Хроники аска

Бóльшую часть своей «новой» жизни Фенрис не знал, что именно обычно подразумевают под понятием «семья». Хотя когда-то у него она тоже была, но даже воспоминания о тех временах у эльфа отняли. Принято считать, что у рабов не бывает близких, центром их жизни является хозяин. А от того едва ли можно получить хоть каплю безвозмездной любви и ласки. От Данариуса точно. Поэтому воин плохо разбирался в семейных отношениях, узнал в своих странствиях только какие-то основы вроде того, что дети обязаны слушать и уважать своих родителей вне зависимости от возраста или что прежде чем пожениться, дети обязаны испросить у старших позволения. Из-за этих базовых, но не всегда применимых установок Фенрис был в некотором замешательстве, когда ближе познакомился с отношениями внутри семьи Хоука. Знакомство это началось на второй месяц сотрудничества эльфа с магом, когда Хоук в первый раз позвал того на карточную партию ещё в дом своего злополучного дяди. Кажется, мнения самого Гамлена тогда никто не спросил. Во всяком случае, Фенрис решил именно так, потому что Амелл просидел весь вечер в небольшой кладовке, из-за двери которой периодически слышались тихие ругательства. Фенрис тогда пребывал в замешательстве: Хоук производил впечатление человека семейного, но так грубо обращался со своим дядей, который по доброте душевной приютил сестру и её детей у себя. Это уже потом эльф выяснил, — путём вечерних встреч за элем в Висельнике — что тот вечер был в некотором роде местью. Жестоким упрёком за проданный семейный особняк и разбазаренное наследство, которое должно было достаться Лиандре. После откровения Хоука все вопросы отпали, а мнение о Гамлене у Фенриса испортилось навсегда. *** Лиандру Фенрис знал не очень хорошо, но прекрасно видел, как был привязан к матери старший сын. Она казалась Фенрису доброй и гостеприимной ещё со времён Нижнего Города и порога бедности. Сначала его даже немного напрягало радушие Лиандры по отношению к собственной персоне: он не привык к людскому гостеприимству в отношении эльфов. Особенно эльфа такого… Такого. Но он быстро привык к этому, ведь Лиандра ко всем спутникам сына относилась дружелюбно. Видимо, в благодарность за то, что они прикрывают ему спину и не позволяют позорно сгинуть где-нибудь в клоаке. Фенрису было больно смотреть на то, как Лиандра отговаривала Карвера от похода на Глубинные Тропы с братом. Эльф сам не помнил материнской любви, ему было сложно даже вообразить, что именно в этот момент испытывала Лиандра. Но её страдания не могли не удручать. Возможно, если бы Хоук не согласился с матерью и не оставил возмущенного младшего брата на поверхности, Фенрис бы попросил Гаррета это сделать. Возможно. В любом случае, этого уже не узнать. Когда они выбрались из той роковой экспедиции, Хоук был рад вернуть матери её родной дом. Фенрису казалось, что там она обрела наконец покой. Воину было сложно понимать людей, но казалось, что Лиандра со временем стала к нему ещё более расположена. Он никак не мог взять в толк, что послужило тому причиной, но потом стал случайным незримым свидетелем её короткого разговора с Гарретом. — Думаешь, я не вижу, что у вас происходит с этим эльфом? — лукаво спросила женщина, приглаживая по привычке сыну волосы. — У нас пока, мама, вообще ничего не происходит, — доложил ей немного расстроенно Хоук. — Ты понял, о чём я. Всё остальное ещё впереди. Тогда Фенрис ещё и сам не знал, будет ли у них с Хоуком это «всё остальное». Но слова женщины странным образом радовали и давали надежду. Фенрис был там, когда Лиандра умерла на руках у Хоука в подвалах грязной котельной. «Недостойная смерть для такой женщины» Только эта мысль билась у эльфа в голове в тот момент. Смотря на то, как Хоук прижимает к груди мертвое тело матери и сотрясается в беззвучных рыданиях, Фенрис почему-то не мог думать ни о чём другом. — Я не знаю, что сказать, но я здесь. Лишь на это Фенриса хватило, когда он всё же взял себя в руки и пришёл к Гаррету той ночью. Воин был опечален смертью Лиандры, но даже представить не мог, какие страдания испытывает оставшийся полным сиротой маг. Хоук поднял голову и молча посмотрел на воина. От его взгляда, полного скорби, боли и немой истерики, Фенрису захотелось со всей силы прикусить себе язык. Он не это хотел сказать, совсем не это! Но воин не умел утешать людей, не имел понятия о том, что можно сказать и как хоть немного уменьшить ту волну отчаяния, которая сейчас заполняла всё естество дорогого друга. Была лишь потребность хоть что-то сделать. Поэтому Фенрис просто сел рядом с Гарретом и положил руку ему на плечо. И молча скорбел с ним остаток длинной и тихой ночи. *** О Бетани Фенрис знал совсем немного, лишь со слов Хоука, когда у того хватало сил говорить о несправедливо рано умершей сестре. Добрая, любящая, талантливая, храбрая, сильная — Гаррет постоянно использовал эти слова в её отношении. И всегда вкладывал в них очень много любви и бесконечной тоски. Фенрис с грустью и одновременно интересом слушал, когда подвыпивший Хоук со слезами на глазах рассказывал о том, как сестра приносила всей семье по венку из цветов с поля; как они вместе обучались магии у отца; как Бетани радовалась, когда мама пошила ей новое платье на пятнадцатилетие; как она мечтала обучиться премудростям магического искусства и стать сильнее. И как она отчаянно хотела защитить близких, что в результате ее и сгубило. Таких историй было много, и у Фенриса в голове сложился образ Бетани как милой и доброй девушки, которая пожертвовала собой, чтобы спасти свою семью. Он проникся к ней уважением, даже несмотря на то, что она была магом. Фенрису казалось, что если бы она осталась жива, то стала бы такой же сильной и стойкой к демоническим соблазнам магессой, как и её старший брат. И на самом деле Фенрис тогда ходил в Церковь, чтобы помолиться за её душу. *** Карвер в первую встречу показался Фенрису очень юным, почти ребенком, которому зачем-то всучили меч и отправили работать наёмником со старшими товарищами. Эльф не мог не отметить его определённые навыки владения мечом и недюжинную храбрость, но всё равно Хоук-младший выглядел менее солидно, чем его старший брат даже не с мечом, а посохом в руке. Этот эффект только усиливался, когда Карвер вытягивался по струнке, рядом с братом, вероятно, пытаясь сравняться с ним в росте. В то время, когда Карвер ещё не поселился в Казематах, эльф только начинал сотрудничество с Хоуком, и на всех вылазках процессию замыкал: не желал пускать никого из чужаков себе за спину. И зачастую наблюдал, как при попытках Карвера выглядеть выше и внушительнее брата Изабелла прятала тихие смешки за зевками, а Андерс делал вид, что перья на его старой мантии очень сильно раздражают нос. И, откровенно говоря, Фенрис и сам прикладывал усилия, чтобы сдержать просящуюся на губы улыбку — настолько комично вёл себя младший Хоук. В общем и целом, до похода на Глубинные Тропы Фенрису Карвер представлялся просто большим ребёнком, хоть воин, хотя бы из соображений приличия, и не высказывал эти мысли вслух. Поэтому, когда воин по возвращению на поверхность узнал, что младший брат Хоука подался в храмовники, то был изрядно удивлён. Не будучи разочарованным, в отличие от Гаррета, Фенрис всё же не совсем понимал мотивов такого поступка, учитывая то, что Карвер всё же уважал и любил брата, несмотря на все их разногласия. Хотя, этот «порыв чести» про себя уважил: всё же это было самостоятельное, серьёзное решение, пусть и не самое взвешенное. Возможно, первое такое в жизни двадцатилетнего юноши. С тех пор Фенрис практически не сталкивался с младшим Хоуком. Карвер появлялся в особняке Амеллов очень редко. Приходил лишь на похороны Лиандры и ещё через год — предупредить брата, чтобы был осторожнее. И с каждым разом выглядел всё более хмурым и обозлённым. Судя по всему, его надежды на достойную службу в храмовничьих рядах не оправдались. Смотря на Карвера, уверенность Фенриса в работоспособности Казематов и храмовников значительно пошатнулась, хоть он и держал эти мысли при себе до самого побега из Киркволла. В какой-то момент мальчишку (в то время правда уже взрослого мужчину) стало даже жаль: ведь, даже если он и хотел покинуть Орден, — а он, вероятно, хотел это сделать хотя бы раз — это было физически невозможно. На редких встречах Мередит призрачно намекала на то, что Карвер – фактически её заложник. Мол, «веди себя прилично, маг, ведь твой статус защищает тебя, а не твоего брата». И от этого Фенриса брала бессильная злоба. Карвер ведь руководствовался не самыми низменными мотивами, когда вступал в Орден, а в результате просто стал рычагом давления на своего брата, которому, возможно, хотел отчасти помочь этим поступком. Поэтому эльф вздохнул с облегчением, когда Каллен саботировал приказ Мередит и отказался подчиняться ей впредь в той самой битве. Впервые за очень много лет Карвер мог распоряжаться своей жизнью, как он всегда того и хотел. Фенрис знал эти чувства. И где-то в глубине души радовался за этого несносного и вечно грубого мальчишку.