Последние Кадры

      Мысли путаются в голове, не приходя ни к одному разумному выходу, а нависающий над ним Йоонас словно обезумел, расцветая хитрым прищуром. Олли дёргается от каждого его движения в свою сторону, но чувствует лишь надменно ласковые прикосновения, следующие по его телу.       Матела старается бороться с дрожью, но та неумолимо пробивает, заставляя трястись в чужих руках и жаться к холодной стене, сильнее и сильнее загонять себя в тупик.       Он просто не знает, что ему делать. Он хочет кричать, хочет сбежать, хочет ударить стоящего перед ним гитариста или просто понять, что это всё дурной сон, глупая реальность, нескончаемый кошмар.       Но всё происходящее слишком реально. Все просмотренные новости, все найденные вещи, весь окутывающий комнату страх.       Йоонас продолжает своевольно обводить пальцами лицо парня. Он не хотел, чтобы тот знал все его секреты, но страдать без самого дорогого для себя человека тоже не собирался. Порко лишь выполнял работу, которую ему беспрестанно поручали, и надеялся, что всё будет хорошо.       И всё именно так и будет, он в этом уверен.       Олли бросает в жар от каждого прикосновения гитариста. Все ласки обжигающим следом остаются на лице, заставляя парня хотя бы попытаться отстранить старшего от себя, но ни руки, ни ноги не желают слушаться. Они становятся буквально ватными, онемевшим грузом впиваясь в служащую опорой стену.       — Только не убивай меня, я прошу тебя, — на грани истерики умоляет Матела, борясь с хрипотцой в голосе, и безвольно хватается за горло, продирающее от сводящего спазма. — Не надо, пожалуйста…       — Олли, — собственное имя кажется басисту таким отстранённым, а вложенная в него трепетность пугает, кажется чужой, лживой. — Я ведь говорил, что не трону тебя.       — А зачем тогда сделал это с другими? — неверяще шепчет Олли, нервно склоняя голову, и старается найти ответ в ярких голубых глазах, внимательно следящих за ним. Старается найти в них невинность, намёк на то, что всё произошедшее является подстроенной шуткой, лишенной всякого рассудка.       А ответа не следует. Йоонас просто продолжает смотреть, стискивая ткань чужой кофты в ладони, и мечется в недоумении. Подаст ли басист на него заявление? Расскажет ли остальным? Бросит? Сотрёт из своей телефонной книги навсегда и не захочет с ним пересекаться?       Он желает утешить Матела, пообещать, что это больше не повторится, что они будут жить как раньше, не вспоминая об этом случае. Но Порко прекрасно понимает, что это очередная бессовестная ложь. Понимает, что контракт давно подписан, а от всей лежащей на нём грязи он не отмоется никогда.       И Олли это понимает. Он хочет забыть всё, довериться Йоонасу и поверить в свою безопасность, но просто не может. Он не хочет врать себе.       Матела обречённо хватается за голову, водит ладонями по горящим щекам, но даже это не может остановить катящуюся по ним горькую влагу. Басист обессиленно съезжает по стене, захлёбываясь в собственных слезах, и даже не может оттолкнуть тут же притянувшего его Порко. Он неосознанно льнёт, утопая в заботливых объятиях, и не может больше сдерживаться.       Олли размазывает влагу по щекам и срывается на несдержанные всхлипы, поддаётся охватившей его панике, и пытается просто не сойти с ума от окружающих событий. Он бьётся в истерике, комкает чужую одежду, содрогается в немом крике и совсем не замечает утешительных действий со стороны Йоонаса.       Матела безвольно хватает воздух, задыхается от страха, от беспомощности, от скользкой лжи, неприятным осадком оседающей на коже, от беспросветной любви, продолжающей терзать парня. Он любит, он хочет быть вместе с Порко, хочет остаться во вчерашнем дне, чтобы отвратительное сегодня не наступило никогда.       Йоонас удерживает дрожащего басиста, неосознанно жмущегося к нему, и сам разрывается от охватившего парня ужаса. Он продолжает поглаживать его по напряжённой спине, беспорядочно путается в золотистых кудрях и шепчет что-то хорошее, стараясь успокоить их обоих. Он чувствует слабые удары в свою грудь и понимает, что заслуживает гораздо большего.       Гитарист стремится взглянуть в родные глаза, вновь увидеть плещущуюся в них задорность и просто прижаться к мягким губам своими, но вовремя осекается. Порко понимает, что Олли не будет рад хоть как-то с ним контактировать, ведь сам себя он чувствует отвратительно.       Матела загнанно скулит от пронзающей его боли, искренне нуждается сейчас в своём Йоонасе. Ласковом, любимом, не имеющим никаких потаённых дел, ранящих в самое сердце. Он беспомощно жмётся к парню, кусая солёные губы и натирает уже красные щеки, смазывая горячие слёзы. Тело стремительно слабеет, заставляя буквально завалиться на Порко, а на глаза находит тёмная пелена, сопровождаемая звенящей в ушах тишиной.       Йоонас обнимает басиста, невесомо прикасаясь к нему, и сам глотает скатывающиеся капли, скованный страхом за поражённого Олли. Он жалобно прижимает потрясённого парня, боясь отпустить, боясь остаться в одиночестве. Только он и всепоглощающие мысли, съедающие изнутри.       Матела в его руках притихает, сомкнув раскрасневшиеся глаза, и рвано дышит, постепенно успокаиваясь. Гитарист осторожно прижимается губами к его лбу, оставив смазанный поцелуй, и большим пальцем собирает влагу с натёртых щёк.       — Всё будет хорошо, мой хороший, — хрипит Йоонас, не стараясь подавить заикания, и зажмуривает глаза, отпуская пару слезинок. — Всё наладится, солнце, я обещаю.       Порко продолжает безвольно шептать, стискивая лежащего на себе Олли, и не может совладать с паникой и окольцовывающей виной. Он обижается сам на себя, беспокоясь, что привёл к концу их счастье именно сейчас. Я всё растратил, карты открыты Бей что есть силы, и будем квиты В самое сердце