Эра милосердия

Семь месяцев после окончания Армагеддона В этот день в Риме идет дождь. Льет с самого утра, не переставая, а небо затянуто тучами. И все кругом пасмурно и мрачно, и даже сам вечный город тускнеет, будто кто-то вылущил все краски мира и замазал все серым. Ветер треплет пальмы на Пьяцца Кавур, и когда Каин всматривается в полуденную хмарь, он словно наяву чувствует, как сейчас тянет прохладой с Тибра. Каин отлипает от окна. Думает, что перерыв между заседаниями скоро закончится и что ответа от командования на его рапорт все еще нет. И ему это не нравится, а еще больше ему не нравятся вчерашние новости: нападение на военный патруль в секторе, который он прежде патрулировал. Кто-то из ангелов не сдался — тех, кто не подчинился приказу Аменадиэля, все-таки единицы — и они до сих пор устраивают засады на патрули, разыскивающие людей в Раю. Каин не понимает, что он делает на бесконечных совещаниях и почему командование все еще требует его присутствия во Дворце Правосудия. Все показания на Римском процессе он уже дал — рассказал, что видел своими глазами. И сейчас Каин предпочел бы вернуться на базу: пользы от него в патрульном отряде было бы куда больше. И дело не в ангелах. Он мог бы искать людей, в Раю или в Аду. — Капитан, — слышит он и оборачивается. Перед ним стоит младший лейтенант Франциска Шмидт. То есть — Каин мысленно поправляет себя — доктор Франциска Шмидт, знаменитый ученый и специалист по квантовой физике из Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана. На мгновение Каин вспоминает Париж, залитый божественным пламенем, и ту экспедицию в Ад, и снова тот горящий Париж, только уже в каждой камере пыток, куда заглядывает он и его отряд и откуда они вытаскивают людей, и думает, что позже встречал Франциску Шмидт лишь мельком. И точно не вглядывался в ее лицо. И наверно поэтому сейчас он с трудом понимает, что не так. Ведь в мире давно никто не стареет — если только кто-то не желает добровольно добавить себе лет, потому что считает, будто возраст украшает его больше, чем молодость, — но в глазах младшего лейтенанта Шмидт все равно читаются годы, проведенные в этих экспедициях. — Добрый день. — Вы же были в зале? Я никого не видела. Ну, из людей. Все смотрела в этот купол прозрачный. На них. В их лица. Они же все знали. С самого начала времен. — Если бы я не встречал вас прежде, — Каин пожимает плечами, — я бы сказал, что вы очень смелый человек. — Я просто рассказала все как было. Кто-то же должен был это рассказать, правда? — Правда. А потом судья Лаура Витгенштейн объявила перерыв на два часа, думает Каин. — Знаете, — начинает младший лейтенант Шмидт и хмурится, — я все хотела спросить вас. — Про то, как с этим теперь жить? После всех ваших экспедиций в Ад? — И про это тоже. Как вы это выдерживали? Еще раньше? Каину очень хочется отвести взгляд. Посмотреть в дождь и в серое небо. Потом он вспоминает Кей — сейчас Кей ждет его на базе, ее все-таки взяли в то бюро, практикантом, и очень скоро она отправится в Париж. Кроить город заново, по старым чертежам, и заново его выстраивать. Барон Осман — если его когда-нибудь отыщут в Раю или Аду — наверняка согласится помочь. — Никак, — признается Каин. — Иногда я просто хотел умереть. И ничего больше не чувствовать. В смысле, я много раз пробовал. И не потому, что я сильно переживал за человечество. Минуту они молчат. За дверью шаркают шаги и слышится шум — похоже, заседание задерживается. — Скоро Рождество, — вдруг говорит младший лейтенант Шмидт. — И первый Адвент был в прошлое воскресенье. У нас в Мюнхене принято все украшать. Улицы, витрины, и домой еще елку обязательно. И штоллен. Я тоже пеку штоллен. Все как шесть веков назад. — Отличная традиция. — У меня все родственники спрашивают, можно ли теперь праздновать Рождество. — Почему нет? — удивляется Каин. — Потому что Аугсбурга больше нет. И в Баварии у нас все спорят, как быть. В мэрии выкрутились. Сказали, что все государственные ресурсы идут на поиск и реабилитацию пострадавших. И поэтому никаких лампочек на улицах. — В Риме тоже. Младший лейтенант Шмидт вдруг улыбается. — Когда я последний раз была Внизу, я там тоже задала этот вопрос. — И что? — Мистер Морнингстар сказал, что счел бы за честь, если бы кто-нибудь пригласил его на рождественский ужин. — Вот видите, — замечает Каин. Пока они с младшим лейтенантом Шмидт спускаются обратно в зал, дождь за окнами Дворца Правосудия снова усиливается. Каин успевает заглянуть в непролазную хмарь — и вспомнить Берлин и свой разговор с мистером Морнингстаром. — Скажите, а когда вы вернулись из последней экспедиции? — Позавчера, — отвечает младший лейтенант Шмидт, и в глазах ее теперь блестит сталь. — Мы вытащили девяносто девять процентов тех, кто погиб в первых атаках на Землю. И Ад теперь совсем другой. В том смысле, что даже демоны могут открывать двери камер и вытаскивать людей, если те в принципе хотят выйти. А если не хотят, их можно уговорить. А еще в Аду теперь есть буферная зона, как раз до станции квантового перехода. — Лимб? — Что-то вроде этого. У самого входа в Большой зал Каин медлит. Смотрит на ангелов под прозрачным куполом и все пытается подсчитать в уме, сколько лет — вернее, тысячелетий — прошло в Аду за то время, пока мистер Морнингстар не появлялся на Земле. На мгновение Каину все становится ясно: Сатана просто ушел работать. Господь Бог исчез — если верить мистеру Морнингстару, Вселенная просто не выдержала той страшной человеческой жертвы — и чудовищное мироустройство рассыпалось. В смысле, рассыпался Ад. Если раньше даже мистер Морнингстар не мог вытащить человеческую душу из адской петли — разве что растянуть петлю во времени — то теперь адские петли остановились сами собой. В зале младший лейтенант Шмидт садится в кресло рядом с ним. Спрашивает: — Вы когда-нибудь были в замке Святого Ангела? Это недалеко. — В мавзолее Адриана? Был. — Я только недавно узнала, что во время Ренессанса там была тюрьма. А на других этажах проживал святой Понтифик. И ему это совершенно не мешало. — Похоже на наш мир, — замечает Каин. — До недавнего времени. Вокруг все стихает — судья Лаура Витгенштейн открывает заседание. Предоставляет слово защите, и все, кто сейчас находится в Большом зале, мигом поворачивают головы и всматриваются в прозрачный купол. Адвокат Бернар просит выслушать своих подопечных. Великий исполнитель обязанностей Всевышнего ангел Аменадиэль вальяжно встает с кресла и делает несколько шагов вперед. Останавливается у границы силового поля и держит себя так, будто находится там по своей воле и по своей воле сошел с Небес. Поучить уму-разуму людей, глупых и погрязших во грехе. Позади слышится шум — будто распахивается огромная дверь — и быстрые шаги. Лицо Аменадиэля вдруг искажается, он делает шаг назад, и Каин думает, что только раз видел ангела настолько растерянным. И было это сразу после того, как архистратиг Михаил с соратниками ушли в Небытие, а вторая штурмовая бригада, в составе которой шел и отряд Каина, перешагнула врата Рая. Аменадиэль тогда отчаянно пытался сдаться своему брату. И не мог поверить, что капитуляцию будут подписывать люди, а не Сатана. — Ваша честь, — мистер Люцифер Морнингстар стоит посередине зала. Серая декабрьская хмарь в огромном окне на потолке рассеивается, и в зал будто бы пробираются слабые солнечные лучи, но в следующее мгновение мгла сгущается вновь, и Каин думает, что все это ему просто привиделось, — я прошу слова. Судья Лаура Витгенштейн не возражает. Не возражает и адвокат Бернар. — Я, Люцифер Морнингстар, также известный как Сатана и ангел Самаэль, признаю себя виновным во всех преступлениях против людей и человечности. Я признаю себя виновным в существовании Ада в течение тринадцати миллиардов лет. Я признаю себя виновным в том, что происходило в Аду, и в тех бессмысленных и страшных мучениях, которым Ад подвергал попавших в него людей. Я признаю себя виновным в том, что не выполнил требования архистратига Михаила и не сдался своему брату. Я признаю себя виновным в гибели Иерусалима, а также в гибели людей, чьи души были уничтожены на пороге Рая. Сегодня и сейчас я, Люцифер Морнингстар, отдаю себя под суд людей и прошу для себя вынесения и исполнения самого строжайшего приговора. Все вокруг стихает и замирает, и вот теперь Каин понимает все. Даже то, почему демоны высылают порой ему отчеты — и действительно спрашивают совета. Очень вежливо. Всякий раз объясняя, что они не так сведущи в людях, и всякий раз благодаря за помощь. И все это Каину совсем не нравится, но еще больше не нравится ему другое — теперь он понимает, что мистер Морнингстар не остановится. Каин это прекрасно чувствует, у него своеобразный нюх на такое, потому что он сам переживал все это тысячелетиями и всегда видит в другом, будь то человек или нет. Приговора не нужно — мистер Морнингстар уже подписал его себе. И теперь просто ищет смерти. — Мистер Морнингстар, — начинает судья Витгенштейн. Вместо человеческого лица на нее, на Каина, на всю публику и на всех людей, наблюдающих за Римским процессом с планшетов и мониторов, смотрит самый настоящий дьявол. С красными глазами и обожженной багровой кожей, покрытой шрамами. Дьявол, выползший из Преисподней, уродливый и страшный. Чудовище. Мистер Люцифер Морнингстар только что совершил самоубийство, думает Каин.