Прости, пойми, прими

Элли

Рождественские праздники прошли быстрее, чем Элли успела что-либо осознать. Наступил Новый год. День пролетал за днём, наполняя сознание девушки все большим количеством теплых воспоминаний. Она проводила много времени с Лили и Микки, привязываясь к ним ещё больше, хотя, казалось, что больше было просто некуда. Они играли в прятки, когда за окном была метель и нельзя было выйти на улицу, делали оригами в виде снежинок и украшали ими окна. Играли в снежки и делали снежных ангелов на лужайке напротив дома. Когда они сидели дома и ели сладости, младшие брат и сестра, сбиваясь и перебивая друг друга, рассказывали ей про своих друзей из детского садика, о том, что миссис Уиллес самая добрая воспитательница в мире, а вот миссис Джудис — напротив, очень строгая и требовательная. Они вместе смотрели мультфильмы и ели приготовленное Анной печенье, пили теплое молоко и читали красивые детские книги, подробно рассматривая каждую иллюстрацию. Разбитое сердце Элли все ещё держалось благодаря их любви. И благодаря её любви к этим двум маленьким людям. Другого объяснения не существовало. Она не хотела уезжать. Не хотела возвращаться в место, где мысли съедали бы её день за днём, где не было Микки и Лили, которым она могла посвящать все свое время, не было Кэролайн и Мии, с которыми они ходили по разным кафетериям, пытаясь найти идеально заваренный кофе и самую сладкую булочку. Которые не затрагивали болезненную тему и не пытались лезть в душу, и изменить ситуацию, потому что все было гораздо сложнее, чем каждая из них ожидала. Не было Анны, которая своими разговорами обо всем на свете не давала Элли подумать о чем-то отвлеченном. Не было отца, отношения с которым пусть и были чуть-чуть натянутыми, все равно были лучше, чем раньше, хоть он и служил самым главным напоминанием о произошедшем летом. Но вернуться пришлось. Дома ждала мама и Саймон. Он в последнее время стал заходить к ним гораздо чаще, да периодически и вовсе оставался на ночь. Маргарет и Саймон, как подростки, стеснялись и постоянно спрашивали, не помешают ли Элли. На что девушка, смеясь, отвечала, что конечно же помешают и что она прямо сейчас выставит их за дверь. Элли была рада за маму. Маргарет слишком долго не позволяла себе снова влюбиться, и пусть Элли понимала, по какой причине она сторонились других мужчин, все равно была рада. У кого-то в этой семье должно было всё наладиться. На работе все потихоньку возвращалось в прежнее русло: посетителей их уютного кафетерия с каждом днём было все больше и больше, многие уже вышли на работу и заходили к ним с самого утра, чтобы угоститься кофе или съесть горячий сэндвич. Все было как прежде. И даже ощущение щемящей тоски, сковавшей грудную клетку, осталось прежним. А ведь Элли так хотела от него избавиться. Думала, что, встретившись с Ридом и поговорив, они оба придут к общему знаменателю. Но он не приехал. Не сдержал данное ей слово. И это было к лучшему. Так ей казалось по прошествии одного, двух, трех дней. Казалось, пока ей снова не начали сниться кошмары. Они посещали её не часто, не каждую ночь. Однако были настолько отчетливыми и яркими, что Элли была готова видеть другие кошмары хоть каждую ночь, если бы они были вполовину не такими неприятными, как эти. Она просыпалась в холодном поту, сжимая пальцами одеяло, а иногда, после самых жутких снов, просыпаясь, Элли чувствовала, как по щекам текли слезы. Кошмары не должны были зависеть от другого человека. Но её — зависели. Как и она сама. — Элли, ты слышишь меня? — Мужской голос отвлек её от мыслей, вернувшихся к кошмару, что приснился ей сегодня ночью. Она иногда прокручивала их в голове. Это была её личная доза адреналина. — Простите, Гарфилд, — Элли улыбнулась, поднимая на него взгляд и беря в руки поднос с грязной посудой. — Я немного задумалась, не могли бы Вы повторить ещё раз? — Я спрашиваю, — молодой человек подался вперед, подперев кулаком щеку. Его черные кудри падали на глаза, но Гарфилд, кажется, даже не замечал этого. Должно быть считал, что кудри у парней — залог успеха и безотказный вариант. Когда-то в прошлом для Элли, возможно, так и было, но не сейчас. — Пойдешь ли ты со мной на свидание? Два раза я уже принял отказ, не заставляй меня делать это и в третий. Элли сдержанно улыбнулась и опустила взгляд на стол, который убирала после посетителей. Она не думала, что молодой человек окажется настолько настойчивым. Они познакомились в октябре, когда Элли, ещё не привыкшая носить подносы с чашечками, случайно разлила на Гарфилда чай. Тогда Элли побелела как полотно, столкнувшись взглядом с темно-карими, почти черными глазами. — П... П... — попыталась выдавить она, пальцами сжимая отполированный поднос. — Ну? — Спросил Гарфилд, беря салфетку и вытирая чай со своих брюк. — Договаривайте... — он прищурился и взглянул на её бейджик. — Элли Майлз. Вы, кажется, что-то пытаетесь мне сказать. Элли не понимала, он издевался или нет. Но она продолжала смотреть на него, пытаясь унять дрожь в коленях. — Простите, да? — Вдруг улыбнулся Гарфилд. — Наверное, в таких ситуациях нужно извиняться. Но ничего, — он махнул рукой, — не думаю, что Вы сделали это специально. Но и оставить это просто так я не могу — через полчаса у меня встреча с важными людьми, а моя белая рубашка теперь вся в пятнах... Он чуть наклонил голову набок, и Элли, несмотря на ситуацию, вспомнила сводного брата. Вспомнила, как он пристально смотрел на неё, наклонив голову почти точно так же. Говорил ей разное, приятное и не очень. Но хотя бы говорил. Не заставлял изо дня в день томиться в тишине, в сером шуме, без его голоса. Без его внимания. Без него самого. — Как насчет того, чтобы сходить на свидание? — Спросил молодой человек, легонько постучал указательным пальцем по столу. — Мне кажется, это отличная компенсация за пролитый на меня чай, как Вы считаете? Элли так не считала. И тогда отказала ему в первый раз. Несмотря на неловкость, несмотря на статус свободной девушки, несмотря на то, что это была возможность забыть Рида. Но она ей не воспользовалась. Второй раз случился через полтора месяца, когда Элли обслуживала столик, за которым сидел Гарфилд вместе со своими друзьями. Отказывать ему при них было неловко, но заставить себя изменить вдруг к нему отношение, она не могла. Но сейчас она почему-то поступила иначе. — Я подумаю, — вдруг сказала Элли, немного поразмыслив. Это не означало отказаться от своих чувств к Риду. Порой даже Элли казалось, что она и вовсе больше не сможет влюбиться в кого-то другого. Это была попытка. Одна единственная. А вдруг что-то изменится? Вдруг её сердце перестанет жить днём сурка? Гарфилд удивленно вскинул брови. — Подумаешь? — Молодой человек провел пальцами по щеке с чуть отросшей щетиной. — Неожиданно. Это уже не «нет». Значит, шанс возрастает. Элли продолжала сдержанно улыбаться, не понимая, поступила ли она правильно или это будет очередной провал. Заменить Рида у Гарфилда не получится — Элли уже это понимала. Но зачем-то согласилась. Понять саму себя до сих пор не получалось. Особенно, когда её кидало из крайности в крайность. Человек — существо сложное, непонятное. Проблемное. Самая трудная головоломка из существующих. Как самый сложный кубик Рубика. Как самая сложная сум-до-ку. Задача нерешаемая, как ни крути. Они обменялись номерами, и Элли пообещала написать или позвонить ему завтра утром, чтобы дать свой окончательный ответ. Уже тогда зная, каким он будет. Домой Элли вернулась поздно, хоть и не планировала задерживаться. Но количество клиентов вдруг возросло в несколько раз, поэтому ей вместе с коллегами пришлось работать в ускоренном темпе, чтобы обслужить каждого человека. Она старалась не шуметь, потому что мама и Саймон, должно быть, уже спали. Света нигде не было и только лишь телевизор в гостиной тихо бурчал что-то, а по его экрану показывали какой-то черно-белый фильм. Элли выключила телевизор и, стараясь ступать как можно тише, направилась на второй этаж. Сбросила сумку в комнате и пошла в душ. В голове — белый шум, ни одной мысли, а конечности налились усталостью. Загруженная неделя, загруженный день. И никакой возможности думать о чем-то постороннем — Элли такое нравилось. Девушка уснула практически сразу, как только её голова коснулась подушки. И всё погрузилось в умиротворяющую тишину. Эта ночь была особенной. Выбивающий из колеи привычной жизни. Ударяющая под дых. Напоминавшая, что может быть гораздо больнее, гораздо мучительнее, чем было сейчас. Телефон Элли начал нещадно звонить ей, пытаясь потревожить её сон и заставить проснуться. Экран то загорался, то снова гас, а на дисплее с каждым пропущенным звонком становилось всё больше и больше уведомлений. Вибрация распространялась по кровати, и только лишь это заставило девушку чуть нахмуриться сквозь сладкий сон. Она вытянула руку, пытаясь найти телефон, но вместо этого случайно скинула его на пол. — Блин... — пробормотала Элли и все-таки открыла глаза. Приподнялась на руках и, свесившись с кровати, подняла телефон. И сердце её замерло в груди, затем забилось со скоростью света, когда Элли увидела, кто звонил ей все это время. Она резко выпрямилась и дрожащими пальцами разблокировала телефон. Он. Это был он. Рид. Он звонил ей одиннадцать раз. Одиннадцать возможностей поговорить. Одиннадцать попыток всё исправить… которые она просто не услышала. Сердце, бешено бьющееся, подскочило и застряло где-то в горле, а мозг судорожно пытался осознать, что происходило. Почему он?.. Зачем?.. Глазами Элли нашла строку со временем, что показывала четвёртый час ночи. Рид звонил ей так поздно… неужели что-то случилось? Элли глубоко вздохнула, как перед нырянием в воду, провела по экрану пальцем, не с первого раза попадая по нужной строчке, и прижала телефон к уху. Она так боялась. Так боялась услышать что-то плохое. Что-то связанное с ним, но не от него. Иначе зачем было звонить так поздно? Пальцами второй руки она сжала одеяло, когда в трубке не раздались гудки. А всего лишь безэмоциональный женский голос: «Абонент временно не доступен, пожалуйста, перезвоните позднее». — Почему? — Пробормотала Элли и вновь попыталась позвонить сводному брату, но ответ был все тем же. Она отняла телефон от уха и уже хотела встать с кровати, чтобы отправиться к матери и Саймону, но вдруг заметила на экране ещё одно уведомление. «Этот абонент оставил Вам сообщение. Прослушать до 27.01.2021». Сглотнув горький ком в горле, Элли нажала на нужную ссылку, чтобы прослушать голосовое сообщение, оставленное Ридом. Органы перекрутились в один неприятный, тяжелый ком. Под ребрами как будто кто-то ковырялся холодными пальцами, сжимая и разжимая легкие, которым не хватало воздуха. Волнение жгучее, неуправляемое. Она не должна была так волноваться. Это ведь был Рид. Её Рид. Самый добрый, самый хороший парень на планете. Рид, которому прошлым летом она отдала свое сердце. По которому она не просто скучала. Она тосковала. Она изнывала. Элли услышала на том конце провода шум, как если бы кто-то находился в общественном месте. Гул голосов, громкая музыка и смех. Но ничто из этого не имело значения, кроме… дыхания. Дыхания, что раздавалось так близко и отчетливо. Дыхания, которое Элли смогла узнать сразу. От которого мурашки бежали по телу, которое опаляло её губы перед тем, как Рид собирался её поцеловать. Она не заметила, что задержала собственное. Чтобы ничего, ни одна мелочь не отвлекала её от прослушивания этого голосового. Даже если Рид просто собирался дышать в трубку. — Элли… — вдруг заговорил он, и Элли почувствовала, как кольнуло в груди. Его голос. Её имя. То, что они оба потеряли. — Элли, Элли, Элли… — повторил Рид несколько раз, и каждый новый бил сильнее предыдущего. Его язык заплетался, а неровное дыхание ударяло по динамику, но Элли просто замерла, слушая его бормотание. — Ты, наверное, спишь, да? И поэтому не берешь трубку, а я, упрямый придурок, продолжаю тебе звонить. Или ты просто не хочешь слышать меня, не хочешь… не хочешь слышать то, что я собираюсь тебе сказать… Сколько раз я уже позвонил? Восемь? Или восемьдесят? Я сбился со счета. Я… сбился с пути, Элли. Всё вокруг стало черно-белым. Никаких красок, никакой радости, никакого света. Тьма даже в самые солнечные дни, хотя зимой и это большая редкость… — Рид тихо усмехнулся и, сквозь эту паузу Элли услышала, как, кажется, он сделал глоток. — И я очень долго не хотел признаваться даже самому себе, что это всё… из-за тебя. Это было не обвинение. Это было признание. — Каждую минуту каждого дня меня разрывает от желания бросить всё, абсолютно всё, чтобы приехать к тебе. К маленькой звездочке, которую мне посчастливилось и не посчастливилось встретить прошлым летом. Ты — моя путеводная звезда, Элли. И я заблудился без тебя. Блуждаю, изо дня в день пытаюсь найти выход, и ведь он… он есть, да? Приехать к тебе — вот этот выход. Единственно верный. Единственно правильный. Но я не могу… просто не могу. Я всё ещё жутко злюсь и обижаюсь на тебя, представляешь? Это так по-детски, ты не находишь? Но почему, Элли… почему ты выбрала его, а не меня? Почему ты позволила своему страху всё испортить? Почему? Я до сих пор не понимаю. Она слушала его, прижав руку ко рту и глотая слезы. Из горла рвались рыдания, резали грудную клетку. Невыносимо больно было слышать его сбивчивый голос, его слова, что были острее самого острого лезвия. Невыносимо больно было понимать, что всё это с ними обоими она сделала собственными руками. — Я так скучаю по тебе, Элли. И мне так страшно забыть тебя однажды. Даже если это будет всего на минуту. Мне страшно осознавать, что тебя когда-то не было рядом. И я каким-то образом жил без тебя. Мне страшно, что когда-то я тебя ненавидел. Или думал, что ненавижу. И мне… ужасно страшно от мысли, что тебя рядом нет сейчас. Сейчас, когда я так в тебе нуждаюсь. Элли, я тебя… Голосовое закончилось. Резко и неожиданно оборвалось в самом главном месте. Элли тряслась, зажмурившись и согнувшись от боли в груди. Хотелось кричать. Так громко, чтобы услышал весь мир. Чтобы все вокруг знали, как ей было жаль. Чтобы каждый человек на этой планете понял, что она совершила ошибку. И она это признает. Эта ночь должна была всё изменить. Она должна была стать отправной точкой для них обоих. Должна была позволить им всё исправить, иначе для чего это вообще всё было? Прижавшись щекой к подушке, накрывшись одеялом с головой и прижав телефон к груди, Элли разрешила себе рыдать столько, сколько было в её силах. Чтобы не хватало воздуха в легких, чтобы рыдания и стоны перетекли в хрипы и завывания, чтобы на утро она могла позвонить Гарфилду и сказать, что она передумала. Элли не пойдет с ним на свидание. Ни с ним, ни с другими парнями. Ни за что. Потому что никто и никогда не будет для неё так же важен, как Рид. Никто и никогда не сможет стать для неё тем, кем смог стать Рид. Её опора. Её сила. Её смелость. Её сердце.