Finis vitae, sed non amoris

Томас довольно мурлыкнул в полусне, сильнее прижимая к себе что-то очень горячее — нечто вроде огромной плюшевой акулы, без которой Минхо не мог уснуть, а потому таскал ее везде; особенно забавно было, когда он, собираясь в очередной летний лагерь, упихивал эту несчастную, скрученную в пять раз акулу в чемодан, проклиная все на свете, а Томас давился смехом и тут же уворачивался от летящей в него ручки, книжки или чего-то другого: того, что другу под руку попадалось. Однако это что-то абсолютно точно было не акулой, и оно явно было против того, чтобы его сдавливали с такой силой. А еще оно очень вкусно пахло чем-то пряным. — Томас, — чьи-то ладони уткнулись ему в грудь, слегка отстраняя от себя, и он недовольно забурчал, когда теплую от сна кожу обдало прохладным воздухом. — Отпусти. Голос говорившего был подозрительно знакомым, поэтому Томас все же приподнял голову с подушки и с трудом разлепил глаза. Рядом с ним лежал Ньют, помятый и непривычно взъерошенный — помнится, вчера его волосы, сейчас подсвеченные горящим на тумбочке ночником и создающие забавный ореол света вокруг его головы, были идеально уложены. О. Вчера. Выходит, это был не сон, а самая настоящая реальность. Томас медленно перевернулся на спину, стискивая в руках одеяло. Вчера он умер. — Томас? — вновь окликнул его Ньют, озабоченно сдвигая светлые брови. — Я умер, — констатировал факт Томас, с трудом фокусируя сонный взгляд на нарисованной на потолке пентаграмме. — И теперь я в аду. — Верно, но все не так плохо, как кажется, — постарался приободрить его Ньют, нависая над ним и с интересом разглядывая его лицо. — Ты вчера до жути меня напугал. Хлопнулся в обморок как девчонка. Но ты хотя бы не сломал кровать и не побил все лампочки в комнате, как некоторые, — он улыбнулся, склоняясь к Томасу чуть поближе. Пожалуй, ближе, чем следовало, если бы он хоть немного соблюдал правила приличия, а не плевал на них с высокой башни. — Я в аду, — повторил Томас, бездумно вглядываясь в глаза Ньюта. — За что я здесь? — Возможно, за прогулы пар, — голос Ньюта звучал шутливо, но смотрел он в упор, не моргая, что слегка напрягало, а его зрачки едва заметно дрогнули, расширяясь и вновь сужаясь. — Но могу попытаться выяснить. У меня есть связи. — Ты кто вообще такой? — вновь спросил Томас, задавший этот же вопрос вчера и так и не получивший на него ответ. — И не смей вновь заводить свою шарманку про то, что ты — мое наказание, понял? — Я — демон, — наконец отвел глаза Ньют; по-девичьи длинные ресницы затрепетали, опускаясь на щеки, когда он зажмурился на пару секунд. Отрастил себе опахала какие-то. Совсем не демонские. — А, — глубокомысленно высказался Томас. — Охуеть. — Хуей сколько влезет. — Ты всегда такой… — Томас замахал руками, пытаясь подобрать слово. — Такой наглый, борзый и… — Угу, — прервал его Ньют. — Я же демон, — он скрючил пальцы и протянул их к Томасу, завывая с жутким видом. — Шутка! — Смешно, — оценил отшатнувшийся было Томас. — Почему ты… — Не спрашивай, где рога, крылья и огромный хвост с шипами, — перебил Ньют. — В аду уже не модно ходить в своем природном обличье. И жрать я тебя тоже не буду, разве что стырю немного энергии и капельку жизненных сил, — Ньют кровожадно усмехнулся, хищно блеснув глазами, однако тут же не выдержал, заметив ошарашенное выражение лица Томаса, и громко расхохотался, запрокидывая голову назад. — Я, кстати, не шучу. Некоторые здешние демоны подпитываются всем этим, но серьезный ущерб человеку не наносят. Ну, а я вообще могу, кхм, другим питаться, — будто бы случайно ляпнул он и немного помолчал. — В общем, когда очухаешься и выйдешь на улицу — лишишься дара речи, как и все, кто сюда попадает. Почему-то все считают, что мы здесь заживо сдираем кожу с людей и варим их в огромных котлах. — О, — Томас продолжил выдавать известные ему гласные. — То есть пытать меня не будут? — Именно. Твое единственное наказание — это мое присутствие, — он осекся, когда Томас наградил его тяжелым взглядом, но все же продолжил: — …Но ты, похоже, не собираешься с воплями бегать от меня, умоляя дедушку отправить тебя в рай. — Дедушку? — опешил Томас. — Ага. Того, кого на земле вы привыкли звать при любом удобном случае. Честно, его ужасно достали выдыхающие его имя при любом удобном случае люди… Пусть зовут кого-нибудь другого, хоть отца, — фыркнул Ньют, скатываясь с него и падая на кровать рядом. — О, слава Сатане, — он, смеясь, замахал руками в воздухе. Челюсть Томаса с громким стуком упала на пол. — Стоп, что? — он сел, подобрал челюсть и теперь старательно пытался удержать на месте глаза, так и грозящие вылезти из орбит. — Ах, да, я и забыл, какое впечатление на людей производит дед, — Ньют разом поскучнел, запрокинул голову, рассматривая потолок и пентаграмму на нем. — Что ж, надеюсь, тебя это не испугает, но я — сын Сатаны, а Бог — мой дедушка. Томас никогда, слышите, никогда не в верил существование рая и ада и подобные, до этого момента вымышленные байки. В общем, он был атеистом, и верил только в науку и логику, из-за чего Минхо регулярно его стебал, выдавая шутки вроде «Получается, ты говоришь «научная коровка»?», поэтому сейчас его голова буквально трещала по швам от осознания того, что все это — реальность. Он откинулся на подушку и зажмурился, словно надеясь проснуться в своей кровати в общежитии. Потряс головой и вновь открыл глаза. Рядом с ним все так же сидел Ньют, пардон, сам сын Сатаны, и смотрел на него как на идиота, коим Томас и являлся. — Я понимаю, что у тебя очень много вопросов. Обычно чрезмерное любопытство меня раздражает, поскольку никто не смеет быть любопытнее меня, однако ты можешь спросить меня о чем угодно, — Ньют снисходительно улыбнулся, пригладил спутавшиеся пряди золотистых волос и поправил сползшую с плеча серую футболку. — Я разрешаю. Бледнокожий и тонкий, он был хрупкой фарфоровой статуэткой, ангелом, а точнее очаровательным херувимчиком, что стоял у матери Томаса на тумбочке, и которого он разбил, играя в догонялки в далеком детстве. Это было давно, но образ златокудрого мальчика с крылышками, из-за одного неверного движения разлетевшегося вдребезги, до сих пор хранился в памяти. Томас не мог поверить, что Ньют — демон, да еще и сын самого Сатаны. Он выглядел слишком невинным, вовсе не жутким, какими Томасу всегда представлялись демоны, и объективно был очень хорошеньким: никакой красной кожи, полыхающих глаз и длинных когтей с капающей с них кровью грешников, поэтому на него так и хотелось смотреть. А еще сильнее хотелось прикоснуться. — Ньют, — угрожающе произнес Томас, с огромным усилием отводя взгляд от Ньюта, поскольку вся его сущность как-то странно протестовала. — Что ты делаешь? — Я? — тот обескураженно заозирался. — Я ничего не делаю. Честно. Томас сжал челюсти, однако решил, что пытаться убить бессмертного сына Сатаны — заведомо провальная идея. — Такое ощущение, что мы в морозильнике, — заметил он спустя минуту молчания, и задумавшийся было Ньют встрепенулся.  — Тебе холодно? — не дождавшись ответа, он взял его руки в свои ладони, коротко сжал, и спустя пару секунд Томас почувствовал заструившееся по телу тепло, словно он выпил чашку горячего чая. — Так лучше? — Спасибо, — Томас на пару секунд удержал его пальцы в своих, словно не веря в то, что действительно трогает демона, и ему показалось, что Ньют смутился. Хотя вряд ли демоны умеют смущаться, они же абсолютно бесстыжие. — Обращайся, — тот расплылся в довольной улыбке. — У демонов правда нет души? — вопрос абсолютно бестактный, и Томас очень надеялся, что Ньют не соврал насчет отсутствия в аду пыток. — Ох, у вас до сих популярны эти глупые байки? Конечно же, у меня есть душа. Предвещая твой новый вопрос, скажу, что я испытываю огромный спектр эмоций, как и обычные люди, ем и пью только ради удовольствия, поскольку мне не нужно питаться для поддержания сил, как и тебе теперь. Боль ты, к сожалению, продолжишь испытывать, ведь ты человек. Ее не особо чувствуют лишь демоны, и раны у них заживают мгновенно. Ну, ты сам видел, — Ньют повертел рукой, которую вчера проткнул ножом. — Спросишь, почему здесь тебя не будут пытать? Понимаешь ли, ваш мир развивается, прогрессирует, и наш тоже не стоит на месте, так что никаких костров с корчащимися на них грешниками. Настоящими грешниками здесь считаются лишь люди, намеренно сильно навредившие другим, да и то их не убивают, лишь держат в тюрьме, которая находится очень далеко от столицы, и периодически пугают Левиафаном, который боится их сильнее, чем они его. Пожалуй, отец слишком раскормил его. Сейчас нет серьезного разделения на «грешников» и «святых и невинных», просто особо набожных все же отправят в рай, ради их же успокоения. В аду ты спокойно можешь встретить ангела, а в раю — демона, поскольку границы между ними совсем стерлись. Можно сказать, что мы объединились и создали Адорай, как его теперь и называют. Я тебя уверяю, тебе понравится жизнь здесь. Считай, что, умерев, вытянул счастливый билет. Жить здесь намного проще, чем на Земле, — Ньют издал довольный смешок, и губы Томаса невольно дрогнули в подобии улыбки: судя по всему, загробная жизнь действительно не так ужасна, как ее описывают. — Так что не парься и не спеши составлять список своих грехов. — Думаю, единственным моим грехом были периодические прогулы, — грустно усмехнулся Томас, и мысли его невольно вернулись к его жизни, прошлой жизни. — Слушай, Ньют… — блондин вскинул голову, выдавая вопросительное «м?». — А кто теперь я? — Не волнуйся, вряд ли в ближайшие недели у тебя вырастут рога, а из спины полезут крылья. Ты — человек. — То есть… Все люди, попадающие сюда, умирают лишь там, на Земле? — сообразил Томас и с надеждой уставился на Ньюта. — И остаются собой? — Бинго! — радостно хлопнул в ладоши тот.  — А они не умирают? Живут здесь вечно? — Ну, нет, — неохотно признал Ньют. — Вечно не живут даже демоны: продолжительность их жизни равна примерно девяти тысячам лет. А попавшие сюда люди существуют ровно сто лет, — он притормозил, качнул головой, словно собираясь с мыслями, — и затем попадают в небытие. — Небытие? — Исчезают. Ни тела, ни похорон, — прояснил Ньют. — В вашем мире каждый день умирают сотни тысяч людей, неужели ты думаешь, что загробный мир резиновый? Можно сказать, что попадание сюда после смерти — это второй шанс, вторая жизнь в этом обличье. Однако здесь можно погибнуть раньше своего срока, но об этом потом, когда немножко освоишься. Томас поморщился: любые недоговорки ужасно его раздражали. — А ты, получается, долгожитель, — подытожил он, вперившись в Ньюта пронзительным взглядом. — И выглядишь лет на пять младше меня. — Я старше тебя на много, много, много, много, — он осекся, — без последнего «много» лет. — Слушай, — задумчиво начал Томас. — А я... — Нет, — ответил Ньют, даже не дослушав вопрос, — ты не можешь встретить здесь своих погибших родственников. Я забыл сказать, что сто лет здесь — это около двух-трех месяцев в вашем мире. Боюсь, что твои бабушки-дедушки уже отправились в небытие. — Значит, я никогда не встречу здесь Минхо… — сник Томас. — Только если он не умрет в ближайшие два месяца. — Понял, — Томас помолчал, а затем продолжил: — Если ты сын Сатаны, внук самого Бога, что ты делаешь рядом с обычным человеком? Разве ты не должен сейчас быть рядом с отцом и помогать, — Томас отчаянно зажестикулировал, пытаясь подобрать нужные слова, — в каких-нибудь адских делах? — Неужели ты думаешь, что я единственный ребенок в семье? У меня сотни братьев и сестер, и каждый сам выбирает, чем заниматься. Кроме пары моих старших братиков, конечно же. Они были первыми и самыми могущественными, любимцами папочки. Всегда рядом с ним, — выплюнул Ньют и его передернуло. — Теперь они зазнались и думают, что самые крутые. Но круче дяди Асмодея никого и быть не может. Томас взглянул на него с абсолютно обалдевшим видом, и Ньют поднял глаза к потолку, еле слышно прошептав: «Дедушка, дай мне сил справиться с таким идиотом». — Ты так и не ответил на мой второй вопрос, — перебил его мольбу Томас. Надеюсь, Бог не сочтет это за оскорбление. — Где я? Тут отвисла челюсть уже у Ньюта. — Ты тупой? — проникновенно спросил он через несколько секунд. — Я имею в виду, что это за комната? — Томас махнул рукой, соскочил с кровати и встал голыми ступнями на ледяной пол. — Если я буду здесь жить, то умру от переохлаждения. — Когда я говорил, что попавший сюда человек может умереть раньше срока, я не подразумевал обыкновенные человеческие болячки, — насмешливо прищурился Ньют. — От них в аду не умирают, просто… страдают. — О, так у вас тут еще и свои смертельные болезни. Как мило, — съязвил Томас, направляясь к двери и дергая за ручку. Заперто. Подошел к другой и, распахнув ее, оказался в обыкновенной ванной комнате, белизна которой контрастировала с темной спальней. Осмотревшись, Томас обнаружил, что в ней нет главного атрибута — туалета, и принял решение не спрашивать об этом у наблюдающего за ним Ньюта, во взгляде которого светилась насмешка, полагая, что находящимся в аду туалет не нужен. Ну, он надеялся, что не нужен. — Ты начинаешь дерзить, когда боишься. — А ты, как я заметил, всегда исходишь ядом? — парировал Томас. — Так что это за место? — Мы в подземельях, — наконец соизволил ответить Ньют, выдержав паузу. — Отсюда холод и отсутствие окон. Комнаты здесь вгоняют в тоску и выглядят максимально мрачно — в стиле старого ада, вроде того, о котором тебе рассказывали, — но моего отца иногда охватывает ностальгия, поэтому он не позволяет переделать их на современный лад. Они предназначены для новичков вроде тебя, которые живут тут пару дней, и лишь когда их кураторы, то есть кто-то вроде меня, убеждаются, что они не фанатики, грезящие об уничтожении всех демонов, их выпускают. И, поверь мне, жизнь наверху, за пределами подземелья, ничем не хуже жизни на земле. — Но там нет моих друзей, — Томаса резко захлестнула волна боли, которую он так старательно игнорировал, сбивая с ног и заставляя упасть в близстоящее кресло. — Нет родных. Ньют слез с кровати и подошел — нет, скорее подплыл, так изящно и легко он двигался, — к Томасу, уселся около его ног, задрав голову наверх. — Я бы сказал, что у них есть множество воспоминаний, связанных с тобой, но это худшие слова поддержки, что я когда-либо слышал, поэтому воздержусь. — Ты уже это сказал, — приподнял бровь Томас, глядя на Ньюта, блеснувшего глазами, сверху вниз. — Верно, — он улыбнулся с долей издевки. — Пойдем, я покажу тебе твой новый мир. И, удивительно, что ты еще не спросил, но все же скажу: здесь нет телефонов. В аду люди лечатся от телефонной зависимости, потрясающе, да? Футболка вновь оголила его тонкое плечо, показала выпирающие, просвечивающие сквозь кожу ключицы. И Томас, наблюдая за тем, как блондин по-кошачьи потягивается, прогибая спину, про себя решил, что Ньют не имеет ничего общего с хлипким, наивно разинувшим розовый рот херувимчиком, осколки которого он тогда запрятал под комод. Этот демон никому не даст разбить себя.