***
Мо Жань не идиот. Слушая голос Чу Ваньнина на станции метро, он цеплялся за каждое сказанное слово, чувствуя прилив облегчения. Но как только поезд уехал, ясность отрезвила Мо Жаня. Чу Ваньнин не принял его извинения по-настоящему. Тем не менее, Мо Жань может проявить некоторый позитив: теперь они смогут общаться, какой бы тонкой и хрупкой ни была эта ниточка между ними. Ему просто нужно вести себя как можно лучше и показать Чу Ваньнину, что он искренне сожалеет о том, что причинил ему боль. Да, Чу Ваньнин сказал, что им больше не о чём говорить, и Мо Жань не хочет заставлять его снова переживать унижение. Но он действительно хочет, чтобы Чу Ваньнин знал, по крайней мере, что он говорит именно то, что имеет в виду, и невероятно честен в своих чувствах к нему. Он не сможет признаться, пока Чу Ваньнин продолжает пресекать его попытки поговорить. Этот человек очень легко уходит от темы, поэтому Мо Жань должен найти способ доказать, что глубоко любит его, причем так, что даже не в силах дать количественную оценку своему чувству. Ему также нужно соотнести всё с тем, что они оба будут просто чертовски заняты. Первый день конференции предполагает интенсивное общение и заполнение свободного времени в течение дня встречами. Как представители «Сышэн», Мо Жань и Чу Ваньнин должны совершать эти «обходы» вместе. Это напоминает Мо Жаню о том времени, когда он только начинал, повсюду следуя за Чу Ваньнином на других съездах и конференциях… Однако на этот раз у него есть собственный статус. Когда он разговаривает с людьми, он похож не на помощника, а на разговорчивого коллегу, который компенсирует элегантное пренебрежение, излучаемое Чу Ваньнином. Чу Ваньнин использует слова экономно. Когда Мо Жань был новичком, он думал, что это отчуждённость и презрение; теперь он знает, что это просто одна из тактик, позволяющая утвердить свои место и ценность времени. Мо Жань пытается не обращать внимание на то, что в любой момент Чу Ваньнин находится не более чем в двух метрах от него, будь то за их общим столом во время утренней приветственной речи организаторов, посреди толпы гостей или случайно наткнувшись на важного человека, связь с которым было бы полезно получить. К счастью, они оба слишком заняты, чтобы Мо Жань мог по-настоящему ощутить их близость, но само присутствие Чу Ваньнина действует как магнитное поле. Мо Жаню удаётся собрать достаточно визиток, чтобы составить из них колоду, своих он раздаёт в общей сложности три штуки. К концу утреннего мероприятия он находит раскладной стул возле уже пустого столика с напитками и падает на него. У него давно закончилась социальная энергия, и приходится прикладывать много усилий, чтобы изображать из себя опытного бизнесмена, когда на самом деле он всего лишь жалкий, хандрящий парень, который проводит вечера, мрачно таращась в окно квартиры и потягивая пиво. К счастью, никто из людей, выходящих из огромного конференц-зала отеля, не обращает внимания на то, как он сидит и потирает виски одной рукой, другой проверяя электронную почту. Он потерял Чу Ваньнина из виду пять минут назад, но предполагает, что это могло быть не случайно: директор Чу почувствовал конец собрания и не захотел оставаться с Мо Жанем. Он осматривается, не может найти Чу Ваньнина, и хмурится. Если обед не приурочен к встрече, тот, скорее всего, забудет поесть. Всё утро он втихаря наблюдал за Чу Ваньнином. Ему стыдно это говорить, но и отрицать он не может: он рад, что Чу Ваньнин вчера отказался от идеи поработать над презентацией, потому что Мо Жань был совершенно не готов остаться с ним наедине в небольшом пространстве. По крайней мере, теперь у него за плечами есть вечер уговоров отражения в зеркале взять себя в руки... Чу Ваньнина на первый взгляд трудно найти. Мо Жань предупредил его, что хочет выйти попить, и предложил принести что-нибудь. Чу Ваньнин издал безразличный звук, который всё чаще использует в разговоре с ним. В конце концов Мо Жань находит его вдалеке, стоящего вместе с горсткой других мужчин в угольно-чёрных костюмах. Выражение лица Чу Ваньнина такое же холодное и недружелюбное, как и всегда, но его аудитория, похоже, не возражает. На самом деле, один из них, кажется, даже смеётся, высокий и стройный мужчина, на таком расстоянии похожий на Ши Мэя. Происходит обмен визитками, и Мо Жань прищуривается. Что-то уродливое переворачивается внутри Мо Жаня. Он знает, что не должен так себя чувствовать; в конце концов, какие права он имеет на время Чу Ваньнина? И вообще, это полностью профессиональная обстановка. Сюэ Чжэнъюн уже давно читает лекции о важности полезных знакомств, и это единственное, что происходит сейчас. Мо Жань находится слишком далеко, чтобы можно было с уверенностью сказать, что он видит желание в глазах этого «шимэйного» мужчины, но он всё равно его чувствует. Пальцы сжимаются на бедре, и он пытается отвлечься, возвращаясь к электронной почте. Он поднимает взгляд примерно каждые тридцать секунд, и Чу Ваньнин никогда не смотрит в его сторону. Наконец мужчины расходятся, и Чу Ваньнин тоже направляется к выходу. Мо Жань поднимается и за несколько секунд пересекает зал, чтобы перехватить Чу Ваньнина раньше, чем это сможет сделать кто-либо другой. — Может, пообедаем? — спрашивает он, и Чу Ваньнин искоса бросает на него взгляд, прежде чем коротко кивнуть. Мо Жань тащит их в небольшое кафе напротив отеля, куда уже начал мигрировать поток людей. Чу Ваньнин до сих пор не смотрит ему в глаза, но хотя бы не протестует, когда Мо Жань заказывает им обоим здоровенные сэндвичи и напитки (Чу Ваньнину настолько сладкий, что его слегка подташнивает при виде стакана). Поначалу они едят в неуклюжем молчании; вокруг них слоняются люди и стоит приятный фоновый шум. Мо Жань тайком наблюдает за Чу Ваньнином первые несколько минут, пока тот сверлит взглядом дыру в столе, очень похожую на ту, которую он на днях сверлил в его голове. Возможно, обед был не лучшей идеей, если они собираются просто сидеть и молча есть. Всё утро они оба работали на автопилоте, но в этот тихий момент, когда они вместе, отсутствие разговора оставляет слишком много места для острого осознания того, что происходит между ними. Мо Жань пытается заговорить. В тот момент, когда он произносит первый слог, взгляд Чу Ваньнина устремляется на него, вызывающе сердитый. Вместо того, чтобы осечься, Мо Жаня хочет продолжить; однако он больше не может действовать так как ему хочется. И в любом случае, им двоим нужно сохранить нейтралитет хотя бы на ужин, который сегодня вечером устраивает «Гуюэе». В промежутке их пути разойдутся, и Мо Жань настойчиво напоминает себе, что нет смысла ругаться в начале недели. Поэтому вместо того, чтобы спрашивать Чу Ваньнина, могут ли они поговорить, он спрашивает другое: — Как ты думаешь, мы сможем поработать над презентацией вечером? — Сегодня торжественное открытие, — замечает Чу Ваньнин. — А после? — с надеждой говорит Мо Жань, хотя знает, что после будет слишком поздно. Такие мероприятия длятся долго; к тому же люди, устроившие эту конференцию, любят откармливать приглашённых бизнесменов как животных на убой. Чу Ваньнин издаёт очередной уклончивый звук. Кое-что ещё не даёт покоя Мо Жаню, и, за неимением лучшего, он спрашивает, как есть: — У тебя появились новые знакомые после утреннего приёма? Брови Чу Ваньнина ползут вверх, но прежде, чем он успевает ответить, у него пиликает телефон. Напоминание о встрече. — Полагаю, что да, — слабо говорит Чу Ваньнин, в мгновение ока собирая вещи и исчезая, оставив Мо Жаня сидеть одного, глядя на пустое место, где всего несколько секунд назад был Чу Ваньнин. Чу Ваньнин остаётся в голове Мо Жаня до конца дня, пока он занимается своими собственными встречами, балансируя между тем, чтобы вести себя так, будто ему не плевать на собеседников, и тем, что он часто отвлекается. У него покалывает в затылке, когда он думает о Чу Ваньнине, находящемся в непосредственной близости, и о том, что их разделяют лишь стены и этажи отеля. Это заставляет нервничать, заставляет желать разыскать Чу Ваньнина. «Границы», Мо Жаню приходится постоянно напоминать себе. Понятно, что Чу Ваньнин установил границы, и ему нужно пройти их снова, аккуратно демонстрируя искренность, вместо того чтобы сразу же разозлить Чу Ваньнина до точки невозврата. Чу Ваньнин, по крайней мере, сейчас разговаривает с ним, и это больше, чем он может просить. Однако этих рассуждений хватает ненадолго. К тому времени, как наступает ранний вечер, Мо Жань обнаруживает себя стучащимся в дверь Чу Ваньнина, желая узнать, готов ли тот идти. Ответ — да; Чу Ваньнин открывает дверь в аккуратном тёмно-синем костюме, от которого у Мо Жаня перехватывает дыхание. Во рту становится сухо, и он пытается мысленно дать себе пощёчину. Учитывая их шаткое положение, последнее, что ему нужно делать, так это пялиться на узкую талию Чу Ваньнина, зная, насколько хорошо та помещается в его руках. Чу Ваньнин мгновение изучает его, а затем отводит взгляд, словно смущённый. Он откашливается и проходит мимо, неторопливо направляясь к лифтам, пока Мо Жань поправляет лацканы своего чёрного с фиолетовым отблеском костюма. — Ты хорошо выглядишь, — говорит он, догоняя Чу Ваньнина у лифта. — Ты тоже, — тихо отвечает Чу Ваньнин. — Ну, я же не могу себе позволить опозорить «Сышэн», не так ли? — Мо Жань пытается легкомысленно пошутить, но Чу Ваньнин просто поджимает губы. Пока едет лифт, между ними больше нет слов, только растущее напряжение. Торжественное открытие проводится не в отеле; это было бы слишком удобно. Вместо этого Цзян Си арендовал богато украшенный зал в десяти минутах езды, вероятно, по просьбе организаторов, чтобы сохранить репутацию отеля. Мо Жань заранее вызвал для них двоих машину, и когда они выходят на прохладный ночной воздух, та уже ждёт. На заднем сиденье чёрного седана они одновременно невероятно близко и невероятно далеко. Мо Жань продолжает украдкой поглядывать на Чу Ваньнина, но тот решительно смотрит в окно. У Мо Жаня не было возможности как следует рассмотреть Чу Ваньнина, кажется, целую вечность, хотя на самом деле даже дольше. Тогда, на платформе метро, у него свело живот; Чу Ваньнин видел его насквозь, видел всё уродство внутри него. А Мо Жань, в свою очередь, видел мимолётное представление о том, чего ему так сильно не хватает. Проплывающие огни города очерчивают резкие черты лица Чу Ваньнина во всей его отстранённой красоте, и тишина становится невыносимой для Мо Жаня. Он ломается. — Ваньнин, — шепчет он очень тихо, и было бы понятно, если бы Чу Ваньнин вообще не услышал. Но тот слышит и немного поворачивает голову в его сторону. — Нам нужно поговорить. — О чём? — спрашивает Чу Ваньнин напряжённым голосом. Мо Жань слегка откашливается. — Мне нужно кое-что тебе сказать, — начинает он, но Чу Ваньнин тут же перебивает его. Неудивительно. — Я же сказал, нам больше не о чем говорить, — Чу Ваньнин обращает свой острый взгляд на Мо Жаня. Даже при слабом освещении эти глаза феникса пронзают. — Я знаю, — настаивает Мо Жань. — Но мне всё равно нужно кое-что тебе сказать… — Если собираешься продолжать, — холодно говорит Чу Ваньнин. — То тогда можешь потеряться. Стена поднята, и Чу Ваньнин ясно дал понять, что он настороже. Мо Жаня не пустят. Ему хочется поспорить; чёрт возьми, он вполне способен переговорить Чу Ваньнина, если захочет. Они застряли в одной машине ещё минут на пять, и ничто не мешает ему высказаться. Но Мо Жань не будет этого делать. Безответственное поведение — это то, из-за чего он с самого начала оказался в таком глубоком дерьме, и Мо Жань не совсем хочет выяснять, насколько ещё он может в него погрузиться. Поэтому он вздыхает и говорит как можно более спокойным голосом: — Я не могу потеряться, Ваньнин. Нам нужно на ужин. После этого он бросает разговор, бесцельно наблюдая через окно за потоком машин до конца поездки. За ужином им двоим удаётся создать обманчивый вид хороших коллег, по крайней мере, так хотелось бы думать Мо Жаню. Выражение лица Чу Ваньнина непроницаемо, и он известен своей неразговорчивостью, поэтому ему не нужно действовать как-то иначе. Мо Жань же ведёт себя дружелюбно, хотя его внимание всегда стремится к Чу Ваньнину. Они сидят рядом друг с другом за круглым столом, а это означает, что тот всегда находится в поле его зрения. Мо Жань остро чувствует его присутствие и изо всех сил старается не впадать в отчаяние каждый раз, когда украдкой бросает взгляд на Чу Ваньнина в перерывах между притворством, что шутки, которые их соседи рассказывают за столом, смешные. Директор Чу, так или иначе, всегда привлекает внимание, и от него всегда трудно отвести взгляд. Он терпит неудачу. Чу Ваньнин ни разу не посмотрел на него; если и да, то это ускользнуло от внимания Мо Жаня. Даже в те редкие моменты, когда Чу Ваньнин говорит, он удерживает взгляд прямо на человеке, которому отвечает, прежде чем перенаправить его на еду или на оперную певицу, развлекающую собравшихся. Ужин продвигается медленно, и Мо Жань рад его завершению. Он дружелюбно отклоняет предложение пойти куда-нибудь выпить — легко врёт о том, что завтра нужно очень рано вставать, чтобы поговорить с потенциальным зарубежным клиентом. Это хорошее оправдание, которое он завершает обещанием, что присоединится в следующий раз, и да, он попытается убедить грозного директора Чу пойти с ними, но нет, он не может дать никаких гарантий. Они возвращаются на одной машине, не говоря ни слова, и когда Мо Жань, уже у дверей их номеров, спрашивает Чу Ваньнина о начале работы над их презентацией, тот коротко отвечает: — Завтра. А затем просто захлопывает дверь. Всё в порядке, всё равно уже поздно, и Мо Жань устал как от физических, так и от социальных нагрузок этого дня. Поэтому он возвращается в свой гостиничный номер, где машинально готовится ко сну и проводит остаток бодрствования, глядя в потолок с вопросом, не было ли бы лучше пойти выпить с остальными, просто чтобы отвлечься. Ему также интересно, что Чу Ваньнин делает по другую сторону их общей стены. Может быть, проклинает Мо Жаня, может быть в одиночку работает над их выступлением… Разум Мо Жаня опасно колеблется в сторону той реальности, где он был честен с самого начала. Возможно, сейчас они бы делили кровать, закутавшись в мягкие простыни и наслаждаясь теплом друг друга. Мо Жань грустно усмехается этой слащавой мысли и переворачивается на бок, чтобы потолок больше не вызывал никаких недоделанных мечтаний — ему повезёт, если Чу Ваньнин хотя бы раз посмотрит в его сторону.***
Во второй день Чу Ваньнин большую часть времени держится подальше от Мо Жаня. Мо Жань пишет ему с предложением встретиться во время завтрака и поработать, но не получает ответа. Поэтому отправляет второе сообщение, «Обещаю говорить только о презентации», которое тоже остаётся без ответа. Он замечает Чу Ваньнина в вестибюле отеля, но тот мгновенно растворяется в утренней толпе. Мо Жань вспоминает мелькнувший образ на протяжении всей невероятно скучной дискуссии, посвященной инновациям в отрасли, которую ему приходится посетить. У них не запланировано ничего совместного до полудня, поэтому Мо Жань занимается «любимым» делом: общается с другими участниками конференции, притворяясь, что действительно хочет здесь быть. Он принимает приглашение на обед с руководителем какой-то крупной фирмы, который настолько стар, что Мо Жань задаётся вопросом, не перепутали ли его с одним из праправнуков. На дневное мероприятие Мо Жань опаздывает на десять минут, задержавшись на обеде. Выступление первого из сегодняшних участников уже в самом разгаре, и он осматривает ряды стульев в поисках Чу Ваньнина. И находит его сидящим где-то в средних рядах, но вокруг него нет свободных мест. Мо Жаню приходится занять один из немногих свободных стульев в конце зала, и он молча надеется, что, когда ему самому придётся выступать, люди не будут так явно стекленеть от скуки. Его взгляд блуждает по залу. Он не замечает того, что на протяжении всего мероприятия почти не отвлекается от наблюдения за тем местом, где сидит Чу Ваньнин. Когда всё заканчивается, Мо Жань обнаруживает, что он не единственный, кто ищет Чу Ваньнина. Это само собой разумеющееся, поскольку тот не только добился впечатляющих успехов в «Сышэн», но и регулярно (безуспешно) переманивался другими компаниями за свои мастерство и интеллект. Его «колючесть» привлекает людей, и когда Мо Жань только устроился на работу, он с трепетом наблюдал, как другие, казалось, замирали под сухими и едкими словами Чу Ваньнина. К тому времени, как Мо Жань оказывается в нескольких метрах от Чу Ваньнина, тот уже окружён небольшой группой людей. В его груди странно колет, когда он видит вчерашнего мужчину, стоящего рядом с Чу Ваньнином — того, который похож на Ши Мэя, если бы Ши Мэй был немного выше и злее. При виде него у Мо Жаня подкатывает к горлу, поэтому он решительно шагает вперёд. Вклиниться в середину разговора, будто он всегда был здесь, не представляет сложности. Мо Жань делает это без особых усилий, кивая Чу Ваньнину и дружелюбно улыбаясь всем остальным. Те более чем счастливы вовлечь Мо Жаня в разговор, и он пользуется этим, собирая ещё пару визитных карточек от имени Чу Ваньнина. — Старые привычки умирают с трудом, — Мо Жань улыбается Чу Ваньнину, улыбка не достигает его глаз, и тот слегка улыбается и отводит взгляд. После того, как остальные расходятся, высокий мужчина, который назвался представителем «Гуюэе», кажется, хочет задержаться возле Чу Ваньнина подольше. Мо Жань откашливается и говорит: — Кажется нам уже пора? Не следует опаздывать на встречу с «Битань». На встречу, до которой ещё около сорока минут. Чу Ваньнин знает это и прищуривается в сторону Мо Жаня. Мо Жань думает, что сейчас его пошлют, но Чу Ваньнин коротко кивает представителю «Гуюэе», прощаясь. С облегчением Мо Жань уводит его из конференц-зала, а затем понимает, что у него нет объяснений. Чу Ваньнин выжидающе смотрит, и Мо Жань пытается отбиться другой темой: — Похоже, у тебя появился новый знакомый. — Смысл подобных конференций в том, чтобы знакомиться, — Чу Ваньнин закатывает глаза. — Ты должен это знать. Здесь важен каждый. Чу Ваньнин, конечно, прав. Он просто собирает полезные знакомства. Не его вина, что первой реакцией Мо Жаня, увидевшего, как кто-то красивый прицепился к Чу Ваньнину, была ревность; Мо Жань на пределе и склонен к беспочвенным глупостям. Так он пытается успокоить себя, ведя их из отеля и через пару кварталов, пока они не сворачивают в шумный переулок. К счастью, предположение Мо Жаня оправдалось, хотя его было несложно сделать; Чу Ваньнин прогулял обед, поэтому его замечания, когда Мо Жань приводит их к ларьку, где продаются мясные лепёшки, минимальны. Однако лепёшки не смягчают холодность Чу Ваньнина по отношению к нему, и по возвращении на встречу с «Битань», он понимает, что Чу Ваньнин всё больше отдаляет их друг от друга. Это становится очевидным, когда они занимают свои места в забронированном крошечном конференц-зале, и Чу Ваньнин садится на противоположный конец стола, так далеко от Мо Жаня, что Ли Усинь и его прислужники бросают несколько вопросительные взгляды на них обоих. Мо Жань имеет многолетний опыт высоко держать голову, когда Чу Ваньнин открыто выражает к нему отвращение, поэтому ведёт себя так, будто всё в порядке, и что они так сели для того, чтобы никто из команды «Битань» не остался без внимания. Это не столько раздражает Мо Жаня или задевает его гордость, сколько служит напоминанием: несмотря на то, что говорит Чу Ваньнин, они не оставили пари в прошлом. После собрания, когда Ли Усинь и его люди уходят, Мо Жань поворачивается к Чу Ваньнину. Они одни в пустом зале, и никому из них никуда не нужно. Это единственное, о чём Мо Жань думал последние десять минут встречи, используя предлог поговорить о планах «Сышэн», чтобы открыто взглянуть на Чу Ваньнина. — Ваньнин, — начинает Мо Жань, и плечи Чу Ваньнина напрягаются. Рефлекторно Мо Жань исправляется: — Директор Чу. Чу Ваньнин не убегает сразу. Не то чтобы Мо Жань стал бы ловить его, если бы он это сделал. Мужчина бросает на него выжидающий взгляд, и бурлящий мозг Мо Жаня резко останавливается. Ни малейшей части того, что он на самом деле хочет сказать, не выходит из его рта. — Старик Ма снова пригласил нас на ужин, — неуклюже говорит он. Это правда, их явно собираются представить возможному клиенту. — В какое время ты хотел бы отправиться? Молчание длится болезненные три секунды — явление, которое, к сожалению, становится всё более частым, — прежде чем Чу Ваньнин даёт ответ. — Я плохо себя чувствую, — говорит он, и Мо Жань хмурится. — Я собираюсь вернуться в свой номер. — Ты плохо себя чувствуешь? — повторяет Мо Жань, и Чу Ваньнин медленно кивает. — Что случилось? Простуда? — Головная боль, — лаконично отвечает Чу Ваньнин. — Голова… болит весь день. Не думаю, что смогу вынести ужин. Мо Жань собирается списать это на ложь, но тут же меняет курс. Он не может не дать Чу Ваньнину презумпцию невиновности. Это также было бы оптимистичным объяснением их сегодняшнего взаимодействия, хотя Мо Жань не настолько глуп, чтобы поверить в то, что из всех людей на конференции только его Чу Ваньнин избегал из-за головной боли. Что ж, он не сомневается, что его присутствие является первопричиной всего этого. Чёрт. Мо Жань собирается с мыслями. — Я могу чем-нибудь помочь? — мягко спрашивает он, и Чу Ваньнин приоткрывает рот. Но не слышно ни звука, и Мо Жань видит, как тот продумывает свои слова. — Нет, — Чу Ваньнин, кажется, сам вздрагивает от резкости ответа, поэтому продолжает неестественным голосом. — Я пойду прилягу. Начну готовить первоначальные тезисы нашей презентации, и мы сможем обсудить её… завтра. — После ещё одной паузы Чу Ваньнин неловко добавляет. — У тебя всё получится с господином Ма. Ты ему нравишься. Это не то, что беспокоит Мо Жаня, но он, тем не менее, кивает. Чу Ваньнин отвечает на этот жест едва заметным кивком и уходит. И снова Мо Жань хочет его догнать. И снова Мо Жань боится его спугнуть. Мо Жань так громко вздыхает, что звук заполняет всю маленькую комнату, но идея наконец начинает рождаться в его голове.***
Чу Ваньнин не особо гордится собой. Не из-за конференции — там он демонстрирует такой же профессионализм, как и всегда, если не больше. Он говорит это не от тщеславия, а от знания. Из-за того, что он целенаправленно убегает, вместо того чтобы держать себя гордо, как обещал самому себе. Если бы он был лучше, он бы вёл себя как обычно. Чу Ваньнин — взрослый человек, который может поддерживать беседу с кем угодно, даже если понятия не имеет о чём идёт речь. Но при этом он не может сидеть и праздно болтать с Мо Жанем во время обеда, и не может провести час рядом с ним в одном помещении, пока кто-то бубнит на сцене. Всё по-прежнему кажется болезненным, как едва поджившая рана, и длительное пребывание около Мо Жаня не идёт на пользу. Он понял это сегодня утром, после того как образ Мо Жаня, высокого, уверенного и красивого в том дурацком выходном костюме, стал первой мыслью, с которой он проснулся. И… Взгляд Мо Жаня. Иногда тот смотрит так тяжело, что Чу Ваньнин не может понять, а возможно, и вынести. Боль в груди немного притупилась, но Чу Ваньнин не хочет выяснять, потому ли это, что он начал процесс преодоления, или потому, что всё ещё думает о Мо Жане как о своём. Во время скучных утомительных мероприятий, тихих моментов ожидания лифта или глубокой ночью, когда не может заснуть, зная, кто находится за стеной, разум Чу Ваньнина автоматически переключается на мысли об этом мужчине, ощущении его рук на теле, звуке смеха, поцелуях… Возможно, это результат того, что он так долго оставался один, по этой причине ему не хватает прикосновений Мо Жаня. Но Чу Ваньнин также ловит себя на том, что думает о шутках, которыми они делились, об удивительном обилии бессмысленных фактов, которые выдавал Мо Жань, и о том, что тот, кажется, запомнил все его вкусы. Он больше не задаётся вопросом, что из всего этого было подлинным, а что нет, для того чтобы уберечь своё сердце от ответа. Он не лгал Мо Жаню о том, что плохо себя чувствует. У Чу Ваньнина действительно болит голова. Возможно, не настолько сильно, чтобы оправдать отказ от ужина, учитывая, что ему приходилось переживать гораздо худшее. Но он не хочет сидеть среди людей, которые громко заявляют о «гениальных» идеях и предложениях, желая заполучить «Сышэн» в свой карман. И он не хочет проводить больше времени поблизости от Мо Жаня, чем это необходимо; тот всё ещё будит внутри Чу Ваньнина чувства, которые заставляют его хотеть одновременно приблизиться и сбежать. Поэтому Чу Ваньнин сдерживает своё слово и приступает к подготовке речи, которую они должны будут произнести вместе. Он сбрасывает туфли, оставляет пиджак на ближайшей горизонтальной поверхности и садится с ноутбуком на маленькое мягкое кресло у окна гостиничного номера. На мгновение он задумывается, не позвонить ли на ресепшн за обезболивающим, но решает не делать этого, предпочитая приступить к работе. Основная часть выступления, всё, что делает его интересным, будет изложена Мо Жанем. У него более живая и увлекательная манера речи, в то время как Чу Ваньнин прямолинеен и строг. Мо Жань сумеет всё сбалансировать; Чу Ваньнину просто нужно заложить основу для того, о чём они будут говорить. Однако, чем больше он смотрит на зияющую пустоту экрана, тем больше ему хочется обхватить голову руками. Да, Мо Жань изобретателен в словах, и они оба достаточно профессиональны, чтобы прожектор на сцене не показал аудитории, состоящей из совершенно незнакомых людей, что между ними запутанная паутина эмоций. Проблема не в этом. Чу Ваньнин чётко понимает, какое внимание привлекает в профессиональном плане, и не нервничает по этому поводу. Но это выступление… Предстоящие дни, когда ему неизбежно придётся находиться с Мо Жанем в тесном контакте, работая над их презентацией, — вот что заставляет Чу Ваньнина нервничать. Он не сможет вечно убегать, если только не уволится, что переходит все границы даже для него. Чу Ваньнин пытается отвлечься и сосредотачивается на составлении речи. Это серьёзная работа, и она не особенно помогает от головной боли, особенно когда его природная способность связывать вместе умные слова начинает отказывать. Вскоре написанные им полотна значков и символов начинают расплываться на экране, и Чу Ваньнин не замечает, что засыпает, пока его не будит громкий стук в дверь. Он резко просыпается и ловит ноутбук прямо перед тем, как тот успевает соскользнуть с колен и встретить свой безвременный конец. Чу Ваньнин моргает, и через несколько секунд раздаётся второй стук. Он всё ещё сонный, поэтому даже не задумывается об игнорировании. Вместо этого он автоматически встаёт и идёт на звук. Чу Ваньнин открывает дверь и видит Мо Жаня, стоящего там, с серебряным подносом в одной руке, и занесённой для стука второй. При виде него Чу Ваньнин полностью просыпается, хотя на мгновение ему кажется, что он продолжает спать и видеть сон. Они смотрят друг на друга неловкую минуту, прежде чем Чу Ваньнин наконец приходит в себя: — Что? — Тебе лучше? — спрашивает Мо Жань, и Чу Ваньнин пожимает плечами. Мо Жань поднимает поднос повыше. — Я принёс кое-что для тебя. Чу Ваньнин опускает взгляд на поднос. До него доносится слабый, но восхитительный запах, и, несмотря на то что он не так давно обедал, Чу Ваньнин чувствует, как урчит в животе. Он хочет прогнать Мо Жаня, но вместо этого отступает назад, давая тому пройти. «Веди себя нормально», — говорит себе Чу Ваньнин, оправдывая решение впустить Мо Жаня. — «Так холодно, чтобы он ушёл сам». Ему удаётся сдержать волнение, которое он испытывает последние пару дней. Удивительно, но это оказывается не так сложно, как он думал, хотя, вполне вероятно, это просто из-за его усталости. В любом случае, Мо Жань точно не захочет оставаться надолго. Молодой человек оглядывается в поисках поверхности, на которой бы не была разбросана бумага или одежда, и Чу Ваньнин испытывает некий стыд из-за того, что тот видит, как быстро он может привести комнату в беспорядок. Наконец Мо Жань устраивает поднос на маленьком журнальном столике рядом с креслом, осторожно перемещая лампу так, чтобы поднос не выступал за края слишком сильно. — Я пытался заказать обслуживание номеров, но их меню отвратительно, — говорит Мо Жань. — Никому не рассказывай, но в маленькую кухню довольно легко попасть. Чу Ваньнин бросает на него взгляд, полный сомнения, на который Мо Жань отвечает слабой улыбкой. Они стоят молча ещё несколько мгновений, прежде чем Мо Жань неестественно шутит: — Эм, ты наконец-то попробуешь еду, которую я приготовил!.. Щёки Чу Ваньнина нагреваются; он мельком смотрит на себя в зеркале, и, если бы его румянец был виден, он бы выставил Мо Жаня за дверь, не задумываясь. Мо Жань снимает крышку с подноса, открывая вид на простые, но сытные блюда. Приготовленный на пару белый рис, рядом с ним тарелки тофу с овощами, лёгким на вид бульоном и фруктами. Всё, кажется, приготовлено без особых специй, но при этом невероятно пахнет. Для одного человека довольно много еды, но Чу Ваньнин не против отдохнуть от блюд, которые ел благодаря организаторам конференции. — Я не мог украсть мясо или рыбу с кухни, иначе бы меня точно вышвырнули, — Мо Жань смущённо почесывает затылок; Чу Ваньнин хмыкает и по-прежнему не двигается. Мо Жань меняется в лице так, словно только что осознал, в какое неловкое положение себя поставил. Чу Ваньнин думает, следует ли ему выгнать его, просто чтобы сохранить им обоим нервы. Но затем Мо Жань откашливается: — И, если ты чувствуешь себя лучше, может быть, мы могли бы поговорить? — Насчёт нашей презентации? — Чу Ваньнин предупреждающе поднимает бровь. — Ну… — Или насчёт твоей презентации? Продолжишь, и будешь выступать один. Чу Ваньнин не хочет снова слушать, как Мо Жань сожалеет, что поступил неправильно, и как хочет дружить. Возможно, он выслушает всю историю с пари позже, когда это уже не будет иметь большого значения. Это произойдет после того, как он откажется от глупой мечты, что, возможно, Мо Жань чувствует к нему что-то большее. Мо Жань напряжённо отвечает: — …Нашей презентации. Я подумал, мы могли бы начать подготовку. Чу Ваньнин кивает и снова садится в кресло. Мо Жань суетится вокруг него, но Чу Ваньнин более чем способен есть сам, поэтому берёт миску с рисом и перекладывает в неё тофу, овощи и заливает всё бульоном. Как только он заканчивает, Мо Жань наконец садится напротив. Уголок его губ дёргается вверх; это короткое действие, но Чу Ваньнин сразу его улавливает. — Что? — Чу Ваньнин прищуривается, и Мо Жань мирно поднимает руки вверх. — Просто хочу посмотреть, понравится ли тебе моя готовка, — говорит Мо Жань, и это звучит не так обнадеживающе, как он думает. Чу Ваньнин разглядывает еду, прежде чем с большим подозрением взять немного пропитанного бульоном риса и тофу. — Это правда, я обещаю. Чу Ваньнин фыркает и съедает первый кусочек. Тофу идеально прожарен: снаружи он хрустящий, а внутри мягкий и пикантный; рис идеальной твёрдой мягкости; соль и немного специй усиливают общий домашний вкус. Он даже чувствует лёгкий хруст кунжута, и, хотя это не правильная лечебная пища, она невероятно приятна. — Тебе уже удалось приступить к речи? — спрашивает Мо Жань, и Чу Ваньнин кивает в сторону открытого ноутбука на кровати, продолжая жевать. Мо Жань берёт его, продолжая смотреть на Чу Ваньнина. — Вкусно, — тихо говорит он и несколько неуклюже откашливается. Он уже не так уверен в своём желании выгнать Мо Жаня; им нужно подготовить презентацию, у них обоих плотный график, а еда действительно вкусная. Мо Жань одаривает его улыбкой с ямочками, и Чу Ваньнин тут же запихивает в рот ещё еды. Он ест и наблюдает, как Мо Жань просматривает его записи. Густые тёмные брови сосредоточенно нахмурены, и каждый раз, когда Мо Жань поднимает голову, Чу Ваньнин изучает довольно интересное место на стене позади него. Он концентрируется на том, чтобы доесть остальную еду, не желая, чтобы та пропала зря. Еда простая; отстранённо Чу Ваньнин задаётся вопросом, каким было бы на вкус какое-нибудь сложное блюдо, приготовленное руками Мо Жаня. Затем он выбрасывает эту мысль из головы. Удивительно, но сожаления и самобичевания, которые сопровождали его в последнее время, больше нет. Что-то в присутствии Мо Жаня в его комнате вызывает у него желание не сбежать, а остаться. Чу Ваньнин не заметил, как утих шум в голове — не полностью, но настолько, что он почти расслабился. Однако он всё ещё хочет коснуться Мо Жаня. Расстояние между ними большое, но в то же время маленькое. Чу Ваньнин, кажется, обречён чувствовать это какое-то время — желать прикосновений, которые хорошо знает, но не может получить. Его глаза то и дело скользят по рукам Мо Жаня, праздно лежащим на клавиатуре. Мо Жань присвистывает, дойдя до конца документа, и переводит взгляд на Чу Ваньнина. Чу Ваньнин почти доел и молча смотрит в ответ. — Думаю, мне здесь нечего делать, хах, — говорит Мо Жань, и Чу Ваньнин тоже усмехается, прежде чем запихнуть в рот остатки риса. — Ты же знаешь, что это только половина выступления. «Сышэн» должен действовать твёрдо и уверенно, как будто положение, которого мы достигли, всегда было нашим. — Мы и действуем твёрдо и уверенно, — отмечает Мо Жань. — Вы лучше, чем кто-либо другой, директор Чу. — И люди называют меня за это высокомерным, — прямо говорит Чу Ваньнин. Мо Жань начинает что-то бормотать, но Чу Ваньнин перебивает его. — Это не имеет значения. Я ещё не дошёл до того, чтобы заботиться о том, что обо мне думают другие люди. Во всяком случае, на профессиональном поприще. А Чу Ваньнин всегда умел разделять; есть только один человек, чьё мнение имеет значение, и этот человек в настоящее время наклоняется вперёд, чтобы забрать у него пустую миску и передать тарелку с фруктами. — Преврати то, что я написал, в то, что людям понравится слушать, — говорит Чу Ваньнин. — Возьмёшь на себя ведущую роль, а я буду второстепенным. Мо Жань хмурится и качает головой: — Это неправильно. Ты мой Старший. Чу Ваньнин пристально смотрит на него и кладёт в рот кусочек сладкой дыни. Он ничего не говорит — ему не нужно. Мо Жань знает, что на такого рода конференциях центральное место должен занимать кто-то более приветливый. Мрачный Чу Ваньнин станет для этого идеальным фоном. Мо Жань будет шутить и заигрывать с публикой, как всегда, а также представит новые идеи «Сышэн», некоторые из которых, возможно, не будут хорошо восприняты участниками из более традиционных компаний. Чу Ваньнин, со своей стороны, станет непоколебимой поддержкой, время от времени обосновывая всё, что говорит Мо Жань. Это проверенный метод. Даже в то время, когда Мо Жань ещё был подчинённым Чу Ваньнина, и они были готовы вцепиться друг другу в горло, даже тогда они легко выступали подобным образом. Был ли это сжатый кулак под столом или пульсирующий висок в жарком свете сцены, но они хорошо работали вместе. Пока Чу Ваньнин прокручивает это в голове, доедая фрукты, Мо Жань начинает что-то печатать. — Тебе следует немного отдохнуть, — наконец говорит он, закрывая крышку ноутбука Чу Ваньнина. — Я отправил всё себе, так что ещё поработаю до конца вечера. — Ты не собираешься остаться? — спрашивает Чу Ваньнин и тут же съёживается от того, как жалко это звучит. Он быстро продолжает. — Я не знаю, когда мы сможем собраться в следующий раз. — Мы сможем, если ты перестанешь убегать, — сухо замечает Мо Жань, и Чу Ваньнин мгновенно напрягается. Мо Жань сразу же делает вид, что сожалеет о своих словах, и виновато улыбается. — Извини, я знаю, что ты занят. Я доделаю документ и пришлю его завтра. У нас относительно свободное утро, так что мы ещё сможем встретиться перед выступлением. Чу Ваньнин инстинктивно хочет сказать «нет», но с прагматичной точки зрения он не может скрываться вечно. Их речь достаточно длинная, нужно хотя бы раз её прогнать. Он не особенно любит публичные выступления, но способен без проблем выступать перед большой толпой. Мо Жань точно такой же, поэтому, когда они готовятся, то делают действительно хорошую работу. Чу Ваньнин не должен позволять чему-то столь неприятному, как его личные чувства, мешать. — Завтра до полудня я свободен, — говорит Чу Ваньнин, что является полной ложью, если Мо Жань знает его расписание. Но это неважно, он выживет, если пропустит очередное скучное собрание. — И Мо Жань? — Хм? — Спасибо, — говорит Чу Ваньнин, и Мо Жань удивлённо поднимает брови. — За еду. — А, — расслабляется Мо Жань. — Без проблем. Я отнесу посуду на кухню. — Не утруждай себя, — Чу Ваньнин ставит тарелку обратно. — Я могу отнести завтра… Он замолкает на полуслове, глядя на поднос. Мо Жань вопросительно хмыкает и, проследив за взглядом Чу Ваньнина, тут же сжимает губы. — Ты… — Чу Ваньнин смотрит на второй набор палочек, завернутый в салфетку и аккуратно уложенный на край подноса. Его взгляд мечется между тарелками, и он понимает, что та, которая для риса, не странной формы; это две миски, поставленные друг в друга. — Почему ты позволил мне всё съесть?! — Ты выглядел так, будто тебе это нужно, — говорит Мо Жань, но в его голосе чувствуются нотки веселья. — И ты добавил бульон прежде, чем я успел что-нибудь сказать. — Всё равно!.. — Чу Ваньнин чувствует, как его глупые уши начинают нагреваться. Мо Жань качает головой и прерывает его, прежде чем он успевает продолжить. — Я приготовил еду для тебя , потому что ты плохо себя чувствовал. За ужином я ел мало, вкусы господина Ма слишком эксцентричны, поэтому приготовил немного больше… Не расстраивайся, Ваньнин. Я закажу что-нибудь в номер. Чу Ваньнин хмурится сильнее, но Мо Жань просто мягко смеётся. Он догадывается, что Чу Ваньнин ещё чувствует себя виноватым, поэтому добавляет: — Я очень рад, что тебе всё понравилось. Слова звучат серьёзно, и Чу Ваньнин сглатывает. Какая-то эмоция поднимает голову внутри него; на самом деле несколько эмоций, химера, которую он не совсем может понять. Он не может вынести такой заботы от Мо Жаня. Поэтому слегка кивает, предпочитая вообще ничего не говорить. К счастью, Мо Жань наконец уходит, избавляя Чу Ваньнина от дальнейших размышлений. Он провожает его неуклюжим взмахом руки, наблюдая, как молодой человек шаркает небольшое расстояние до своей комнаты. Чу Ваньнин возвращается к себе, закрывает дверь и прислоняется к ней. Непреодолимое желание втянуть Мо Жаня к себе, усадить его и расспрашивать — по множеству вопросов — так и не покинуло его. Но ему удалось сдержаться, и Мо Жань, похоже, не слишком расстроился из-за того, что его избегали эти дни. Чу Ваньнин больше не чувствует, как его грудь больно сдавливает при мыслях о Мо Жане. Вместо этого он чувствует нечто совершенно другое, словно забыто всё произошедшее за последние несколько недель. Чу Ваньнин предпочитает не зацикливаться на этом чувстве. Он так далеко продвинулся на конференции — есть шанс, что они выберутся целыми и невредимыми.