Эра милосердия

Два с половиной месяца после окончания Армагеддона Кей сидит рядом, так близко, что до нее можно дотронуться. И никуда не исчезает, и теперь Каин вообще не понимает, что ему делать дальше. Наверно, думает он, надо было смирить свою гордость и поговорить еще там, на базе, с умными людьми. По бульвару Осман не спеша катится великолепный "Кадиллак Девиль" — белый, длиннющий, с огромными плавниками. Каин провожает его взглядом, и украдкой все так же смотрит на Кей, и все еще не находит подходящих и правильных слов. У него было сто пятьдесят лет, чтобы придумать эти правильные слова, и он их, конечно, придумал и выучил наизусть тоже, вот только сейчас от тех слов нет никакого толку. Кей вдруг подмигивает ему. Жестом подзывает официанта: заказать еще кофе и пощебетать о погоде и весне. Смотрит тому вслед — в который раз поправляя выбивающийся из прически локон. Но едва официант исчезает в дверях кафе, как Кей чуть наклоняется к Каину и шепотом просит: — Расскажите мне. И Каин сразу понимает, о чем. Выпрямляется, выдыхает и сообщает самое главное: — Мы победили. — Мы? — Люди. Люди победили. И война эта теперь закончилась. Каин медлит, а затем договаривает: — Армагеддон. Какое-то время Кей ничего не отвечает. Буравит его своими невозможными синими глазами и внимательно разглядывает его форму. Ждет, когда вернувшийся официант поставит перед ней чашечку кофе — на ее лице тотчас вспыхивает милая улыбка — и заберет посуду и пустой кофейник. А потом Кей спрашивает: — Вы сами не погибли на войне, верно? Каин качает головой. — Нет. — Но вы пришли сюда? — Пришел, — соглашается Каин. — Это долгая история. Все началось с того, что в прошлом веке ученые открыли квантовый переход… Он скрещивает руки на груди и медлит. И решает пока не упоминать Ад. Который они, в смысле физики, все-таки обнаружили первым. После того как сам Сатана вознамерился помочь человечеству в последней битве. Когда Каин думает об этом, в памяти его всякий раз вспыхивают те нечеловеческие глаза — с чудовищной, непроглядной чернотой внутри. Он не сомневается: меньше всего мистер Люцифер Морнингстар желал взять реванш. И все-таки про Ад лучше рассказать потом, думает Каин. — … то есть, врата Рая. Ученые доказали, что Рай существует на самом деле. Что это не миф. Дальше надо было понять, как все это работает. Что происходит с человеком после смерти и кто попадает в этот самый Рай. Конечно, Небеса не могли это стерпеть. Раз люди узнали, как на самом деле устроен мир, они ведь смогут и все поменять, верно? И точно не будут жить как раньше. Переговоры с ангельским воинством не удались. Они пытались заставить нас вернуть все как было. Командование не согласилось, и после этого начался Армагеддон. По бульвару Осман вдруг проносится ветер — ветви каштанов дрожат и колышутся — и Каин тут же вспоминает, где он находится и что он сейчас сказал вслух. И ветер ему этот совсем не нравится, если честно. Надо убедить Кей пойти с ним. И лучше поскорее: мало ли что случится потом. — Значит, теперь врата Рая открыты для всех, — замечает она. — Теперь да. Седой джентльмен бежит по бульвару вслед за своей шляпой — и успевает настигнуть ее прежде, чем она вылетит на проезжую часть. Девушки охают, картинно визжат и прижимают юбки к ногам. Рычат и сигналят автомобили. А потом все успокаивается. — И я тоже могу уйти отсюда? — спрашивает Кей. — Конечно. — Надо же, — удивляется она. Размешивает сахар в кофе и немного медлит. — Но что будет с моей семьей? Моя мама и мой брат тоже здесь. Они смогут выйти из ворот Рая? — Как только мы их вытащим, — заверяет ее Каин. Он очень надеется, что это настоящая мама и настоящий брат. Не морок. Не очередное счастливое воспоминание, из которого Рай творит вечную открытку. — Кстати, ваш отец… — Мой отец? Кей морщит лоб. Отставляет чашечку в сторону. — Постойте, — она качает головой. — Мой отец… Почему мне кажется, что все как в тумане? — Потому что он был в Аду, — объясняет Каин. — И в Раю вы не должны его помнить. И сразу же жалеет, что сказал такое: Кей вздрагивает. Но в следующую секунду она вся вспыхивает яростью: — Как это в Аду? — Ваш отец погиб на войне. Очень давно, в тысяча девятьсот сорок первом. В сражении у Перл-Харбор. Наверно, он чувствовал вину за то, что они тогда не отбили атаку японцев. А когда человек чувствует вину, он обязательно попадает в Ад. Кей, теперь у него все хорошо. Ваш отец совсем недавно воевал в наших рядах. Защищал нашу планету. И снова погиб, думает Каин. И снова попал в Ад: правда, в этот раз его нашли и вытащили быстро. Но самое главное, что в этот раз атаку они отбили. Вместе с японцами. — У него все хорошо, — повторяет Кей, и гнев в ее глазах понемногу утихает. — У папы все хорошо. Представляете, а я совсем его не помню. — Вы с ним обязательно встретитесь, — обещает Каин. Кей наконец улыбается. — Это было бы прекрасно. К их столику снова спешит официант. Кланяется, вручает Кей меню и пытается уговорить ее взять еще что-нибудь. Еще кофе. Второй десерт. Круассан. Бокал хорошего красного вина, из Шатонёф-дю-Пап или Лангедока-Руссильона. — Может быть, мадемуазель желает коктейль? — Коктейль? Не знаю. А вы? Каин ловит на себе ее взгляд. И соглашается на «Американо». — Хороший выбор, месье, — одобрительно кивает официант. — Начинать всегда стоит с классики! — Точно. Мы же никуда не спешим, — замечает Кей вслух. Сама она решается на бокал вина из Лангедока. Любуется бульваром и проезжающими автомобилями. — Все-таки здесь чудесно, правда? Смотрите, какой кабриолет! Вы когда-нибудь водили кабриолет? Каин не спорит — спорить с ней сейчас бессмысленно. Улыбается. Говорит разные глупости про кабриолеты: у него и в самом деле был похожий в Нью-Йорке. И в Риме тоже. Ждет, когда официант уйдет с заказом. — Кей, — зовет он ее. — Кей, вы помните, о чем я вам только что рассказывал? Она кивает. — Да. Помню. Война. Квантовый переход. Но мне почему-то не хочется отсюда уходить, — признается Кей. — Кей… — Давайте еще посидим здесь немножко? Скоро начнутся сумерки, и вы не представляете, как тут красиво, когда солнце садится. Небо становится лиловое, просто пурпурное. Я больше нигде такого не видела. А потом мы с вами можем пройтись по бульвару. — Вы действительно помните, о чем мы говорили? Пару минут назад. Кей? Она хмурится. Синие глаза ее сощуриваются: будто Кей раздумывает над чем-то. И не сдается. — Вы ведь можете увести меня с собой? — шепотом спрашивает она. — Да, — кивает Каин. Быстро наклоняется: схватить плазменную винтовку. Кей подает ему руку, и они — в одно мгновение, не сговариваясь — встают из-за стола. Официант уже спешит к ним с подносом, и Каин успевает разглядеть свой коктейль. Все правильно — кампари, красный вермут, содовая. Ученые говорят: ничего страшного не случится. После квантового перехода, когда ты все-таки частично встроен в систему — частично принадлежишь Раю — ничего не будет. Но проверять не стоит, думает Каин. Стискивает маленькую ладонь Кей в своей и говорит: — Не оглядывайтесь. Они торопятся, прибавляют шаг и наконец срываются на бег: до самого перекрестка. Но пешеходного перехода больше нет, да и перекрестка тоже, и все больше людей заполняет бульвар Осман. И люди эти выходят из метро, булочных и ресторанчиков, выныривают из всех дверей и переулков, и Каин не знает, люди ли это на самом деле или нет, но сейчас они окружают его и Кей со всех сторон, и им все труднее продираться через толпу. Взгляды их встречаются, и Кей все прекрасно понимает. — Скорее, — произносит она. И сама тянет его вперед — на проезжую часть, которая сейчас похожа на ревущий поток. На всех парах к ним — вернее, на них — несется вишневый «Кадиллак». Потом черный массивный «Ягуар»: Каин думает, что у него самого когда-то был такой, в Лондоне, и в последнее мгновение успевает вытянуть Кей буквально из-под колес. Кабриолет «Линкольн» проносится в паре дюймов от него самого. Впереди показывается чудовищный грузовик, и краем глаза Каин видит: никакого бульвара Осман больше нет, ни кафе, ни элегантных зданий из обтесанного песчаника. Все это — в виде обломков и камней — уже поднимается в воздух. Каин выпускает винтовку из рук. Притягивает Кей к себе. — Не оглядывайтесь, — напоминает он. До тротуара и деревьев остается совсем немного: всего несколько шагов. Ему надо успеть вытолкнуть — вынести — туда Кей. Как получится. Остальное не имеет значения, думает Каин. Есть в этом какая-то ирония: так долго хотеть умереть и наконец погибнуть в Раю. В следующий миг кто-то распахивает над ними небо. — Капитан! Каин жмурится: защитное силовое поле всегда немного слепит. Особенно в таком режиме, когда летящие обломки стен и огромные грузовики вмиг превращаются в пыль. Руку Кей он все так же не выпускает. — Ваше оружие мы вернем, — обещает Шавив. — Вот сейчас спецэффекты закончатся, и я сам за ним схожу. Капитан? С вами точно все в порядке? Стоящий рядом с ним сержант Банерджи улыбается. Зимин тоже. И Накамура. Вообще все улыбаются. Да что такое. — Лучше не бывает, — отвечает им Каин. — Спасибо. И сразу переводит взгляд на Кей: она сейчас тоже улыбается, и ему, и Шавиву, и всему его отряду, и в ее глазах, как всегда, нет страха. Только светятся и мигают крошечные звездочки, такие родные и знакомые, и Каин в очередной раз понимает, как безмерно по ним скучал. — Вон там наш борт, — говорит он ей и помогает застегнуть личную защиту. — Это вроде самолета. Только из будущего. — Из будущего, — Кей смеется. — И правда. Никогда на таком не летала. Конечно, она садится рядом. Сперва смотрит в иллюминатор. Потом на него. Снова в иллюминатор. А потом их взгляды опять встречаются, и Кей произносит: — Знаете, я вас совершенно не помню. Каин пожимает плечами. — Но вы все-таки пришли, — говорит она. И улыбается снова.