Эра милосердия

Три дня до начала Армагеддона — …будете прощены и помилованы и унаследуете царствие Небесное, — голос глубок, пронзителен и чист. И хорошо знаком. Ему, Каину, и всем, кто сейчас сидит в бункере: командованию объединенных войск, офицерам спецназа и ученым. Всем, кто хоть раз встречался с мистером Люцифером Морнингстаром по работе и службе. — Я, архистратиг Михаил, обещаю вам спасение. И бункер, и собор Парижской Богоматери окутывает хрустальная звонкая тишина, и все вокруг замолкает — кажется, весь мир сейчас боится лишний раз вдохнуть или пошевелиться — на следующий день в новостях расскажут, что в эту минуту во всех городах Земли встал весь транспорт, а в аэропортах и космопортах отложили рейсы. Потому что все человечество сейчас слушает посланника Всевышнего. Самый настоящий архистратиг Михаил откликнулся на их зов — на приглашение и на молитвы — и сошел с Небес. И теперь он стоит на каменных плитах у самого алтаря, в сияющих доспехах, и всю его фигуру вместе с темными распахнутыми крыльями окружает мягкое облако света, и свет этот не слепит, а манит, и на фоне средневековых витражей все это кажется волшебством и чудом. Это и есть чудо: ведь сам архистратиг Михаил спустился на Землю, чтобы даровать спасение и прощение. В это сейчас так хочется поверить. Даже ему, Каину, Первому убийце, который так и не нашел искупления — и на плече которого и сейчас горит та страшная Печать. Даже ему, Каину, хочется поверить, что на Небесах что-то изменилось. Что не будет больше проклятий и наказаний, а будет любовь. Что даже его — такого — когда-нибудь простят. — Господь любит вас, и в сердце его нет гнева, — говорит архистратиг Михаил. Он все так же стоит у алтаря и взирает на собравшихся в соборе Парижской Богоматери президентов и политиков, священников, военных и ученых. Каин невольно проводит ладонью по Печати — порой он чувствует ее даже сквозь ткань рубашки, даже через броню, и сейчас там тоже словно что-то пульсирует, бьется и рвется наружу — и усилием воли отрывает взгляд от монитора. Натыкается на чей-то ошарашенный, застывший взгляд. Неужели начальник штаба? — Господь любит вас, — повторяет архистратиг Михаил. Каин смотрит в противоположную стену, на мониторы и приборные доски. Может, архистратиг говорит правду. И Бог в самом деле решил их простить. Не его, конечно. Иногда Каин и сам не понимает, человек ли он вообще — слишком часто за все тысячелетия он слышал обратное. Даже от тех, кто хорошо его знал. Особенно от них. Может, он и вправду уже стал чудовищем. Зато все остальные — люди — заслужили спасение и обещанное Царствие Небесное. Каин больше не знает, чему верить — и никогда не знал — ищет ответа в окаменевших, застывших лицах, когда взгляд его наконец встречается с другим, уж точно не человеческим. Кто бы мог подумать, что падший ангел Самаэль, ныне мистер Люцифер Морнингстар — и победитель дьявола, сам архистратиг Михаил — близнецы-братья? В черных бездонных глазах плещется неизбывная боль и тринадцать миллиардов лет в Аду. Каин думает, что хотел бы заглянуть в глаза архистратига. Может, там тоже боль. И сожаление. И желание всех спасти. И если так, вся его война не имеет смысла. Может, сейчас Бог и вправду всех простит. Откроет врата Ада и остановит мучения. И заберет всех своих детей на Небеса. — Господь любит вас, — в третий раз повторяет архистратиг Михаил. — Вы ни в чем не виноваты перед Богом. Дьявол и его приспешники искусили вас и сбили вас с пути истинного. Заставили отринуть человеческую природу, заставили поверить в то, что люди могут презирать смерть и жить тысячелетиями. Или что люди сами будут открывать врата Рая. Но Господь всезнающ и всевидящ, и бесконечно справедлив, и сердце его полно любви к своим детям. Господь примет ваше покаяние. — Вот же черт, — слышит Каин. В любой другой момент он бы улыбнулся. Потому что и в этом бункере, и на тех базах, где военные и ученые более ста лет работают с мистером Люцифером Морнингстаром, обычно стараются лишний раз не поминать черта, Ад и проклятия. Ну, невежливо. — У вас есть три дня, — говорит архистратиг Михаил. — Вы должны выдать нам дьявола, его ближайших приспешников и всех заблудших, кто устроил это кощунственное, оскорбительное вторжение в дом Господа, в святые Небеса. Ибо они совершили немыслимый грех перед Богом, ведь человечество не может стать вровень со Всевышним и не должно желать тайны Рая и Ада. И все то, что вы сейчас зовете наукой и познанием мира, должно быть немедленно уничтожено и навсегда забыто. Вместе со всеми святотатцами, которые пытались вызнать эту великую тайну и возвели хулу на Господа нашего. Тишина будто разламывается надвое. Все кругом словно оживают. Обретают способность дышать и о чем-то шептать друг другу. Правда, от мониторов и экранов никто не отрывается. — У вас есть три дня, — повторяет архистратиг Михаил. — И если вы не раскаетесь, не искупите греха своего перед Господом, то страшная Божья кара обрушится на вас. Если вас обуяла дьявольская гордыня и вы пожелали вызвать Небесное воинство на бой — что ж, я, архистратиг Михаил, готов сразиться с вами. Но помните, что в Армагеддоне победа останется за Господом и Небесами, ибо так заповедано с начала времен, а Сатана и приспешники его будут низвергнуты в Ад, на вечные муки. Так откройте свое сердце Господу и будете прощены. Каин снова смотрит в монитор перед собой — и на мгновение ему действительно кажется, будто архистратиг и за тысячу миль видит его и вглядывается в его душу. А потом его Печать вспыхивает огнем. Он хмурится, сжимает зубы и опускает глаза — не хочется, чтобы кто-то заметил, что сейчас ему больно. Он привык не показывать, что с ним. У него было несколько тысячелетий, чтобы этому научиться. Научиться врать, смеяться и даже шутить. И сейчас он чувствует то же самое, что и прежде: ему обязательно надо уничтожить себя. Это же просто, он делал это сотни раз и это всегда работало — он умирает, и потом у него ничего не болит. Каин поднимается на ноги. Выпрямляется. Идет к выходу, набирает код и оказывается в пустом коридоре. Так лучше. Теперь надо выпустить себе в сердце весь заряд плазменной винтовки. И на несколько секунд Всевышний забудет о нем: это ли не есть высшее милосердие и прощение. Прощение. На мгновение в памяти его вспыхивает что-то такое, о чем он давно не вспоминал: слишком больно. Но сейчас Печать полыхает на его руке адским пламенем, и Каин думает, что хуже не будет. Поэтому он закрывает глаза. Представляет Кей: рядом с собой, прямо здесь. И она, конечно, улыбается ему. Смотрит на него, как на рыцаря, который сражается с драконами. И говорит о том, что ничего не боится. И что когда-нибудь они — все люди — смогут все изменить в этом мире, и не будет ни Ада, ни Рая. Когда-нибудь мы выиграем войну, уверяет его Кей. И гладит его по предплечью. — Капитан, — слышит Каин. Дверь отъезжает в сторону, и он оборачивается. Сейчас на него смотрят те нечеловеческие черные глаза, и Каину кажется, что мистер Люцифер Морнингстар понимает, что с ним происходит. И ладно, думает Каин. Зато в голове все прояснилось, и багровый туман ушел. И даже Печать больше не горит. И надо бы вернуться в зал и послушать, что говорит командование: в конце концов, ему же тоже приказано быть здесь. Пусть он и не имеет отношения к командованию: он сотни раз отказывался от всех погон и званий, и, кажется, его наконец оставили в покое. Поэтому Каин бросает: — Это была угроза или обещание? — Угроза, — отвечает мистер Морнингстар. — Ангелы не могут убивать людей. Даже архистратиг. Мы просто не имеем права вмешиваться в жизнь и смерть. На этом зиждется мир. — А как же… — Каин морщит лоб. — Содом и Гоморра? Или Великий Потоп? Все это произошло только с разрешения Всевышнего. — Считаете, сейчас Господь Бог не разрешит нанести парочку ядерных ударов по нашим базам? На мгновение мистер Морнингстар задумывается: — Если бы через моего брата говорил мой Отец, поверьте, я бы это услышал. Каин пожимает плечами. — Однажды такой посланник Небес явился ко мне. — И это тоже была воля моего Папочки. Аменадиэль не смог бы сам вмешаться в вашу судьбу. То, что они сделали с вами — это нарушение всех законов мира. Аменадиэль, повторяет про себя Каин. Вот как зовут ангела, который оставил ему Печать. Надо бы запомнить. — Я чувствую желания людей, — объясняет мистер Морнингстар. — Мой брат Михаил прекрасно чувствует чужой страх. Сегодня он это использовал. — Удобно. Так что, нам ждать повторения Содома и Гоморры? — Нет. Мистер Морнингстар качает головой. — Я сдамся ему сам, — обещает он, и Каин понимает, что это правда. Ну, дьявол же не лжет. — Тогда вы сможете выиграть время. — Вот еще. Разве вы не знаете, что с террористами не вступают в переговоры? Мистер Морнингстар не знает. Ничего, думает Каин. Своих мы не бросаем.