Хроники аска

— Фенрис, почему ты перестал ходить в Церковь? Остроконечное ухо дернулось, а руку едва удалось удержать от рефлекторного взмаха двуручником. Нотки знакомого голоса остановили в последнюю секунду, но вызвали крайне узнаваемое раздражение на лице. Он ненавидел, когда кто-то подходил к нему со спины. Все боевые товарищи знали, что с напичканным лириумом и умудренным болезненным опытом эльфом лучше не шутить и уж точно не вести себя столь опрометчиво. Впрочем, все, да не все… — Сколько раз я просил тебя ко мне не подкрадываться, Себастьян? — изрек Фенрис, сжимая в руке точильный камень. — Просто на всякий случай – так можно и сердца лишиться. — Прошу прощения, я не знал, что ты не услышал моих шагов… О, этот прекрасный стереотип об отличным эльфийском слухе, который многими людьми считается прописной истиной. Просто прелестно. — То, что мои уши длиннее, чем у тебя, не значит, что я лучше слышу. Фенрис не видел лица Певчего, но, судя по характерному шарканью за спиной, тот опять слегка неловко переступал с ноги на ногу, в который раз поздно осознав свою оплошность. И, вероятно, пытался придумать, как ему вернуть разговор в изначальное русло… — Ты больше не веруешь? О, Создатель, за что ему все это с утра пораньше? Итак всю ночь гоняли очередную порцию гарлоков по всему Рваному берегу, не поспали и минуты, устали как загнанные мабари. И меньше всего на свете Фенрису сейчас хотелось обсуждать вообще что-либо с кем-либо, а в особенности – вопросы веры с назойливым братом Церкви. Фенрис всегда с пониманием относился к Себастьяну и его убежденным верованиям. Да что уж там лукавить – с уважением. Эльф и сам в вере нашел подспорье для своей хлипкой жизненной колонны и во многом был согласен с тем, что на данный момент смог прочитать в Песне Света. Они не раз с принцем Старкхевена говорили на эту тему. Фенрис был благодарен Себастьяну за то, что тот указывает ему дорогу к Создателю, а сам Себастьян, как думал Фенрис, был только рад привести еще одну заблудшую и многострадальную душу к свету сияющего трона. Но для всего есть свое место и свое время. — Тебе не кажется, что это неподходящий момент для подобных вопросов? — устало вздохнул эльф. — Ты не хочешь говорить об этом? — Я хочу спать, Себастьян. И очень многое сейчас бы отдал за это. Фенрис скосил глаза в сторону Хоука, который слишком бодро для такой адовой ночки бегал между трупами гарлоков, непонятно откуда взявшихся васготов и неудачливых мародеров, что просто оказались не в том месте и не в то время. Кажется, как и Фенрис сейчас… Хоук кожей почувствовал его взгляд и поднял большой палец вверх, будто говоря: «Все хорошо, я почти закончил!». Фенрис лишь неопределенно махнул рукой в сторону мага — по опыту знал, что они тут еще на одну свечу точно. — И все же… — Себастьян неожиданно появился в его поле зрения и аккуратно опустился на соседний камень. — Что отвернуло тебя от веры? Фенрис сделал над собой усилие и спрятал внутрь кипящее раздражение. Все же… Все же он спрашивал не из праздного любопытства. Вероятно, действительно беспокоился. А в жизни Фенриса было не так много тех, кто искренне о нем переживал, чтобы отталкивать этих людей намеренно. — С чего ты взял, что меня от нее что-то отвернуло? — спросил он буднично, убрав точильный камень в походную сумку и обратив все свое немногочисленное внимание на собеседника. — Как я уже сказал, ты перестал приходить в Церковь. Я ни разу не видел тебя на службе за последний месяц. — Себастьян выглядел искренне обеспокоенным. — А обязательно ходить на службы, чтобы верить в Создателя? Что, нельзя молиться дома? Кажется, этот вопрос на пару секунд поставил Певчего в тупик. Фенрис почти буквально видел отголоски мыслительного процесса на его красивом лице. Себастьян явно пытался уловить истинную суть сказанного и усердствовал аж до глубокой морщины на лбу. Но слишком увлекся. И не в первый раз понял все неправильно. — Фенрис, — начал он осторожно, едва удерживая себя от привычного порыва взять ладонь страждущего в свою утешающую руку, — если тебе кто-то что-то сказал, то это… решается. Я поговорю с владычицей Эльтиной и попрошу ее напомнить прихожанам, что двери Церкви открыты для всех верующих, вне зависимости от их происхождения. Притеснения в этих стенах недопустимы. Если нужно, я сам проведу разъяснительную беседу с конкретным человеком. Фенрис еле успел подавить усмешку. «Притеснения в этих стенах недопустимы»... Интересно, насколько быстро Андерс бы выпустил своего демона, не будь он сейчас так занят кровоточащим животом Мерриль? Чисто ради интереса Фенрис бы хотел это узнать. — Дело не в этом. Ты ведь знаешь, как сильно я не люблю толпы. Я хочу молиться в тишине, у себя дома. Неужели это такой страшный грех? Себастьян отрицательно качнул головой. Разумеется, ему нечего было возразить, ведь всем известно – молитва это очень личное, твой сокровенный разговор с Создателем. Почему должно быть порицаемым желание полностью уединиться для этой беседы? — Хорошо, я рад слышать, что вера не покинула тебя, друг мой. — Он, кажется, даже немного повеселел. — Я, разумеется, не буду настаивать на твоем присутствии на службах, но у меня есть к тебе одна небольшая просьба. Я понимаю, наверняка для тебя крайне оскорбительно, когда твои… способности принимают за магию и… пытаются тебя арестовать как отступника. Но не надо запугивать молодняк храмовников до полусмерти. Я думаю, рыцарь-командор вполне способна прояснить твою ситуацию своим подчиненным. Ты, как и Хоук, очень много делаешь для города, хоть и не признаешь этого. Если для мага-отступника сделали такое исключение, то отвадить от тебя нежелательное внимание точно проблемой не будет. Я уже попросил владычицу Эльтину этим заняться. Она поговорит с Мередит в ближайшее время. — Спасибо, конечно, но я не особо понимаю, о чем ты говоришь, — буркнул эльф, выуживая из походной сумки едва уцелевший бутерброд. — Фенрис, давай без этого, — Себастьян тяжело вздохнул и поднялся с насиженного камня. — Недавно орден не досчитался двух новобранцев, а спустя два дня их нашли у городских ворот. Практически без одежды и крайне напуганных. И в один голос они твердили про «синего призрака». Я убедил Мередит не поднимать шум и объяснил, что с твоей стороны это была самооборона. Ей действительно стоит быть более осмотрительной с инструкциями для новобранцев, так как они не могут быть в курсе всей ситуации в городе. Но все же… Я надеюсь, мы услышали друг друга. Фенрис лишь негромко «угукнул», скосив глаза на товарища. Он пару секунд раздумывал, стоит ли что-то объяснять, но потом отринул эту идею. В конце концов, Себастьян для себя выводы сделал. Хоть и в очередной раз в корне неверные… *** Мало кто может навскидку предположить, что именно Фенрис ненавидит сильнее магии и опасных ее проявлений. А по факту все достаточно просто — необоснованное насилие. Особенно над теми, кто не может дать отпор. Над слабыми и беззащитными, каким он сам был когда-то давно. Фенрис всегда с осторожностью посматривает на встречных ему магов. Он со злостью и безумным ужасом остро отчитывает Андерса каждый раз, когда Справедливость берет верх и начинает крушить все вокруг. Он не разговаривал с Хоуком почти месяц, когда тот помог опальным магам сбежать из облавы храмовников на Рваном берегу. Он не смог принять решение друга отправить Фейнриэля к долийцам, а не под надзор Круга. Но он не стал мешать Андерсу, когда тот пытался вывезти маленьких и измученных мажонков из города. Он каждый раз в своих молитвах обязательно упоминает Беттани, хотя даже не был с ней знаком. А еще он не смог себя сдержать, когда два молодых храмовника прямо во время службы хвастались друг другу своими еженощными «развлечениями» с магессами Круга. Фенрис уже осознал, что жизнь свободного человека состоит из вечных противоречий. Но чем дольше он живет вне рамок магистерских указок, тем больше перестает себя понимать. Хоук как-то сказал ему, что это и есть свобода. Ты не всегда знаешь и понимаешь причины своих поступков, слов и даже мыслей. Потому что личность в своей сути не имеет осознанной формы. Это где-то глубоко в голове. Там рождаются и порыв устранить опасность, и желание помочь беззащитному ребенку. И порой эти неосознанные воли друг с другом конфликтуют, а выбираешь ты между ними зачастую даже не задумываясь. И это показывает, что для тебя на самом деле важно. Но как объяснить это вообще хоть кому-то, не говоря уж о таком праведно убежденном человеке как Себастьян? Фенрис не знал, он вообще никогда не был силен в объяснениях. Поэтому просто кивнул и проводил товарища взглядом, откусив от бутерброда небольшой кусочек. Ему на ладонь упал лучик утреннего солнца. Он отразился от щита мертвого наемника и мягко приземлился прямо на испещренную лириумом кожу, заставив Фенриса улыбнуться против воли. Интересно, это можно считать маленьким благословением?