***
Начался декабрь, и улицы побелели от тонкого слоя снега, который изредка срывался по ночам. А от Донны Уэй и Слоун по-прежнему не было никаких вестей. Словно они исчезли с лица Бельвилля за мгновение. Не сказать, что это событие не радовало или настораживало Фрэнка. Напротив, он был без ума от счастья, что на какое-то время проблемы покинули его, и он может наслаждаться в полной мере своим последним годом в старшей школе и сполна упиваться подростковой влюбленностью. В конце месяца его ждал долгожданный тур с отцом и его широко-известной джазовой группой по всему Восточному побережью Америки, который он с нетерпением и предвкушением ждал. Они должны были отправиться туда на каникулах, сразу же после зимнего школьного бала в честь Рождества. И это должно стать одним из самых значимых событий в жизни подростка, который впервые прочувствует на себе все тягости и радости от путешествия с группой в тесном фургоне. И, конечно же, это путешествие предоставит мальчику неоценимый опыт. Несмотря на то, что Донна исчезла, обещание директора звукозаписывающего лейбла осталось в силе. Он прослушал несколько демо-версий, отправленных Айеро-старшим, и остался доволен стараниями ребят. Более того, он настолько восхитился потенциалом и рвением парней, что пообещал взять их под свое крыло и сделать их юными рок-звездами. От такого известия друзья буквально потеряли голову, и их концерты были словно репетициями, посвященными дням их будущей славы. Они стали играть более энергично, живо и по-рокерски драйвово. Однажды Фрэнк настолько отключился на сцене, что прыгнул на барабанную установку Боба прям посреди их шоу и разбил парню бровь грифом гитары. Впоследствии Айеро объяснил это чрезмерным музыкальным перевозбуждением, которое сравнил с экстазом и эйфорией. Брайар лишь криво усмехнулся и потрепал друга по волосам. Он явно был не в обиде на него за производственную травму. Оценки Фрэнка заметно улучшились, и он старательно исправлял провальное начало учебного года. В этом ему помогал Джерард, взяв на себя почетную роль его домашнего репетитора, а иногда даже писал за него сочинения по прочитанным Шекспировским поэмам, которые подросток отказывался читать. Их занятия были довольно продуктивными, учитывая хорошие отметки подростка. Хотя, это если не брать во внимание то, как часто они отвлекались друг на друга, пока за окном крупными хлопьями валил снег, укрывая Бельвилль толстенным пушистым одеялом. В начале месяца школу уже украсили пышными елями, гирляндами и венками омелы. Дома в округе тоже постепенно готовились к Рождеству, а магазины пополнялись разноцветной мишурой, фейерверками и имбирными печеньями в виде сахарных человечков с белой глазурью. Уже с первых недель в воздухе витала предновогодняя суета. Что касается Линды, то она окончательно поправилась, а общее несчастье только сблизило мать и сына. Она предложила даже слегка обновить ему имидж и выкрасить выбритые виски в красный цвет, на что юный панк с охотой согласился. Однако не обошлось без доли удивления, ведь Линда всегда скептично относилась к его рокерскому образу. Айеро-старший на время, оставшееся до тура, перебрался со своей уже холостяцкой квартиры в Нью-Йорке обратно в Бельвилль. Его угнетала пустота и невеселые воспоминания о Донне, которые Она оставила ему в память о себе. Линда восприняла эту новость довольно нейтрально, однако Фрэнк безумно обрадовался, надеясь, будто переезд бывшей главы семейства сможет воссоединить их семью. Хотя, нельзя было отрицать тот факт, что общее несчастье сблизило мужчину и женщину, несмотря на то, что она всячески старалась скрывать это первое время. Рэй стал чаще пропадать с Кристой и меньше проводить время с друзьями. Айеро поначалу вздумал обижаться, однако после того, как Джерард напомнил об их знакомстве и сам Фрэнк вспомнил, сколько времени с ним проводил, то немного успокоился. По крайней мере Уэй заявил, что это всего на пару месяцев и что потом Торо захочет ее со всеми как следует познакомить. Подросток широко улыбнулся, вспоминая ту ночь Хэллоуина, которая теперь казалась ему такой далекой, будто с того момента прошло с десяток лет. К огромному удивлению всех, Джамия Нестор порвала все связи со своими школьными подлизами и главными подружками-сучками Меган и Рэйчел. Последней, кстати, пришлось взять домашнее обучение из-за жуткого токсикоза, вызванного внезапной беременностью. Как воспринял эту новость Тайлер было неизвестно, но судя по тому, что Рейчел не сделала аборт и по тому факту, что он порвал с Меган, его можно было назвать хоть сколько-нибудь ответственным молодым человеком. Нестор стали все больше замечать в компании Фрэнка Айеро и подшучивали над ее безнадежной влюбленностью в друга-гея. Про его связь с Джерардом тоже стало известно незадолго после той вечеринки, где их замечали обнимающимися и целующимися, но его это не особо волновало. Как и саму Джамию не беспокоили эти неудачные шутки и попытки задеть ее достоинство. Она наоборот стала чувствовать себя более уверенно, когда наконец выбралась из своего пузыря глупенькой красотки и позволила окружить себя теми людьми, которых она действительно очень уважала. Она ходила на концерты парней, всячески поддерживала своего лучшего друга и могла самовыражаться. Очень долго ей приходилось соответствовать тупым стандартам и поддерживать стиль подруг: носить юбки покороче, каблуки — повыше да красить ресницы погуще. А теперь она была свободна от предрассудков и всех масок. Юбки носила посвободней, ботинки — потяжелее да глаза подводила пожирнее. И вроде бы Бельвилль начал оправляться от всех тех ужасов, которые свалились на него, и зализывать кровоточащие раны, со временем превратившиеся в шрамы, однако Джерарда продолжала мучить тревога, плотно закоренившись в его душе. Уэй знал, что это лишь затишье перед бурей, несмотря на то, что перед мальчишкой старался вести себя непринужденно. Он хотел сохранить для него эти беззаботные, почти что детские моменты, которых Фрэнк был лишен, когда в его жизни появился Джерард. Он периодически даже винил себя за то, что втянул парня в свою непредсказуемую жизнь. Да, они были безумно счастливы вместе и теряли голову друг от друга, едва оказываясь рядом. Но… что потом? Даже если Донна ничего не задумала и действительно оставила их в покое, как им жить дальше? Джерард обречен наблюдать за сменами эпох до скончания человеческого существования, в то время, как Фрэнк смертен. Вряд ли он будет в состоянии справиться с такой утратой. Вечная жизнь переносилась легче, когда был тот, с кем можно было разделить это бремя. Таким человеком неизменно был его брат Майки. Однако, лишив того бессмертия, Донна забрала часть души и старшего Уэя. С каждым днем Майклу было все хуже и хуже. Он чаще бредил, иногда не узнавал брата и впадал в параноидальный психоз, а так же неосознанно причинял себе вред. Со временем он стал забывать о своей прошлой жизни, о том, кем он был и кем стал. О том, через что ему пришлось пройти вместе со своим братом. Лишь изредка вспышки воспоминаний загорались в его нейронных связях, причиняя тем самым невыносимую боль. — Это все ты! — срывая голос в отчаянном крике, надрывался Майки. — Это все из-за тебя, сукин ты сын. Его кожа блестела лихорадочной испариной, а глаза безумно бегали по лицу напротив стоящего брата, который пытался подойти к нему в надежде успокоить. — Что ты имеешь в виду, Майк? — недоуменно спросил Джерард, подходя к краю стола, который был небрежно придвинут к дверному проходу, ведущему на кухню, за которым и находился его обезумевший брат. — В чем ты меня обвиняешь? — Не надо прикидываться идиотом, Джи, — гневно выплюнул младший, а затем, к огромному изумлению брюнета, разразился ледяным смехом, что резким контрастом разлетался по помещению, — ты всегда ненавидел меня, брат. С самого моего рождения. Ты лишь ждал возможности избавиться от меня, я знаю это. — Что ты такое говоришь? — удивленно моргнул Уэй-старший, даже нервно усмехнувшись. — я никогда не ненавидел тебя. Ты мой брат, единственный, кого я вправе называть своей семьей. И я люблю тебя, — тихо и как можно убедительнее произнес Джерард, вглядываясь в безумный огонек, блестевший в глазах младшего брата. Затем аккуратно сомкнул тонкие худые пальцы на краю стола и рванул его на себя, пытаясь расчистить для себя дорогу и подойти к Майки. — Не приближайся ко мне! — испуганно прокричал Уэй-младший, глаза которого расширились от страха, и он отчаянно сцепил дрожащие пальцы на противоположном краю стола, пытаясь потянуть его на себя. От их недолгой схватки, в которой победу одержал, без сомнения, старший, в воздух взметнулись кучи белых листов, до этого стопками лежащих на столе. — Майки, успокойся, — ласково проговорил Джерард, поднимая руки вверх и задерживая их напротив груди, — я не причиню тебе вреда. Я всего лишь хочу помочь, — он двинулся к нему, ботинками наступая на осколки бокалов и тарелок, а так же оставляя грязные следы на разбросанных белоснежных листах бумаги. — Ты не сможешь мне помочь, Джерард. Никто не сможет, и ты это знаешь, — зашипел Майк, бросившись к кухонному гарнитуру, — я знаю, что Она сделала это со мной из-за тебя! — прокричал блондин, врезавшись спиной в стеклянные дверцы шкафчика, за которыми жалобно звякнул хрусталь. Джерард застыл, как вкопанный, посередине комнаты, неверящим взглядом уставившись в лицо своему единственному родственнику. — Как ты смеешь обвинять в этом меня? — одними губами прошептал Уэй, пока его глаза расширялись от невозможности происходящего. — Да я наоборот все жилы из себя тянул, чтобы Донна нас не нашла. Я пытался защитить и уберечь тебя от Нее. — Не смей произносить Ее имя! — поморщившись, словно от боли, и затрясшись от переполнявших его эмоций, прокричал Майки, схватив перечницу, и запустил ее в брата. Джерард ловко поймал предмет прямо перед своим носом, а Майки внезапно улыбнулся. — Ты никогда не упускал возможности упрекнуть меня в том, что я делаю и как живу. Ты порой запрещал мне выходить из дома неделями и делать то, ради чего я был рожден. Ради чего мы были рождены, — отчаянно прикрикнул младший, ударив кулаком себя в грудь, — ты ненавидел того, кем я являлся. Ты хотел избавиться от меня и от всех проблем, которые я тебе приносил своим существованием. Ты с самого начала хотел быть один. — Не говори ерунды, — помотал головой Уэй-старший, — неужели ты думаешь, что если бы все было так, как ты только что описал, то я бы стал ждать целый век, чтобы от тебя избавиться? Да если бы я хотел, я бы просто сбежал, — невозмутимо произнес брюнет, поправляя воротник рубашки, помявшийся в результате погони за братом, которого он пытался уложить в постель. Глаза Майки внезапно стали больше и в них заблестели слезы. Джерард опешил и не мог пошевелиться от увиденной картины. Впервые он увидел в выражении лица брата неприкрытую гневом боль. Он стоял сейчас обнаженный, как оголенный нерв. Он устал притворяться и устал злиться. Он лишь хотел, чтобы ему не было так больно. — Знаешь, Джи, — дрогнувшим голосом медленно проговорил младший, маленькими шагами приближаясь к кухонной столешнице, — тебе действительно следовало меня убить и уже очень давно, — Майки скривился и затряс головой, словно пытался вытрясти из нее посторонние звуки. Было такое впечатление, будто слова Джерарда, вылетевшие из его уст, каким-то образом трансформировались, пока искаженный смысл не достиг больного мозга. Уэй-старший нахмурился, пытаясь приспособиться к внезапной перемене в настроении брата, и напряженно наблюдал за каждым его движением. Ведь он не имел в виду ничего из того, о чем подумал Майки. Он наоборот хотел помочь своему младшему братишке и хоть как-то облегчить его ежеминутные страдания, которые уже много недель терзают его воспаленное сознание. Джерард знает, как тяжело приходится Майки. Он видит, как каждую ночь тот буквально задыхается и тонет в собственной боли, как ломает его тело от страшной агонии. Уэй-младший перестал есть, перестал принимать душ и даже перестал вставать с постели. — Майк… — тихо выдохнул Джерард, медленно двинувшись по направлению к брату, — как ты можешь только говорить такое? Ты единственный родной для меня человек. Мы же семья. Вдвоем против целого мира, помнишь? — Джерард попытался улыбнуться, припоминая их детские клятвы, но улыбка вышла немного кривой и измученной. — Я помню, — невесело усмехнулся Майки, а его бледные впалые щеки разрезали мокрые дорожки слез, — так и должно было бы быть, братишка. Если бы не твоя ненависть ко мне, — слова то и дело застревали в горле младшего от душивших его слез. Как будто кто-то сжал его горло стальной хваткой, перекрыв дыхательные пути, а из его рта вырывались только сдавленные всхлипы и обрывки фраз. Как же он устал бороться, — но я знаю, как все исправить. Впервые я хочу поступить правильно и защитить тебя. От себя же. С этими словами Майки срывается с места, подбегает к столешнице, буквально за два шага преодолев расстояние, хватает с подставки недавно подточенный серебряный нож, крепко зажав рукоять в ледяных мокрых ладонях, и направляет острие прямо себе в живот. Опомнившись, Джерард срывается с места, на лету перепрыгивая через стол, и, оказавшись рядом с братом, выбивает холодное оружие из его ослабевших пальцев и заключает в крепкие объятия. Какое-то время младший дергается, словно в конвульсиях, пытаясь выбраться из стальной хватки старшего брата, а потом они вдвоем оседают на пол от какого-то бессилия и невозможности что-либо исправить и предотвратить. Майки хватается за одежду Джерарда, как будто хочет вскарабкаться ему на плечи, и заходится в истеричных рыданиях. Он кричит в мертвой тишине, срывая слабый голос и пытаясь высвободить наружу рвущуюся боль. Хоть его душа обуглилась и прогнила до дна, но продолжает жечь изнутри, посылая новую порцию страданий, которая ломает и калечит слабое человеческое тело. А Джерард неподвижно сидит, изредка покачиваясь от резких рывков своего брата, зажатого между его коленями, и невидящим взглядом смотрит на тополь за их окном, который утопает в снегу. Взглядом, в котором читается лишь шок и непонимание.***
Фрэнк стоит около Джерарда с разведенными по бокам руками, с запрокинутой кверху головой и широко раскрытым ртом. На его высунутый по-собачьи язык опускаются крупные хрустальные снежинки и тут же тают, соприкасаясь с теплом. Айеро смеется с закрытыми глазами и вдыхает свежий морозный воздух, а затем, прокрутившись на пятках вокруг своей оси, подбегает к Уэю, врезаясь носом тому в грудь и приглушенно смеется. — Черт, не люблю зиму, но сейчас она выглядит иначе, — невнятно пробормотал Фрэнк в пальто мужчины, потеревшись об него носом. — Серьезно? — с насмешкой спросил брюнет, поправляя теплую ярко-оранжевую шапку мальчика. — И кто же этому виной? — очаровательная улыбка разрезает лицо Джерарда, когда он смотрит на розовые от мороза щеки юноши. — Даже не знаю, — низко проговаривает Айеро, любовно рассматривая снежинки, запутавшиеся в густых ресницах мужчины, — думаю, этому поспособствовал один весьма сексуальный и очаровательный вампир, — смешно сморщил нос парень, а затем нежно и невесомо прикоснулся своими почти что синими губами к неизменно холодным и тонким губам Джерарда. Уэй, как и всегда, встретил мальчика после занятий, припарковавшись недалеко от школьного стадиона, и самозабвенно отвечал на мягкий юношеский поцелуй, который говорил о том, что Фрэнк, засидевшийся на уроках, очень скучал по Джерарду и ждал последнего звонка ради этого момента. Даже толком не выслушав напутствия вечно ворчливого и недовольного мистера Льюиса, который постарался как можно сильнее загрузить ребят домашним заданием на зимние каникулы, объясняя все прелести такой точной науки, как алгебра, Айеро пулей вылетел из прохладного, едва отапливаемого класса, чуть не забыв все свои вещи. И сейчас они стояли вдвоем на пустой парковке, крепко прижимаясь друг к другу, слегка обдуваемые морозным ветром, который резал щеки ледяными иглами. Джерард легко и непринужденно смеялся, а его черная, словно воронье крыло, макушка белела от падающего с серого неба снега. А Фрэнк, глядя на сияющую белоснежную улыбку мужчины и слушая его заразительный звонкий смех, лишь легко улыбался, чувствуя себя на своем месте рядом с ним. Никто другой никогда не вызывал внутри парня такое безграничное спокойствие, тепло и уверенность, что он все делает правильно. Поэтому он и смотрел на мужчину таким взглядом, будто бы мир замирает, изредка моргая из-за назойливых снежинок, путающихся в ресницах. — Знаешь что, малыш, — тихо прошептал Джерард, притянув мальчика ближе к себе за ворот пуховика, в котором Фрэнк буквально тонул, — я знаю, что у тебя в следующую субботу намечаются школьные танцы, — мужчина соблазнительно улыбнулся, мазнув указательным пальцем по носу Айеро, а затем прижался своим лбом ко лбу юноши, — не окажешь ли ты мне честь стать твоим джентльменом в этот замечательный вечер? — Ты приглашаешь меня на танцы? — довольно пропищал Фрэнк, а его губ коснулась широкая и счастливая улыбка. Вместо ответа Уэй самодовольно ухмыльнулся, а мальчишка тут же кинулся ему на шею, заливисто рассмеявшись и повиснув на ней, как на турнике. Это определенно будет самый лучший вечер за историю всех хороших вечеров.