All I know, all I know Loving you is a losing game "Arcade" — Duncan Laurence
Рид
Никогда не знаешь, чем закончится день. Радостными моментами, в последствии ставшими теплыми воспоминаниями, или же болью и разочарованием, отголосок которых будет рядом ещё очень и очень долго. После звонка Рид и Элли поспешно одевались. Из-за сонливости Рид не сразу просунул руку в нужную дырку на футболке, а Элли долго возилась с застежкой бюстгальтера, и молодому человеку пришлось помогать ей. Тогда он, решив разбавить напряженную атмосферу, пошутил о том, что всё в этом мире циклично — он помогал ей раздеваться, он же помогал ей одеваться. Они быстро попрощались с друзьями в надежде на то, что увидятся с ними завтра перед тем, как Элли уедет, вызвали такси и поехали домой. — То есть он даже не сказал, что случилось, и просто бросил трубку? — Спросила Элли, когда они уже поворачивали на свою улицу. — Сейчас три часа ночи, ты думаешь, отец стал бы звонить нам так поздно? — Не знаю, — честно ответил Рид, — надеюсь, ничего серьезного не случилось. Он сказал это, но думал обратное. Отец позвонил им посреди ночи, зная, что они на вечеринке. Да еще и так поздно, когда все нормальные люди уже спят. Может, с мамой что-то случилось? Или с Микки и Лили? А вдруг с бабушкой? Каждая мысль делала больно по-своему. Заставляла переживать и придумывать самые жуткие исходы сегодняшнего дня. В доме не горел свет, поэтому Рид всего на секунду подумал, что это была лишь странная шутка Гарри. Возможно, он просто решил их разыграть, подняв немного уровень адреналина в их крови. И если это действительно окажется так, Рид скажет ему, что это самая дерьмовая шутка, которую он мог бы придумать. Однако, когда они с Элли прошли в гостиную, брюнет понял, что все серьезно. Все гораздо серьезнее. В комнате горел приглушенный свет. Гарри сидел в кресле, перебирая пальцами по деревянной поверхности журнального столика. Анна, сложив руки на груди и поджав губы, стояла за его спиной. Она не взглянула на них ни тогда, когда они зашли, ни потом, когда Гарри жестом кивнул на диван. Как будто ей было стыдно. За них стыдно. — Что случилось? — Спросила Элли, поправляя юбку, когда они уже сидели паротит. — Ты позвонил так поздно, мы очень испугались, что… Она не договорила — резко замолчала, когда Гарри положил перед ними телефон, на экране которого были они — Рид и Элли. Целующиеся. Девушка сидела у него на коленях, обнимая за шею. Рид держал руки у нее на талии, и даже на этой чертовой фотографии было видно, как сильно он прижимал её к себе. Судя по светодиодным бликам на стенах, полу и на них самих, по обстановке вокруг, фотография была сделана вчера, когда они ходили в клуб. Но кто? Зачем? Когда? Хотя сейчас это не имело вообще никакого значения. — Что это? — Тихо спросил Гарри, смотря на них. Рид и Элли уставились на фотографию, пытаясь осознать и принять тот факт, что их раскрыли. Так глупо. Так скоро. Никто из них даже не подготовился. Не знал, что скажет. Как оправдается. Как признаются. — Откуда это у тебя? — Спросил Рид, продолжая смотреть на их фотографию. — Какая разница? — Голос его дрожал от злости. — Я спрашиваю вас ещё раз: что это такое? — Мужчина делал паузу после каждого слова, словно хотел точно знать, что смысл вопроса дойдет до них обоих. — Это мы, — тихо сказала Элли и сжала пальцами обивку дивана, когда отец, прожигая её взглядом, наклонился вперед. — Я, по-твоему, слепой идиот? Я вижу, что это вы, черт возьми! Я спрашиваю, почему вы целуетесь? — Гарри перевел взгляд на Рида. — Я разве тебя не предупреждал? Не разговаривал с тобой? Элли бросила на сводного брата непонимающий взгляд, а он почувствовал, как груз ответственности упал на его плечи. Он ведь ей так и не рассказал о том разговоре с отцом, надеясь, что этот жуткие клубок тайн и безмолвия распутается сам собой. И что он мог сказать ей сейчас? «Прости, Элли. Отец говорил мне, чтобы я даже не думал о том, чтобы влюбиться в тебя, но тогда было уже поздно, а сейчас — тем более. Поэтому я решил скрыть от тебя этот разговор»? — Ты разочаровал меня, Рид, — прошипел Гарри. Каждое его слово было наполнено яростью и сожалением, которые резали не хуже острейшего ножа. — Я разочарован вами обоими. Как вообще в ваши головы могла прийти эта... мерзость? — Мерзость? — Переспросил Рид. Его это задело. — Почему ты... — Потому что вы брат и сестра, черт возьми! — Рявкнул Гарри, ударив кулаком по столу, заставляя их обоих дернуться от неожиданности. Глубоко вздохнул, когда почувствовал на плече руку жены. Она не пыталась с ним спорить. А это лишь означало, что Анна была с ним согласна. Поддерживала мужа в том, что отношения Рида и Элли — мерзость. — Но не родные же, — пролепетала Элли, а Рид заметил, как дрожали её колени. Она боялась. Его маленькая звездочка боялась своего родного отца. — Какая разница?! — Гарри вновь ударил кулаком по столу, заставляя дочь дрогнуть и вжаться в спинку дивана. Рид стиснул зубы, подавляя в себе желание взять её за руку. — Ты моя дочь, а Рид мой сын. Вы — мои дети. И меня тошнит от одной мысли, что между вами может быть что-то большее, чем дружба. — Но ведь… — попытался возразить Рид, но отец взмахом руки заставил его замолчать. — Закрой рот, Рид. Я не хочу слышать от вас идиотские оправдания этой гадости, этой грязи. Ваши отношения — это мерзость. Вот это, — он указал на фотографию, — мерзость. Мерзость, вы слышите? Что скажут другие люди, черт возьми? Или как вы объясните это Микки и Лили? Вы думали об этом? Нет, конечно же, нет. Потому что вы — два эгоиста, думающих только о себе и о своих отвратных желаниях. Гарри вновь глубоко вздохнул в попытке успокоиться. Таким злым Рид видел его лишь однажды, когда он вместе с Брайаном и Джеком, будучи подростками, убежали из дома и не отвечали на звонки в знак протеста. Тогда их отцы здорово разозлились и устроили им настоящую взбучку, посадив на домашний арест и отобрав все возможные способы связи. Это было не самое приятное воспоминание, и Рид надеялся, что больше не увидит Гарри в таком состоянии. Элли же никогда не видела отца таким. Злым, разочаровавшимся, чужим. И должно быть именно поэтому его поведение и слова так на неё повлияли. Повлияли на решение, принятое ей позже. Она опустила взгляд на свои колени, а со стороны смотрелась, как маленький побитый котенок, которого отчитывали за то, что он нагадил на пол. — Слушайте меня внимательно, вы оба, — начал говорить Гарри, ссутулившись над столом, — или вы расстаетесь, — поморщившись, как будто даже мысль о таких их отношениях, вызывала отвращение, — или вы навсегда забываете дорогу в этот дом. Все ясно? Подло. Низко. Больно. — Это шантаж, — тихо сказал Рид, чувствуя, как злость и обида, смешиваясь в жгучий коктейль, разгорались внутри. — Шантаж — это отсутствие выбора, — холодно сказал Гарри. — А я предоставляю вам такую возможность. И ведь действительно, он предоставлял им право выбора, поставив на кон заранее проигрышные варианты. — Даю вам ночь на размышления, — проговорил мужчина, — а теперь уйдите с глаз моих, — он махнул рукой, прогоняя их, словно чужих, противных ему людей. Возможно, в тот момент они действительно были ему чужими. По крайней мере Рид и Элли чувствовали себя именно так — чужие, ненужные, мерзкие. Они одновременно встали с дивана, даже не пытаясь что-то объяснять, и направились наверх, в свои комнаты. Не разговаривали друг с другом, пока шли, осмысляя произошедшее. Зашли в комнату к Элли, тихо прикрывая за собой дверь. Оба понимали, что им нужно поговорить. Рид прошел чуть дальше, вглубь комнаты, запустив пальцы в волосы и прикрыв глаза. — Мы что-нибудь придумаем, Элли, — сказал он, вздохнув, — вот увидишь. Отвратная ситуация. Хуже может быть только… — Не нужно ничего придумывать, — тихо сказала девушка, прислонившись спиной к двери. — Нам… надо расстаться. Рид замер. Дыхание в его груди замерло. И сердце, кажется, тоже. Он медленно обернулся и посмотрел на неё. — Что? — Спросил молодой человек на выдохе, как будто ослышался, хотя прекрасно понимал, что слух его не подводит. — Нет, Элли. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет, черт возьми, нет! Рид преодолел расстояние, разделяющее их, и встал напротив. Элли смотрела вниз, не поднимала головы. Волосы упали ей на лицо, и Рид не видел, что она чувствовала. Но знал, точно знал, что ей было больно и страшно. Он знал это, потому что испытывал то же самое. — Элли, посмотри на меня, — попросил Рид её, склонившись, но она не пошевелилась, — пожалуйста, Элли, посмотри на меня, — он протянул руку и, аккуратно прикоснувшись к её щеке, поднял голову, встречаясь с карими глазами. Наполненными слезами. О, боже. Рид почувствовал, как сердце сжалось в груди от жалости. Он вытянул вторую руку и провел пальцами по щеке Элли, запечатывая её лицо в своих ладонях. — Не делай этого, — прошептал Рид. — Ты ведь слышал… — дрожащим голосом проговорила Элли, — выбора нет, Рид. У нас ведь... — её губы тряслись, и Рид еле сдержал себя, чтобы не прикоснуться к ним большим пальцем, а лучше собственными губами, чтобы успокоить её. — У нас ведь с самого начала все было неправильно. Любовь не должна рождаться из ненависти. — Любовь и не рождается из ненависти, Элли, — ответил Рид, ощущая, как волнение сгустком скапливается в животе. Он не мог потерять её. Нет, нет. — Ненависть проходит, и только тогда появляется любовь. Пожалуйста, Элли, перестань. Рид приблизился к ней, их носы почти соприкасались. Он ощущал её неровное дыхание на своих губах. Его самого начало потряхивать от осознания того, что делала Элли. Она хотела расстаться. Господи, нет. Не надо. — Не заставляй меня выбирать, прошу, — продолжал Рид, почти шепча ей это в губы. — Ты не единственный, кому придется сделать выбор... — Элли… Рид не понимал, что происходит. Не понимал, ведь какой-то час назад он был счастлив. Был рад, ведь девушка, в которую он был влюблены почти до потери рассудка, согласилась поехать с ним, жить с ним, быть с ним. А сейчас она разрушала все это собственными руками. — У нас не получится... — Получится, обязательно получится, — Рид не заметил, как начал паниковать. И только сейчас он осознал, как зависел от неё. — Рид, — Элли прикоснулась к его запястьям пальцами, — я не могу снова потерять отца, — она медленно убрала его ладони от своего лица и отклонила голову. Подвески на их браслетах тихо зазвенели. — И ты тоже. Он нужен тебе точно так же, как нужен мне. Может, даже больше. И тогда, вновь взглянув в её глаза, Рид вдруг понял, что она не передумает. Элли уже все решила. Всё решила за них двоих. — Ты снова делаешь это, — поморщившись, как от боли, сказал брюнет, — ты снова убегаешь, даже не попытавшись бороться. — В этом нет смысла. — Ошибаешься, он есть, — покачал головой Рид, — но, кажется, его вижу только я один. Она отпустила его руки, и это было болезненнее, чем он мог бы подумать. Как будто кто-то пырнул его ножом в живот, затем еще раз, ещё и ещё. Элли отпустила его, и это словно означало конец, точка, финал. Несчастливый для них обоих. Они стояли друг напротив друга, такие близкие, такие подходящие. Но между ними с каждой минутой, нет, с каждой секундой разрасталась огромная пропасть. Боль от осознания расставания не может быть быстрой. Она длительная. Неприятная. Гниющая. — Ты обещала довериться мне, — произнёс Рид, чувствуя, как ком встал в горле, и как бы он ни пытался его проглотить, у него ничего не получалось. — Ты же доверилась тогда, на озере. Доверилась, когда к тебе приставал этот ублюдок Алекс. Так почему не можешь сейчас? — Хватит, — Элли поморщилась и закрыла уши руками, — хватит, хватит, — шептала она, как помешанная. — Прошу, хватит. Должно быть, его слова делали ей больно, но разве ему не было больно тоже? Рид не заметил, как паника и волнение сменились обидой, уязвлением и злостью. Он не мог поверить в то, что Элли изменила свое мнение и так легко хотела порвать их отношения за какой-то гребанный час. И больше всего в этой ситуации его злил тот факт, что он не мог её переубедить. Ему хотелось встряхнуть её за плечи и накричать точно так же сильно, как обнять и прижать к себе, не отпуская. В груди разрасталась дыра. Темная, глубокая, неизлечимая. И все внутри ломалось, трескалось, рушилось. — Нет человека, с которым я бы чувствовала себя увереннее — не твои слова? — Спросил Рид, но Элли не ответила. Стояла с опущенной головой, прижимая руки к ушам. Но брюнет знал, что она его слышит. — Что бы ни случилось, я с тобой — ты говорила что-то подобное мне неделю назад, или я не прав? Рид добивал её своими словами, потому что не мог сдержаться, не мог заставить себя просто уйти, несмотря на то, что понимал — ничего другого ему и не остаётся. Происходящее давало под дых, выбивало из колеи. И бесило, бесило, бесило. Рид чувствовал, как сердце крошится на части. Ощущал, как начинает раскалываться голова от переизбытка тех эмоций, которым он не мог дать волю. Он терял её и никак не мог это предотвратить. — Неужели я недостаточно сделал, чтобы ты верила в меня, верила в нас? Элли снова не ответила. Замерла, не шевелилась, как будто это могло бы сделать её невидимой. Рид взглянул на её руку, на которой висел браслет. Такой же был и у него самого. И этот факт показался ему тогда таким смехотворным. Глупые браслеты. Глупые чувства. Глупые отношения. Рид подошел к Элли, а она сжалась вся в комок, как будто он собирался ударить её. Молодой человек протянул руку и прикоснулся к ручке двери, нажал на неё и приоткрыл дверь, которая легонько ткнулась в спину Элли. Она отошла чуть в сторону, позволяя Риду выйти из её комнаты. Ведь ничего другого ему не оставалось. Оставить её одну. Остаться самому одному.***
Элли
Как только Рид вышел из комнаты и дверь за ним тихо закрылась, Элли опустила руки, которые все это время прижимала к ушам. Горячие слезы потекли по щекам, стекая с подбородка и капая на пол. Дрожащими пальцами она начала их стирать, однако слёз как будто становилось всё больше и больше. Перед глазами все расплывалось, а ноги вдруг стали ватными, хрупкими, неспособными удержать. Элли прижалась спиной к двери и медленно съехала на пол. Только что своими руками она порвала два сердца в клочья. И не могла понять, правильно ли поступила. Ей всегда казалось, что решения, принятые быстро, лучше тех, на обдумывание которых тратишь много времени. Однако проблема каждого решения в том, что ты никогда не узнаешь, правильным ли оно было. Потому что у тебя нет того, с чем ты мог бы сравнить. Элли решила расстаться с Ридом, потому что не видела выхода из ситуации. Потому что слова отца врезались в голову, и, поднимаясь в комнату, девушка не могла думать ни о чем другом, кроме того, что он сказал. Каждая ступенька была для неё, словно лепесток ромашки, которую используют для гаданий на «любит или не любит». Глупо было полагаться на случай и количество ступеней, но Элли положилась. И жалела, несмотря на то, что понимала — по-другому бы и не поступила. Так будет лучше. Для неё, для Рида. Для них обоих. Многие считают, что зависть и эгоизм — самые ужасные человеческие качества, но все забывают о том, что худшим все равно остается трусость. Элли прижала затылок к деревянной поверхности двери, сдерживая порыв удариться о неё пару раз, и прижала руки ко рту. Хотелось кричать. От боли, рвущей внутренности на куски. От собственной трусости. Страх потерять отца, должно быть, был гораздо больше, чем страх потерять Рида. Однако сейчас, сидя на полу, Элли не была уверена в этом. Она вообще не была в чем-либо уверена, кроме того, что разбила свое сердце. И сердце Рида тоже.***
Рид
Зайдя в свою комнату, Рид медленно обвел пространство взглядом, пытаясь уцепиться хотя бы за что-нибудь. Отвлечься, перестать чувствовать хотя бы на пару минут — это всё, чего он хотел. Грудная клетка пульсировала непрекращающейся болью, и Рид, горько усмехнувшись, подумал, что похож на чертового героя мелодрамы или книги. Обычно боль и страдания таких персонажей описывали красочно, в цветах, и это не вызывало ничего, кроме смеха. Вот только сейчас смеяться не хотелось. Потому что, вспоминая всевозможные фильмы и книги, Рид вдруг понял, что никогда прежде не был так близок с этим героями. Он швырнул телефон на кровать, медленно прошел следом и присел на край матраса. Уперся локтями в колени, запустил пальцы в волосы и закрыл глаза. Его переклинило, заклинило, уничтожило. Ему не приходилось представлять расставание с Элли, и Рид не знал, что это окажется так губительно. Его душила злость. Неприятная, ядовитая, не такая, что пройдёт, чуть погодя. Она будет сидеть в нем, грызть его. Пока однажды не исчезнет. Но никто не сможет сказать, как скоро это случится. Рид вздохнул и откинулся на подушки, уставившись в потолок. Желвак на его щеке дергался, не переставая, пока он мысленно прокручивал сегодняшний вечер, перетекший в ночь, снова. Все начиналось так хорошо. И должно было закончиться точно так же! Если бы не отец, если бы не Элли и её решение, если бы не её страх, если бы не её трусость. Рид не хотел её винить, но неосознанно делал это. Потому что он, черт возьми, был готов рискнуть всем ради неё, а она не могла ответить взаимностью. Счастье действительно имеет послевкусие. Но почему-то никто не говорит о том, как оно быстротечно.