⠀Hellbent,
Left again,
Ain't coming back ‘til god knows when.
Dead Posey — Don't Stop The Devil
Томас всю жизнь придерживался трех правил: не верь во всякую вымышленную чушь, даже в Санта-Клауса, ведь все подарки покупают родители; не теряй голову от любви, то есть не веди себя, как Ромео, и не находи себе Джульетту, и вечером всегда проверяй, поставил ли телефон на зарядку, потому что этот ужас, когда утром, хватая телефон с тумбочки, обнаруживаешь, что на нем десять процентов, а повербанк оказывается разряженным, познал каждый, однако не знал, что сегодняшнее пробуждение от могильного холода приведет к полнейшему разрушению всех его принципов. Засыпая прошлой ночью, он чувствовал какой-то подвох, но решил, что во всем виноват бутерброд с не очень-то свежей колбасой, и понадеялся, что завтра сможет встать на пары, однако сейчас, находясь в каком-то холодильнике, он понимал, что придется звать на помощь Минхо, дабы тот растолкал его, поскольку опоздание на первую пару грозило публичным унижением от преподавателя и выслушиванием гневных тирад по поводу собственной безответственности, и объяснил, какого черта в комнате так холодно, поэтому плотнее закутался в одеяло и, не открывая глаз, прошипел: — Минхо, ты рехнулся? Заморозить меня решил? Чей-то смешок, а затем совсем рядом с Томасом раздался чей-то звонкий, не лишенный ехидства голос: — Минхо? Извини, Новичок, но пока что его здесь нет. Конечно, я могу по-быстрому его укокошить, но сомневаюсь, что ты сильно будешь этому рад. Или не сомневаюсь... Томас испуганно распахнул глаза, осознав, что этот голос не является продолжением какого-то сна, поскольку ему сны вообще редко снились, да и преимущественно это были либо кошмары, либо такой бред, что у него появлялись сомнения, в здравом ли он уме, и подскочил, сбрасывая одеяло на пол и принимаясь судорожно оглядываться. Интерьер комнаты, в которой он находился, был выполнен в золотисто-черных цветах и восхищал и пугал одновременно, а ее убранство поражало еще сильнее: мебели было минимум, но все было обставлено со вкусом, а окна полностью отсутствовали. В стене напротив была широкая металлическая дверь с громадным засовом, чуть дальше — еще одна, поменьше. Первым порывом было кинуться к одной из них, но Томас не мог заставить себя пошевелиться: конечности словно сунули в цемент и подождали, пока он застынет. Взгляд метнулся к кожаному креслу в углу, полкам из темного дерева, заставленным книгами в старых, оборванных, выцветших переплетах, перескочил на горевший теплым светом ночник в форме черепа и, наконец, наткнулся на светловолосого юношу, сидящего на огромной, застеленной черными шелковыми простынями кровати рядом, который, склонив голову набок, с проблеском интереса в темно-карих глазах наблюдал за окаменевшим Томасом. — Где я? — абсолютно банальное и единственное, что смог выдать он, слегка подаваясь вперед. — Кто ты? — Твое наказание, — парнишка растянул блестящие в свете ночника губы в издевательской улыбке. — Но ты можешь звать меня Ньют. — Очень мило, а я пасхальный кролик, — съязвил Томас, чуть ли не с ненавистью глядя на Ньюта. — Какого хрена? Где я? — ух ты, осмелел кажись. Главное не огрести потом за свою смелость. — Юмора тебе не занимать, — оценил тот, а затем прищурился, нагло игнорируя заданный вопрос. — Скажи мне, Новичок, насколько ты эмоционален по шкале от одного до десяти? — Предположим, пять. — Что ж, многовато. И, все-таки, ты, похоже, крепкий парень, несмотря на твой абсолютно девчачий нос, — хмыкнул Ньют. — Так что скажу напрямую. Кто бы говорил, сам выглядит как девчонка. Причем симпатичная девчонка. И крайне борзая. Томас потряс головой, вытряхивая из нее столь странные, непонятные мысли. — Ау-у! Я, конечно, все понимаю, и я, разумеется, очень польщен, но, может, сперва выслушаешь меня, раз уж сам спросил, и только потом будешь залипать? — Ньют сделал обиженный вид, однако Томас успел заметить дрогнувший в улыбке уголок тонких губ. — Обещаю, что, если ты сейчас не устроишь истерику, как сделала одна боевая девчушка пару месяцев назад — прикинь, она полкомнаты разнесла! — я разрешу тебе любоваться мной столько, сколько пожелаешь, — он засмеялся. Стоп, это белобрысое «наказание» с ним флиртует? — Спасибо, обойдусь, — с напускной брезгливостью сморщился Томас. Ньют лишь метнул на него лукавый взгляд и посерьезнел. — Короче, ты умер, — просто выпалил он и замолчал в ожидании реакции. — И попал в ад, — добавил спустя пару секунд. Томас пару секунд бессмысленно пялился на Ньюта, а затем согнулся пополам от хохота. — Я не понимаю, у тебя смех — защитная реакция, или что? — решил уточнить обескураженный Ньют, с обалдевшим видом наблюдая за ржущим Томасом. — Ты сейчас серьезно? — Более чем, — он действительно выглядел слишком мрачным, чтобы шутить. У этого парня настроение меняется со скоростью света. Мутный он какой-то, решил Томас, подозрительно щурясь. — Быть не может. Что за идиотская шутка? Где Минхо? — он вновь начал оглядываться, попытался слезть с кровати, но Ньют схватил его за руку, которую тут же обдало жаром — приятным, вовсе не обжигающим, однако Томас все равно вздрогнул: от неожиданности, от ощущений, что доставил ему этот контраст температур, — и отдернулся. Ньют, у которого, похоже, кровь в жилах постепенно закипала, поскольку другого объяснения такой горячей коже найти было невозможно, послушно отпустил его, и все же Томасу показалось, что на пару секунд в глазах напротив промелькнуло какое-то странное выражение и тут же исчезло, а по лицу пробежала тень, однако он быстро выбросил эту реакцию из головы, поскольку сейчас его сильнее интересовали собственная судьба и отсутствие лучшего друга, нежели этот странный парнишка. — Боюсь, что ты с ним не встретишься в ближайшее время, — наконец коротко качнул головой Ньют. — Почему? — Алло, преисподняя вызывает Новичка! Ты умер, сыграл в ящик, отдал концы, склеил ласты, или как там у вас говорят, — доходчиво объяснил он, пихая Томаса ногой. — Я? Умер? — чувствуя себя глупо, переспросил Томас. Потрогал свои пальцы — прохладные, совсем не такие, как пальцы Ньюта, словно оставившие теплый, согревающий след на запястье, а затем коснулся волос, погладил простыню, убеждаясь, что все это реально. — Я не мог попасть в ад. — Наивно полагаешь, что святой? — Ладно, — снисходительно прикрыл глаза Томас. — Я не мог умереть. — С чего ты взял это? В мире каждый день умирает примерно сто пятьдесят тысяч человек, и, поздравляю, сегодня ты — один из них. Или соболезную, тут уж как посмотришь. Ньют заулыбался слишком очаровательно для человека, только что принесшего что-то вроде известия о смерти, достал из кармана штанов какой-то скрученный в трубочку листочек и принялся разворачивать его, и Томас заторможенно подметил, что одет он вполне нормально, даже слишком обычно: черные джинсы и большая серая футболка с вышитым на ней символом в виде пары черточек, образующих что-то вроде сердца с крыльями. Неужели секта какая-то? Томас аж поежился от такого предположения: спасибо Минхо, обожающему истории про сектантов и в детстве регулярно рассказывающему их тогда маленькому Томасу, который, хоть и никогда не верил в монстров под кроватью, переживал из-за более-менее реальных, существующих опасностей, вроде тех же кровавых сект. — Томас Эдисон — Томми, значит, — двадцать два года, умер от сердечного приступа во сне, — торжественно зачитал Ньют. — Безболезненная и тихая смерть, неплохо. Например, та девчонка, о которой я говорил, погибла… — Звучит как неудавшийся розыгрыш, — вмешался Томас, борясь с желанием треснуть его по голове чем-нибудь тяжелым. — Я сижу здесь, и я живой. Как и ты, — добавил он, ткнув пальцем Ньюта под ребра. — Если ты думаешь, что после смерти все люди становятся бесплотными духами — ты ошибаешься, — Ньют протянул руку и коснулся ямки между ключицами Томаса. — Эй, руки не распускай! — В общем, — терпение Ньюта явно кончилось; он с силой надавил на ключицы Томаса, заставляя того отклониться назад, — ты существуешь только здесь. В твоем привычном мире тебя нет, ты умер, понимаешь? Я уже даже не знаю, как до тебя достучаться! — Ну, — Томасу казалось, что все это нелепая шутка, — докажи. — Тебе фотку твоего тела в гробу показать, или что? — с нескрываемым скептицизмом уточнил Ньют. — Я не знаю, — Томас оттолкнул его от себя. — Я не доверяю незнакомым людям. — Ох. Вы все либо начинаете рыдать, либо впадаете в ярость, либо отрицаете, — Ньют поджал губы. — Кто все? — Я видел множество подобных тебе, Томас. Я работаю куратором столетиями, — на секунду его взгляд затуманился, словно он погрузился в воспоминания, а затем прояснился, вновь став сосредоточенным и цепким. — Если я реально умер, — с детским недоумением сказал Томас, поднимая руки перед собой и рассматривая пальцы, — то Минхо… и мои родные… — Именно, — подтвердил Ньют. — Мне правда жаль. Судя по его виду, жаль ему не было, промелькнуло в голове у Томаса. — Быть этого не может, — он замотал головой, но Ньют и правда выглядел слишком серьезным для человека, несущего чушь. — Я не верю! — его голос сорвался; он вновь судорожно заозирался, разом растеряв всю самоуверенность. — Томас! — позвал его Ньют, заставляя вновь взглянуть на себя. — Смотри. С воодушевлением сумасшедшего ученого, нашедшего способ уничтожить своего заклятого врага, он, с секунду пошарившись в карманах, вытащил маленький складной ножик и, раскрыв его, воткнул себе в ладонь. Томас едва сдержал вскрик, когда Ньют с каким-то извращенным удовольствием провернул нож. С пальцев капнула кровь, прямо на простыню, и Ньют надавил еще сильнее, чуть ли не протыкая руку насквозь. Выглядело это отвратительно, настолько, что Томасу аж поплохело. — Твою мать, что ты делаешь? — он потянулся было к Ньюту, пытаясь отобрать нож, однако тот сам вытащил его с мерзким хлюпающим звуком, даже не поморщившись, и поднес окровавленную ладонь к лицу судорожно сглотнувшего Томаса. — Смотри, — негромко повторил он. Томаса передернуло, но он послушно уставился на рану и отшатнулся, когда ее края внезапно начали сужаться. Красная дыра в ладони Ньюта стремительно затягивалась, а стекавшие по пальцам дорожки крови исчезли, впитались в бледную кожу. Несколько секунд — и Ньют вертел абсолютно здоровой рукой, гордо улыбаясь. — Что за… — невнятно промямлил Томас, хватая чужую ладонь и поднося ее поближе к себе. — Теперь ты мне веришь? Томас зажмурился до пятен перед глазами. — Да, — против воли сорвалось с его губ. Наверняка он должен был отрицать это: не должен был верить в свою смерть и тем более в существование загробного мира, потому что для него подобные истории всегда были выдумками людей, не хотящими принимать тот факт, что после смерти их ждет ровным счетом ничего, но где-то глубоко внутри чувствовал, что весь этот бред — чистая правда. Он был мертв прямо сейчас, когда сидел на этой огромной кровати, в этой черно-золотой комнате без окон рядом с горячим, словно печка, Ньютом, который вообще был непонятно кем, пока Минхо в панике будил кураторов, звонил в скорую помощь и тряс Томаса, надеясь, что тот вздохнет, приоткроет глаза, слабо улыбнется, цепляясь вечно холодными пальцами за ладонь друга, скажет, что все в порядке, и как-нибудь по-идиотски пошутит. Но все было не в порядке, совсем не в порядке, потому что Томас был мертв. Резко накатила паника, вязкая и удушающая: Томаса затрясло, заколотило так, что он, кажется, начал стучать зубами; голова закружилась, а ладони стали скользкими от пота. По щеке скатилось несколько слезинок; он прикусил ребро ладони, стараясь сдержать рвущиеся наружу рыдания и подкатывающую к горлу тошноту. Ему даже было плевать на то, насколько жалко и убого он сейчас выглядит. — Эй, — робко окликнул его Ньют, кажется, совсем не пораженный такой реакцией. Томас вздохнул, поднял на него затуманенный взгляд, а затем сделал единственное, что мог: закрыл глаза и отрубился, упав прямо на Ньюта под его испуганное «Томми, черт тебя дери!». Иронично, если они действительно в аду, успел подумать Томас, прежде чем очертания нависшего над ним лица окончательно погрузились во тьму, а напоследок вяло понадеялся, что все происходящее окажется очередным кошмарным сном и что утром он вновь проснется в своей постели от воплей опаздывающего на первую пару Минхо.