Не паясничай в моем теле!

Над черным лесом сгустились грозовые тучи и скрыли звезды, недавно усыпавшие ночное небо. Вдалеке сверкала молния и гремел гром, предвещая неминуемую бурю. Среди предгрозового шелеста листвы и треска стволов деревьев, прогибающихся от ветра, зловещие завывания все нарастали, чем ближе юные заклинатели подбирались к их источнику. Призрак — не глядя оценил Вэй Ин. Очень грустный слабый призрак. Они сошли с тропы и, пролезая под низкими влажным ветками, достигли здоровой норы, спрятанной в холме под поваленным деревом. Сияющие лезвия мечей осветили нору, и на юных заклинателей уставились огромные глаза ребенка. Это был мальчик шести лет, одетый в дорогие, но измазанные в грязи одежды, воющий на весь лес и безнадежно прижимающий к себе порванную тряпичную лошадку. Вэй Ин нахмурился — работать с призраками детей он терпеть не мог, потому что на них обычно без слез не взглянешь. Он опустился на корточки перед ребенком и попытался улыбнуться: — Ты чего ревешь на весь лес, бандит? Но ребенок не отреагировал на него и продолжал выть, сжимая порванную лошадку словно это все, что еще держало его в этом мире. Вэй Ин протянул руку, забрал игрушку из его слабых ручек, и призрак обратился сияющей искрой, зависшей в воздухе. Жалобные рыдания стихли, и тут же прогремел гром у них над головой. Лань Чжань достал гуцинь и стал играть. Искра в ответ на его четкие ноты задергалась, а потом запрыгала по струнам. Лань Чжань молча выслушал душу, а потом тихо произнес: — Его убил оборотень. — Я позаботился о телах в его логове, — ответил Вэй Ин. — Они не должны были стать призраками. Лань Чжань сыграл еще пару нот, и призрак жалобно ответил ему тонкими, душераздирающими звуками. Лань Чжань застыл в оцепенении, его длинные пальцы на струнах дрогнули. Он не произнес ни звука. — Ну чего? — не выдержал Вэй Ин. — Мама, — наконец тихо ответил Лань Чжань. Сердце Вэй Ина дрогнуло. Он еще раз мысленно дал себе пощечину и стал чувствовать себя еще отвратительнее, чем раньше. — Мама думает, что он потерялся. Он не может найти маму и сказать ей, что он умер. Внутри у Вэй Ина все сжалось. Вот почему он не любил работать с призраками детей. Он сглотнул, повертел порванную лошадку в руках и произнес: — Скажи, что мы найдем его маму и все ей сами расскажем. Лань Чжань передал его слова. Душа повисела немного в воздухе, потом сыграла еще тоненьких звуков. Вэй Ин пристально наблюдал за реакцией Лань Чжаня, но тот обратился ледяной глыбой и никаких эмоций не показывал. Только его ресницы подрагивали. Длинные пальцы элегантно дернули струны, издавая глубокий заверяющий голос старшего, и искра радостно подпрыгнула в воздухе. — Что он сказал? — спросил Вэй Ин, когда Лань Чжань заглушил струны и велел приготовиться к обряду упокоения. Лань Чжань помолчал немного, затем опустил голову почти незаметно, но так как Вэй Ин сверлил его, не отводя взгляда, это не укрылось от него. — Он сказал, что мама будет сердиться на него за то, что лошадка порвалась. Вэй Ин пожалел сто раз, что спросил. И о том, что копался в памяти Лань Чжаня, пожалел тысячу раз. Маленький Лань Чжань тоже переживал из-за маминой игрушки, воспоминания об этом слишком глубоко врезались в душу Вэй Ина до такой степени, что словно стали его собственными. Он опустил взгляд на лошадку в своих руках. — Кхм, а ты что ответил? Ну зачем, зачем он снова лезет? Какая разница, что он ответил? Вэй Ин укусил себя за язык, но слова обратно уже не возьмешь. Лань Чжань издал едва слышный выдох и все же ответил, не глядя на него: — «Я зашью». Это было совсем не то, что ожидал Вэй Ин. Впрочем, он сам не знал точно, что ожидал. И прежде чем он сумел сообразить что-то в ответ, Лань Чжань уже начал обряд упокоения. Вэй Ину оставалось только молча присоединиться. Когда они закончили и душа мальчика рассеялась в воздухе, на землю обрушился проливной дождь. Он был таким сильным, что вымочил их одежды и волосы в одночасье, и юным заклинателям пришлось спрятаться в норе. Нора оказалась достаточно просторной для двоих, и Вэй Ин даже нашел на земле сухие ветки для костра. Лань Чжань его идею с костром безмолвно поддержал, но когда Вэй Ин нагнулся за веткой, Лань Чжань зашел ему за спину и схватил за предплечье, резко дернув на себя. Вэй Ин напрягся — неужели теперь Лань Чжань был точно так зол, что сейчас задаст ему хорошую взбучку? Лицо Лань Чжаня ничего не выражало, ни гнева, ни раздражения, ни печали, его глаза светились холодом в темноте норы. Вэй Ин уже открыл рот, чтобы начать свой поток оправданий заново, но Лань Чжань качнул головой и просто отнял у него порванную лошадку. Затем он развернулся и элегантно опустился на землю у входа в нору. — А… — произнес Вэй Ин, который уже забыл о том, что держал в руке такой важный предмет, который мог легко пострадать около костра и запачкаться в грязной земле. Он неловко почесал затылок и натянул улыбку. — Не знал, что ты умеешь шить. Очевидно, носить при себе швейный наборчик — одно из обязательств благородных мужей Гусу Лань, иначе как объяснить то, что Лань Чжань, подсвечивая себе лезвием Бичэня, достает заветный мешочек из рукава и с холодной невозмутимостью пытается вдеть нитку в иголку? Это логично, вдруг на ночной охоте там, скажем, рукав порвется? Разве будет благородный муж Гусу Лань щеголять с обрезанным… оторванным рукавом? Лучше же с заштопанным. Вэй Ин посмеялся над собственными мыслями, которые решил не озвучивать, чтобы не обижать и так уже порядком обиженного Лань Чжаня. Он быстренько собрал веток и развел костер, чтобы товарищ не ломал глаза в темноте, делая такое доброе дело. Вэй Ин уселся напротив него, их разделял трещащий костер и пропасть отчуждения, которую Вэй Ин собственноручно вырыл. Ему было больно смотреть на то, как Лань Чжань бережно зашивает игрушку ровными, почти незаметными стяжками, а потому он стал смотреть в костер. Картинки из прошлого Лань Чжаня заплясали в языках пламени. Маленький Лань Чжань был так счастлив однажды, когда матушка сшила ему тряпичного кролика, набитого чем-то очень мягким и пахнущим лавандой. Его пухлые щечки светились румянцем, и он прижимал нового друга к себе крепко-крепко, а мама, глядя на счастливое личико сына, улыбалась и говорила: «Заботься хорошо о кролике, чтобы он не пачкался и не рвался, А-Чжань.» Лань Чжань послушно кивал и обещал заботиться. Он очень старательно прятал мягкого друга под кроватью днем, чтобы наставники не забрали его, а ночью укладывал рядом с собой спать, укрывая одеялом, и давал поиграть только старшему братику, которого, впрочем, мягкие игрушки уже не сильно интересовали. Но маленькому Лань Чжаню было всего шесть, и он не мог контролировать повороты судьбы в жизни кролика, и однажды с ним все-таки случилось несчастье — ушко оторвалось. Лань Чжань очень переживал, но все же надеялся, что матушка не будет сердиться как наставники, она никогда не сердилась, сколько бы он ни проказничал, и вообще у мамы в домике можно было все, чего нельзя было нигде еще. Поэтому Лань Чжань очень ждал, когда же они снова пойдут к маме, и она пришьет кролику ушко обратно. Но сколько бы Лань Чжань ни сидел на крылечке, прижимая кролика и ушко к себе, мама не впускала его в свой домик. Наставники говорили что-то непонятное, в тот день почему-то было очень много людей на белых тропинках, а Лань Чжань все сидел и сидел на крылечке, пока падающий снег не превратил его в большой сугроб. Когда пришел старший братик и позвал его к дяде, Лань Чжань разревелся, показывая ему своего кролика с оторванным ушком, и сказал: «Матушка рассердилась на меня за то, что я плохо о нем заботился, да? Она больше не откроет дверь, потому что я был непослушным?» Вэй Ин не помнил, что ответил Лань Хуань, и знать не желал. Он встряхнул головой и сунул руку в огонь, то ли в наказание себе, то ли чтобы выкинуть из головы чужие трагичные воспоминания. Лань Чжань оторвал взгляд от лошадки и безмолвно уставился на него, но Вэй Ин не выдержал его присутствия и блеска этих грустных светлых глаз, вынул руку из огня и выкатился из норы под дождь. Лань Чжань проводил его взглядом, но останавливать не стал. Вэй Ин навернул несколько кругов по окрестностям, и дождь мгновенно вымочил его до нитки. «Диди, матушка не может зашить тебе игрушку… но мы можем попросить тетушку, чтобы она-…» «Не хочу просить тетушку! Почему матушка не может зашить? Я попрошу у нее прощения за то, что порвал его… На стене написано, что надо прощать, когда просят прощения, правда, старший братик?» Голосок маленького Лань Чжаня звучал так же жалобно и отчаянно, как тонюсенькие звуки, исполненные мальчиком-призраком на струнах. Вэй Ин завыл, остановился у дерева и треснулся пару раз о ствол головой, называя себя самыми бранными словами. — Ну зачем я ему это ляпнул?! Когда он успокоился и вернулся в нору, с него рекой текла вода, а волосы были всклочены. Лань Чжань сидел на том же месте и шевелил костер палкой. Зашитая лошадка покоилась на его коленях. На его красивом лице отразилось легкое изумление, когда Вэй Ин шлепнулся на колени перед ним. — Прости меня, Лань Чжань, за мои слова. Я ужасный грубиян. Лань Чжань смерил его строгим взглядом, помолчал, затем вздохнул и произнес: — Что ты делал снаружи? — Я раскаивался. — У тебя лоб в крови. Слишком сильно, видать, треснулся о ствол в порыве ненависти. Вэй Ин неуклюже провел рукавом по лбу, и Лань Чжань, покачав головой, протянул ему свой платок. Вэй Ин усмехнулся — какой же он жалкий! Это святой человек сделал вид, что ничего из его глупостей не слышал, и позаботился о враге как о друге, протянув ему платок. — Можешь ударить меня, Лань Чжань, я заслужил, — выдал Вэй Ин. — И за репутацию твою тоже заслужил. Не надо было так перебигать. Особенно с козявками! Давай подеремся. Можешь набить мне рожу и переломать ноги. Он издал дурацкий смешок, но Лань Чжань тяжело вздохнул. — Насилием ничего не решишь. — Но зато как хорошо становится, когда набьешь морду кому-нибудь, кто тебе не нравится! Лань Чжань вперился в него своим фирменным убожество-взглядом и нахохлился. — Это не мой случай. — Значит, ты простил меня? — глаза Вэй Ина блеснули надеждой, и улыбка сама расползлась на его лице. — Когда просят прощения, надо прощать. — Точно, это написано на стене, верно? — посмеялся Вэй Ин и уселся ближе к Лань Чжаню у костра. Лань Чжань, однако, не запротестовал против нарушения его личного пространства. — Хоть одно логичное правило. А то все придирки какие-то, туда не ходи, то не пей, это не ешь, четыре миски риса это беспредел и так далее. Лань Чжань не ответил, а уставился в костер, подставив Вэй Ину свой идеальный профиль. Вэй Ин, довольный тем, что загладил свое разъедающее все внутренности чувство вины, приложил платок к разбитому лбу и стал наблюдать за Лань Чжанем. Оказалось, он очень элегантно моргал. Они посидели в тишине под шум дождя и треск костра до тех пор, пока Вэй Ин не выдал: — Лань Чжань, почему ты такой правильный? Это ужасно. Ты так сойдешь с ума. Ты не стал меня бить, хотя я оскорбил тебя. Ты отомстил мне по-честному, но в то же время подписал себе вечное наказание в унизительном браке с человеком, которого ты ненавидишь. Это что, из разряда «ударили по одной щеке, подставь и другую», только на высшей ступени самовредительства? Лань Чжань замер. Застыл, как мраморная статуя. Вэй Ин даже испугался и легонько ткнул его в плечо, но тут Лань Чжань резко повернул голову к нему и выдал: — Ненавижу? Вэй Ин хлопнул глазами. — Ну да. Ты же ненавидишь меня, верно? Лань Чжань хлопнул глазами в ответ. Вэй Ин мог поклясться, что видел на его лице крайнее замешательство. Затем он, видимо, совладал с собой и снова уставился в костер. — А что, я не прав? — спросил Вэй Ин с любопытством. — Попав в твое тело, я убедился, что твое мышление и в самом деле неординарное, — произнес Лань Чжань холодно. — Однако, похоже, ты не умеешь им пользоваться. — Ты что… — опешил Вэй Ин. — Ты только что… назвал меня тупым?! Лань Чжань! Лань Чжань покачал головой. — Иначе ты бы понял, как я к тебе отношусь, побывав в моем теле. — Ты хочешь сказать, ты меня не ненавидишь? — Вэй Ин был в шоке. — Тогда… люто ненавидишь? Презираешь? Лань Чжань метнул в него яростный взгляд. — Нет! Вэй Ин нахмурился и, усевшись в позу мыслителя, напряг извилины. Он попытался вспомнить, что чувствовал в теле Лань Чжаня. Его брови едва не свились петлей на переносице, когда он вспомнил одну занимательную вещь. — Ха-ха, — выдавил он неловкий смешок. — Ты только не сердись, Лань Чжань, но, кажется, я, когда бы в твоем теле, влюбился в свое… У меня были такие смешанные чувства к нему… хотелось одновременно затискать его и хорошенько отдубасить. Ты только не думай, что теперь ты из-за этого обрезанный ру-… Постой-ка. Лань Чжань сглотнул. Настал момент, которого он ждал и боялся. Он покосился на краснеющего Вэй Ина и почувствовал, как сам начинает краснеть ушами. — Лань Чжань! — воскликнул Вэй Ин, и его лицо озарилось. — Ты затеял эту историю с помолвкой, не чтобы наказать меня. Пока я был в твоем теле, я влюбился в себя, и эти чувства передались тебе! Я тебе понравился! Поэтому теперь ты мечешься между своей ненавистью и моей любовью, о, Лань Чжань, должно быть, тебе очень тяжело! Он положил руку на его плечо в утешающем жесте. Лань Чжаню захотелось его стукнуть. — Во мне нет к тебе ненависти, — процедил он гневно. — Ты все перепутал. Вэй Ин моргнул в недоумении, напряг еще извилины, но в итоге выдал: — Я сдаюсь. Это была моя лучшая гипотеза. [ПА: боже какой ты тупой вэй ин] Это был его момент. Сейчас или никогда. Если Лань Чжань сейчас не скажет этого, то Вэй Ин, если сам поймет, то лет через сто. Лань Чжань сжал кулаки, глубоко вдохнул, собираясь с духом, мыслями и чувствами, посмотрел на него прямо и отважно и сказал: — Это не твои чувства передались мне, а мои тебе. Вэй Ин застыл, разинув рот. Вот об этом он совсем не подумал! — Это как… — выдавил он, краснея до корней волос. — Это вообще как? Мое тело нравится тебе? Правда нравится? Я тебе нравился до того, как мы поменялись? Поэтому твое сердце стучало так быстро, когда «я» был рядом? Фух, а я думал, у тебя какая-то болезнь, стеснялся спросить. Он в голос рассмеялся от волнения. Лань Чжань был готов провалиться под землю. И это его судьба? И с этим человеком он хочет прожить остаток жизни? Он смотрел на него, не мигая, белея лицом, но краснея ушами. Отсмеявшись, Вэй Ин хлопнул его по плечу так, что чуть не свалил в бок, и воскликнул: — Лань Чжань, ты влюбился в меня! Ха-ха-ха-ха! Из всех людей, в меня! Что скажет твой дядя, когда узнает? О, постой, ты же всем объявил, что женишься на мне, неужели, они все уже знают? Лань Чжань стиснул зубы и ответил: — Только ты ничего не понял. Вэй Ин опешил, его лицо уже горело ярче пламени костра. — Серьезно? — он нервно хихикнул. — И что… мы теперь жених и… жених? По-настоящему? Тогда я должен ухаживать за тобой как за невестой, подарки там, шпильки дарить, туфельк-… кхм, сапоги? Какой у тебя размер? Может, я должен пригласить тебя покататься на лодке? Самодовольный Павлин как-то катал шицзе, я с ними увязался и мне очень не понравилось! Эй, Лань Чжань, ты что это… улыбаешься? Он бесцеремонно схватил Лань Чжаня за подбородок и повернул его лицо к себе. Глаза Лань Чжаня непривычно сияли как луна ясной ночью. Его крупные губы были очень красиво изогнуты в искренней улыбке. Прямо как губы маленького Лань Чжаня, получившего игрушку. Даже ямочки на щечках были еще при нем. Вэй Ин чуть не упал. — Лань Чжань… — Мне не нужны подарки, — просто ответил Лань Чжань и запрятал улыбку обратно под лед. — А что ты хочешь? В качестве… ну, дурацких подарков, которые Самодовольный Павлин нехотя дарил моей шицзе? И Лань Чжань ответил, не отводя взгляда от его горящего лица: — Ты. — Я? Ты хочешь меня в качестве подарка? — Вэй Ин захохотал, а потом хлопнул его по плечу. — Ладно. Так и быть. В следующем месяце я приеду погостить в Облачные Глубины, если твой дядя впустит меня. И мы напьемся, согласен? Лань Чжань нахмурился. — Я не буду пить. Это против правил. — А если мы напьемся в городе? Подумай, Лань Чжань, все уже знают, что ты тот еще безобразник, так что можешь расслабиться и пасть до уровня твоего жениха. Лань Чжань подумал немного и ответил: — Пить в городе не против правил. Глаза Вэй Ина загорелись. — Я знал, что ты мой человек, Лань Чжань! И он втянул Лань Чжаня в объятья и крепко поцеловал в ухо. — Мы напьемся и будем дебоширить как настоящие влюбленные хулиганы! Лань Чжань замер в его объятьях, они были такими горячими и крепкими, что его сердце радостно подпрыгнуло в груди. Вэй Ин весь пропах душистым вином из хризантем, и Лань Чжань с наслаждением втянул этот ужасный запах. Дебоширить в городе звучало не так страшно, как дебоширить у дяди под носом, но дядю все равно стоило морально подготовить к приезду любимого ученика. Той ночью они спали, у костра, прислонившись друг к другу. Утром дождь перестал, и они отправились искать матушку покойного ребенка, чтобы вручить ей лошадку и заверить, что душа ее сына обязательно переродится. Затем на дороге возник недоуменный Цзян Чэн, и им пришлось расстаться. Лань Чжань улетел в Облачные Глубины и стал с нетерпением ждать следующего месяца.