Прости, пойми, прими

Вечер вся семья решила скрасить просмотром фильма. За исключением Гарри, который отлеживался в их с Анной комнате и приходил в себя. С Элли они не столкнулись ни разу, и Рид, на самом деле, этому поспособствовал. Каждый раз, когда Гарри выходил из комнаты, брюнет уводил сводную сестру на кухню под тем предлогом, что им нужно было принести еще воды или пирога, или еще что-нибудь съестное. Элли делала вид, как будто ничего не понимала, хотя прекрасно слышала тяжелые шаги отца, но все равно была благодарна Риду за то, что не позволял ей увидеть Гарри. Его слова все ещё нарывали где-то внутри. Обстановка была спокойная, умиротворенная и даже семейная. Анна давно скрылась в их с мужем комнате, оставив остальных в гостиной. Микки и Лили удобно устроились на полу, а Рид и Элли сидели на диване. Они смотрели какую-то смешную рождественско-романтическую комедию и, несмотря на то, что на улице явно была не зима, разговор об этом времени года и праздниках зашел сам собой. На журнальном столике были остатки пирога и остывший чай, когда Лили заговорила, обернувшись к старшим брату и сестре. — Элли, а ты приедешь к нам на Рождество? — Спросила она. Элли опустила голову и посмотрела на девочку. — А вы будете меня ждать? — Ещё бы! — Микки выпрямился и тоже обернулся. Кажется, все забыли о фильме. — Рид всегда приезжает к нам на Рождество! Мы вместе наряжаем елку и открываем подарки! — А ещё, если будет много снега, мы сможем слепить вот такого, — Лили показала два больших, насколько позволяли её худенькие руки, круга, — снеговика! — И приготовить глинтвейн тоже сможем, — добавил Рид, чуть усмехнувшись. — Наша готовка до добра не доводит, — пробормотала Элли, а Рид беззвучно рассмеялся. Вслух никто ни о чем из них не вспоминал, но про себя и Элли, и Рид прокручивали произошедшее на кухне снова и снова. И если губы Рида постоянно расплывались в улыбке, то Элли чувствовала, как каждый раз её щеки покрывались легким румянцем. Так по-разному реагировали, но так одинаково хотели это повторить. — Ну так ты приедешь? — Нетерпеливо спросил Микки. — Приедешь же? — Подхватила Лили и мотнула головой так сильно, что её длинные распущенные волосы упали прямо на лицо. — Ладно, так уж и быть, — сказала девушка, — я приеду, — проговорила она это так, словно определилась с этим только что, однако Элли давно уже для себя всё решила. Она приедет к ним на Рождество, и на день рождения Микки и Лили. Каждый раз, когда будет появляться повод. Да и без повода тоже. — Ура! — Радостно завопили Микки и Лили, волосы которой попали ей в глаза и в рот. — Лили, твои волосы лезут тебе прямо в лицо, — заметил Рид, когда младшая сестра начала торопливо заправлять волосы за уши, растрепав их еще больше. — Давай я заплету тебе косичку или сделаю хвостик, чтобы волосы не мешались? — Спросила Элли, чуть наклонив голову. — Давай, — согласилась Лили и быстро подползла к дивану, сев спиной к блондинке. Элли ловко подцепила её волосы пальцами, сначала аккуратно распугала колтуны, которые уже успели образоваться на кончиках волос, потом аккуратно провела пальцами по волосам, словно расчесывала их. Разделила на две ровные прядки и начала заплетать самые обычные косички, но те все равно получались симпатичными и объемными, несмотря на недостаток света в комнате. — Интересно, есть хоть что-то, что ты не умеешь делать? — Тихо спросил Рид и, подставив кулак под щеку и облокотившись на подлокотник дивана, смотрел на пальцы Элли. Она тихо засмеялась, а после театрально задумалась. Наверняка прижала бы палец к губам, будь руки у неё свободны. — Я не умею готовить коктейли, — начала перечислять она, — а ещё плавать и водить машину. — Проще говоря, делать всё то, что умею делать я? — Хмыкнул Рид. — Могу научить тебя делать это всё. Элли повернула голову и посмотрела на Рида, пытаясь понять, шутит он или нет. Хоть на лице у него и не было улыбки, во взгляде прослеживались маленькие смешинки. — И с чего начнём? — Определенно с коктейлей, — важно проговорил Рид, а Элли лишь улыбнулась и покачала головой. Снова он об этом. Теперь их нельзя было оставлять на кухне одних, оба это понимали, но с некоторых пор у них появилась одна общая шутка. А может, не шутка вовсе, а секрет. Да, их маленький, горячий секрет. Так будет звучать правильнее. Досматривать фильм они не стали, когда Рид заметил, как зевают младшие, которым явно пора было ложиться спать. Они поплелись в свою комнату, пока Элли и Рид пробирались в гостиной, относя грязную посуду на кухню и выбрасывая фантики из-под конфет. Элли засунула остатки пирога в холодильник, а Рид включил посудомоечную машину. Они вернулись в гостиную, чтобы выключить телевизор и отправиться спать, когда Рид заговорил, задумчиво смотря на пульт в руке. — Было бы неплохо, на самом деле, если бы ты и правда приехала на Рождество. — Неплохо? — Хихикнув, спросила Элли и села на диван. — Это было бы замечательно, — исправился Рид, театрально закатив глаза и усмехнувшись. — А ты будешь ждать меня? — Негромко спросила Элли, переставая улыбаться. Рид взглянул на сводную сестру, задержав взгляд на её карих глазах. Единственным источником света в гостиной все еще оставался телевизор, звук которого Рид предусмотрительно убавил. Отблески экрана тускло отражались в глазах блондинки, и молодой человек буквально засмотрелся на неё. — Только в том случае, если ты пообещаешь приехать. — Обещаю, — сказала Элли. Уголки губ брюнета чуть дрогнули, тогда он произнес: — А я обещаю, что буду ждать тебя, Седна. Элли прыснула от смеха. Несмотря на то, что это прозвище Рид дал ей тогда, когда они друг друга не переваривали, Элли оно нравилось все больше и больше. Напоминало о том, какими глупыми они были, но при этом было чем-то личным, принадлежащим только им двоим. Девушка заправила пряди волос за уши, неосознанно вспоминая, как она стояла в ванной, вытирала голову полотенцем и, взглянув на себя в зеркало, обнаружила, что её волосы окрасились в зеленый. Тогда это вызвало ужас, сейчас — легкую улыбку. — Я тоже умею заплетать волосы, — вдруг сказал Рид, продолжая смотреть на неё. — Серьезно? — Мне продемонстрировать? — А можешь? Парень усмехнулся и похлопал по месту перед собой. — Прошу. Элли скептически на него глянула, но всё-так придвинулась и повернулась. — Надеюсь, я не останусь без волос, — пошутила девушка, отдала сводному брату резинку, которая висела на руке и распустила локоны, откинув их назад, на спину. Она чуть дрогнула, почувствовав пальцы Рида, который бережно собрал её волосы и чуть ощутимо прикоснулся к спине, и подумала, когда уже наконец перестанет так реагировать на его прикосновения? Наверное, никогда. — Не волнуйся, без волос ты будешь тоже очень красивая, — пробормотал Рид чересчур сосредоточенно, а Элли чудом сдержала желание обернуться и взглянуть на него, театрально вскинув брови, словно произнося: «Да что ты говоришь?». Однако она осталась сидеть на месте, прикрыв глаза и позволяя Риду перебирать свои волосы. Ей так нравилось то, как он прикасался к ней, к её коже на спине и плечам, когда случайно выпускал из пальцев локоны волос, что она была готова простить ему даже то, что он мог запутать её волосы окончательно. — Элли, — раздался вдруг его голос возле её плеча. — М? — Не открывая глаз, спросила девушка. — Поговори завтра с отцом. Элли открыла глаза, улыбка на её губах увяла. В голове тут же возникли слова Гарри, брошенные, конечно, по пьяни, но сделавшие так больно, что Элли даже думать о том, чтобы с ним поговорить, не хотела. Она не вспоминала о нем целый вечер и не хотела начинать. И когда девушка ничего не ответила, лишь опустила плечи, Рид продолжил говорить: — Ты же знаешь, что это нужно тебе, Элли. — Может, мне это и нужно, — сказала она наконец, повернувшись к Риду лицом. Он аккуратно завязал уже заплетенные в косичку волосы, уложил их ей на плечо. И спокойно встретился с её взглядом. — Но нужно ли это ему? — Конечно, ведь… — Тогда почему идея, чтобы я приехала сюда, принадлежит не ему? Почему он не пытался объяснить мне все раньше? Почему не приезжал так долго? Почему позволял мне всё это время быть одной? Почему? Почему в его кабинете нет ни одной моей фотографии? — Элли, — Рид мягко положил руки на её плечи, — ты можешь задать эти вопросы ему, ведь он единственный, кто знает на них ответ. Я не говорю тебе прощать его, просто выслушай. Он расскажет тебе то, как он видел эту ситуацию, и тогда ты сможешь сделать выводы. Молодой человек провел большими пальцами по коже на шее Элли, и она чуть не застонала оттого, как это было приятно. Она вовремя закрыла рот, но немного напряглась. — И зачем тебе всё это? — Пробормотала Элли. — Я же уже говорил, — ответил Рид спокойно, — это нужно мне потому, что это необходимо тебе. Пора отпустить прошлое, Элли. Элли было непросто осознать тот факт, что кому-то было не все равно. И еще тяжелее было осознать, что все равно не было Риду. — Ну? — Ожидающе спросил он. — Поговоришь? — Поговорю, — сдалась Элли под натиском его сильных ладоней. «Только не переставай прикасаться ко мне». Рид слабо улыбнулся, а Элли засмотрелась на его губы, глаза, лицо в целом. И поняла, что готова была и поговорить, и просто остаться в этом доме. Лишь бы видеть, как он вот так вот слабо, но тепло, удовлетворенный своими действиями, улыбался. Элли не заметила, как и сама растянула губы в улыбке. Улыбаться, молча смотря друг на друга, было так приятно. Удивительно, но такой мелочи тоже было достаточно. *** 12 июля. Элли. Элли не думала, что разговор с отцом настанет так скоро — на следующий же день. Она не успела подготовиться морально, подготовить слова, которые хотела ему сказать. Даже не знала, а хотела ли ещё что-то говорить? Кажется, девушка высказала всё в тот раз жуткой ссоры. И не подготовила себя к тому, что ей необходимо будет слушать его. Слышать его. Переваривать слова. Осознавать их. Обдумывать. Не сбегать. Нет. — Элли, — его голос хрипел, выглядел он по-настоящему помятым, с отросшей щетиной, хотя переоделся. На работе он взял отгулы, поэтому ни завтра, ни послезавтра на работу он не поедет. — Мне… нам… мы можем поговорить? — Спросил он неуверенно. Настолько, что под конец вопроса зашептал, а Элли пришлось прислушаться, чтобы разобрать, что он говорит. Элли молча кивнула и прошла в гостиную, сев на диван. Она вдруг осознала, что жутко нервничает. И не злится. Больше нет. Устала. Одиннадцать лет злости и непонимания сдулись, словно воздух из воздушного шарика. Сколько можно уже было тратить силы на то, чтобы мучать себя этим? «Пору отпустить прошлое, Элли». Рид был прав. И Элли попробует следовать его словам. Прошлое осталось в прошлом. Теперь Элли нужно было сделать так, чтобы её сегодня и завтра, и послезавтра были наполненными яркими и приятными моментами, а не постоянными вопросами и угрызениями, почему же все-таки она росла без отца. Гарри зашел и сел следом. Повисла неловкая тишина, давящая и дающая им обоим подготовиться к сложному разговору. Элли смотрела на свои руки, вновь теребящие нитку на кромке футболки, а Гарри уставился в стену, сжимая и разжимая пальцы на руках. — Я… — прокашлялся Гарри, наконец заговорив, — знаю, что ты слышала то, что я наговорил позавчера… и… мне очень жаль, Элли. Ты не должна была этого слышать… нет. — Он запнулся. Казалось, каждое слово давалось ему с трудом. — Это я не должен был говорить всего этого. Ведь на самом деле я не думаю так, Элли. Не считаю, что твой приезд сюда — ошибка, и что ты виновата в происходящем в нашей семье. Это я виноват. Я во всем виноват. Элли молчала. А что она могла сказать? «Да, папа, это твоя вина. Твоя вина, что я так долго была одна, твоя вина, что у меня не было твоего крепкого плеча рядом, твоя вина, что мне до боли в сердце было плохо оттого, что у тебя появились новые дети. Твоя вина, что мне было тяжело все эти одиннадцать лет». Кончено, она могла сказать ему это. И окончательно втоптать недоотношения с отцом в грязь. Они бы ходили по кругу. Снова и снова. Но она молчала. Молчала и слушала. Впитывала, как губка. — Я слышал, ты решила остаться, — тихо проговорил мужчина. — Да, — так же тихо ответила Элли, подав голос, — не из-за тебя, — добавила зачем-то девушка и, не успев прикусить язык, начала говорить дальше, — а из-за себя. Потому что мне это нужно. Оказывается, Рид был прав гораздо чаще, чем Элли вообще предполагала. Она должна была делать всё в первую очередь для себя — в этом он тоже был прав. Потому что единственная правда в том, что у тебя нет человека важнее, чем ты сам. — Я рад, что ты остаешься, — произнёс Гарри спустя несколько долгих секунд молчания, а голос его звучал действительно искренне, поэтому у Элли, против воли, не возникло сомнений. — И я рад, что вы с Ридом наладили отношения. Теперь остались только мы с тобой, не так ли? — Его губы тронула горькая усмешка. Да. Остались они вдвоем. Те, кто никак не мог отложить в сторону давнюю обиду и злость. Или это не могла сделать только Элли? Ведь отцу не за что было злиться на неё и таить обиду, только лишь она снова и снова заставляла его стыдиться, заставляла чувствовать удушающее чувство вины. И только лишь она снова и снова отталкивала его, про себя думая, что обязательно даст ему шанс все объяснить, только она одна в очередной раз отворачивалась, когда отец пытался протянуть руку. — Прости меня, Элли. Мужчина вздохнул и провел рукой по темным волосам, в которых уже виднелись серебристые пряди. — Прости за то, что меня не было рядом все это время. За то, что не приезжал. За то, что звонил реже, чем на самом деле мог. Прости за то, что тебе приходилось справляться со всем одной. За то, что не настаивал на том, чтобы ты приезжала к нам. Прости за то, что не защищал и не заботился. Прости меня. Говорил сумбурно, запинаясь, но Элли чувствовала, как с каждым новом словом, ком в её горле становился все больше и больше, а проглотить его не получалось. Слезы набежали на глаза, и девушка всеми силами старалась их сдержать. Сколько уже можно плакать, ну? — Я не хочу, чтобы ты считала, словно я не думал о тебе эти одиннадцать лет и словно без тебя мне было хорошо. Каждый день я не мог без мыслей о тебе, Элли, клянусь. Каждый день думал, что же ты съела на завтрак, как у тебя дела в школе, особенно с твоим любимым предметами — общественные науки, психология. Я знаю, ты брала дополнительные занятия. Я каждый день беспокоился о том, нормально ли ты дошла до дома, потому что помню, в каком неблагоприятным районе мы жили. Каждый день думал о том, какие у тебя друзьям и появился ли парень, которому ты могла бы довериться. Каждый день эти мысли крутились в голове, Элли. Элли слушала его, нервно теребя нитку и проглатывая слезы, которые только лишь чудом ещё не текли из глаз. Было так больно. Но в то же время так приятно. Это чувство невозможно описать одним, двумя, тремя словами, эпитетами. Нет подходящего слова ни в одном языке мира, чтобы объяснить то, как ощущала себя Элли. Хотелось разреветься от злости и облегчения одновременно. Хотелось ударить отца и обнять крепко-крепко одновременно. — Я люблю тебя, Элли. Точно так же, как люблю Микки, Лили и Рида. Вы все — мои дети. Вы все важны для меня одинаково. И я не хочу, чтобы ты думала, что когда-то было иначе, понимаешь? Элли кивнула. Неуверенно. Но кивнула. Эти слова были, как бальзам на душу. И как нож в сердце. Воспринимать их по-другому просто не получалось. Она хотела слышать их. Но в то же время хотела заткнуть уши или крикнуть отцу о том, чтобы он закрыл рот. И не слышать, не слышать, не слышать. Сердце разрывалось от боли. Сердце разрывалось от счастья. — Почему у тебя в кабинете нет ни одной моей фотографии? — Вдруг тихо спросила Элли, а голос её дрожал. — Что? — Не понял Гарри, который, возможно, ожидал от своей дочери совершенно других вопросов. Однако она спрашивала о каких-то фотографиях. Как могли какие-то фотографии заботить её в такой момент? Но для Элли это тоже было важно. Важно осознавать, что каждый раз, когда её отец заходил в кабинет, он видел лица всех своих детей, кроме её собственного. И она не понимала, почему его слова так сильно разнились с его действиями. — Почему, — Элли сглотнула, — почему в твоем кабинете есть фотографии Микки, Лили и Рида, но нет ни одной моей? — Элли, — Гарри тихо вздохнул и облегченно улыбнулся, и Элли не могла понять, чему он вдруг улыбается. Встал с дивана и скрылся где-то в коридоре. Девушка растерянно смотрела ему вслед. Однако не прошло и трех минут, как он вернулся, держа в руках немного потрепанный, но качественный кошелек из коричневой кожи. Протянул его Элли, а она с непониманием взглянула на отца. Что он хочет? Дать ей денег? — Возьми и открой его, — спокойно произнес мужчина, продолжая держать кошелек на весу, протягивая его Элли. Она взяла кошелек, открыла его и заглянула внутрь. Разные карточки, немного наличных и… её детская фотография. Потертая, слегка помятая, даже чуть выцветшая. Но это точно фотография Элли. Та самая, где, присев на корточки у ярко-розового пластикового тазика, Элли возила в пене свои колготки. Её руки и лицо покрывали пятна чёрной краски. Енот-полоскун. Элли и не знала, что у отца тоже была эта фотография. Девушка так живо вспомнила тот момент из своей жизни, что ей даже показалось, словно она слышит смех матери и отца, раздавшийся в комнате. Её нижняя губа задрожала, а слезы всё-таки побежали по щекам. Дрожащими пальцами она провела по прозрачному кармашку, больше не в силах сдерживать всхлипы. И боль, и облегчение, рвущиеся наружу. — Это единственная фотография из твоего детства, которая у меня есть. Я успел забрать её перед тем, как уехать, — сказал он, — да и её твоя мама не хотела мне отдавать, — добавил мужчина вдруг, но тут же поморщился, как будто осознал, что сказал лишнего. И Элли уцепилась за это «лишнее». — То есть как… не хотела отдавать? — Чуть заикаясь, спросила девушка. — Не хотела отдавать фотографии и сказала, что я тебя больше не увижу, — нехотя договорил Гарри, а Элли посмотрела на него, широко распахнув влажные от слез глаза. Что? — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Вы же… не ссорились никогда, и… — Ссорились, Элли. Просто не при тебе. Она молча глядела на него, не веря ни одному его слову, но в глубине души зная — Гарри не врет. Ему не было смысла обманывать. Прошло слишком много лет. Слишком много для того, чтобы попытаться настроить Элли против матери. — Под конец нашей совместной жизни мы много ругались. — Ругались из-за того, что ты встретил Анну, не так ли? — Вырвалось у Элли. И вопрос получился гораздо ядовитее, чем она бы того хотела. — Нет, — спокойно ответил мужчина, покачав головой, — мы ругались не из-за этого. — Тогда почему? — Прошептала Элли. — Почему мы не смогли стать одной семьей? Почему ты ушел тогда? Гарри тяжело вздохнул и сказал то, что разбило сердце Элли на триллионы маленьких осколков. — Потому что твоя мама изменяла мне, Элли.