Прости, пойми, прими

11 июня. Элли. Элли наконец-то избавилась от кофейного запаха ликёра, который порядком надоел, и смыла с себя неприятное ощущение липкости. Горячий душ всегда помогал ей не только отчиститься от грязи и пота, которые прилипли к ней за день, но и от плохого настроения. Словно струи воды могли смыть с неё желание нагрубить или ударить кого-то по ноге. И когда она вышла из ванной комнаты, то уже не чувствовала себя такой раздражённой, как было до этого. Однако это продлилось недолго. Рядом с ним это не могло длиться больше минуты. Рид стоял возле ванной комнаты, оперевшись плечом о стену, а на втором плече у него висела домашняя одежда. — Ну наконец-то, — театрально вздохнул он, отстраняясь от стены, — чем ты так долго занималась? Блондинка повернулась к Риду, сложив руки на груди. Только сейчас она заметила сережку-гвоздик в его левом ухе, которая поблёскивала в свете ламп. Её мокрые волосы приятно холодили оголенные плечи и спину, а капли воды медленно стекали по шее и ключицам, скрываясь в ложбинке между грудей. Действительно, чем же она, черт возьми, могла заниматься в ванной? — Догадайся, что можно делать в душе после долгого перелета? — Элли чуть наклонила голову набок, а голос её звучал так, словно она разговаривала с ребёнком. Она заметила, как Рид опустил взгляд куда-то ей на подбородок, затем ниже — на шею, ниже — на ключицы, ещё ниже... — Много чего, сестричка, — усмехнулся брюнет, лениво поднимая глаза на Элли, когда очередная капля скрылась под майкой. Её передернуло, а руки сами потянулись к кромке майки, которую она натянула повыше. — Но ты, наверное, имела в виду принятие душа? — Рид спародировал движение Элли, наклонив голову точно так же. — Или же что-то другое? — тише добавил он, довольно улыбаясь, когда увидел, как блондинка поморщилась и отвела взгляд в сторону. — Какой ты мерзкий, — сказала она и поспешила скрыться в своей комнате, потому что почувствовала, как предательски начали краснеть щеки. Элли не считала себя недотрогой, прекрасно знала не понаслышке, что такое секс, а заставить её покраснеть многим парням давалось с трудом, но ему хватило лишь одной дурацкой фразы и взгляда. И это её жутко бесило. Но просто так она это не оставит. Не позволит этому высокомерному индюку травить себя. Не. Позволит. Девушка присела перед чемоданом, положив телефон рядом с собой и включив громкую связь, когда начала звонить маме. Та ответила после третьего гудка. — Да? — Я доехала, мам, — сообщила Элли маме, выкладывая вещи из чемодана. — Сейчас, енотик, секунду, — сказала женщина, а девушка слышала, как та с кем-то переговаривается, а после выходит на улицу — Маргарет снова взяла перерыв, чтобы поболтать с дочерью. — Ну что, как доехала, все хорошо? — Да, все нормально, — протянула Элли. Блондинка почувствовала, как начала расслабляться, когда услышала голос матери. Он всегда успокаивал, всегда напоминал, что Элли была не одна. Как бы там ни было, как бы ни сложились отношения с отцом и его семьей, у неё всегда была мама. Родная, любящая. Которая никогда её не бросала. Элли рассказала Маргарет о том, как приехала в дом отца, которого она ещё пока не видела, так как тот был на работе, как познакомилась с Анной и своими младшими братом и сестрой, рассказала про Чарли — пса, который приветливо вилял хвостом, высовывал язык и смешно похрюкивал. Описала свою комнату, в которой ей предстояло жить ближайшие четыре недели. Пока говорила, Элли ощущала, как нервозность уходит на второй план, как легче становится дышать. — А с Ридом ты познакомилась? — Спросила Маргарет, а девушка тут же перестала улыбаться. Рассказывать матери про то, что они мягко говоря не поладили и хотели столкнуть друг друга с лестницы, Элли не собиралась. Она понимала, что эта новость маму не обрадует, поэтому, сидя на мягком пушистом белом ковре, блондинка облокотилась на край кровати спиной и бросила взгляд на стену, которая была общей для них с Ридом. Этот факт не понравился девушке, ведь она не хотела иметь с ним ничего общего. Даже обычную стену. — Угу, — промычала она. — И как он тебе? — Ну, нормальный, — понизила голос Элли, ведь не до конца понимала, насколько хорошая слышимость была в доме. Рид уже вышел из душа, она слышала, как шлепали его мокрые ступни по паркету, и блондинке совершенно точно не хотелось, чтобы он слышал, как она говорит о нем своей матери. — Немного, как мне показалось, придурковатый, но это не точно, — добавила она с улыбкой на лице, а Маргарет рассмеялась. — Элли! Они поговорили ещё какое-то время, пока девушка раскладывала вещи на полки в шкафу и комоде, стараясь отогнать мысли о том, что Рид копошился в её нижнем белье. Он, конечно, идиот, но не настолько же, да? Перед тем, как положить трубку, Элли услышала привычное, но согревающее душу «я люблю тебя, позвони мне завтра, хорошо?». Конечно, она позвонит, и, возможно, не раз. И, конечно, она тоже любит свою маму. Очень-очень. Отложив телефон в сторону, Элли вдруг услышала звук открывающейся входной двери и детский визг с отлично различимым словом — папа. Папа. Внутри девушки всё упало, а сердце забилось в груди с новой силой, а ведь она только совсем недавно успокоилась. Элли сглотнула, медленно подошла к двери, открыла и неуверенно выглянула, когда мимо прошёл Рид, что-то печатая кому-то в телефоне. Он бросил взгляд на девушку, но ничего не сказал. Элли глубоко вздохнула. «Давай, Элли. Спустись и поздоровайся с ним. Не для этого ли ты приехала сюда?». Она провела пальцами по уже почти сухим волосам и медленно вышла из комнаты, направляясь к лестнице. Колени дрожали, но Элли уверяла себя, что то было от холода. Не от нервов. Конечно, нет. Когда она спустилась на предпоследнюю ступеньку, то увидела у входной двери высокого темноволосого мужчину с голубыми глазами, чуть отросшей щетиной, на которой была видна седина, в белой рубашке и чёрных брюках. В целом он отлично выглядел и был хорошо сложен для своего возраста. Но девушка все равно видела, какой отпечаток оставило на нём время. Каким он стал за эти одиннадцать долгих лет. Мужчина обнялся с Ридом и похлопал того по плечу, а парень расплылся в улыбке. Настоящей, счастливой, радостной. Совсем не похожей на ту, что он показывал Элли. Если бы блондинка не знала, что Гарри — не родной отец Рида, она бы никогда в жизни этого не поняла, настолько близкими и дружескими были их взгляды, их касания, их разговор. Микки и Лили пытались перебить друг друга, показывая игрушки, подаренные Ридом и Элли, Анна с блеском в глазах и с гордостью в голосе рассказывала, что старший сын получил повышение на работе, а тот, в свою очередь, охотно подтверждал слова матери, улыбаясь и кивая головой. Чарли прыгал вокруг них, гавкая и желая, чтобы ему тоже уделили внимания. Это была большая и дружная семья. Семья, где Элли места не было. Девушка почувствовала дикое желание прямо сейчас убежать обратно в комнату, лишь бы не видеть этих улыбок, лишь бы не слышать этот смех. Лишь бы не ощущать, как чувство зависти раздирает душу на маленькие кусочки. Но она не успела, потому что мужчина обратил своё внимание на неё. Наконец-то обратил. — Элли, — выдохнул Гарри, смотря на дочь, которая замерла, словно статуя. Он медленно подошел к ней, разглядывая её лицо, а девушка продолжала стоять на месте, как вкопанная, как будто приросла к ступеньке. Она смотрела на него в упор, боясь отвести взгляд в сторону. Её ладони сжались в кулаки, а ногти впились в кожу. Ком застрял в горле, когда отец остановился прямо напротив и прошептал: — Боже, как же ты выросла... Элли смотрела в его голубые глаза, он — в её карие, полные незаданных вопросов, обиды и боли. Гарри видел, он всё это видел, но не мог ничего исправить. Уже не мог. Было поздно. Прошло слишком много времени. Он подошел ближе и обнял её, неловко прижав к своему крепкому плечу. Она подняла руки в попытке обнять его в ответ, но... не смогла. Просто не смогла. Девушка опустила руки по швам и смотрела перед собой, пытаясь совладать с чувствами, охватившими её в этот момент, и с бешено колотящимся сердцем, звон которого неприятно отдавался в ушах. За одиннадцать лет она столько раз представляла их встречу, что не хватило бы даже и дня, чтобы сосчитать. Столько раз прокручивала её в голове, прокручивала слова, которые хотела ему сказать, прокручивала возможные развития событий. Была уверена, что выдержит, уверила себя, что будет сильной, твёрдой и холодной по отношению к нему. Потому что он этого заслуживал. Потому что он был виноват. Потому что это он сделал её такой. Но сейчас, когда отец обнимал её, Элли не чувствовала себя сильной. Она чувствовала себя раздавленной. Человек, благодаря которому она появилась на свет. Человек, которого она с нежностью называла «папой» первые десять лет своей жизни и с обидой «отцом» последующие одиннадцать. Человек, которого она любила. Той детской, заискивающей любовью маленькой девочки. Человек, которого она ненавидела. Тихо, никому не рассказывая и ужасно боясь этого чувства. Скучала и презирала. Он стоял перед ней. Он обнимал её. Чувства перемешались, давили с такой силой, что Элли зажмурилась. Нельзя позволить себе плакать. Не при всех. Не при них. Не при нём. Когда Элли ехала к отцу, она знала, что будет непросто. Но не предполагала, что это окажется так больно. Отец мягко отстранился от неё и, слабо улыбаясь, смотрел ей в лицо. Его грубые и большие ладони лежали на её хрупких плечах, и на секунду Элли показалось, что она перенеслась на одиннадцать лет назад, когда отец точно так же касался её маленьких плеч и что-то рассказывал. Когда ещё всё было хорошо. Когда у него не было никого, кроме них с мамой. — Ты так похожа на свою мать... — прошептал Гарри, а Элли с трудом сглотнула ком в горле. — Да, на неё я похожа гораздо больше, — так же тихо ответила девушка. Элли старалась сказать это спокойно, не вкладывать много эмоций, но по тому, как медленно с лица отца исчезла улыбка и как он опустил руки, это дало ей понять — она его задела. Недосказанное «чем на тебя» повисло между ними. *** 11 июня. Рид. Смотреть на то, как Элли обнимается с отцом, как они смотрят друг на друга, было неприятно и приятно одновременно. Внутри Рида ползал мерзкий червячок ревности, заставивший парня нахмуриться и мрачно смотреть на блондинку, которая не замечала никого, кроме Гарри. Ему хотелось подойти и оттолкнуть её, сказать, чтобы проваливала, возвращалась обратно в свой город и больше не появлялась. Потому что это его отец. Его, Лили и Микки. Рид не считал себя эгоистом, если это не касалось его семьи — самого дорогого, что у него было. Здесь он был готов быть самым эгоистичным человеком в мире. Он смотрел на Элли, на то, как меняется её выражение лица, как она пытается справиться со своими чувствами, со своей болью, и получал от этого удовольствие. Уголок его губ даже чуть дрогнул, захотелось улыбнуться. Удивительно, как быстро можно воспылать к человеку, который, на самом-то деле, не сделал тебе ничего плохого, неприязнью. Да, проехалась чемоданом по ноге, да, ударила по второй, но по-настоящему заслуживала ли Элли таких эмоций от Рида? Конечно, нет. И будь любая другая девушка на её месте, брюнет бы совсем скоро выкинул её из головы. Но Элли не была другой. Она была той, кто мог разрушить всё то, что они строили вместе годами. А Рид не мог этого допустить. — Ужин готов, пойдёмте есть, — голос Анны разрезал тишину, накалявшуюся с каждой минутой. Никто не стал спорить, но от прежнего веселья и радости от встречи не осталось и следа. Женщина подтолкнула младших детей к кухне и сама направилась следом, беря за руку старшего сына и таща за собой. — Ну и что это было? — Шёпотом спросила она. — Ты о чем? — Что это за взгляд маньяка, который ты кидал на Элли, а? Рид чуть нахмурился и посмотрел на мать. — Тебе показалось, — спокойно ответил он, но было видно, что Анну это не успокоило. — Я же просила тебя относиться к ней проще, Рид. Ты обещал! — Я сказал, что попробую. И это не то же самое, что «я обещаю», мама. — Но ты ведь даже не пытаешься! Брюнет закатил глаза. Ему совершенно не хотелось припираться со своей матерью, но и кормить её ложными надеждами на то, что они с Элли смогут подружиться, он тоже не собирался. Анна взяла сына за руку и потянула ближе к окну, чтобы остальные не слышали их разговор. Рид бросил взгляд на кухонный стол, за которым уже сидели Лили и Микки, болтая ногами. Рядом с Лили был ещё один стул, на котором обычно сидел брюнет, но теперь там находились розовый пингвин и плюшевая обезьяна. Она целый день не выпускала игрушки из рук, а теперь весело рассказывала о них отцу. Гарри сел на своё место во главе стола, Элли — на то место, что обычно пустовало, когда семья собиралась все вместе. Она поглаживала Чарли за ухом, который встал на задние лапы, уперевшись передними в её ногу и высунув язык. Выглядела блондинка грустной, как бы ни пыталась это скрыть, отчего Рид почувствовал ликование и желание снова улыбнуться. — Рид, — позвала его Анна, заставившая обратить на себя внимание, — я понимаю, почему ты так к ней настроен, но перестань, прошу тебя, — она сжала запястье сына, — отец никуда не уйдёт, он не бросит тебя... Молодой человек поморщился и мотнул головой, словно слова матери по-настоящему доставляли дискомфорт. «Не говори об этом. Не надо». — Пожалуйста, Рид, — прошептала Анна, пытаясь заглянуть в глаза сыну, взгляд которых он тщательно отводил в сторону, и очень хмурился, — пожалуйста, ради меня... Парень вздохнул и посмотрел на мать. — Я постараюсь, — нехотя сказал он, — но не обещаю, — добавил он специально. Он не давал обещаний не из вредности. А потому, что не был уверен, что сможет их сдержать. Женщина сдалась. Отпустила его руку и легонько подтолкнула к столу. Анна села рядом с Элли, справа от отца. Риду ничего больше не оставалось, как сесть напротив блондинки, потому что его привычное место занимали обезьяна и пингвин. Ужин, как и все, что готовила мама Рида, был отличным. Жареная картошка, несколько видов салатов и запечённая рыба. Только посмотрев на еду, молодой человек понял, как сильно он проголодался, ведь у него не было ни крошки во рту после того сэндвича, который он закинул в себя перед аэропортом. Все неспешно начали есть, периодически переговариваясь между собой и, конечно, нахваливая еду. Мать Рида иногда наклонялась к Элли и что-то у неё спрашивала, а та сдержанно улыбалась и так же тихо отвечала. Рид налетел на еду, параллельно заводя разговор с отцом о работе, иногда отпуская шутки, от которых Гарри то улыбался, то негромко посмеивался. Парень бросал взгляды на Элли, желая увидеть её реакцию на то, что, в отличие от неё, у него легко завязывался разговор с отцом. Хотел похвастаться своим превосходством, хоть и понимал, что всё было закономерно — это его семья. «Выкуси, сестрёнка» — так и вертелось у него на языке, а попытки, о которых он говорил матери, кажется, абсолютно точно провалятся с треском. Чарли снова упёрся передними лапами в ногу Элли, отвлекая её от разговора с Анной. Мопсу, кажется, хотелось, чтобы девушка ещё немного почесала его за ушком. — Чарли, фу, — громко сказала Анна, заставляя собаку опуститься на все четыре лапы, — отстань от Элли, дай ей спокойно поесть! Чарли смешно захрюкал и лёг у ног девушки, решив дождаться, пока она поест. — Элли, а у тебя есть собака? — Спросил Микки, который смешно облизывался после того, как выпил сок из своего стакана. Блондинка отрицательно покачала головой и слабо улыбнулась. — Жаль! — Искренне сказала Лили. — Папа подарил нам Чарли на день рождения! Рид заметил, как чуть-чуть напряглись плечи Элли и как дрогнули уголки её губ. — Когда мне было примерно столько же, сколько и вам, — начала она, смотря на детей, которые впервые с момента их знакомства первые с ней заговорили, — мои родители запретили мне завести собаку, хотя я очень сильно их о ней просила. А потом выяснилось, что у моей мамы сильная аллергия на шерсть, поэтому ни собаки, ни кота у меня нет. Она говорила так, словно одного из её родителей, запретивших завести домашнее животное, здесь не было. Словно это не он — тот, кто не позволил своей маленькой дочери принести домой щенка, но зато сам подарил его другим своим детям. Гарри поджал губы и опустил взгляд на свою тарелку. — Ты можешь гулять с Чарли, пока будешь жить с нами! — Микки улыбнулся так весело и задорно, что улыбка Элли тут же стала чуть шире, чуть теплее и искреннее. Рид смотрел на неё. Видел, как её кожа покрылась мурашками, потому что дома работали кондиционеры, а она была в одной майке и шортах. И он видел, как она улыбнулась. И в какой-то момент, лишь на долю секунды, но он готов был признать, что, когда она улыбалась вот так, ему гораздо больше хотелось по-настоящему попытаться с ней подружиться.