Хроники аска

«Там, за Расколотой горой, стоит утес — приют последний Для волн, разрубленных скалой, Для тяжких дум и сожалений. Там уходят на покой, Там расстаются с самым ценным, Там падают оковы с пленных В бескрайний омут тёмных вод…»

Фенрис уже не мог вспомнить, где и когда именно он нашёл подпалённый клочок бумаги с криво выведенными на нём стихотворным строчками. Наверное, отыскал на дне какого-то очередного ящика или сундука, которые постоянно встречались по пути на вылазках за город и пыльных дорогах пещер. Но он до сих пор хранил этот листок у себя под подушкой в особняке, потому что это было едва ли не первым текстом, который он смог прочитать самостоятельно. В своё время на это ушло около недели, потому что витиеватые обороты никак не хотели выстраиваться в нечто осмысленное, и Фенрис понимал лишь, что где-то рядом с Расколотой горой есть какой-то утес. В то время Фенрис слабо осознавал значение слова «метафора», поэтому серьезно вопрошал у Варрика, почему люди сбрасывают с этого утёса «самое ценное», имея ввиду вполне конкретные дорогие вещи. Варрик в тот раз приложил все имеющиеся у себя усилия, чтобы не рассмеяться и обстоятельно объяснить далекому от литературы другу основы стихосложения. Кажется, у него даже получилось. Но всё же не совсем. — Хмурый, ты же понимаешь, что этого утеса может и не существовать вовсе, правда ведь? — обеспокоенно спросил Варрик, когда Фенрис высказал идею, что можно попытаться найти это место. — Я не идиот, Варрик. Я знаю. Но если это не просто красивые стихи, то может там есть чем поживиться. — С чего ты взял, что это не просто стихи? — Даже я, друг мой, понимаю, что стихи пишут в честь чего-то прекрасного: женщин, столиц, лугов, цветов… но уж никак не в честь Киркволла и Расколотой горы. Варрик, конечно, мог бы поспорить, но хмурый эльф говорил объективно логичные вещи. Даже сам гном со своим немалым литературным багажом не мог вспомнить, когда он в последний раз видел стихотворные строчки, посвященные хоть чему-то в этом Создателем забытом городе. Поэтому в предположении Фенриса был смысл. *** Хоук всегда был только за любую активность вне стен города. Буйному магу не сиделось на месте практически круглый год. Его не останавливали ни нестерпимая жара, ни лютый холод. Может, только слегка опечаливали. Но когда погода стояла отменная, Гаррета Хоука никогда нельзя было найти дома. Он постоянно носился куда-то вместе со своими неизменными спутниками. И когда Фенрис показал ему этот листок со стихом и предложил проверить, есть ли на этом утесе чем поживиться, маг не сомневался ни секунды. Правда даже отменная харизма Хоука не помогла уговорить кого-нибудь ещё пойти с ними. Что ж, тем лучше для Фенриса. Он всегда любил проводить время с Гарретом наедине, даже если это грозило ускорить его смерть на несколько десятков лет. *** Из этого небольшого похода, затянувшегося на весь день, Фенрис вынес для себя две вещи: то, что поэты – единственные люди, способные настолько сильно ценить нечто абсолютно бесполезное, и то, что и сам немного это умеет. Утёс действительно существовал. Да вот только этот кусок голой серой земли оказался полностью обделён схронами, кладами и тайниками. Хоук и Фенрис заглянули там под каждый камень – ничего. Они потратили на поиски всё утро, и когда Гаррет уже решил плюнуть на это бесполезное дело и отправиться домой, то неожиданно получил от Фенриса просьбу пойти одному. Эльф почему-то захотел задержаться. Хоук не стал спорить. Он вообще редко спорил, когда дело касалось Фенриса и его некоторых странных решений. Чужая душа – потёмки, а в случае с хмурым эльфом там вообще демон ногу сломит. Поэтому маг просто понимающе кивнул и пошёл к подножию, оставив Фенриса наедине со своими размышлениями. А сам Фенрис… неожиданно для себя понял, что не может отвести взгляд бескрайних просторов Недремлющего моря, вид на которые открывался с этого места. Порывистый ветер приносил сюда песок, пожухлые листья, какой-то старый мусор. Волны с шумом разбивались о тяжелую горную стену утеса. Вода мнилась с такого расстояния холодной и темной даже в середине лета, но все равно смотреть в эту пучину, стоя на краю, было невероятно притягательно и почти гипнотизирующе. В гомоне ветра, волн и криков чаек Фенрис вдруг услышал какую-то закономерность, как будто природную музыку, на которую раньше никогда не обращал внимания. И когда он прислушался к возникшей из ниоткуда мелодии, всё вдруг, так резко стало абсолютно неважным… И Данариус, и пережитая боль, и лириумные метки — все ушло куда-то на второй план, а естество заполнило странное чувство неподвижности, умиротворения и покоя. Само время словно замерло, милостиво позволяя Фенрису прикоснуться к первозданным звукам Создателя в этом мире. Не хотелось двигаться, не хотелось больше бежать и прятаться, не хотелось притрагиваться к вину в том погребе, и даже на ставшую привычной ненависть совсем не осталось сил. И он бы, наверное, так бы и остался сидеть на краю утеса, продлевая этот миг до бесконечности, если не закатное солнце, напоминающее о действительности вне его странного покоя. Фенрис будто очнулся, когда небо прорезало яркой красной полосой. Он растерянно оглядывался, будто не понимая, как тут оказался и что с ним вообще случилось. Эльф не знал, сколько здесь просидел, но соленый морской воздух уже давно пробрался в его легкие, оседая неприятным привкусом где-то во рту. А когда Хоук уходил, солнце только подбиралось к зениту… Эльф не помнил, о чем он думал всё это время и думал ли вообще. Было такое ощущение, что он спал наяву, а красная резь заката вырвала его из приятного сновидения. Почему приятного? Он не знал. Почему-то так казалось… Где-то внутри осталось мимолетное воспоминание о том покое, в котором он пребывал. Как едва уловимое послевкусие хорошего вина. Как ускользающее чувство веселости после бурного вечера в «Висельнике». Как легкая натруженность тренированных мышц после целого дня скитаний по Рваному берегу… Фенрис ушёл со склона в тот вечер. На утро он никому ничего не сказал. Но вплоть до самой битвы за Киркволл прибывающие в порт на кораблях моряки утверждали, что постоянно видят какую-то фигуру, сидящую на краю высокого утеса…