Ненавижу города, в которых я никогда В которых ты никогда, в которых мы никогда Ненавижу, но отдам, всё за тебя отдам Чтобы быть рядом, чтобы быть рядом Я тебя нарисую, чтобы потом повесить Близко, почти вплотную, чтобы мы были вместе…
Mary Gu — Ненавижу города
10 июля. Элли. Элли показалось, что она ослышалась. — Что? — Глаза её расширились, а желание отстраниться возвысилось до самых небес, и она уже хотела было это сделать, однако молодой человек резко взял её за плечо и заставил сидеть на месте. — Алекс, нет, нет… — Пожалуйста, Элли, — умоляюще произнёс Алекс, не отпуская её, — всего один поцелуй. Ты же… не чувствуешь ко мне того же, что чувствую я, поэтому для тебя это не должно что-либо значить… — Да, но… — она поморщилась от странного, напряженного чувства в груди, которое словно предупреждало Элли о том, что должно произойти что-то неправильное, непозволительное и… неминуемое, — это будет что-то значить для тебя. — А это уже мои проблемы, Элли — грустно усмехнулся Алекс в ответ. Он смотрел на неё так грустно, так жалко, что сердце Элли заныло в груди с новой силой. Этот поцелуй мог разрушить их еще некрепкую, незрелую дружбу, возникшую за этот месяц, а Элли не хотела терять Алекса. Несмотря на то, что знакомы они были всего лишь каких-то жалких тридцать с чем-то дней, девушка давно не чувствовала себя так комфортно, так спокойно с другим человеком, и парень действительно стал ей дорог. — Алекс, — голос Элли тоже звучал умоляюще, — мы не можем, мы же… друзья, — она положила руку ему на грудь, потому что парень стал медленно приближаться, даже скорее подкрадываться, и девушке это не очень понравилось. — Мы ими и останемся, — сказал он, накрыв своей рукой её ладонь, — клянусь. Элли немного поморщилась, когда он прикоснулся к её коже, и ей резко захотелось отдернуть ладонь. Холодные руки. Его холодные руки. Как же ей не нравились его холодные руки. До отвращения не нравились его холодные руки. — Алекс, — повторила она, пытаясь вразумить друга, но он продолжал прожигать её глубоким, слегка даже каким-то диковатым взглядом. — Элли, — ответил он ей таким же голосом, — всего один поцелуй. Не больше. После него я не буду винить тебя, Элли, и наша дружба останется такой, как была прежде. — Зачем тебе это? — Хочу узнать, каково это — целовать человека, который так сильно мне нравится. Алекс не рассказывал о своих прошлых отношениях подробно, но того, что он говорил, было достаточно для понимания — длительных отношений у него никогда не было, и не то чтобы он к ним стремился. Девушки всегда его окружали — это правда, но становится кем-то ближе, чем возможность переспать парочку раз подряд — у них, к сожалению, не получалось. И Элли радовалась, что его отношение к ней совершенно иное, но не хотела становиться той, что могла разбить ему сердце. Однако, несмотря на все эти доводы, она согласилась. Согласилась поцеловаться со своим другом. Возможно, уже бывшим другом. И случилось это лишь из-за того, что она вспомнила белые волосы Кэтрин, её синие глаза, высокомерный взгляд и наглую усмешку. И губы, которые отчётливо произнесли: «И мы с ним вчера отлично провели время». Отлично провели время с Ридом. Другими словами, отлично целовались с Ридом, отлично касались друг друга, отлично стягивали друг с друга одежду. Отлично потрахались с Ридом. С её Ридом. Эти мысли вихрем пролетели в сознании, но вызвали ту самую жгучую, острую ревность. И желание отомстить. Сделать так же больно. Поэтому девушка и согласилась. — Хорошо, — тихо проговорила Элли и убрала руку, позволяя Алексу придвинуться к ней еще ближе, да и сама чуть наклонилась вперед. На секунду молодой человек растерялся, словно не ожидал, что подруга всё-таки согласиться поцеловаться с ним. Но лишь на секунду, после чего запустил худые пальцы в распущенные волосы Элли и притянул её к себе за шею. Снова его холодные руки, пальцы, которые притрагивались к коже. Фу. Блондинка еле подавила в себе желание передернуться. Девушка ощущала, как сердце ходит ходуном в груди, но не из-за чувств к Алексу, а от осознания, что она поступает неправильно. Не по-дружески. Но готовность и жажда отомстить Риду были сильнее. Возможно, он даже об этом не узнает, зато Элли точно будет помнить, как целовалась с Алексом в то время, как сводный брат сидел дома, постоянно звонил ей и отправлял сообщения. Элли старалась не сравнивать касания Алекса и Рида, но непроизвольно делала это, осознавая, что то, как притрагивался к ней Рид, было в миллион раз приятней, чем касания её друга. У Алекса вечно были холодные пальцы, в отличие от Рида, чьи руки всегда были теплыми, а прикосновения обжигающими. И Элли это нравилось. Её тянуло к огню, а не ко льду. Лицо Алекса медленно приближалось, а Элли пыталась усидеть на месте и не дернуться назад. Она хотела целовать только одного парня, который жил через стенку, но разве имели хоть какое-либо значения её желания, когда у них с Ридом ничего не получалось? Ни ненавидеть друга друга, ни дружить, ни лю… «А может он снова развлекается с какой-то девушкой», — перебила она себя этими мыслями, которые и заставили её задержаться на месте, когда губы Алекса прикоснулись к её собственным. Поцелуй был сухим, губы Алекса были немного потрескавшимися, поэтому у девушки складывалось ощущение, будто она прикасается собственными губами к песку. Но Элли упрямо оставалась на месте, несмотря на то, что целоваться с Алексом ей не нравилось. Абсолютно. Однако она упрямо отвечала на поцелуй, думая о том, что сделал бы Рид, увидев, как она целуется с другим парнем. Наверное, ему было бы неприятно. Больно. Наверное, он мог бы разозлиться. Очень сильно разозлиться. Открыл бы дверь, схватил бы Алекса за шиворот и вышвырнул из машины. Ударил бы ему по смазливой мордашке за то, что тот посмел прикасаться к его сводной сестре. Накричал бы на Элли за то, что она позволила ему к себе прикасаться. Затащил бы в дом, закрыл бы в своей комнате. И показал, что он единственный, кто может её целовать. В тот момент, представляя себе всё это, Элли почувствовала ужасающую смесь удовольствия и отвращения одновременно. Алекс опустил вторую руку на колено Элли и слабо погладил. Девушка резко дернулась и негромко клацнула зубами, чуть не задев губы парня. Она вся напряглась, как струна, ощущая его касания там, где друзья друг друга касаться не должны были. — Всё нормально? — Прошептал молодой человек и снова потянулся к подруге, не дождавшись её ответа. Он не был ему нужен, и блондинку это задело. Как это сильно напоминало ей об… Раздавшийся стук по боковому стеклу со стороны Элли заставил и парня, и девушку дёрнуться от испуга и обернуться. Возле машины, чуть склонившись, стоял… Гарри. Его лицо исказила гримаса гнева, брови сошлись на переносице, а взгляд был настолько потемневшим, что его обычно голубые глаза показались Элли черными. Он выпрямился и резким кивком головы дал понять, что его дочери пора было выходить из машины. — Элли, это же твой отец? — Спросил Алекс, который виделся с Гарри всего лишь раз, в день их с Элли знакомства. — Мне, должно быть, стоит с ним познакомиться… — Нет, не надо. Он явно не в духе, — вздохнула Элли, ощущая и чувство облегчения, потому что сухие губы Алекса больше не целовали её собственные, а его холодные руки не прикасались к её коже, и в то же время чувство злости о мыслях о Риде и о том, что отец всё испортил, несмотря на то, что Элли не нравилось происходящее, — спасибо за сегодняшний день, Алекс. Было круто, но, кажется, мне пора, — она натянуто улыбнулась и кивнула в сторону отца, сложившего руки на груди, — я пойду, ладно? — Всё будет в порядке? — Решил уточнить парень, видя, какую напряжённую позу принял Гарри, который терпеливо ждал, пока его дочь соизволит покинуть автомобиль. — Да, не переживай, — Элли похлопала друга по плечу, — езжай домой, хорошо? Спишемся. Девушка отвернулась, открыла дверь машины и вышла наружу. Улыбка тут же сползла с её лица, когда она встретилась взглядом с отцом. Настолько рассерженным Элли его ещё не видела. Даже в детстве, когда она не слушалась, капризничала или плохо себя вела. Блондинке стало неуютно, но она старалась этого не показывать. — Живо. Иди. Домой. — Голос Гарри звучал удивительно грозно, а Элли почувствовала себя пятилетним ребёнком, которого собирались отчитывать, ругать, возможно даже выпороть. Но она догадывалась, почему он злился. Девушка не брала трубку, игнорируя звонки всех членов своей большой и дружной "семьи", пока была в клубе. А ведь, когда она крайний раз смотрела на время, оно показывало что-то около первого часа ночи. Элли хмыкнула, нервно поправила лямку сумочки и направилась к дому, слыша за собой шаги мужчины. Оказавшись в прихожей, девушка с наслаждением скинула с ног босоножки и сразу пошла к лестнице на второй этаж, надеясь на то, что серьёзного разговора можно будет избежать. Зря, очень зря надеялась. — Куда ты пошла? — Тон, с которым говорил Гарри, не позволил ей идти дальше и пригвоздил к месту. Она медленно обернулась и посмотрела на него напряжённо. — В свою комнату, я очень устала и не хочу… — Ты устала?! — Крикнул вдруг Гарри, а Элли дрогнула от неожиданности. — Мы тут волосы на себе рвём, а ты устала?! — Я не… — Элли! — Анна быстро вышла из гостиной, держа в руках мобильный телефон. Её белые волосы растрепались, а ночной халат был завязан криво. И, кажется, надет наизнанку. На диване, за её спиной, сидел Рид, держа свой мобильный телефон в перебинтованной руке. Он медленно встал следом, одарив Элли таким мрачным взглядом, что ей тут же захотелось спрятаться за ближайшей стеной. Микки и Лили, которые давно уже должны были пойти спать, переодетые в свои милые пижамы, выглядывали из-за кресла, с боязнью смотря на происходящее. Они точно чувствовали эту назревающую атмосферу… крупной ссоры. Скандала. — Почему ты не брала трубку? — Анна обвела её взволнованными глазами. Единственная из низ троих, кто не смотрел на неё так, словно хотел удушить собственными руками. — Я не слышала, — соврала Элли и напряглась, когда услышала, как рассерженно хмыкнул Рид. Ведь его звонки Элли не просто игнорировала, а нещадно сбрасывала, но он, видимо, не сказал об этом ни отцу, ни матери. — Ты представляешь, черт возьми, как мы переживали! — Гарри развернул дочь к себе за плечо. — Места себе не находили, я и Рид уже собирались искать тебя по всему городу! — Переживали? — Переспросила Элли, чувствуя, как начинает заводиться. Она терпеть не могла лицемерия, и, по её мнению, Гарри сейчас занимался именно этим. — Ты? Рид? — Она горько усмехнулась. — Я готова поверить в то, что переживала Анна, но не ты. И уж тем более не этот приду… — Элли Майлз! — Крикнул на неё Гарри. — Что? — Крикнула в ответ Элли, скинув сумочку на пол. — Что, мать твою, что? И в тот момент она осознала, что достигал своего апогея. Той точки кипения, когда нет уже дороги назад. Целый месяц девушка держала свои эмоции на узде, при себе, не позволяя им прорваться наружу и вылиться на всех остальных. Она так долго копила их, что порой казалось, словно они разъедают её изнутри, как будто были серной кислотой. Отравляли её, как будто были самым настоящим ядом. Но Элли упорно молчала, несмотря на то, что хотела сказать своему отцу так много всего, копившегося на протяжении одиннадцати лет. Она миллиарды раз за всё то время его отсутствия прокручивала их диалог, но никак не могла решиться и высказать всё это. Ей было больно, обида душила её, и сейчас это всё наконец вырвалось наружу, на свободу. — Как ты со мной разговариваешь? — Гарри, кажется, по-настоящему удивился, и даже его злость немного утихла, оставляя место изумлению. — Так, как ты этого заслуживаешь! — Элли сжала руки в кулаки, и даже не поморщилась от боли в сломанных ногтях. — Ты не воспитывал меня, папочка, поэтому получай то, что есть! — Девушка смотрела на отца так зло, так остервенело, что, казалось, словно она прямо сейчас ударит его или кинет что-нибудь тяжелое. И не было здесь любви, тепла и привязанности. Ни общих воспоминаний, ни родства. Только боль, ярость и обида. Море… нет, океан обиды. Настолько много, что нормальный человек не смог бы с этим жить, но только не Элли. Она терпела. Много терпела. Но даже самому прочному терпению рано или поздно приходит конец. И терпению Элли пришел тоже. — Твоя забота нужна была мне раньше, папа. Тогда, когда надо мной издевались соседские дети и забрасывали грязью. Тогда, когда некоторые мои одноклассницы смеялись над моей одеждой. Тогда, когда учительница ставила мне плохие оценки просто потому, что я ей не нравилась. Тогда, когда в шестнадцать ко мне приставал школьный тренер по волейболу. Вот тогда мне нужна была твоя забота, твои переживания и сам ты. А где же был наш великолепный отец? Она горько усмехнулась, не замечая, что начала плакать. Перед глазами вдруг начало расплываться, а по щекам побежали горячие слезы. Её голос срывался, губы дрожали, а сама она держалась из последних сил. — Ты был здесь и растил его! — Девушка указала на Рида. — Заботился, оберегал, любил его, а не меня! — Элли… — Гарри побледнел, — Я… Ты не понимаешь… — Что я могу не понять? Что ты бросил свою настоящую семью? Бросил меня и маму! Бросил, когда ты больше всего был мне нужен! — Элли всхлипнула, пытаясь подавить желание просто зареветь. — Ты даже не представляешь, насколько сильно я в тебе нуждалась. Ты был мне необходим, как никто другой. Ты был единственной опорой! И ты просто бросил меня, как ненужную вещь! Отказался! Жил здесь, как будто у тебя никогда не было родной дочери! Её плечи дрожали, а голос начинал хрипеть оттого, что она кричала. Не могла больше сдерживаться, не могла. У неё кончились силы, которые тратились каждый божий день на то, чтобы не дать себе окончательно расклеиться. Она больше не могла так жить. Довольно. Хватит уже. — Элли, перестань, — голос Гарри тоже в раз охрип, — я тебя лю… — Не смей этого говорить! — Крикнула она. — Не смей говорить, что любишь меня и что тебе жаль, потому что это сраная ложь! Ты чувствуешь вину, обязанность все исправить — что угодно, но не любовь, — Элли била крупная дрожь, когда она стирала слезы со своих щёк, но все было бестолку. — И возможно ты действительно хороший отец, но не для меня. Уже не для меня, — всхлипнула она, — за одиннадцать лет даже не приехал, не увиделся со мной, считая, наверное, что коротких телефонных звонков мне будет достаточно. Нет! Нет, черт возьми, мне было недостаточно! В конце каждого нашего телефонного разговора, состоящего из «привет» и «как дела», я надеялась, что ты расскажешь что-то ещё и наконец предложишь мне приехать или приедешь сам. Но каждый раз я разочаровывалась. Целых. Гребанных. Одиннадцать. Лет. Элли было все равно на то, что она ругалась при мачехе и Гарри, при Лили и Микки. Сейчас было не время, чтобы задумываться о том, как преподнести всё мягче и изящнее. Элли давала волю чувствам, а этот поток, как известно, не остановить. — Ты — ужаснейший пример заботливого и любящего отца. И я сделаю всё, что угодно, чтобы у моих детей никогда не было такого же отца, как ты, — Элли говорила эти ужасные слова, словно плевалась ядом, как настоящая змея. — Должно быть, тебе неприятно и больно это слышать. К огромному сожалению, я все еще остаюсь твоей дочерью. И это твоё отсутсвие в моей жизни сделало меня такой! Тебе нравится, папа? Гарри молча смотрел на неё, сжав губы в тонкую полоску. — Но всё это в прошлом! Ты со своей псевдозаботой больше мне не нужен, понятно? Ни ты, ни твоя новая семья. Вы мне не нужны! Лили и Микки, следившие за этой жуткой тирадой старшей сестры, вдруг начали громко плакать, держась друг за друга. — Лили, Микки… — Анна поспешила к ним, а в её глазах стояли крупные слезы, — пожалуйста, пойдёмте в комнату… — Не-е-е-е-е-ет, — протяжно выли Лили и Микки. Однако плач младших брата и сестры не заставил Элли замолчать. Нет. Её было не остановить. — И я безумно рада, нет, я счастлива, что через несколько дней я соберу свои вещи и уеду из этого дома! Навсегда! И ни ты, ни ты, — она указала сначала на Гарри, затем на Рида, о существовании которого внезапно вспомнила, — больше меня не увидите! — Хватит! — Рявкнул вдруг молодой человек, а Элли даже сделала шаг назад. Подальше от него. — Я говорил тебе, что твоя идеи пригласить её сюда — отвратительная, — сказал он раздраженно матери, бросив быстрый взгляд на Микки и Лили, которые продолжали плакать, несмотря на попытки Анны их успокоить. — Что?.. Элли попятилась, как будто её кто-то подтолкнул в плечо. Воздуха в легких становилось всё меньше, а голова раскалывалась на части. Но ничто не могло сравниться с тем, что чувствовала девушка внутри. Разрывающие чувства боли, обиды и беспомощности. Что он только что сказал? Что… — Да, ты не ослышалась, — Рид снова повернулся к Элли, смотря на неё с дикими раздражением и отвращением. Кажется, месту их теплым чувствам друг к другу сейчас не осталось. Ничему хорошему здесь места не было. — Идея пригласить тебя к нам принадлежит моей матери. Она хотела восстановить ваши отношения, поэтому, вопреки всему, ты должна быть ей благодарна. Элли слышала, что Рид был на пределе. Его голос, переходящий на рык. Его взгляд, пронзающий так глубоко и больно, что хотелось просто исчезнуть. Его руки, сжимающие телефон так сильно, что побелели костяшки пальцев. Он злился на неё. Она злилась на него. У них снова всё обоюдно-ненавистно. Кажется, в тот момент они вернулись туда, откуда начинали. И словно не существовало тех поцелуев, тех касаний и взглядов, которые они дарили друг другу. Тех моментов, который каждый из них хотел сохранить, как маленький секрет. Сейчас они снова стали врагами. — Перестань строить из себя жертву и твердить о том, как тебе было плохо, словно ты здесь единственная, кто знает, что такое боль! — Да ты понятие не имеешь, что со мной было! Как ты… — А ты понятие не имеешь, что было со мной, черт возьми! — Перекричал её Рид и угрожающе двинулся в её сторону. — Элли, Рид, — Гарри встал возле них, словно рефери, готовый разнять дерущихся, — перестаньте! Но они словно не слышали и не видели никого, кроме друг друга. Самое время поговорить по душам. — Между нами есть существенная разница! — И какая же? — Ты мог постоять за себя! — Крикнула Элли так громко, что у неё свело грудную клетку и захотелось кашлять. — А я — нет! — Разве в этом есть моя вина? — Рид сделал еще один шаг к ней и остановился напротив. — Хорошие люди не притягивают плохих, ты же знаешь об этом? Может, ты сама виновата в том, что вокруг тебя постоянно крутились какие-то уроды, готовые снова и снова делать тебе больно? — И ты один из них! Самый настоящий урод, который только и делает, что причиняет мне боль! Губы Элли дрожали, она сама дрожала от переполнявших эмоций. Если бы человек был способен взорваться на месте от переизбытка самых разных неприятных ощущений, девушка обязательно бы сделала это. Она разом вспомнила всё, что когда-либо говорил и делал Рид по отношению к ней. «Хотела почувствовать, что такое настоящая семья, да?». «Если ты меня вынудишь, я могу быть ещё хуже, сестрёнка». «Стерва». Их первая встреча, зеленка в шампуне, удар по стулу, после чего Элли подавилась, его злые взгляды, полные отвращения, его сообщение Алексу от её имени, их словесные перепалки. Их недвусмысленные жесты и обидные комментарии. Их одиннадцатилетняя ненависть. Всё это разом всплыло между ними. — Рид, Элли! Хватит! — Вот видишь, — Рид криво ухмыльнулся, — значит, моя теория верна. Ты сама служишь магнитом для таких людей, поэтому перестань жаловаться на свою жизнь! Или продолжай захлебываться в этой жалости, мне плевать, — резко сказал он. — Нам всем было нелегко, а ты ведёшь себя, как долбаная эгоистка! Может, твоя мама не смогла нормально воспитать тебя, раз ты… Он не закончил. В комнате раздался звонкий шлепок, который был прекрасно слышен даже сквозь плач Лили и Микки, которых Анна все еще старалась успокоить. Голова Рида была повернута в сторону, а щека практически сразу покраснела. И на ней почти отчётливо были видны следы от пальцев. Элли ударила его. От бессилия. Потому что ничего не могла сказать. Потому что ничего не могла сделать. Потому что на все её слова у него находилось несколько своих. Потому что она была слабее. Потому что он был прав. И она была права. И они оба были неправы. — Я ненавижу тебя, — прошептала Элли. И судя по тому, как дёрнулся желвак на покрасневшей щеке Рида — он отчётливо это слышал. — Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу. Лучше бы мы никогда с тобой не встречались. И после этих слов Элли резко развернулась, не в силах больше сдерживать рвущуюся наружу истерику, и быстрым шагом пошла на второй этаж, в свою комнату. Она плотно закрыла дверь, жалея, что в двери нет замка и рухнула на кровать, завернувшись в одеяло с головой. Прямо в платье, не смыв макияж — с этим отлично справлялись слезы. Элли тряслась в рыданиях и задыхалась. От боли, обиды, злости, слабости, изнурения. — Ненавижу, ненавижу, как я их всех ненавижу… — шептала она, зажмурившись и стиснув пальцами мягкое одеяло. — Ненавижу… *** 10 июля. Рид. Услышать то, что Элли его ненавидит сейчас — это было в сотни раз неприятнее, чем при их знакомстве. Ведь между ними что-то изменилось. Изменилось же, да? И возвращаться к тому, с чего начинали, было так по-детски глупо, однако что еще оставалось, когда внутри так много обид и недосказанностей? Рил смотрел, как поспешно удаляется спина Элли, и почувствовал резкое желание пойти следом, ведь они, черт возьми, всё ещё не договорили, но быстро подавил его в себе. Он был на взводе, она — тоже. Ничего, кроме гадостей друг другу и проклятий, они сейчас сказать вряд ли смогут. Молодой человек протяжно выдохнул, слыша стук собственного сердца. Рид остро ощущал нехватку свежего воздуха, но оставался на месте. Глубоко дышал. Успокоиться. Нужно всего лишь успокоиться. Что может быть проще? Всё было просто ужасно. Отвратительно. Хуже не могло быть… хотя нет, оказалось, что могло. Краем уха Рид услышал негромкие переговоры Гарри и Анны, которые всё-таки смогли успокоить детей, прижав их к себе. Анна взяла на руки Лили, а Гарри — Микки. Брюнет не слышал всего разговора, но одной единственной фразы отца ему хватило, чтобы впасть в бешенство. — Как ты узнал? — Тихо спросила мать Рида, поглаживая Лили по распущенным волосам. — Увидел в окно машину, — сказал устало мужчина, придерживая младшего сына, — а она там сидит преспокойно, с парнем целуется. Что? Рид застыл на месте. И медленно повернулся к родителям. Они резко замолчали, смотря на него. Должно быть, то, как он на них посмотрел, и заставило их замолчать. И напрячься. — Рид? Брюнет не ответил, а его взгляд сам нашел букет белых роз, стоящих в вазе. Он ощущал, как злость бежит по венам, как проникает в самые потаенные уголки его души, как застилает глаза. И Рид не мог её контролировать. Да и не хотел, на самом деле. Элли целовалась с Алексом. «Она целовалась с ним. Моя Элли целовалась с этим ублюдком. Она целовалась с ним. Целовалась». Рид прожигал взглядом букет, который действовал на него, как красная тряпка. И тогда, в определенный момент, когда все эмоции и чувства навалились разом, он не сдержался: схватил вазу и со всей силы кинул её в стену. Ваза разлетелась на несколько десятков осколков, оставляя на стене царапины и мокрое пятно. Розы упали на пол, рассыпав несколько красивых лепестков. Рид подавил в себе желание растоптать их ногами. Теперь он ненавидел белые розы. Микки и Лили снова заплакали. — Рид! — Анна прижала Лили к себе крепче. — Ты что творишь? — Эй, что на тебя нашло? — Гарри хотел было к нему подойти, но молодой человек развернулся и, быстро натянув кроссовки, вылетел из дома. Быстрее, быстрее. Он постоял напротив дома несколько долгих секунд, пытаясь собрать мысли в кучу и определиться, куда ему пойти. Стоять нельзя было. Нужно было идти. Шевелить ногами. И глубоко, очень глубоко дышать. Рид повернул налево и пошёл в сторону маленького парка, который находился недалеко от их дома. На улице не было ни души и только изредка проезжающие мимо машины напоминали Риду о том, что в этом мире он был не один. Хотя теперь он и не знал, к счастью ли это или к сожалению. Молодой человек брёл мимо деревьев, чувствуя приятный запах травы и ночи. Свежий воздух. Тишина. Никаких стен и голосов, из-за которых Рид начинал сходить с ума. Он снова позволил агрессии и злости взять над собой вверх, а теперь, когда его медленно отпускало, чувствовал себя опустошённым. Сел на ближайшую лавку, стоящую под высоким кленом, откинулся на деревянную спинку и прикрыл глаза, нервно подрагивая ногой. Но с каждым выдохом ярость испарялась, а нога замедлялась, пока и вовсе не остановилась. Рид просто сидел на лавочке, с закрытыми глазами, слушая звуки ночи. Скрип деревьев, шелест листвы. Образ Элли возник в голове сам собой. Такая красивая она была в этом белом платье, которое Рид до этого не видел. Такая хрупкая, изящная. Притягательная, желаемая. Такая грустная, заплаканная, уставшая. Маленькая, слабая. Она, как и он сам, поддавшись эмоциям, наговорила много неприятных и обидных слов, однако Рид не мог, да и не хотел винить её за это. И, как ни странно, он на неё не обижался, несмотря на то, что ему тоже было больно. Ярость Элли была оправдана. — Маленькая, несчастная девочка, — прошептал Рид и медленно открыл глаза. Посмотрел на листву, мирно качающуюся от легкого ветерка, который помогал парню охладиться. Он дышал через нос, делая глубокие вдохи и протяжные выдохи. И успокаивался. Гнев ушел, оставив после себя оглушительное ощущение пустоты. Дыру внутри. И неимоверную усталость. Он не знал, сколько просидел в том парке, на той деревянной лавочке. Может, час. Может, больше. Или меньше. Успокоился. Всё-таки успокоился. Время идёт незаметно, когда погружаешься в пучину собственных мыслей. Но нужно было возвращаться домой. Наверняка мама и папа переживают. Рид оставил Анне короткое сообщение о том, что скоро придет домой, и медленно встал с лавки. Побрел в сторону своего дома, засунув руки в карманы джинсов. Пнул попавшуюся под ноги банку. Остановился у подъездной дорожки, но не спешил идти к входной двери. Поднял глаза на окна спальни Элли. Света не было. Наверное, она уже спала. Зашел в дом, скинул кроссовки и замер, проходя мимо кухни. Элли сидела за столом, в кромешной темноте, и обхватила своими маленькими ладонями стакан с водой. *** 10 июля. Элли и Рид. Элли не помнила, как уснула. Долго плакала, прижимая к себе мягкое одеяло и шептала о том, как ненавидит всех в этом доме. Плакала сильно, с надрывом, до ужасной головной боли, до покрасневших глаз, до того состояния, когда начинаешь задыхаться от нехватки воздуха. Но всему рано или поздно приходит конец. И её истерика достаточно быстро сошла на нет. Всхлипы становились все тише, она больше не сжимала одеяло до такой степени, что побелели костяшки пальцем и заболели сломанные ногти. Дыхание медленно, но верно выровнялось. Слезы высохли. Она успокоилась. И Элли провалилась в сон. Тревожный, совсем не крепкий, больше похожий на полудрему. Проснулась она резко, как будто кто-то дернул её за плечо. Во рту пересохло, а бутылка воды, которую иногда брала с собой Элли перед сном, была пуста. На ватных ногах девушка спустилась на кухню, не включая свет, налила воду в стакан и села за стол, когда послышался звук открывающегося дверного замка. Это был Рид. Выглядел он не лучше, чем она сама, несмотря на то, что не плакал так долго, как блондинка. Хмурый, расстроенный. Уставший. Они были отражением друг друга, и оба это остро осознавали. Элли встала из-за стола, собираясь скрыться в своей комнате. Другими словами, снова сбежать. Опять. Ведь это было так просто, так легко. Рид смотрел на неё и вдруг осознал, что им необходимо было поговорить. «Не убегай от меня». Поговорить. Прямо сейчас. Не для их семьи. Не для Анны, не для Гарри. А для них самих. Это нужно было им. Исключительно им, никому больше. Потому что они никогда не смогут нормально существовать рядом, пока их общие обиды и недоговоренности будут висеть между ними. Пока они не отпустят прошлое и не осознают, что оно, на самом деле, ничего не значит. Оно не изменится, оно не повторится. Оно исчезло. Навсегда. Но есть настоящее. И будет будущее. — Элли, подожди, — тихо попросил Рид, преграждая ей путь, но не прикасаясь, — давай поговорим. Элли догадывалась, что это случится рано или поздно. Так или иначе. Понимала, что это было нужно. Но ей было так страшно от мысли, что придется раскрыться перед ним. Рассказать то, что было у неё на душе. Но когда, если не сейчас? Она, поджав губы и обхватив себя руками, молча села обратно. Нетронутый стакан с водой стоял на столе, а время как будто остановилось. Остались только Рид и Элли. И их обиды, боль, злость, ревность, гнев. Желание, симпатия, тяга. Кто-то назвал бы это больными взаимоотношениями, но они готовы были назвать это неудачным стечением обстоятельств, в котором ни Элли, ни Рид не было виноваты. Стол, за которым они теперь сидели, был их личным конфессионалом. И прямо сейчас начиналась их исповедь. — Прости, — негромко, на выдохе сказал Рид, сев напротив девушки. Он решил начать с извинений, так было бы правильнее. — Я не хотел говорить тебе всё то, что сказал. Не хотел кричать и срываться на тебя. Не хотел обижать, — он потер руками лицо, тихо вздохнув. — Я не должен был говорить тебе о том, что это моя мама решила пригласить тебя сюда. Мне очень жаль. Правда. Элли слышала. Слышала искренность в его словах. Поэтому не чувствовала желания отрицать и возражать. Она хотела слушать его. Не хотела, чтобы он замолкал. Потому что… если человек извиняется, не значит ли это то, что он тоже больше не злится? — И то, что между нами происходит… это ужасно. И неправильно, — Рид смотрел в её глаза, не отрываясь и, кажется, впервые за все время их знакомства показывал всё, что чувствует на самом деле. Молодой человек снова протер лицо руками, словно безумно устал. Но на самом деле так и было. За последний месяц он испытывал так много всего по отношению к этой девушке, что эти чувства просто разрывали его, высасывали все его силы. Элли ощущала то же самое. — Я устал с тобой ругаться, Элли, — прошептал Рид, а девушка почувствовала, как сжалось её сердце. Молодой человек замолчал и просто смотрел на Элли. Ждал её реакции, её ответа. А разве могла она снова разозлиться на него, когда Рид сидел перед ней такой обессиленный, такой честный, искренний? Искренность за искренность. — Ты тоже, — тихо проговорила Элли, неожиданно осознав, что снова хочет заплакать, — прости меня. За то, что накричала на тебя и за то, что ударила. И за то, что так долго винила тебя в том, что… — Элли судорожно выдохнула и подняла глаза к потолку, часто моргая и не позволяя слезам, что тут же наполнили глаза, пролиться, — за то, в чем ты никогда не был виноват. Мне тяжело было осознавать, что отец бросил меня и ушел в другую семью, где уже был ты. Он воспитывал тебя, как родного, совершенно забыв обо мне, о его дочери, — слезы все-таки побежали по щекам Элли, а она дрожащими руками вытирала их, — но… это ведь не твоя вина. Ты был ребенком, как и я сама. Кажется, Элли начала осознать это только сейчас — пока говорила. Рид смотрел на неё, слушал, хотел запомнить всё, что она ему говорила. Хотел взять её за руки, чтобы она перестала тереть и так покрасневшие щеки. Хотел, чтобы она перестала плакать и дышала глубоко, размеренно, спокойно. Хотел, чтобы она перестала переживать и нервничать. — Мне жаль, что так все вышло. Просто… — она прикрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Ей вдруг захотелось сказать ему так много, но слов как будто было недостаточно. — Мне всегда было проще ненавидеть тебя, чем пытаться понять, почему так произошло. — Элли перестала вытирать слезы, потому что это было бесполезно, и снова обхватила себя руками. Замерзла. Жутко замёрзла. — Я все ещё задыхаюсь от обиды, но… я хочу, правда хочу избавиться от этого. Она тихо всхлипнула, а Рид чудом подавил в себе желание встать и обнять её. Крепко-крепко, ведь видеть, как она плачет, было неприятно. — Я хочу… — голос Элли дрожал, как и она сама, однако это совсем не было похоже на ту истерику, случившуюся пару часов назад. Это было что-то гораздо глубже. — Хочу, чтобы мы простили друг друга, поняли и… и… — И приняли, — закончил за неё Рид тихим голосом. Простить. Понять. Принять. Ни больше, ни меньше. Это всё, что от них требовалось. — Да, и принять… — прошептала Элли и вдруг медленно протянула свою руку в сторону Рида. И улыбнулась. Слабо, но настолько искренне, так обнадеживающе, что Риду показалось, что его сердце перестало биться. — Давай начнём всё с начала? — Элли задержала свою ладонь на середине стола. — Меня зовут Элли Майлз, я твоя младшая сводная сестра. Рид долго смотрел на неё, не двигаясь, не шевелясь. Ему безумно, просто безумно хотелось запомнить этот момент. Момент их применения. Точка, после которой они начнут стараться быть лучше. По отношению к себе, по отношению друг к другу. Молодой человек аккуратно накрыл своей ладонью её руку и мягко провёл большим пальцем по костяшкам. Тёплые руки. Обжигающие касания. — Я — Рид Майлз, твой старший сводный брат. Наверное, этот момент можно было назвать точкой невозврата. Элли улыбнулась шире, ощущая, как рассасывается одиннадцатилетний ком неприязни, обиды и ненависти к этому парню. Как становится легче дышать, легче чувствовать, легче жить. Рид, видя, как она улыбается, не смог сдержать собственную улыбку. Он держал её маленькую ладонь в своей, ощущая, как та чуть подрагивает. Кожа Элли была мягкой, но холодной. — Ты замерзла? — Тихо спросил Рид, проведя взглядом по кружевам на рукавах платья девушки. — Немного, — ответила Элли и поежилась. После истерики, которая накрыла её с головой, девушку начал пробирать озноб. — Пойдем спать, — Рид медленно встал со стула, нехотя отпуская руку сводной сестры, — за последние дни произошло много всего. Тебе нужно отдохнуть и выспаться, — он ничего не мог сделать со сквозящей в голосе озабоченностью и заботой. — Тебе тоже, — проговорила Элли, так же вставая со стула и пытаясь скрыть разочарование оттого, что Рид её отпустил. — Да, и мне тоже. Они молча направились на второй этаж, в свои комнаты. И, остановившись каждый напротив своей двери, взглянули друг на друга. Теперь должно было всё измениться. Между ними — так точно. И пусть они не стали рассказывать о своем прошлом, им обоим хватило того, чтобы признаться в собственной боли. — Спокойной ночи, Элли. — Спокойной ночи, Рид. Ни Рид, ни Элли не заговорили о своих чувствах друг другу, потому что, несмотря на всю их важность, сейчас это было не важно. Это был конец их войне, претензиям, неприязни, ненависти, обидам и злости. И возможно начало… чего-то другого, противоположного, трепетного, искреннего.