Эра милосердия

Пять месяцев после окончания Армагеддона Вдалеке показываются Бранденбургские ворота, и Каин выключает планшет. Всматривается в город. Здесь везде мирная зона, практически нет разрушений, и на улицах не видно никого в форме, а по Унтер-ден-Линден идут люди: не спеша и не торопясь, они просто идут по своим делам. Или просто гуляют. Здесь даже разрешено воздушное такси и малый воздушный транспорт: одна такая машина, выданная в штабе, сейчас несет его к ресторану в легендарном отеле «Адлон», и Каин в который раз думает, что легко обошелся бы без пилота. Берлин свеж и спокоен в этих нежных сентябрьских сумерках, когда небо чуть отсвечивает розоватым. На мгновение можно поверить: никакого Армагеддона и не было. А Гамбург, Кельн и Дюссельдорф не лежат в руинах. Пилот как раз начинает снижение и в самом конце нарочно делает круг над Парижской площадью: к сожалению, Каин не успевает его остановить, и теперь на них пялится чуть ли не полгорода. И раскланивается швейцар у парадного входа. — Вы пройдете в лобби, а оттуда вас проводят, — говорит пилот. — А ресторан на первом этаже. — Я знаю, — бросает Каин. — Найду. Пилот кивает. — Тогда жду ваших распоряжений, капитан. Как только получу от вас сигнал… — Вот что. Я сам приду на парковку, — обрывает его Каин. — Я помню, где это. Не надо устраивать еще одно шоу. — Так точно! Каин хмурится — он шел на войну не ради славы и почестей, и все эти любезности порядком его раздражают — и это работает. То есть работает фирменный взгляд капитана Пирса: колючий и неприятный. И очень смешной, как считает Кей. И все-таки до штабного пилота что-то доходит, он быстро вскидывает руку, отдавая честь, и скоро уже поднимает машину в воздух, а Каин ныряет в лобби. Старается не обращать внимания на тех, кто таращится и шепчется у него за спиной: все-таки ему стоило явиться сюда в гражданской одежде. Может, тогда бы его никто не узнал. Официант отвешивает поклон. В зале заняты все столики, кроме одного у окна: в том смысле, что там есть свободное кресло. Все, кто собрался в ресторане, старательно делают вид, что вообще не смотрят на дьявола. Заметив его, мистер Люцифер Морнингстар поднимается на ноги. Жмет ему руку и на мгновение улыбается: кажется, что эта улыбка обходится Сатане втридорога. — Я рад, что вы смогли прийти, — говорит мистер Люцифер Морнингстар. — Добрый вечер. — Добрый вечер. Официант спешит подвинуть кресло. А Каин плохо понимает, почему этот разговор должен происходить здесь. А не в штабе и не в бункере, напичканном суперкомпьютерами и всевозможной техникой: между прочим, он был там два дня назад. Опять. Опять отвечал на вопросы союзников: как всегда бессмысленные. Про третий век нашей эры и про Первый Крестовый поход. Ладно, если это вправду позволит ученым — и союзникам — расшифровать массивы Ада и Рая, то он как-нибудь вытерпит. Поэтому Каин сразу переходит к делу: — Вы желали встретиться, мистер Морнингстар. — Люцифер, — вдруг замечает тот. — Прошу вас. Этой традиции уже полтора века: Каин упорно называет его мистером Морнингстаром, а мистер Морнингстар величает его «капитаном», «мистером Пирсом» и как-то еще, и спасибо что не «мистером Каином», хотя однажды случилось и такое. Но в эту минуту Бранденбургские ворота за окном тонут в прозрачном розовом облаке и золоте заката, война с Небесами закончилась почти что полгода назад, а человечество впервые само решает свои судьбы, и Каин больше не может сопротивляться. — Как скажете, — говорит он. — Люцифер. В черных глазах на мгновение вспыхивает жизнь, а не смерть, и Каин волей-неволей задумывается, что бы случилось, если бы они встретились в иных обстоятельствах, и не находит ответа. — Я знаю, что у вас много работы, — замечает мистер Морнингстар. — И правда. Официант как раз предлагает им воду и аперитив: шампанское какого-то забытого довоенного года. Каин не понимает, зачем нужно тратиться на все это. В смысле, тратить дорогой напиток, которого осталось не так уж много. Виноградников, кстати, тоже. — И чем вы желаете заниматься после? Каин пожимает плечами и пробует шампанское на вкус. — На Земле есть несколько городов, которые были уничтожены, кстати не только в Армагеддоне, и которые я очень хочу выстроить заново, — он говорит правду. — Это очень благородная и достойная цель. — Да где там, — Каин качает головой. — Просто хорошие воспоминания, и все. У меня их не так много, хороших воспоминаний. И я хочу, чтобы все это было по-настоящему. А не только у меня в голове. Он представляет, как идет с Кей по Персеполю, Ктисефону и Ангкору. Не по руинам. По живым городам. Где роботы приносят мороженое и кофе, а с космопортов стартуют рейсы на Марс и Проксиму Центавра. И где все эти тысячелетние каменные стены — живые, а рядом цветут сады. Но потом Каин вспоминает Париж и Лондон, и Гамбург с Кельном, и Дели, и хмурится. И думает о том, что отдал бы многое, чтобы увидеть Лондон двадцатого века. Или двадцать первого. Но не шестнадцатого. И уж точно не Лондон, вбитый в бронзовый век после того, как на него обрушился гнев Господа — в смысле, божественное пламя архистратига Михаила. Мистер Морнингстар улыбается краешком рта. — Вы часто это утверждали. Что ваши цели предельно эгоистичны. — Это так и есть. Потому что я не герой. Официант как раз шагает к их столику и подает меню, а мистер Морнингстар склоняет голову набок и буравит Каина своими черными глазами. — Мне доложили, что наше сотрудничество протекает в высшей мере успешно. — Это несложно, — признается Каин. — Просто времени мало. Меня же постоянно вызывают на этот процесс… На мгновение мистер Морнингстар замирает, а потом переключает все свое внимание на заказ, и официанты уже спешат к их столику и расставляют крошечные пиалы. Лангустины, фенхель и какой-то сложный соус: Каин не запоминает состав. — Я давно хотел спросить, — снова начинает Каин. — Почему они задают все эти странные вопросы? Про Крестовый поход и десятый век до нашей эры в Верхней Месопотамии? — Они просто хотят лучше узнать вас, — объясняет мистер Морнингстар. — Они хотят с вами познакомиться, Каин. Он не удерживается и хмурится. И совсем не чувствует вкус лангустина, если честно. Зато он знает, что это правда. Потому что дьявол не врет: у Каина было полтора века, чтобы в этом убедиться. — Познакомиться? — Они были бы очень благодарны за возможность испросить вашего совета. Конечно, в случае необходимости. Час от часу не легче, думает Каин. Заодно вспоминает бункер и бесконечные приборные доски. — Однажды я слышал их разговор с доктором Шмидт. Это тот знаменитый физик из Мюнхена. — Я ее помню, — кивает мистер Морнингстар и даже улыбается. — Она очень нам помогла. И тот испанский профессор, математик. Конечно, это было испытание его храбрости. — И веры. Они переглядываются: есть все-таки что-то такое, что они оба понимают с полуслова. Каин разом опрокидывает в себя шампанское. И рассказывает историю до конца: — В тот момент в бункере были только доктор Шмидт и два ваших демона. К сожалению, я не запомнил их имен. В общем, она спросила, кем те хотят быть после войны. Один ответил, что хочет работать в оранжерее и выращивать растения, а второй думал улететь куда-нибудь на Марс. Мистер Морнингстар ничему не удивляется. — Вы же не считали, что они хотят навечно остаться в Аду? — Нет, — Каин качает головой. — Я вообще не думал про это, если честно. — Ни одно разумное существо не захочет добровольно жить в Аду. — Наверно, вы правы. Первое блюдо уже сменяет второе, а небо за Бранденбургскими воротами темнеет, когда мистер Морнингстар вдруг замечает: — Мой отец желал, чтобы я провел вечность в Аду. Порой мне кажется, что он мог добиться своего. В конце концов, он же вернул мне крылья. Полтора века назад, в тот самый год, когда вы объявились в Лос-Анджелесе. Каин сперва не знает, что отвечать. Историю с крыльями он помнит. Ученые тоже. Крылья им очень пригодились. Пусть на открытие квантового перехода и ушли десятки лет. Но без ангельских крыльев это было бы тяжелее: так считают все физики. — Возможно, он бы переиграл меня, — продолжает мистер Люцифер Морнингстар. — Сделал бы так, чтобы я поверил. Что он прав, что раз он выбрал для меня такой путь, то я должен вернуться в Ад. Возможно, я бы даже забыл, как я ненавидел все это раньше. И Ад, и как мой Отец творил этот мир, и как я хотел все это сломать. Знаете, в чем дело? Когда однажды вы впускаете Ад в свою душу, вы больше не можете от него избавиться. Каин медлит. Официант как раз подливает им вина: что-то итальянское, из Южного Тироля, но он даже не успевает обратить внимание на этикетку. Зато потом пряный вкус заставляет его вспомнить скалы и альпийские луга, и солнце в горной долине. — Как я понимаю, Господь Бог покинул эту Вселенную, — замечает Каин. — Ушел. — Это правда, — соглашается мистер Морнингстар. — Но он не ушел. Он действительно исчез. Растворился в Небытии. — Потому что архистратиг… Каин не договаривает. Вспоминает удар по Иерусалиму, когда погиб миллион человек. Поначалу их пытались отыскать в Преисподней, поначалу еще теплилась надежда. А потом стало понятно: их больше нет. Их души испепелены, выжжены дотла, уничтожены. Апостол Павел был прав: нет ни эллина, ни иудея. Потому что в Иерусалиме — в Иерусалиме двадцать второго века — погибли все. Евреи, арабы, англичане, французы, русские, итальянцы, американцы, индийцы, армяне, японцы, греки и турки. И еще полсотни наций. Они погибли в тот же день, в тот же час, что и первая штурмовая бригада, вошедшая во врата Рая. — … мне жаль, что мой брат Михаил нарушил закон Вселенной, — объясняет мистер Морнингстар. Голос его глух, а взгляд черен и сосредоточен на тарелке с кусочком цуккини и зернышком пинии. — Мы не имеем права убивать людей. Ни в коем случае. Ангел сильнее человека. Но мне бы никогда не пришло в голову… Теперь не договаривает мистер Морнингстар. — Знаете, некоторые ученые до сих пор не верят в Бога, — замечает Каин. — Они считают, что ангелы — это просто другая раса. Инопланетная. Как и демоны. И что Творца никогда не было. В смысле, теперь его и правда нет. Но он же был раньше. — Был, — подтверждает мистер Морнингстар. — И скажем честно, я не скорблю по Отцу. Но я почувствовал, когда это случилось. Сомелье как раз подливает им рислинга из Пфальца, а официанты приносят форель в соусе из манго, кумквата и грецкого ореха. — …когда Михаил испепелил Иерусалим и уничтожил людей на пороге Рая, — объясняет мистер Морнингстар. — Так устроен мир. Вселенная не выдержала, и моего Отца просто разорвало на атомы. Так что Бога нет. Теперь нет. Они обмениваются взглядами, и мистер Морнингстар повторяет: — Бога нет. Каин не знает, что ему отвечать. И решает чуть сменить тему. Если это вообще возможно. — Ваш брат Михаил действительно желал Армагеддона. И ждал его все эти тысячелетия. — Он желал победить, — замечает мистер Морнингстар, — меня. Каин вдруг вспоминает тот проклятый день, когда прекрасноликий архистратиг в сияющих доспехах явился в собор Парижской Богоматери. И уговаривал командование выдать ему дьявола, грешников и ученых. — Даже если бы вы сдались ему тогда, — говорит Каин, — это бы ничего не изменило. — Мы никогда этого не узнаем, — отвечает мистер Морнингстар. Официант приносит цесарку в соусе из голубики и меда, а Каин все ищет правильные слова: о бесполезных жертвах и о том, что такое настоящая сделка с дьяволом. То есть, с архангелом. Когда ты в любом случае проигрываешь. Но все эти правильные слова бесполезны и бессмысленны, потому что мистер Морнингстар уже что-то для себя решил — и Каин прекрасно это видит, только не знает, что именно. Он бросает взгляд в окно: солнце уже садится, и небо прорезают оранжевые лучи. Мистер Морнингстар как раз допивает вино и вдруг спрашивает: — Вчера я посмотрел записи с процесса. Вас тоже удивляет мой брат, верно? — Который? — вежливо переспрашивает Каин. — Аменадиэль. Каин кивает. Даже объяснять ничего не надо. И на первом слушании, и на втором, и на всех остальных тоже ангел Аменадиэль, великий исполнитель обязанностей Всевышнего, уверяет командование, что Ад очень нужен. И пригодится в будущем, потому что где еще держать преступников и злодеев. Что Господь Бог создал Ад не просто так. Что всем грешникам необходимо очиститься в Аду. Что сам Аменадиэль только сейчас, только недавно понял грандиозный и поистине непостижимый план своего Отца: в Аду человеческая душа сталкивается с совестью. — Наверно, в этом что-то есть. Вот эта идея про столкновение с совестью и виной… — … звучит отлично. Но если бы это было так, — мистер Морнингстар качает головой, — в нашем мире существовала бы милость. Прощение. Искупление. А из адской петли можно было бы выскочить самому. Было бы Чистилище. Да и Серебряный Город был бы совсем иным. Совсем иным, думает Каин. Серебряный Город он видел. Патрулировал. Вытаскивал оттуда людей: многим в реабилитационных центрах уже вернули память. Хотя бы частично. Когда прежде человечество надеялось на справедливый суд и грезило о Царствии Божьем, никто не желал такого. Ни такого Ада, ни тем более такого Рая. Иногда Каин силится представить этот другой Рай, настоящий, истинный, весь этот обещанный Небесный Иерусалим, но у него ничего не выходит. Потому что воображение у него так себе, а ничего красивее Земли он не видел. Ничего красивее той Земли, где люди восстанавливают разрушенные города, строят космические корабли и планируют путешествия к звездам. — До Армагеддона люди верили во что-то другое. И даже придумали Христа. — Да. И поэтому они победили. Взгляды их вдруг встречаются. — Люди бы победили даже без нас с вами, — добавляет мистер Морнингстар, и на мгновение его черные глаза излучают тот свет, который творил звезды в начале времен. — Даже если бы вы полтора века назад не отыскали меня и не уговорили поучаствовать в Армагеддоне. Может быть, на сотню лет позже, но люди бы все равно победили. Именно потому, что они сами изобрели прощение. На мгновение Каин задумывается, что случилось бы с его отрядом, если бы он полтора века назад не пришел к мистеру Морнинстару в Лос-Анджелесе. Что ждало бы Шавива, Банерджи, Накамуру, Зимина и всех остальных. А потом понимает. И повторяет вслед за мистером Морнингстаром: — Они бы все равно победили.