Последние Кадры

      Подписываясь на роль неподвижного экспоната, постепенно переносящегося на полотно художника благодаря его профессиональным мазкам, Олли и не задумывался, что это до такой степени скучно. Ему льстило, что его готовы запечатлевать на холстах, видя в нём нечто особенное, да и он сам не мог сдержать улыбку, когда смотрел на самого себя, но глазами художника.       Но сидеть неподвижно в полной тишине, слыша лишь редкие замечания о своём положении, Олли нравилось меньше всего. В первый раз он был до одури вдохновлён возможностью стать натурщиком, но уже через некоторое время конечности затекали, а сосредоточенный художник, не способный отыскать в себе милосердие в момент работы, буквально заставлял оставаться на месте.       Хоть и был в этом свой плюс. Наблюдать за художником Олли был готов постоянно. За его лёгкими движениями, за сменяющимися эмоциями, за бегающими по полотну голубыми глазами и за рождающимися под его руками новыми оттенками на палитре. Йоонас не раз упрекал его за то, что взгляд направлен не на лежащий в руке фрукт, но получал на это лишь минутное послушание, после которого Олли вновь позволял себе вольность.       А более Йоонас просто не мог ругаться. Он сам был заворожён изогнувшимся перед ним парнем и с особым трепетом уделял внимание каждой детали, будь то родинка или выбившаяся прядь. Он пытался передать каждый миллиметр чужого тела до неприличия точно, старался заключить в них весь свой восторг, ведь каждый раз неумолимо повторял, что Олли для него идеален.        И на этот раз Йоонасу окончательно снесло крышу, когда Олли решил, что более не намерен находиться в измучившем его положении. Он беззаботно взъерошил кудрявые пряди и, опустив руку к шее, зацепился пальцами за верхнюю пуговицу, невинно прокрутив её, чем заставил художника закусить кончик кисточки в предвкушении.       Чужая рука продолжает скользить дальше, и в конечном итоге полностью распахивает и так лёгкую рубашку, позволяя взглянуть на скрытое от непрошенных наблюдателей тело. Олли намеренно ведёт пальцами по недавним красноватым отметинам, в которых художник явно видел тоже нечто особенное.       Олли ведёт по ключицам, выгибаясь вперёд чуть больше положенного, и невольно усмехается, когда Йоонас окончательно откладывает инструменты и направляется к нему. Крепкие руки хватаются за бёдра сидящего на столе Матела, заставляя того разомкнуть губы в немом стоне.       — Опять отвлекаешь меня? — вид у Йоонаса жутко серьёзный, а в глазах продолжают черти плясать, выдавая истинный настрой художника. Он не любит, когда его отвлекают от работы, но Олли было позволено всё.       — Никак нет, — улыбается Олли, пальцами подцепляя светлую прядь парня, и любвеобильно заправляет её к остальным, не переставая смотреть в горящие голубые глаза.        В ответ он получает только ухищрённую улыбку, а после чувствует, как прохладные пальцы прибираются под распахнутую рубашку, оставляя за собой следы от краски. Яркие полосы разукрашивают тело Олли, на что тот собирается возмутиться, но его вовремя прерывают, приставив палец к губам.        Йоонас ведёт перемазанным красной краской пальцем по чужим губам и, особо не церемонясь, прижимается к ним своими, заставляя смутившегося Олли ухватиться за его плечи и сжать ткань рабочей одежды.        Краска размазывается, а на губах Йоонаса также остаются яркие следы, которыми тот несдержанно пользуется и оставляет пару отпечатков на нетронутой шее. Олли под ним может только извиваться и шёптать окрыляющие художника комплименты.       Оторвавшись, Йоонас наконец успокаивается, рассматривая яркие полосы и пятна от поцелуев на чувствительной коже, покрывшейся мурашками от внезапных прикосновений. Рубашка замялась, на щеках появился робкий румянец, а золотистые кудри миловидно растрепались.       Олли тянется к ним, чтобы разобраться хоть с одним беспорядком, но его запястье вновь перехватывается перепачканными краской пальцами. Парню порой кажется, что даже случайные пятна на руках художника невольно сливаются в свои произведения.       — Не надо, — выдыхает Йоонас, прижимаясь губами к тыльной стороне чужой ладони, и вдохновенно глядит на Олли, понимая, что родившийся за пару минут образ взъерошенного парня до жути будоражит его.       И Олли послушно расслабляется, позволяя Йоонасу усадить себя так, как тому угодно. Но тот меняет целое ничего, просто возвращается за работу и, жадно взирая на раскованного Матела, подготавливает чуть больше ярких красок, намереваясь изобразить и все появившиеся яркие полосы.        Олли беззаботно откидывает голову, заставляя Йоонаса проглотить вставший поперек горла ком, и тихо хихикает, понимая, что сегодня художник вряд ли сможет сосредоточенно работать. Не в его смену уж точно.