон всё равно принимает бутылку, позволяя алкоголю проникнуть в горло приятным, тепловатым жжением. Он возвращает бутылку, и кончики их пальцев соприкасаются. — Ты часто ходишь на подобные мероприятия? — спрашивает он после пары минут приятного молчания. Феликс, кажется, доволен тем, что просто сидит рядом с ним и потягивает водку, но Джисон не может позволить молчанию между ними висеть слишком долго, иначе начнёт нервничать. — Вечеринки, я имею в виду. — Иногда. Ты? — Нет. Я домосед. Феликс склоняет голову набок. — Тогда что привело тебя сюда? — в его глазах появляется странный блеск. — Кто-нибудь конкретный? — Чонин заставил меня. Его лицо вытягивается. — Оу. — Очевидно, у Большого Корейца Мэтью на вечеринках много важных людей, поэтому мне нужно с ними познакомиться. Хотя понятия не имею, кто здесь вообще, чёрт возьми, есть кто. Я думаю, Чанни-хён познакомил меня с некоторыми из них, но я уже забыл. На этих словах Феликс снова начинает смеяться. — С такой безупречной памятью? Я в шоке. — Имён было слишком много! Он смеётся ещё какое-то время. Это звучит действительно красиво. Из-за алкоголя его обычно глубокий и ровный голос немного приглушается, его смех на октаву выше и вырывается из него без предупреждения. Всё его лицо тоже сморщивается от этого: глаза превращаются в полумесяцы, нос слегка морщится, рот широко открыт, когда он откидывает голову назад, открывая шею. В этом есть такая искренность. Невозможно не улыбнуться в ответ. — В таком случае, я тебя не виню, — говорит Феликс с притворной серьёзностью, как только успокаивается. Он снова предлагает водку, и Джисон делает ещё глоток. Они продолжают передавать её друг другу на протяжении всего разговора, и вся былая враждебность между ними ослабевает с каждой секундой. Вечеринка была не так уж плоха благодаря алкоголю, но Джисон думает, что жужжание в его венах прямо сейчас совершенно не связано с опьянением. Он мог бы быть трезв, как судья, и всё равно чувствовал бы себя так же хорошо, как сейчас. Вот как должно быть рядом с Феликсом, думает он. Когда под их ладонями сухая трава, а взгляд Феликса сладок, как мёд, и Джисон чувствует себя невесомым, будто он мыльный пузырь, который улетает в небо. В животе у него порхает ещё больше бабочек. Джисон приветствует их нежной улыбкой. Он не уверен, о чём именно они говорят. О какой-то бессмыслице, обо всём, что заставляет их рты двигаться, а интерес цепляться друг за друга; обо всём, что приходит им в голову, а затем вылетает из неё секундой позже. Что вызывает любопытство Джисона, так это то, что Феликс упоминает, что на территории есть отдельный гостевой дом; собственность Большого Корейца Мэтью и так огромна, неужели есть куда быть ещё больше? Оказывается, есть. Феликс показывает в дальний конец сада на огромную тень, куда не дотягивается свет из дома. — Я был там несколько раз раньше, и там реально здорово, — объявляет он. — Достаточно здорово, чтобы быть чьим-то единственным домом. Хочешь посмотреть? Джисон хочет. Как человек, который всю жизнь жил только в квартире, он не может представить, что это поместье настолько огромно, что даже у гостей есть дом в полном распоряжении. — Бля, да. Давай посмотрим. Улыбаясь так, словно только что наступило Рождество, Феликс поднимается на ноги, оставляя свою водку в траве. Джисон спешит за ним, и затем они спускаются к подножию здания, лавируя между другими завсегдатаями вечеринок, пока не достигают места назначения. — Та-да! — восклицает Феликс, размахивая руками в сторону гостевого дома. — Я же говорил тебе, что он тут есть. Джисон вытягивает шею назад, чтобы посмотреть на двухэтажное здание перед ними. Ну, ебать. Он тут точно есть. — Хочешь заглянуть внутрь? Он бросает на Феликса подозрительный взгляд. Весь свет в доме выключен, поэтому он сомневается, что кто-то имеет к нему доступ прямо сейчас. — Дверь, вероятно, заперта. Мы не сможем войти. Лицо Феликса озаряется озорством. Его рука поднимается, обнимая Джисона за плечи сзади, затем он наклоняется и шепчет ему прямо в ухо: — Я знаю, где хранится запасной ключ. Мэтью сказал мне. Затем он подмигивает. Или пытается это сделать. В итоге он как бы хаотично моргает обоими глазами сразу, но Джисон улавливает суть. Нежность виднеется в его обнажающей зубы улыбке. Феликс такой милый. Такой привлекательный. — В таком случае, я думаю, было бы невежливо, если бы мы не проверили это, —говорит он. — Мы гости, не так ли? Технически, мы должны быть здесь. Феликс ухмыляется, и его глаза сияют, как звезды. — Вот именно! По-видимому, запасной ключ от гостевого дома спрятан в одном из горшков с растениями сбоку здания. На секунду Джисон задумывается о том, как сомнительно они, должно быть, выглядят для любого, кто может наблюдать за ними, прежде чем он понимает, что на этой вечеринке происходят гораздо более интересные вещи, чем два парня, копошащиеся в горшке с растением. Например, Чан без футболки на дальней стороне бассейна. Попасть внутрь, когда они наконец находят ключ, проще, чем украсть еду у ребёнка. Поворот запястья, толчок руки, и они внутри, дверь со щелчком закрывается за ними. — Нам, наверное, не стоит включать свет, — шепчет Джисон. — Иначе раскусят нас за считанные секунды. Давай лучше просто включим фонарики на телефонах. Феликс качает головой. — Нет, всё в порядке. Единственная причина, по которой Мэтью говорит людям, где найти запасной ключ, заключается в том, чтобы нам было куда пойти, если нам понадобится передышка. Я делал это раньше, и тогда свет никогда не был проблемой. А, да. Это всё упрощает. Джисон пожимает плечами, веря ему на слово, и нащупывает ближайший выключатель. Затем они осматривают помещение. Когда они выходят из гостевого дома, он вскоре понимает, что Феликс прав: это место достаточно уютное, чтобы быть чьим-то единственным домом. Это лучше, чем что бы то ни было, где до сих пор приходилось жить Джисону, это точно. Кульминацией должна быть главная спальня в дальней части дома. Тёмный оранжевый свет исходит от светильников на стенах, когда Джисон включает их, открывая вид на роскошный светлый ковёр и кровать кинг-сайза в центре комнаты. Мебель выглядит такой дорогой, что ему кажется, будто он должен заплатить деньги только за то, чтобы прикоснуться к ней. — Бро, выглядит так удобно, — стонет Джисон, почти пуская слюни при виде этого. Кровать выглядит намного удобнее, чем трава снаружи. Он должен лечь на неё. Он скидывает кроссовки и бросается бомбочкой на матрас, тихо постанывая, когда подскакивает от силы падения. Почему-то это даже удобнее, чем он думал. Он бы хотел остаться здесь навсегда. Шорох за спиной напоминает о присутствии Феликса в комнате. Джисон переворачивается на бок, следя за тем, как он идёт к стеклянной бутылке, украшающей прикроватный комод. — Вино! — восклицает Феликс. — Интересно, тут есть какие-нибудь бокалы? Он открывает верхний ящик, но через секунду захлопывает его с неловким кашлем. Его щёки розовеют от смущения. — Что? — с любопытством спрашивает Джисон, выпрямляясь. — Что там? — спрашивает Это заставляет Феликса покраснеть ещё больше. Краска начинает распространяться от яблочек его щёк вниз к челюсти и к шее. Веснушки усеивают его, как косточки клубники. — Ничего, — говорит он. — Просто куча бесплатных презервативов и всё такое. Оу. От этого уже краснеет Джисон. Упоминание презервативов и Феликса в одном предложении заставляет его мысли блуждать по опасным территориям, особенно теперь, когда они реально начинают ладить. Не в первый раз его поражает, насколько привлекателен Феликс, особенно при таком тёплом освещении. Он прочищает горло. — Может, тогда нам просто пить прямо из бутылки? — Эм, — Феликс медленно моргает, как будто он не совсем понял, что было сказано. Затем он трясёт головой, будто стряхивая то, что держит там. — Да, конечно. Мы можем. Так будет проще, да? — Точно. Итак, Феликс откупоривает пробку, а затем устраивается рядом с Джисоном, одеяло сминается под ним. Они вдвоём снова передают бутылку из рук в руки, только на этот раз они потягивают вино, а не водку, и при этом не валяются на траве. Атмосфера снова смягчается, снова возвращаются глупые подколы и нежные поддразнивания, разговор идёт без какой-либо конкретной темы. Они вдвоём в этой тускло освещённой спальне в гостевом доме, погруженные в свой собственный маленький мирок, далекий от суеты вечеринки. Они говорят о многих вещах. О сольном концерте в академии Феликса, о том почему он любит танцевать, о том, как ему нравится помогать маленьким детям. О том, что до сих пор больше всего понравилось Джисону в Сиднее. О том, каково это — работать с Чаном, слушать его планы на альбом и как странно быть J.ONE для всего мира. О том, что у них было сегодня на ужин. Что они хотели бы съесть завтра. Какая у них вообще любимая еда. Действительно ли чизкейк является лучшим десертом. Какой самый лучший вкус у чизкейка. — О, да ладно! Хочешь сказать мне, что прожил так долго, а у тебя все еще нет любимого вкуса? Чушь собачья. — Они все обалденные, — агрессивно шипит Джисон, защищая свою позицию. — Как ты вообще хочешь, чтобы я выбрал только один? Это не ссаное мороженое. — Должен быть один, который превосходит остальные, — настаивает Феликс. Джисон ошеломлённо смотрит на него. Конечно, это не так. Чизкейк не заслуживает того, чтобы его так бесстыдно дискриминировали. Все вкусы действительно хороши, и он с удовольствием съел бы каждый из них. Они ещё ни разу не подводили его по сей день. Лицо Феликса уже порозовело от вина, которое они выпили, но он краснеет ещё сильнее, когда начинает хихикать над выражением лица Джисона. — Твоё... твоё лицо! У тебя такой обиженный вид! — Это потому, что я обиделся! — он раздувается от негодования. — Ты слышал, о чём ты вообще спрашивал меня? Всё, что делают его слова — это заставляют Феликса смеяться ещё сильнее. Тем настоящим смехом, от которого сводит живот, с запрокинутой головой, с застывшим кадыком в горле. Когда он заканчивает, он падает рядом с Джисоном, задыхаясь. — Ты смешной, — говорит он с нежностью. Его голова опускается на плечо Джисона, и он смотрит на него снизу вверх. Джисон встречается с ним взглядом, его губы приоткрываются, чтобы ответить на это, и до него вдруг доходит, насколько они близко друг к другу. Так близко, что он видит, как от его дыхания шевелятся пряди волос Феликса, и чувствует сладость вина, которое они пили вместе, на своём языке. Видит точный момент, когда его глаза стекленеют и опускаются на губы Джисона. Следующее, что он помнит, как они заваливаются друг на друга, их губы сталкиваются, а объятия становятся крепче. Они целуются беспорядочно и жадно, зубы Джисона цепляются за пухлую нижнюю губу Феликса, втягивая её в рот. В ответ из горла Феликса вырывается низкий стон. От этого вдоль позвоночника Джисона пробегают мурашки. Бабочки в нём тают и сливаются во что-то обжигающее, горячее и агрессивное, разносясь по венам. Руки Феликса помогают, блуждая по нему. Он тянет и притягивает Джисона ближе, даже когда он прижимается теснее. — Детка, — бормочет он, проводя ладонью по ширинке брюк Джисона. Поскуливая, Джисон позволяет своим ногам раздвинуться и выгибается навстречу прикосновениям, отчаянно желая большего. — Чёрт, Сони. — Ликс, — хнычет он. — Пожалуйста, нам нужно... мне нужно, чтобы ты... Феликс снова начинает целовать его, теперь другой рукой обхватывая челюсть Джисона и приподнимая его голову, удерживая его на месте, когда просовывает язык ему в рот. Беспомощный сделать что-либо, кроме как взять то, что получает, Джисон впускает его с тихим стоном. Феликс продолжает гладить его через штаны, затем меняет положение, седлая его колени и потираясь о него тесными кругами, окончательно сводя его с ума. Джисон жадно хватает его за бёдра, заставляя его продолжать двигаться. Ему нужно продолжать двигаться. Губы касаются губ, затем пробегают по коже, когда они стаскивают с себя одежду. Секундная неуверенность Джисона заставляет его поднять голову, когда он вспоминает, как изуродована верхняя часть его тела, но затем Феликс опускает его на спину, выцеловывая и облизывая его поблёкшие шрамы, посылая дрожь по телу Джисона. Он шепчет молитвы в его кожу, осыпая её поцелуями. Джисон извивается, требуя большего и чувствуя, как мокнет его бельё. — Пожалуйста, прикоснись ко мне, — выдыхает он. — Делай всё, что хочешь, только, пожалуйста, прикоснись ко мне. Феликс мурлычет, уткнувшись в мягкость его живота, показывая, что он услышан и понят. Следующим поцелуем он опускается ниже, ртом и носом прижимаясь к спутанным волосам Джисона выше его ног, когда разводит его бёдра в стороны и закидывает себе на плечи. Затем он обхватывает твердой рукой основание члена и берёт головку в рот, слегка посасывая. Джисон издаёт свой самый громкий стон, его голос уже ломается на части, и тянется вниз, проводя рукой по волосам Феликса. Он смотрит на Джисона сквозь ресницы, его радужки тёмные и горят похотью. Боже, Джисон может кончить от одного этого взгляда. Он заставляет свои глаза оставаться открытыми, пока Феликс находит идеальный ритм, его рот влажный и горячий, его язык постоянно двигается и лишь подталкивает к краю. Джисон должен продолжать смотреть на него. Он должен. — Ты можешь трахнуть меня, мм? — на выдохе говорит Феликс позже, когда Джисон отталкивает его прежде, чем успевает пролиться ему в горло. Феликс нависает над Джисоном, неуклюже целуя его, прежде чем прошептать слова ему на ухо. — Я знаю, что обычно ты этого не делаешь, но я думал об этом с тех пор, как увидел тебя в студии. Я хочу почувствовать тебя внутри себя. Джисон сделал бы всё, о чём бы Феликс его ни попросил. Он нетерпеливо кивает и получает в ответ ещё один поцелуй, на этот раз довольный. Джисон притягивает его ближе за голову, путая пальцы в волосах Феликса, удерживая его на месте. Блять, он мог бы заниматься этим всю оставшуюся жизнь. Вместо этого ему приходится довольствоваться тем, что проводит губами по спине Феликса, когда, наконец, проскальзывает в него, руками сжимая его бёдра, толкаясь вперёд. Каждый толчок встречается тихими, хриплыми стонами. Ах.. ах...ах.. Снова и снова, греховно низко из самого горла. Так мягко, что Джисон, возможно, пропустил бы это из-за звука соприкосновения их тел, если бы он не прислушивался к этому, намереваясь уловить каждый звук, который издаёт Феликс. Он наклоняется, повторяя изгиб тела Феликса своим собственным, его грудь прижимается к гибкой веснушчатой спине и плотно сжимает кулак, двигая им вверх-вниз по стволу Феликса в беспорядочном, сбивчивом темпе. Феликс выгибает спину с очередным стоном, на этот раз гораздо громче, чем раньше. — Приятно, да? — Джисон дышит ему в ухо. Тот кивает будто в бреду. — Так хорошо... Не– не останавливайся. Продолжай ради меня, хорошо? Ты не можешь... чёрт... ты не можешь остановиться. О, Джисон не собирается этого делать. Полный решимости удержать его на месте, он обхватывает Феликса другой рукой за талию и поднимает с матраса, удерживая и прижимая к себе спиной, пока продолжает втрахиваться в него. Должно быть, все силы покинули Феликса, потому что он обвисает на груди Джисона, вынуждая его удерживать его в вертикальном положении одними руками. — Стой, стой, — внезапно бормочет он, звуча будто не в себе. — Сони, стой. Джисон останавливается, всё ещё оставаясь в нём. — Да? — беспокойство начинает пробиваться сквозь туман похоти, и он ослабляет хватку. — Всё в порядке? Хочешь остановиться? — Нет, нет, — торопится ответить Феликс. — Просто– просто разверни меня, детка. Хочу тебя видеть. Хочу видеть твоё лицо. Оу. Почувствовав облегчение, Джисон выходит и аккуратно помогает ему перевернуться. Феликс гораздо более напорист, когда в ответ толкает Джисона, вынуждая его лечь на подушки, а затем забирается на него сверху, упираясь коленями по обе стороны от его бёдер. Он обхватывает Джисона рукой и вводит внутрь. — Блять, — вздыхает он. Его глаза приоткрываются, встречаясь с ошеломлённым выражением лица Джисона, и он довольно улыбается. — Намного лучше. Джисон согласен. Так он может наблюдать каждое крохотное изменение в лице Феликса, когда толкается в него навстречу, и в ответ получает шлепок бёдер. Он садится, обхватывая руками эту тонкую талию и прижимая их тела друг к другу, скользкие от пота и пахнущие сладким вином, когда они целуются беспорядочно, небрежно, стремясь наверстать упущенное. Цепочка Феликса продолжает ударяться им в грудь, поэтому они снимают её, вместе хихикая с этого, а потом снова соединяются, обвивая друг друга руками и проводя языками по коже. Хихикая, постанывая и бормоча что-то друг другу в рот, пока они не разваливаются на части вместе. Джисон выходит из Феликса, когда они наконец заканчивают, а затем они падают навзничь на кровать, липкие, грязные и измученные, прижимаясь друг к другу, как зубчики застёгнутой молнии. Феликс перекидывает ногу через бедро Джисона. Он тычется носом в его челюсть с счастливым урчанием и ещё более счастливой улыбкой. Джисон обнимает его, прижимая к себе теснее, чувствуя себя более полноценным, чем он когда-либо себя помнил. Они вдвоём засыпают вот так, сплетённые телами и погружающиеся в сон на седьмом небе.