Finis vitae, sed non amoris

When did all fall apart in your hands

Chemistry tell me we should be friends

I dont know how im gonna pretend

I dont know how im gonna pretend

You stole my, oh my heart

You stole my, you stole my heart.

Beasts With No Name — Stole My Heart

Просыпаться оказалось невероятно безболезненным и даже приятным делом. Томас сперва не поверил, что больше не чувствует ужасного жжения, сопровождавшего его в течение пары дней и ставшего уже привычным. С трудом приоткрыв глаза, он увидел, что все вокруг белое. Белое, белое, ярко-белое. Белизна ослепляла. Зрение было расплывчатым, и он пару минут лежал, стараясь сфокусировать взгляд и услышать хоть что-то в окружающей его тишине. Сознание оставалось спутанным, словно барахталось в жидком цементе, тонуло в каком-то болоте. Он попытался пошевелиться и с ужасом обнаружил, что не может этого сделать: тело словно отказывалось выполнять даже самое простое действие, отчего он запаниковал, прерывисто дыша. Где он? Едва эта мысль пришла ему в голову, как он осознал, что других мыслей нет. Абсолютно. Он не мог вспомнить, что произошло и почему он лежит здесь, не имея сил двигаться. Спустя несколько долгих минут, показавшихся бесконечностью, зрение хоть каплю восстановилось, и Томас понял, что действительно находится в белой комнате, точнее, лежит на спине и смотрит в потолок. Тоже белый. Он хотел было вскочить на ноги, но вновь не смог этого сделать. От ужаса хотелось расплакаться. Все происходящее казалось нереальным, и он вновь закрыл глаза и опять попытался пошевелиться. Сосредоточиться было сложно, особенно с условием того, что волны удушающего страха накатывали все сильнее и сильнее. Приложив неимоверное усилие воли, он сумел повернуть голову, и все тело пронзила сверлящая боль. Томас зажмурился с тонким вздохом, так и не разглядев, что находится сбоку. Даже моргать было тяжело: веки налились свинцом и не хотели подниматься. Что происходит? ЧТО ПРОИСХОДИТ?! Страшно-страшно-страшно. Панически страшно. Настолько, что было тяжело дышать. Разум кричал — тело оставалось безвольным. С опаской приоткрыв один глаз, он увидел стоящую у кровати, на которой он лежал, капельницу, подсоединенную к локтевому сгибу. Из болтающегося наверху пакетика в вену поступала переливающая серебром жидкость, совсем не похожая на физраствор. Томас боялся капельниц, поэтому вздрогнул и в страхе уставился на место, в которое втыкалась тонкая игла. Ничего не происходило. Он сглотнул, с трудом оторвал взгляд от иглы и перевел взгляд в другую сторону. И сдавленно охнул. В расположившемся рядом кресле дремал парень со светлыми волосами. Опущенные уголки губ, заостренные черты лица с явным отпечатком переживаний, ввалившиеся щеки и темные круги под глазами — Томас сразу же подумал, что он потрясающе, умопомрачительно красив даже при всей своей изможденности. Люди просто не могут быть такими идеальными. А затем в голову пришла новая мысль, точнее имя: «Ньют». Ньют. Ньют. Ньют. Томас несколько раз проговорил это имя мысленно, а затем задрожал, когда на него резко нахлынули смазанные обрывки воспоминаний. Ньют. Его Ньют. От облегчения на глазах выступили слезы, и Томас слабо застонал. Вспышки в сознании были яркими, даже пугающими, но к нему возвращались воспоминания, а это было главным. Галли. Жаровня. Арис. Гривер. Ньют. Ньют-Ньют-Ньют. Томас помнил. Он все помнил. Все было в порядке. Он смог. Он выжил. Он жив. И он вновь рядом с ним. Как только он раскрыл рот, намереваясь позвать Ньюта, дверь приоткрылась, и в комнату влетела девушка в белом халате, контрастирующем с шоколадной кожей; ее темные волосы были заплетены в множество косичек. Влетела в буквальном смысле, поскольку за ее спиной трепыхались небольшие крылышки, покрытые красными перьями. У Томаса глаза на лоб полезли, когда она приземлилась около кровати и, тепло улыбнувшись ему, спрятала их. В воздух взметнулось перышко, и девушка со вздохом поймала его и сунула в карман. Понятно, галлюцинации подъехали, сокрушенно подумал Томас. — Ты очнулся! — радостно воскликнула она и тут же кинулась к нему, осматривая с восторженным блеском в черно-карих глазах. — Кажется, я сейчас разрыдаюсь, — торопливо проинформировал он девушку, усилием воли сдерживая слезы. — Эй, т-ш-ш, Томас, — тут же понизила голос та, и на ее лице промелькнула острая жалость. — Томас, верно? Ты же Томас, помнишь? Он слабо кивнул. — Ты помнишь, как оказался здесь? Вновь едва заметное покачивание головой, сопровождаемое болью. — Ты в больнице, но все нормально, не волнуйся. Сейчас будет легче, сейчас, сейчас, обещаю, — зашептала девушка и потянулась к капельнице, проходясь по трубке кончиками пальцев. Ее губы зашевелились, будто она неслышно шептала что-то себе под нос. Невыносимая усталость отступила, тело наполнилось необычайной легкостью, и Томаса мелко затрясло от облегчения. — Я понимаю, тебе страшно, но сейчас все вернется, обещаю, — продолжала бормотать девушка, водя пальцами по его руке туда-сюда. — Давай, пошевелись. Готовясь к боли, он приподнял голову и всхлипнул, когда ему это удалось без особых усилий. Все получилось. Он сразу же задергался, стараясь убедиться, что вновь контролирует свое тело, а девушка вжала его обратно в кровать. — Спокойно, Томас, давай, — она заставила его перестать вертеться и вновь прижала пальцы к запястью. — А теперь попробуй что-то сказать. — Ньют, — выдохнул он единственное, что пришло в голову, и чуть не заплакал, услышав свой голос. Он мог говорить. Девушка втянула воздух сквозь зубы и сильнее стиснула его руку. — Что со мной было? — наконец выдавил он, беспомощно глядя на нее. От звука собственного голоса по телу побежали мурашки. — Ты же помнишь, что тебя ужалил гривер, да? — спокойно спросила она, и ее голос подействовал на Томаса успокаивающе. А возможно, дело было в сжимающих его запястье теплых пальцах. — Да, — он задышал ровнее, загоняя страх куда подальше. — Но почему… Почему я не мог ничего сделать? Даже пошевелиться! — Это нормально после токсической продолжительной комы. Обычные люди восстанавливаются гораздо, гораздо дольше. Думаю, ты и сам знаешь это. Еще кома несет за собой очень неприятные последствия, но, к счастью, ты камбион, поэтому отделаешься легко. Твои силы и связь с демоном, — она мотнула головой в сторону Ньюта, — помогли все вспомнить. Но тебе не хватило энергии вернуть контроль над телом, поэтому я тебе в этом помогла. Сейчас же легче, верно? Томасу действительно было легче, словно пять минут назад он не лежал как поломанная кукла. Паника исчезла, осталось лишь умиротворение, окутавшее его, словно пуховое одеяло. — Все хорошо, — проскрипел он, нервически сглатывая. — Хорошо. Да. — Хорошо, — повторила за ним девушка. —Молодец, Эдисон. — А ты кто?.. — Гарриет, твой врач, — представилась она и, прищурив черно-карие глаза, принялась изучать его лицо. — Чувствуешь жжение, головокружение, тошноту? — Нет, — качнул головой он и глянул в сторону мирно сопящего Ньюта. — Ничего такого…теперь. — Вот и хорошо, — Гарриет приложила к его губам два пальца на пару секунд, затем провела ладонью над лбом. — Я уж боялась, что ты не выкарабкаешься. Но, к счастью, ты смог, — она улыбнулась. — А этого дурачка, — она проследила за взглядом Томаса, — от тебя было не оторвать. Сидит уже какие сутки, но не отлучается ни на минутку, постоянно делится силами. Вся больница опасалась, как бы он не отдал тебе абсолютно все. Это мило, — она поджала губы, пряча улыбку, — но рискованно! — и погрозила дрыхнущему демону пальцем. Затем вновь вернулась к Томасу и принялась проводить какие-то манипуляции с катетером. Тот поморщился и отвернулся, вновь принимаясь разглядывать Ньюта. Внутри все потеплело, и ему неимоверно захотелось разбудить его и либо пришибить его чем-то тяжелым, дабы он больше не смел так растрачивать свою энергию, либо стиснуть в объятиях и зацеловать с головы до ног. Когда они обнимались последний раз, Томас был на грани отключки и выглядел просто отвратительно, однако вряд ли сейчас, лежа в больнице, он выглядит получше. Скорее всего он похож на живой труп. Хотя, если задуматься, то он и есть живой труп, разве нет? Не сдержавшись, он истерически хихикнул. — Рада, что ты уже способен смеяться, — Гарриет заулыбалась еще сильнее. — М-м-м, — задумчиво промычал он спустя минуту созерцания все еще мирно спящего Ньюта: тот почему-то не просыпался ни от чужих голосов, ни от того, что Томас на него пялился в упор, почти не моргая. Как-то подозрительно. — И сколько я здесь лежал? — наконец решился спросить он и все же взглянул на Гарриет. Та все еще возилась с его несчастной рукой. — Ты находился в коме около двух недель. От отравления ядом гривера обычно отходят еще дольше, так что тебе повезло. Еще немного — и ты бы попал в небытие. Радуйся, что выжил, Эдисон, — пожала она плечами, когда лицо Томаса вытянулось в форме багета, и вытащила иглу капельницы из его руки, заставляя по-девчачьи ойкнуть от неожиданности и вновь зажмуриться. — К тебе вообще каждый день целая банда вламывалась. Принесли столько настроенческих вкусностей, что у всего персонала создалось ощущение, что они целый магазин ограбили. — Банда? — переспросил Томас, в недоумении приоткрывая один глаз. — Твои друзья, — пояснила она и неожиданно мягко и тепло улыбнулась. — Тебе повезло с ними. Они потрясающие, — Гарриет приложила кончики пальцев к изгибу его локтя, поэтому он вновь уставился в потолок, а потом на Ньюта. Куда угодно, лишь бы не на капельницу и собственную руку: от этого зрелища к горлу невольно подкатывала тошнота. — Какой нежный, — насмешливо фыркнула девушка, заметив его реакцию. — Э-эй, — ввернул Томас, кривясь, — ты какая-то слишком наглая для медсестры, нет? Гарриет радостно оскалилась, разом теряя все свое спокойствие, мудрость или чем там еще должны обладать врачи. — Я врач, а по совместительству — подруга Сони. Той, что старшая сестра твоего паренька. Она про тебя, кстати, рассказывала, а теперь я удостоилась чести, — на этих словах она чуть закатила глаза, давая понять, что ехидничает, — познакомиться с тобой лично. Своими словами она добила Томаса окончательно. — О, черти полосатые, а я-то думал, кого ты мне напоминаешь по манере общения! — взвыл он, хватаясь руками за голову. — Какой кошмар! Изыди! — Ты настолько не любишь Соню?! — Гарриет решительно уперла руки в боки. — Я ее люблю, но, — Томас замотал головой, — ты сама понимаешь. Девушка поглазела на него в полном молчании с минуту, а потом громко расхохоталась, аж сгибаясь пополам. — Еще как понимаю, Эдисон, — сквозь смех выдавила она. — Она закоренелый циник без чувства юмора и меня заставляет быть такой. Не представляю, как ты справляешься с ее копией, — она кивнула на Ньюта, который, что было удивительно, не просыпался. — Да уж… — Томас нахмурился, начиная беспокоиться и тут же забывая о Соне, хотя, по сути, забыть о Соне полностью было невозможно: она тот тип людей — ой, демонов, — которые запоминаются раз и навсегда и никогда не выветриваются из памяти. — Чего это он так крепко спит? — Просто утомился, — пожала плечами Гарриет, — не нервничай. Он проснется, когда восстановит силы. Томас моментально почувствовал ужасные угрызения совести за то, что Ньют подпитывал его своей энергией, отбирая ее у собственного организма, и героически подавил рвущийся наружу жалостливый всхлип. — Да все с ним нормально! — заохала Гарриет, заметив, что у него глаза на мокром месте. — Спокойнее. Знаю, сейчас ты намного эмоциональнее, чем обычно, однако постарайся не рыдать слишком громко, хорошо? Щенячий взгляд Томаса сменился на волчий, пропитанный жаждой крови. — Хорошо, — процедил он сквозь зубы. Гарриет сделала книксен, склоняя голову к груди. — Ты должен будешь пройти несколько обследований, а затем сможешь выписаться, — проронила она спустя пару минут демонстративного молчания со стороны Томаса. — Ясненько, — гордо изрек он куда-то в белый потолок. — «Ясненько», — передразнила его Гарриет нарочито тоненьким голоском. — В коме ты был намного приятнее. — Спасибо, — квакнул он, усилием воли давя смех. Чтобы не начать по-идиотски лыбиться, пришлось закусить внутреннюю сторону щеки, и Гарриет, тоже старающаяся не расхохотаться, это заметила. — Черт с тобой, — она спрятала лицо в ладонях, и ее плечи затряслись от беззвучного смеха. Ржать из-за всякого бреда всегда казалось Томасу глупостью, однако сейчас он этой самой глупостью и занимался. Сейчас достаточно было показать ему палец, а затем наблюдать, как он задыхается и бьется в конвульсиях от смеха. Возможно, дело было в лекарстве, которым его накачивали через капельницу. Надо бы узнать, что это за такое. И едва задав свой вопрос, он осознал, что вряд ли в аду ему давали бы что-то обычное, привычное и человеческое. Да уж, Томас, ты как всегда тупишь. — В аду свои лекарства, — подтвердила его догадку Гарриет. — Никто тебя травить не будет, дурачок! Ты и так отравленный. — Я хотя бы не ядовитый, — спаясничал Томас. Гарриет проигнорировала брошенную шпильку и, похлопотав еще немного, наказала ему поменьше двигаться, побольше общаться с Ньютом, сообщила, что еще зайдет и проведает его, а затем собралась уходить. И вновь выпустила крылья. Они раскрылись за ее спиной: небольшие, красные, с махровыми перьями по краям, выглядящие невероятно. Выходит, это было вовсе не галлюцинацией. — Стоп! — заорал Томас и тут же заткнул себе рот ладонью, с опаской косясь на Ньюта. Тот даже не шевельнулся. — Откуда?! — громким шепотом продолжил он, усаживаясь на кровати и корпусом тела подаваясь вперед, к Гарриет. — Что «откуда»? — переспросила она, поворачиваясь к нему. — Крылья! Девушка зависла, а затем пошевелила крыльями, заставляя перышки на них чуть затрястись. — Оттуда, откуда у всех. Из спины, — она развела руками и непонимающе наморщила нос. — А что? — Ты… Это… Они… — захлебывался словами Томас, пока брови Гарриет ползли все выше и выше. — Елочки-иголочки… Так у вас есть крылья?! Взгляд Гарриет становился все более и более сомневающимся. А затем она приоткрыла рот и выдохнула короткое: — О. О-о-о, — глубокомысленно добавила она и одним плавным движением вернулась к Томасу, усаживаясь на край кровати. Тот сразу же протянул руку к крыльям, но одернул себя. — Можно, трогай. Кончики пальцев робко коснулись подрагивающих перьев, и Томас ощутил их мягкость и тепло, а затем поднял взгляд на девушку, убеждаясь, что не делает ей больно. А то мало ли. Настоящее чудо в перьях. Верхний край крыла имел округлую структуру, и под перьями явственно чувствовалась толстая живая кость, находящая близко к поверхности. Каждое из перьев имело идеальное строение, лежало ровно на своем месте, длинное, чуть заостренное на конце, а между ними пробивались маленькие бархатистые перышки, напоминающие пух, и вместе это зрелище напоминало идеально сконструированный веер. Когда Гарриет двинула крыльями, сухожилия напряглись под пальцами Томаса, и он задержал ладонь на суставе, наблюдая за тем, как крыло сворачивается, складывается. Проведя рукой по спине девушки, он обнаружил, что крылья высовываются сквозь халат, каким-то образом пропустивший их через себя, а затем врастают в кожу: больших перьев ближе к лопаткам становилось все меньше и меньше, и они превращались в нежный пух, который в конце концов тоже исчезал. Затем он скользнул вниз по краю крыла и ощутил место, где заканчивалась кость, а дальше шли одни лишь махровые перья. Они были в пальцах хрупкими и мягкими, но вместе с этим сильными, словно отлитыми из какой-то невесомой стали, и переливались на свету единой блестящей рекой. — Твои крылья… — пролепетал он, пытаясь найти нужные слова. — Твои крылья… Они… Они изумительны. Гарриет улыбнулась. — Жаль, что Ньют не соизволил рассказать тебе об этом самостоятельно. Хотя ты и сам мог догадаться. Мы же ангелы и демоны. Логично, что у нас есть крылья. Завороженный Томас больше ничего сказать не мог, поскольку все слова куда-то пропали, и лишь гладил шелковистые перья, дивился их мягкости и идеальности, заглядывался на безупречную структуру костей, пребывая в полном восторге. — Что ж. — Гарриет обреченно вздохнула. — Проведу тебе короткую лекцию. У нас крылья — это как отпечаток пальца. Не бывает одинаковых крыльев. Они все отличаются: по форме, размеру, цвету. Есть покрытые перьями, как у меня, а бывают кожаные, с шипами или лезвиями. Все зависит от их обладателя, поскольку крылья — это отражение демона или ангела. Как и его природный облик. — Природный облик?! — подавился воздухом Томас и вытаращил глаза. — Так он тебе ни о чем не рассказывал? — девушка неодобрительно прищурилась, метая на Ньюта гневный взгляд. — Неужели ты думаешь, что мы действительно выглядим, как обычные люди? Наши человеческие облики созданы лишь для того, чтобы не пугать умерших. На самом деле мы выглядим абсолютно по-другому, и, возможно, логично, что Ньют не хочет тебе показывать свое истинное обличье. — Оно такое пугающее? — сглотнул Томас и покосился на суккуба, что спокойно дрых в кресле. Правда, он чуть съехал вниз, уронив голову набок, но не проснулся. — Не мне судить. На самом деле и демоны, и ангелы — это чистый сгусток энергии, что-то вроде ослепительного света, убийственного для обычного человека, однако у нас действительно есть природный облик со всем, что нам причитается. А так мы можем превращаться в кого угодно и как угодно, но сейчас в основном стараемся выбрать одно обличье и находиться в нем большую часть жизни. Гарриет помолчала еще немного, ожидая, пока он переварит полученную информацию. — И у Ньюта тоже есть крылья? Девушка кивнула. Воображение Томаса заработало на полную. Какими могут быть крылья Ньюта? Такими, как у Гарриет? Или с шипами? Какого цвета? Вопросов было огромное количество. Жаль, что сейчас не было возможности их задать: Ньют явно спал сном младенца. Что ж, Томас терпеливый, подождет. — Спасибо, что рассказала, — наконец молвил он и, напоследок пройдясь по краю крыла, пропуская торчащие перышки сквозь пальцы, убрал руку. — Они потрясающие. Улыбка Гарриет стала ярче. — Я счастлива, что ты выжил. Отлежись еще немного, чтобы я убедилась, что все в порядке, а затем сможешь вернуться домой. И она ушла, плотно прикрыв за собой дверь. После ее визита Томас чувствовал себя так легко, как никогда: голова прояснилась, и он был себя свежим, как огурчик, будто и не было тех ужасных дней, проведенных в Жаровне. А еще он никак не мог поверить, что все закончилось: поисходящее сейчас будто бы было прекрасным далеким сном, и Томаса душили неясные жестокие образы, от которых бросало в холодный пот. Паническая мысль, что он сейчас проснется и опять окажется посреди жаркой пустыни, заставила его сильнее стиснуть челюсти и зажмуриться, прогоняя дурные видения. Кажется, всю оставшуюся жизнь его будут преследовать кошмары, заботливо подкидываемые измученным сознанием, и существовать ему придется в окружении ужасов прошлого. — Ты проснулся. Разом забыв и про Галли, и про крылья Гарриет, Томас вздрогнул от неожиданности, когда его скул коснулись тонкие, как всегда горячие пальцы, и, подняв взгляд, обнаружил, что Ньют смотрит на него с дрожащей, неуверенной улыбкой. — Как ты, Томми? — тихонечко спросил он, будто бы боясь говорить громче. — Я в порядке, — невнятно пролепетал Томас, приподнимаясь на локтях. — Перестань постоянно отвечать «я в порядке», — дрожащим голосом произнес он, а затем его лицо исказилось, и он, содрогнувшись, закрыл лицо ладонями с коротким стоном. — Черт, — буркнул он сдавленным голосом. — Ненавижу тебя, придурок! Ненавижу, Томас! — уже заорал он, явно не в силах справиться с эмоциями, отвернулся, не в силах смотреть ему в лицо. — Как ты мог? Как вообще все это произошло? Почему… Томас аккуратно сел на кровати, протянул руку и ухватил его за запястье, подтянул поближе, усаживая рядом. — Иди сюда, — прошептал он, обнимая издавшего приглушенный всхлип Ньюта и привлекая к себе. — Скучал по мне, да? — он печально усмехнулся, облизывая губы. — Да я тут чуть не сдох, — проскулил тот, утыкаясь носом ему в шею. — Сперва я даже не знал, где ты, что с тобой, а потом каждый день видел, как ты лежишь здесь словно труп. Это было невыносимо, — глухо провыл он. — Ну, сейчас со мной все хорошо, — попытался приободрить его Томас и прижал к себе покрепче. — Не переживай, пожалуйста. Сердце стучало часто-часто, а глаза начинало жечь от вновь подступающих слез. В районе переносицы неприятно защипало, в горле встал ком, и он сделал глубокий вдох: не хватало только и ему здесь расплакаться и еще больше расстроить демона. Вздрогнув еще несколько раз, Ньют с поразительной скоростью взял себя в руки, отцепился от Томаса и скривил губы в пугающе широкой улыбке. — Ну, — проронил он, резко зажмурился и сразу же распахнул глаза, словно боясь, что Томас исчезнет, — я рад. Очень. Томаса до глубины души поразили его скованность и немногословность, но он списал все на тот факт, что они давно не виделись, и демон был в растерянности, не понимая, как вести себя с тем, кто чуть не пропал из его жизни навсегда, поэтому отразил посланную улыбку и после секунды размышлений потянулся к Ньюту и поцеловал. Наконец дорвавшись до того, о ком грезил все это время, он не мог остановиться, впиваясь в чужие приоткрывшиеся, такие податливые и мягкие губы с новыми и новыми поцелуями, которые никак не желали кончаться. Ему хотелось бесконечно касаться Ньюта, ощущая тепло его тела, каждый изгиб, выпирающие косточки, хотелось вспомнить все, что он мог забыть, услышать негромкие сладкие стоны на ухо и почувствовать пальцы в волосах, притягивающие его еще ближе, сжимающие темные пряди, сводящие с ума. Внезапно почувствовав небывалый, мощный, похожий на бурный поток реки прилив сил, он, осознав, что Ньют творит, ужаснулся, задергался и с приглушенным стоном опустил голову. Вся его сущность протестовала, умоляя вновь вернуться к Ньюту, куснуть за нижнюю губу, огладить языком нëбо, чтобы тот вновь задрожал от наслаждения, прикрывая глаза, но Томас не мог позволить себе этого, проявляя железную выдержку. — Ты чего? — всполошился парень, глаза которого тут же расширились до размера монет. — Я что-то сделал не так? Больно? — он в ужасе осмотрел Томаса, и захлестывающая его паника просочилась в хриплый голос. — Прекращай делиться со мной своими силами! — заявил Томас с лицом, полным вселенской скорби. — Они же твои, дурак! Так и в обморок свалиться можно. Ньют сразу расслабился, поняв, что ему не грозит никакая опасность и что он не собирается умирать прямо здесь и сейчас. Томас никогда бы не признался, насколько ему было приятно его волнение. — Я тебя лечу, — с авторитетным видом заявил он, гордо вздернул острый подбородок. — Дай. — Буквально приказал он и вновь приник к губам Томаса, который не мог противиться такому напору. — Да ты настоящий доктор Хаус… Томас все-таки позволил себе раствориться в этих крышесносящих поцелуях на минуту, а затем, заново вспомнив, что Ньют наверняка вливает в него новую порцию своей энергии, осторожно отстранился. — Лечить меня будет Гарриет, — ответил он на немой вопрос Ньюта. — О, вы уже познакомились… Как я мог это проспать? — чересчур звонко рассмеялся тот и странно улыбнулся. Томас нахмурился. Он улавливал, что за явно фальшивой беспечностью Ньюта скрывается что-то, о чем он сам никогда не заговорит. Он вообще ни о чем не заговорит. Видимо, привык молчать, ожидая, что все угадают, что же с ним происходит. Прямо-таки мальчик-загадка. — Ньют. Что за хрень? Темные глаза Ньюта округлились в притворном недоумении, становясь еще больше, чем обычно: — Ты о чем? — О тебе, — продолжил гнуть свою линию он, добиваясь нормального ответа, а не беглых взглядов исподтишка и напряженной челюсти, выдававших истинное состояние Ньюта. Конкретные мысли ускользали, но Томас кончиками пальцев ощущал, что что-то мучает демона, буквально плющит его, ранит изнутри похуже сотни самых острых ножей. — Я в порядке, — индифферентно пожал плечами тот, тщательно контролируя свое выражение лица, с которого не сходила надменно-равнодушная гримаса, так не подходящая его обычной живости, и вкупе с этим брошенная фраза звучала как минимум нелепо. Холодные пальцы Томаса поползли по его руке, сжали предплечье. — Прекрати. — Предупредил он, получая в ответ полный смятения взгляд. — Что происходит? — Я же сказал, что все нормально, — попытался вырваться Ньют, но Томас держал его крепко, не позволяя отодвинуться ни на миллиметр, поэтому ему оставалось лишь застыть, продолжая безучастно молчать. — Ну-ка, Томми, хватит. Мрачно улыбнувшись, он покачал головой. — Отвечай. Ньют обессиленно прикрыл глаза, тонко вздохнул, но больше не проронил ни звука, продолжая бастовать и оставляя Томаса лишь гадать о том, что его тревожит. На задворках сознания стучало что-то, и, наскоро профильтровав все свои знания о Ньюте, Томас погладил его по плечу, заранее успокаивая, и, облизнувшись от волнения, спросил: — Ты винишь себя в произошедшем, да? Бесчувственная маска Ньюта дала огромную трещину и рассыпалась на миллион кусочков, разом обнажая все его чувства и скрывающуюся в глубине души бурю эмоций. — Не надо, — запротестовал он, но губы уже затряслись, а глаза мокро заблестели. Томас понятия не имел, что говорить, поэтому, сам ошарашенный своей догадкой, следил за дрожащим Ньютом, пытающимся сдержать поток слов. — Да! — неожиданно взорвался он, судорожно запуская пальцы в свои волосы. — Да! Я виноват во всем, это все я! — выкрикнул он, отпрянул назад, вскочил на ноги, и несколько удивленный его вспышкой злости Томас позволил ему это сделать. — Чего молчишь? Давай, скажи все, что думаешь! — горько бросил Ньют и заглянул ему в лицо, лихорадочно выискивая подтверждение своим самоуничижительным словам. — Только честно, Томас! Это «Томас» резануло как по ушам, так и по сердцам обоих. — Ньют… — он потянулся к парню, ухватил его за край футболки, прижал к себе, но Ньют, напряженный, как натянутая и вот-вот готовая лопнуть струна, выставил перед собой руки, упираясь в ладонями в грудь Томаса в протестующем жесте. — Я виноват во всем, что с тобой случилось! — прокричал он ему в лицо и разом обмяк от накатившей слабости. — Это все я, прости, прости… — он сполз вниз, обнимая ноги Томаса и утыкаясь носом ему в коленки. Все внутри оборвалось от этих слов, пропитанных мучительной виной и стыдом. Томас на секунду крепко-крепко зажмурился, лишь бы не видеть жалобного, забитого взгляда Ньюта, какого у него никогда не было, лишь бы не видеть, как Ньют сидит у него в ногах. Сейчас он походил на собаку, что ослушалась хозяина и теперь старалась заслужить прощение, и одна мысль об этом заставляла Томаса хотеть рыдать и кричать одновременно. Сердце безжалостно рвалось на куски; от внезапно накатившего волнения затряслись руки; в горле встал ком, мешая говорить. В этом время Ньют бледнел все сильнее, пока не стал примерно того же цвета, что и окружающий интерьер. — Я… — надрывающимся голосом начал он, напуганный повисшим молчанием. — Прости, я… — Замолчи! — со слезами на глазах оборвал его Томас. — Почему ты извиняешься? Прекрати! Прекрати немедленно! — П-прости! — пролепетал Ньют, но тут же хлопнул себя по губам и затравленно взглянул на него, тревожно сжимая руки. Томасу неимоверно захотелось влепить себе пощечину, когда он осознал, что только что повысил голос на Ньюта. Дурак, как он мог? Он было занялся мысленным самобичеванием, но поймал чужой перепуганный взгляд, вновь обозвал себя дураком и начал судорожно подбирать нужные слова. — Ньют, — он помолчал, прерывисто вздохнул. — Не смей. Тот хотел что-то сказать, но Томас не позволил ему выдать очередную порцию сбивчивых извинений, накрыв его рот рукой. — Нет. — Строго отрезал он. — Слушай меня, внимательно слушай, чертов идиот! — он уже не справлялся с душившими его чувствами, и было необходимо как-то выплеснуть их, но слова путались от волнения. — Каждую гребаную секунду, что я провел в Жаровне, я думал лишь о том, что могу больше никогда тебя не увидеть, — наконец прошептал он. — Я заставлял себя идти, заставлял не сдаваться и делать шаг за шагом, потому что знал, что здесь меня ждешь ты. Ты помог мне выжить. Если бы тебя не существовало, у меня не было бы смысла двигаться дальше по этим бесконечным пескам под палящим Тенебрисом. Без тебя у меня не было бы смысла. Понимаешь? За пару секунд на лице Ньюта промелькнуло несколько выражений, начиная от страха и заканчивая трогательной нежностью, и сейчас он просто смотрел на Томаса, а в его глазах плескался океан разных чувств. Не могло быть ничего хуже, чем наблюдать, как эти самые глаза заполняются слезами. Томас сглотнул, сжал и разжал кулаки. — И я бы умер, если бы тебя не существовало. Поэтому не смей, пожалуйста, не смей себя винить! Не смей, я же так люблю тебя, — его голос сорвался, и он поморщился, чувствуя, как глаза и нос предательски щиплет. — Пожалуйста. Слышать всхлипы Ньюта было невыносимо больно. Вся та боль, которую Томас испытывал ранее, казалась мелочью: она не терзала душу и сердце, не создавала психологический дискомфорт. В голове безумным вихрем кружились мысли, обрывки предложений, но он не мог ухватиться за них и заставить себя говорить, поэтому нервно кусал губы и прятал глаза. Его душили слезы, сжимали горло спазмом, а в районе солнечного сплетения все ныло и дрожало из-за неожиданной ледяной пустоты. — Томми… — Ньют обессиленно закрыл глаза, и слезы по его щекам побежали еще быстрее, срываясь с подбородка и капая вниз. Слипшиеся мокрые ресницы подрагивали, рот кривился в болезненном оскале. Томас оказался одновременно зачарован и напуган этой картиной. Он никогда ранее не видел Ньюта в таком разбитом состоянии и поражался, насколько он прекрасен даже сейчас, такой уязвимый и потерянный. И ничто не могло остановить его, когда он стремительно сократил маленькое расстояние, что их разделяло, и притянул Ньюта наверх, в свои объятия, вновь подмечая, насколько сильно он похудел. Придется откармливать. Тот в ответ обхватил его руками, прижался с беспомощным стоном и, глотнув воздуха, зашептал: — Я тоже умру без тебя, Томми. Я думал, что действительно умру, просто возьму и сдохну, — пробормотал он, пряча лицо в изгибе его шеи. — И я бы умер, точно умер бы без тебя, Томми, умер, если бы ты не вернулся, и я так тебя люблю, так люблю, очень сильно, люблю-люблю-люблю, — прорвало Ньюта, и его пальцы на плечах Томаса сжались сильнее, словно он боялся, что тот исчезнет, если он хоть на секунду ослабит хватку. — Люблю-люблю-люблю, — на одной ноте повторял он и уже в открытую плакал. — Я очень тебя люблю. Я никогда раньше не испытывал ничего подобного, но сейчас я точно знаю, что это любовь. Пожалуйста, больше никогда не покидай, не пугай, не бросай меня, — по-детски проскулил Ньют, захлебываясь слезами, наконец вываливая все свои переживания на Томаса, показывая, как много он скрывал за натянутой улыбкой. — Не уходи, Томми. Больше никогда не уходи. Томас никогда не думал, что сможет настолько сильно любить кого-то. Он не верил, что однажды будет смотреть на кого-то и чувствовать, как все внутри скручивает от нежности. Все это казалось глупостью, чем-то, что бывает лишь в книжках и всяких романтических фильмах, — сейчас же он убедился, что любить — это вполне реально. Он любил Ньюта, любил сильнее всего на свете, и на белом, и на черном, и четко знал, что готов стать для него чертовым Ромео. Хотя что-то тихонечко подсказывало ему, что это не лучший вариант, он решил не портить момент. Сейчас казалось, что грудная клетка просто проломится, треснет от таких сильных чувств; внутри все невыносимо болело и дрожало, и сердце снова и снова трескалось на мелкие кусочки, собиралось обратно и вновь разбивалось. Слезы катились по щекам, срываясь вниз, на макушку Ньюта, который плакал навзрыд и продолжал бормотать что-то бессвязное, словно находясь в бреду. — Я никогда тебя не брошу, — мягко сказал Томас, усилием воли выровняв трясущийся голос. — И я всегда буду рядом. Всегда, Ньют, слышишь? — постарался он успокоить чужую истерику, что было сложно, с условием того, что он и сам был готов зарыдать. Тот рвано кивнул, отстранился, взял его лицо в свои руки, размазывая ему слезы по щекам, и отчаянно, жадно поцеловал, будто от этого поцелуя зависела его жизнь, пытаясь выжать из мгновения все, что оно могло дать. Его всего трясло, как в лихорадке, и он сбито дышал, продолжая целовать Томаса и плакать, и крепко-крепко держал его, боясь отпустить даже на секунду, как сокровище, за которым охотился всю сознательную жизнь. — Все будет хорошо, т-ш-ш-ш, — приглушенно проговорил Томас, укачивая его в объятиях. — Я тебе обещаю, все будет хорошо. Все по-настоящему в порядке, Ньют, все хорошо, я рядом, ничего страшного, — уговаривал он. — Я никогда тебя не отпущу, хорошо? Томас так и продолжил шептать что-то ласковое, баюкая постепенно успокаивающегося Ньюта, что согнулся чуть ли не пополам, утыкаясь ему куда-то в живот, и думал лишь о том, насколько счастлив. Внутри, где-то в груди, словно зарождался теплый, даже горячий свет, что-то вроде солнца, и этот свет расползался по всему телу, просвечивал сквозь кожу, рвался наружу, затапливал с головы до ног, окуная в нечто сияющее и невесомое, кутал в какую-то дымку, и от этого хотелось одновременно смеяться и плакать. Томас буквально чувствовал, что светится, как бы глупо это не звучало, и на губах играла подрагивающая улыбка, а по лицу продолжали течь слезы — и это были слезы счастья. Он любил. И был любимым. — Как ты? — осторожно поинтересовался он у притихшего Ньюта и машинально погладил его по пушистым светлым волосам. Тот моментально встряхнулся и отцепился от Томаса, который сразу же потянулся за ним, не желая отпускать. — Забей, — пробурчал он, пряча смущение за пустой маской безразличия, вытер лицо внешней стороной ладони. — Я что-то совсем расклеился, — сухо бросил он и передернул плечами, когда Томас неодобрительно поджал губы. — Да ты меня задрал, я же говорю тебе, что все нормально! — засопел он, огорченный тем, что Ньют так грубо отмахивается от своих чувств. — Не нуди! — вырвалось у того. — Проклятье, нет, я не это имел в виду, — тут же спохватился он, нахмурился в своей забавной, растерянной и до жути трогательной манере. — Заткнись и лучше поцелуй меня, а? И Томас, с напускным возмущением закатив глаза, исполнил его просьбу. Чуть склонил голову и вдумчиво, мягко поцеловал, пальцами поглаживая его шею, так невесомо, аккуратно и бережно, словно трогал хрупкую фарфоровую статуэтку, в любой момент готовую покрыться трещинами и рассыпаться в его руках на тысячу осколков. Но Ньют не был статуэткой. Ньют не был тем херувимчиком, которого Томас расколотил в детстве. Ньют никогда не разлетится вдребезги от малейшего неверного движения, никогда не исчезнет, не перестанет ему улыбаться и согревать своим теплом. Никогда, никогда, никогда. Ньют всегда будет с ним, всегда будет его любимым. Томас это знал. И поэтому углубил поцелуй, чуть прикусывая нижнюю губу Ньюта, на что тот довольно мурлыкнул что-то неразборчивое, закидывая руки ему на плечи и прижимая Томаса к себе настолько крепко и тесно, насколько только позволяли законы физики. — Я всегда буду рядом, — с нарочито небрежным видом пробормотал он, словно прочитав мысли Томаса, и лбом уткнулся ему в грудь, скрывая предательски растроганное выражение лица и слушая гулкий, успокаивающий стук чужого сердца. — Знаю, — быстро отозвался он, очарованный этой попыткой демона сделать вид, что ему плевать, и в порыве нахлынувших чувств провел ладонями по острым лопаткам Ньюта, по привычке скользнул ниже по позвоночнику, к бедрам, а тот чуть прогнулся в спине, мокро поцеловал Томаса куда-то в шею, которая покрылась приятными мурашками, и тут же вспыхнул, отстраняясь и кривя лицо в страдальческой гримасе. Томас хотел бы продолжить свои соблазняющие манипуляции, но демон сделал страшные глаза и покачал головой. — Ну и ладно, — с несчастным видом пробурчал он, убирая руки. — Если продолжишь — я заставлю тебя трахнуть меня прямо здесь и сейчас, — флегматично пояснил Ньют, и огорошенный такой честностью Томас подавился и на мгновение зажмурился, подумав, что ослышался. — Понял, — резко севшим голосом откликнулся он, чуть придя в себя после этого заявления, сглотнул, стараясь прогнать возникший перед глазами образ, который приличным нельзя было назвать от слова совсем. В глазах Ньюта заплясали бесенята, по губам скользнула привычная кривая усмешка, придающая лицу знакомое выражение хитрости и обаяния. — Ты же издеваешься, да? — жалобно простонал Томас, вскидывая руку к виску и пряча отчаянно розовеющие скулы. — Вовсе нет, — невинно протянул Ньют и с притворной жалостью погладил его пальцами по плечу. — Я просто очень честный. — Ага, конечно, — закивал Томас, заставляя себя вновь посмотреть на парня. Тот злорадно ухмыльнулся во весь рот. — Да ладно тебе, Томми, — смешливо зафыркал демон и вновь оказался в опасной близости к нему, но не прикасался, решив, что хватит на сегодня с Томаса острых ощущений. Несколько минут они сидели в тишине, и Ньют пристальным взглядом изучал его лицо, словно стараясь сопоставить этого Томаса с тем, что был до всех ужасных событий. Томас и сам не мог понять, изменился ли он после того ада, через который пришлось пройти, и лишь чувствовал, что появилось внутри что-то тяжелое и болезненное. Наверное, воспоминания об этом до одури ненасытном страхе, что пожирал его мучительно долгими днями и ночами. Молчание нарушало лишь их дыхание: отчего-то рваное у Томаса и размеренное, ровное у Ньюта. Начинало клонить в сон. Томас устало прикрыл глаза. — Томми, — рассеянно позвал Ньют и как-то робко погладил по спине. — А? — хрипло отозвался он, разлепляя веки и глядя на замершего в раздумьях парня. — Знаешь, — медленно, почти нараспев произнес он, с отчужденным видом глядя перед собой, — а я ведь никогда не думал, что все будет так. В мои планы никогда не входило что-то серьезное: были лишь бесконечные развлечения со смертными, которых я забывал спустя пару дней. Будучи суккубом, я полагал, что вся жизнь пройдет в бессмысленном сексе с падкими на мою внешность парнями, и, в целом, меня это устраивало, — несмотря на внешнее равнодушие, в его голосе прорезались досадные нотки. — Новички приходят и уходят. Никаких сложностей, никаких размышлений, лишь удовольствие. Мне было весело, но так пуст... Хотя я и не задумывался об этом, — он подпер подбородок кулаком, на секунду зажмурился, покривился, а Томас, разом проснувшись, впился взглядом в его точеное лицо, сидя тихо и почти не дыша, впитывая каждое слово, потер резко взмокшие ладони. — А тут появился ты. И что-то сделал со мной. — Он умолк, слабо усмехаясь, утомленно провел рукой по лицу. Непроизвольный вздох вырвался из груди Томаса. Этот звук словно привел Ньюта в чувство, заставив обратить на парня карие глаза, с какой-то затаенной печалью осмотреть его. Внимательный взгляд Томас не отводил, но тщательно следил за своей мимикой, зная, что в их паре умеет и любит говорить о чувствах только он сам, а Ньюта можно спугнуть одним неверным движением, заставить замолчать, оборвать рвущиеся наружу слова, задвинуть беспокоящие мысли на задворки сознания, вновь беззаботно улыбнуться и заменить обсуждение важной темы очередной глупой шуткой. — Я даже не заметил, как меня накрыло этой волной и утащило раз и навсегда, — помолчав, добавил он, улыбнулся, сощурился с толикой холода. — Все, что я сказал, — это чистая правда. Я не представляю свое существование без тебя. Без тебя я умру, — он громко выдохнул. — И я люблю тебя, я хочу тебя. Абсолютно всего, без остатка, не деля ни с кем. Это так эгоистично, но так правдиво. Я никогда не позволял себе как-либо воздействовать на тебя, мне было важно, чтобы это был твой выбор. — Ньют с силой закусил нижнюю губу, словно стараясь заткнуть себя. — Но я правда не могу. Наверное, в этом виновата моя сущность. Это жестоко и глупо, но… — он помотал головой и неразборчиво прошептал: — Будь моим, Томми. Навсегда, — и тут же устремил на Томаса настороженный, немигающий взгляд, открыто ожидая реакции на свою просьбу. — Пожалуйста. Лезшая наружу лавина чувств мешала Томасу здраво мыслить. И все же он сумел собрать себя в кучку, осознавая, что Ньют вот-вот психанет и вновь погрузится в пучину самобичевания, где он будет виноват во всех самых страшных грехах, и, одним движением сократив разделяющие их сантиметры, замер рядом с ухом шумно сглотнувшего Ньюта, с трудом давя в себе желание немедленно повалить его на кровать и взять, скользя пальцами по тонкой бледной коже, жадно целуя, сводя с ума плавными движениями. Но разрешил он себе лишь коснуться губами тонкой скулы и пощекотать чужое ухо своим дыханием, заставляя демона задрожать, зажмуриться в блаженстве и приоткрыть рот в немом стоне. — А я уже твой. Целиком и полностью. Воздуха резко перестало хватать, словно он весь вышел из легких со словами; голова пошла кругом, и, окончательно растеряв остатки самообладания, он сжал Ньюта в объятиях и принялся покрывать лихорадочными поцелуями все лицо и шею, пока Ньют, наконец, не поймал его губы своими и не утянул в жадный, собственнический, даже грубый поцелуй, полный языков и зубов. Становилось все жарче, и, понимая, что еще немного, и они не смогут себя сдерживать, Томас сбавил обороты, целуя уже спокойнее и вдумчивее, успокаивая излишне возбужденного и разгоряченного Ньюта, что дышал сбито и рвано, рассматривая его абсолютно черными из-за гигантских, словно обдолбанных зрачков глазами. В груди вспыхнуло нечто необъятное, неописуемое и очень-очень горячее, перехватывая дух от ослепительного восторга. — Ты первый, кто заставил меня чувствовать, Томми. Томас конвульсивно облизнулся. — Знаю. Следующий порывистый поцелуй выбил остатки мыслей. В этих прикосновениях ощущалось абсолютно все, что когда-либо мог ощутить Томас; что-то, что затапливало его с головы до ног, лишая дыхания и делая каждый судорожный вздох последним, что-то, чего он так желал, даже сам этого не осознавая. От Ньюта веяло, нет, за километры разило каким-то сильным чувством, которое сшибало с ног, причем в прямом смысле этого слова, поскольку тело как-то подозрительно обмякло. Демон явно распустил свои силенки и радостно направил их на Томаса. — Ослабь напор, — с трудом попросил он. Ньют стыдливо опустил глаза, и его отпустило. — Благодарю, — он подвигал руками, убеждаясь, что все вернулось в норму. — Иногда забываю, что, хоть ты и камбион, мои силы могут пагубно на тебя влиять. Извини. — Ничего страшного, — он коротко чмокнул его в губы, а потом завис. — Слушай… У меня есть к тебе вопрос, — несмело начал он, вспомнив одну определенно важную вещь. — Только не смейся! — Не буду. Дерзай, — заинтересованно приподнял бровь тот и сделал это с таким изяществом, что на секунду сбил Томаса с мысли. Кажется, ему пора перестать так открыто залипать на Ньюта. — В аду есть привидения? — выпалил он и замер в ожидании ответа. Наконец-то он узнает правду! О, черт, кто-нибудь, притащите камеры, этот момент должен быть запечатлен на веки вечные! Ньют попялился на него с нечитаемым выражением лица и резко заржал, аж сгибаясь пополам. — Привидения? — сквозь смех выговорил он. — Ты серьезно? — Да, — оскорбился Томас. — Ты же обещал не смеяться! — Не смог удержаться. Понимаешь ли, — с непередаваемой интонацией мурлыкнул Ньют, — ты глупыш. Если бы ты хоть на секунду включил свой котелок, — он постучал костяшками пальцев по его голове, состроил скептическую мину, — ты бы понял, что привидения априори не могут находиться в аду. Привидения — это души, не нашедшие покой в загробном мире и бродящие по Земле. — То есть они существуют?! — вытаращился на него Томас: как-то слишком много шокирующих вещей за час. Сперва крылья, затем привидения… Казалось, что его ничего не удивит после того, как он узнал, что после смерти люди продолжают существовать какое-то время в аду или раю, но вот он, сидит с отвисшей челюстью от понимания факта, что страшилки про привидения — это вовсе не обычные страшилки. Пресвятые макарошки, как много всего он не знал о жизни… Ой, о смерти. — Разумеется, но никак не в аду, — уточнил Ньют с нескрываемым ехидством. — Угораздило же меня влюбиться в такого дурачка, — вновь захихикал он, ласково ероша его волосы. — Выходит, по Земле и правда ходят самые настоящие привидения? — Спокойнее, а то инфаркт хватит, — подстебнул его демон. — Конечно, ходят. Своими призрачными ножками. — А какие они? Они и правда мстят людям? Как они выглядят? Прозрачные такие, да? Как в ужастиках? — засыпал его вопросами Томас, едва успевая сделать вздох и вновь выдать новую порцию вопросов, перемешанную с восклицаниями вроде: «Черт возьми, привидения! Настоящие! С ума сойти!». Ньют лишь самым наглейшим образом посмеивался, глядя на его потуги уложить новые знание в голове. Знания укладываться не хотели и бешеным вихрем кружились в мозгу, превращая Томаса в шокированного заику. — Привидения всякие бывают, — демон, все-таки не выдержав, заткнул ему рот рукой. — Мряуф?! — негодующе промычал в его ладонь Томас. — Тш-ш-ш, не нервничай. Тебе может быть вредно, — Ньют сурово сдвинул брови, на что Томас попытался укусить его за указательный палец, а затем притих и щенячьими глазками уставился на парня. — Обычные привидения невидимые. Абсолютно. В сериалах и фильмах их делают полупрозрачными, дабы нагонять страх на людишек, ведь никому не интересно смотреть на то, как главный герой все два часа бегает от кого-то, кто даже на экране не появляется. Привидения, которые могут становиться видимыми — это уже не привидения, а ангелы или демоны, которые и прозрачными на Земле быть могут, и вполне себе непрозрачными. Люди видят их и сразу принимают за духов, всякие кровавые легенды о мстящих родственниках слагают и другие бредни, а на самом деле все гораздо проще: это ангел или демон путешествует по своим делам. И духи тем более не могут что-то сделать с человеком. Они не могут ни мебель двигать, ни людей убивать, как показано в фильмах и написано в книгах. Они прозрачные, не имеют никаких сил и обречены просто скитаться по Земле, пока их не обнаружит ангел или демон, занимающийся поиском заблудших душ, который отправит несчастное привидение в небытие, где оно найдет свой покой раз и навсегда, — закончив, Ньют убрал руку от рта Томаса, позволяя ему заговорить. — Так это получается, что все жуткие истории про привидения — выдумка? — слегка разочарованно уточнил он. — Замени их на жителей загробного мира и получишь реальные истории, — хмыкнул Ньют. — Сейчас мы такой чертовщиной не занимаемся, поэтому все постепенно забывают о подобных случаях, и никогда не показываемся обычным людям, а вот раньше половина демонов радостно скакала по Земле, где пугала несчастных ребятишек, которые принимали их за неупокоившиеся души. — Интересненько… — только и смог выдохнуть Томас. С одной стороны, он испытывал облегчение, что привидения безобидны, а с другой — ему было неимоверно их жаль. Вот так шатаешься ты годами по Земле и даже развлечься не можешь… От такой перспективы по спине аж холодок пробежался. — А почему какие-то души попадают сюда, а какие-то — остаются там? — Они не могут обрести покой по разным причинам. Даже мы не можем знать все об устройстве мира, — Ньют развел руками. — Теперь ты доволен? — тут же заулыбался он, явно наслаждаясь удивлением Томаса. Вот паршивец! — После того, как я узнал о том, что у вас есть крылья, меня ничем не поразить, — не подумав, ляпнул он в попытке показать Ньюту, кто тут главный, и тут же прикусил себе язык, проклиная себя за излишнюю болтливость и созерцая, как чужие брови стремительно ползут вверх, а рот округляется в форме идеальной буквы «о». — Крылья? — как-то испуганно переспросил Ньют, бегая взглядом по его лицу. — Крылья. И истинный облик, — припечатал он, решив, что раз сказал «а», нужно говорить и «б». Демон явно растерялся и так и застыл, хлопая глазами, словно кошка перед летящей на нее машиной. — Ты мне вообще собирался об этом рассказывать? — подбоченился Томас. — Нам еще кучу времени вместе жить, неужели ты рассчитывал, что я никогда не узнаю о ваших крыльях? Рот Ньюта дернулся, но он не издал ни звука. — Ньют, — он решился смягчиться, а то суккуб выглядел слишком напуганным, и казалось, что он вот-вот либо разрыдается, либо растворится в золотистой дымке, как делал всегда, когда хотел сбежать от Томаса или от своей сестры с ее настойчивыми вопросами. — Я не то чтобы так жажду узнать абсолютно все о загробном мире, но я хочу узнать все о тебе, о настоящем тебе. А крылья вкупе с природным обликом — это и есть истинный ты, — упорно продолжал он воспитательную беседу. — Я хочу узнать тебя, увидеть тебя… Почему ты так старательно себя скрываешь? — Я… — как-то изможденно выдохнул Ньют и покачал головой. — Тебе вряд ли понравится. — Эй! — Томас вновь стиснул его в объятиях, ласково целуя в кончик носа. Он мог понять беспокойство Ньюта, и сейчас важно было объяснить, что все в порядке. — Я же люблю тебя, как мне может не понравиться твой облик? — Неужели ты полагаешь, что я действительно буду таким хорошеньким, как в человеческом облике?! — голос Ньюта зазвенел от злости, и он отшатнулся, силясь разорвать объятия; в его глазах вспыхнул опасный огонек. — Ты тупой или глупый? — Да мне плевать, как ты выглядишь! — встряхнул его Томас. — Я тебя люблю вне зависимости от того, есть у тебя крылья, рога, копыта или что там вам, демонам, положено иметь! Буду любить тебя хоть в кошачьей шкуре! — Давай просто признаем, что романтика — это не твое? — наигранно демонстративно фыркнул тот, прожигая тяжелым взглядом дырку в простыне где-то слева от Томаса. Буквально прожигая, потому что простыня неожиданно задымилась. Ньют тут же часто-часто заморгал, шипя себе что-то недовольное под нос, но дырка с коричневыми краями никуда не исчезла. — Давай, — покорно согласился Томас даже бровью не поведя, — но все, что я сказал, все равно останется правдой! — Детка, — внезапно выдохнул Ньют, поморщился, зябко передернул плечами и вновь взглянул на него, — ты даже понятия не имеешь, о чем говоришь. Томас закусил губу, суетливо раздумывая, что бы такого выдать, чтобы демон прекратил психовать, и пару минут молча смотрел в пространство перед собой. — Я не буду тебя заставлять, если ты не хочешь, — наконец ответил он, вновь фокусируя взгляд, и провел пальцем по теплой щеке Ньюта, ткнулся носом ему в переносицу, касаясь губами кожи, — но ты можешь мне открыться, правда. Я никуда от тебя не сбегу! К тому же мне некуда бежать, — он улыбнулся. — Ты всегда можешь мне доверять, говорить и показывать все, что угодно. Главное, чтобы ты сам захотел, хорошо? — Ты прямой как танк, Томми, — приглушенно хмыкнул Ньют, увиливая от ответа, но, поймав его твердый взгляд, закатил глаза и, Томас мог поклясться, с затаенной, зачем-то скрытой за напускной бравадой нежностью пробормотал: — Уговорил. Я покажу, когда буду готов. — Только простыни больше не порти, пожалуйста. — Я тебя сейчас сожгу, засранец! — с легким раздражением рыкнул он, однако Томас оборвал его на полуслове, быстро поцеловав. — Мфм, применяешь запретное оружие. — Кто бы знал, что демона можно покорить парочкой поцелуев, — усмехнулся Томас, скользнул пальцами по виску Ньюта в незатейливой ласке. — Говорю же: запретное оружие! Нельзя так, Томми, нет! — вяло затрепыхался он, уворачиваясь, черт, неохотно уворачиваясь от поцелуев в шею и линию челюсти. — Плохой песик, фу! — его вопли потонули в громком смехе Томаса, упорно продолжавшего шариться губами по его лицу, целуя все-все-все, до чего только мог дотянуться, включая эти дурацкие, по-девчачьи длинные ресницы, которые моментально приворожили его, дрожащие веки и светлые волосы, что взъерошились от прикосновений и теперь напоминали воронье гнездо. — А ты никогда не думал, что «Томми» звучит как собачья кличка? — Говорит мне парень, которого буквально зовут тритоном. — Молчи, псина лохматая! Отсмеявшись, Томас выпустил Ньюта из крепких объятий, но тот не спешил отстраняться, уютно устроившись под его боком, сияя как до блеска начищенная монета и улыбаясь, да так широко, что казалось, что его лицо вот-вот треснет от улыбки. Внутри у него вновь воцарилось полное умиротворение, а Томас каким-то шестым органом чувств ощутил это и теперь тоже был спокоен. И за себя, и за Ньюта. За них обоих. — Расскажешь немножко о том, что происходило, пока я тут валялся тухлым помидором? — Ну, — Ньют задумчиво погладил по его руке от предплечья до запястья, вырисовывая на коже маленькие завитушки, скользнул ниже, ненавязчиво переплел их пальцы, сжал их в своей ладони. — История о том, как ты прогнал гривера, разлетелась по всему Инфернуму благодаря Морковкину. Я уже подумываю подарить ему тряпочку, чтобы молчал в нее. — Морковкину? — Арису, — пояснил он и дернул уголком губ. — Он же рыжий, вот и Морковкин. — Не уверен, что ему нравится, когда ты так его называешь, — протянул Томас, пока в его мозгу по кусочкам собирался пазл. — Ты такой дурак, когда ревнуешь, вот правда. Повода даже нет, я блондинок люблю, Минхо может подтвердить. — Да причем здесь блондинки, — отмахнулся Ньют. — Прозвище к нему прилепилось с самого детства, когда этот рыжик впервые зашел к нам в класс, а затем, испугавшись волка-оборотня, превратился в каракала и поджег юбку нашей кураторши! Смеху-то было! — он радостно прыснул. — Не таращься так, у нас тоже есть школы! Демонские. Гораздо интереснее ваших нудных школ с этими… — он наморщился, вспоминая слова. — Логарифмами… И факториалами… Дрожь пробирает! Как вы это учите? — С трудом. — Бред полнейший. Сочувствую. — А там вас учат обращаться со своими силами? — А еще всем известным языкам, чтобы общаться с людьми со всего мира, — невозмутимо выдал Ньют, а Томас от страха аж глаза прикрыл: математика по сравнению с этим кошмаром казалась элементарной банальщиной, которую учат еще в яслях. — Скажи что-нибудь на… вьетнамском! — наугад ткнул он в надежде ввести парня в замешательство. — Anh là một thằng ngốc, — не задумываясь, выдал Ньют набор незнакомых и воистину жутких звуков. Томаса от шока чуть не стошнило. Кажется, его только что прокляли. — Это значит «Ты идиот», — снисходительно пояснил демон с таким видом, словно сказал что-то вроде «травка зеленая, кошечки мяукают, собачки гавкают», а не какую-то тарабарщину. — И правда чувствую себя идиотом, — жалостливо пролепетал он, испытывая благовейный ужас. — Да ладно. Ты математику учил, а я бы точно не смог. Два на два умножить могу, и на этом все, уж увольте! Он решил не развеивать миф о том, что математика — это дьявольская наука. Пусть Ньют думает, что Томас и правда в ней разбирается, хотя школьную программу он упустил еще в девятом классе. И лучше не говорить суккубу, что слово «факториал» только звучит и выглядит страшно. — Выходит, сейчас тебя Арис не бесит? Ой, то есть Морковин! — сострил он. — Если честно, я хочу порвать ему глотку за то, что он слишком много треплет языком, распространяясь о том, как вы этого гривера по Жаровне гоняли, однако… Нет, не бесит, — с вполне себе серьезным видом заявил Ньют, и Томас даже поверил, а затем выражение его лица поменялось, и он повернулся в сторону двери, то ли досадливо, то ли облегченно вздыхая. — Ты сейчас опять умрешь. — От чего?.. — оторопел Томас, хлопая глазами. — От обнимашек. Дверь распахнулась с оглушительным грохотом, ударяясь об стену с такой силой, словно ее вышибли с ноги. Никто из них даже не успел сообразить, что произошло, как Ньюта одним наглым движением отодвинули в сторону и что-то большое, по форме напоминающее человека, накинулось на Томаса, чуть не роняя его с кровати. — Чува-а-ак! — заорал Минхо, стискивая друга в медвежьих объятиях. Теперь Томас понял, о чем его предупреждал Ньют. — Ты живой! Реально живой! Как же это офигенно! — продолжал радостно вопить он, скаля зубы в счастливой улыбке. — Минхо, ты его сейчас задушишь! Парня буквально за ноги оттащили в сторону, и Томасу на шею кинулась растроганная Тереза. — Том! — вскрикнула она, стискивая его в объятиях. Более легких и аккуратных, чем те, в которых его сжимали до этого. — Черт-черт, я так… Так волновалась, так переживала, — взволнованно забормотала она, не находя нужных слов, и покачала головой, щекоча его шею кудрявыми волосами. Подняла на него свои изумительные синие глаза, наполненные слезами, и наконец улыбнулась, неуловимо и очень мягко, разом заставляя сердце Томаса екнуть от прилива теплых чувств. — Ты как, Том? — жалостливо спросила она, рассматривая его лицо с таким интересом, словно перед ней был совершенно другой человек. — Я скучал. Чертовски скучал, моя Теза, — прерывисто шепнул он, приподнимая улыбки губ в ответной слабой полуулыбке. Девушка опять уронила голову ему на грудь с тяжким вздохом. — И как ты вообще умудрился в такую передрягу попасть… — с легким неодобрением произнесла она, погладила его по спине и, поправив свою помявшуюся розовую кофточку, отошла обратно к двери, к Минхо, освобождая место у кровати Томаса Соне, что подплыла к нему и с тщательно скрытой нежностью коснулась его волос, ероша их. — Я бы и правда расстроилась, если бы ты умер, — с задумчивым видом поделилась она, сверкнула голубыми глазами и покосилась на Ньюта, сидящего на крае кровати и явно не слишком довольного тем, что на него не обращают особого внимания. От девушки разило привычным холодом. — Хотя бы потому, что мой братец вновь стал бы ужасно злобным и несносным существом. — На твоем языке это буквально признание в любви, — фыркнул Томас и, желая убедиться, что Соня реальна, потянулся к ее голове и бережно скрутил в пальцах светлую шелковистую прядку. Взгляд Сони стал слегка скептичным, но она тактично промолчала и продолжила стоять на месте, понимая, что Томасу важно прикоснуться к тем, кого он так долго не видел, осознать, что вновь вернулся домой и что все ужасы остались в прошлом. — И все же я действительно счастлива, что ты в порядке, — проронила она, отводя глаза и теребя лямку своей майки. — Мне… Мне правда не хватало твоих глупых шуток. — Про демонов и душу? — Ха, конечно. Это же гениально, — сладким голоском заверила его Соня, ясно давая понять, что язвит. — А я надеялся, что ты говоришь всерьез. — Надейся, — развела руками демоница, пока он старательно корчил недовольную морду. — Арис, а ты чего стыдливо в уголочке стоишь? — позвала она парня, действительно стоящего в стороне и с какой-то затаенной тоской смотрящего, как все радушно приветствуют Томаса. — Давай, подходи. Выглядел он гораздо лучше и здоровее, чем раньше: с лица пропали царапины и ушибы, рыжие волосы заблестели, зеленые глаза, казалось, стали еще ярче. Старая испачканная одежда сменилась обыкновенными синими джинсами и забавным цветастым свитером с узором из цветочков. — Ну, — смутился он, неловко переминаясь с ноги на ногу, — привет, Томас… — Эй, рыжик! — разочарованно проныл Томас. — Я бы без тебя помер в этой Жаровне! Иди сюда! Это приказ. Арис тут же засветился от радости, расплылся в довольной улыбке и, подойдя ближе, благодарно сжал пальцы Томаса в своей ладони. — Ты как себя чувствуешь? — осведомился он, окидывая его внимательным взглядом. — Кровью вроде больше не блюешь, и на том спасибо, — в его глазах блеснула искорка озорства. — И только не говори «я в порядке», — с укоризненной усмешкой вставил Минхо, скрещивая руки на груди. — Боюсь, по-другому он отвечать не умеет, — отозвался Ньют и вновь пододвинулся к Томасу, обнял его, открыто показывая свое превосходство над остальными. Весь его облик так и кричал «Видите, он мой! Только мой!». Томас даже не стал скрывать смех. — Я уже живу… — он осекся. — Ну, здесь живу дольше, чем ожидал, — успокоил он друзей. — Меня Гарриет полностью вылечила. Ну и Ньют подсобил. — Знаю я, как он тебе подсобил, — плутовато выдал Минхо, упорно притворяясь, что не замечает плохо скрытой ярости Ньюта. — Да ладно, не кипятись! — Найди себе, наконец, девушку и займись ей, — холодно прошипел тот, в этот момент почему-то взирая на Терезу, которая тотчас закашлялась, прикрывая рот рукой. Минхо крутанулся к ней и заинтригованно вздернул брови, на что брюнетка дернула плечом, закатывая глаза, зло выпустила воздух изо рта на выдохе и приподняла подбородок повыше. Непокорная прядка волос упала ей на лицо, и она раздраженно сдула ее, старательно избегая чужого заинтересованного взгляда. — Резинка нужна? — разорвала неловкую тишину Соня и протянула подруге взявшуюся из воздуха резинку для волос. Та облегченно кивнула, радуясь смене темы, и, все еще не глядя на Минхо, забрала волосы в высокий хвост. — А ты красивая, — усмехнулся он, немного щурясь. — Только сейчас заметил? — неожиданно улыбнулась девушка, демонстрируя ямочки на щеках, и заговорщицки подмигнула ему, заставив дернуть краешком рта, окинуть ее ладную фигурку последним взглядом, наполненным жгучим любопытством, и отвернуться. Соня невероятным усилием воли подавила ехидный смешок. С многозначительной улыбкой наблюдая за ними, Томас вдруг ощутил беспричинное беспокойство: внутри заворочался липкий комок страха, вставая поперек горла; сердце тревожно сжалось; накатила легкая дурнота. Друзья перешучивались, болтали о чем-то, а он в одно мгновение остекленевшим взглядом разглядывал свои задрожавшие руки и пытался дышать ровно и спокойно, но ничего не получалось. С каждой секундой он все глубже погружался в яму непонятного животного ужаса и даже не мог найти эту жуткую, мешающую мысль, чтобы разобраться с ней, окончательно теряя связь с действительностью и переставая слышать разговоры друзей. Первым его состояние заметил Ньют. — Томми? Ты чего притих? — он обменялся беспомощными взглядами с Терезой, сразу же присевшей на корточки перед Томасом и заглянувшей ему в лицо. — Том, — она рискнула позвать отрешенного друга, но тот лишь заторможенно моргнул, больше никак не реагируя на нее. — Том? Нахмурившиеся Минхо и Арис подошли к ней, в растерянности переглянулись, и последний задумчиво почесал рукой затылок, стараясь придумать, что можно сделать с Томасом, дабы привести в чувство. — О чем ты задумался? — надтреснуто спросила Тереза, невольно прижимая костяшки пальцев ко рту. — Не пугай нас, ответь… — глухо попросила она. Откуда-то справа донесся вздох Сони. — Галли, — сумел прохрипеть он, наконец выловив из кучи мыслей нужную. — Галли, — повторил он, потер веки, стараясь прогнать плавающие перед глазами радужные круги. — Что с ним? Пальцы Ньюта ласково зарылись в его волосы, когда он прижал Томаса к себе и буднично прошептал: — Он горит в аду. — Что ты имеешь в виду? — Этому идиоту даже в голову не пришло, что ты не помер в Жаровне, а сумел добраться до Инфернума, — пояснила Тереза, взяла его руки, успокаивающе растерла ладони. — Поймать его было проще, чем омлет приготовить. — И теперь им занимается наш отец, — садистски улыбнулась Соня. — Я даже удивлена, что его настолько взбесило то, что этот псих сотворил с тобой. Да и мама от него не отстает, все рвется сжечь к чертям. Паника отступила, позволяя Томасу сделать рваный вздох. — Х-хорошо, — он постарался добавить в предательски трясущийся голос твердых и уверенных ноток, но, судя по сочувствующим взглядам друзей, вышло у него хреново. — Может, расскажешь нам подробнее о том, что с тобой произошло? Если хочешь, конечно же, — предложил Минхо, падая в стоящее рядом кресло, и его лицо озарилось, когда Томас, немного подумав, кивнул. Было видно, что лучшему другу не терпится узнать обо всем именно от первого лица, а не от Ариса. —А вдруг ему неприятно это вспоминать? — одернула его Тереза и покосилась на Томаса с немым вопросом в глазах. — Все нормально, — коротко кивнул он, но, несмотря на свои слова, напрягся и тревожно сжал руки в кулаки, так что этого не заметил никто, кроме Ньюта, который накрыл его ладони своими и погладил по костяшкам, заставляя расслабиться. Сперва говорить получалось из рук вон плохо: слова не шли, застревая где-то в горле; воспоминания и правда ранили и будоражили разум; нога нервно дергалась, что он попытался скрыть, но вездесущий Ньют обратил внимание и на это и накрыл его коленку раскрытой ладонью, прекращая дрожь. Однако с помощью Ариса, который заботливо заполнял все пробелы, стараясь говорить без особых подробностей, дабы не травмировать Томаса еще сильнее, он смог описать друзьям свои злоключения. Ньют болезненно кривился и плотнее прижимался к нему, часто-часто моргая; Тереза, усевшаяся на подлокотник кресла рядом с Минхо, ловила каждое слово с широко распахнутыми от страха глазами, и даже Соня в какой-то момент издала удрученный полустон-полувздох и закрыла лицо руками. Закончив свой кровавый рассказ, Томас облизнул пересохшие губы и выжидающе уставился на друзей. — Звучит как годы будущей психотерапии, — проникновенно произнесла Тереза. — Я тебя познакомлю со своей коллегой. Будешь лечиться. Ньют просто покачал головой, с привычной старательностью пряча переживания. Соня, что было очень неожиданно, похвалила Томаса и показала ему большие пальцы, а вот Минхо еще минут десять наворачивал круги по комнате, то возбужденно размахивая руками, то хватаясь за голову, что рассмешило Томаса, и он захихикал, наблюдая за другом, который явно не справлялся с обилием полученной информации. — Минхо, остановись, — рассерженно попросил Ньют, хватая его за край толстовки и заставляя притормозить. — Уже в глазах рябит. — Да я..! Да ты..! Томас! — не прекращал кряхтеть тот, тараща карие глаза, а затем выдал порцию отборного мата, да такого, что у всех в комнате уши завяли, кроме Ньюта, который счастливо заулыбался, быстренько запоминая новые выражения. — Хватит учить Ньюта тюремному жаргону! — безапелляционно пресек поток красочных выражений Томас и погрозил быстренько захлопнувшему варежку другу кулаком. — Где ты вообще такого набрался? — Не-не-не, — тотчас начал канючить Ньют, хватая его за запястье, — меня все устраивает! — А меня — не очень, — жестоко припечатал он и наградил парня укоризненным взглядом. В ответ Ньют уставился на него в таком шоке, словно Томас у него на глазах убил пять котят. — Не смотри на меня так, — лишь вздохнул Томас, а демон разочарованно шлепнул ладонью по кровати и с громким фырканьем сдался. Следующий час, проведенный с друзьями, официально можно было назвать одним из самых лучших моментов в его второй жизни. Расщедрившись, Соня устроила целое водное представление, окатив всех водой, а затем высушив. Они бы провели еще немного времени вместе, если бы в палату не заявилась Гарриет со словами, что к Томасу заявились новые посетители, поэтому прошлым придется уйти. — Я остаюсь! — тут же провозгласил Ньют и решительно скрестил руки на груди, давая понять, что даже ядерный взрыв не заставит его оставить Томаса. — Оставайся, — тяжко вздохнула Гарриет, возводя глаза к потолку: видно, Ньют уже успел достать ее, — и обратилась к остальным: — Приходите завтра. Вы благотворно влияете на его состояние. Прощаясь, Тереза чуть не расплакалась, обнимая Томаса будто в последний раз, и Минхо пришлось буквально оттаскивать ее от друга и выпроваживать за дверь. — Давай, выздоравливай окончательно, — приказным тоном произнесла Соня, а затем, зажмурившись, неловко прижалась к Томасу в жесте, отдаленно напоминающем объятия, и через секунду отскочила как ошпаренная, натягивая привычную маску равнодушия. — Пока! — и она выскользнула за дверь. — Какая ты милая, Сонечка! — бросил ей вдогонку Ньют, ухмыляясь. — Что ты там вякнул?! — донесся из коридора недовольный крик. — Ничего, Сонечка! Вслед за демоницей ушел и Арис: подбадривающе похлопал Томаса по плечу, смущенно улыбаясь, и удалился. — Так что за новые посетители? — полюбопытствовал Ньют, когда в палате остались только они с Томасом и Гарриет. — М-м-м, — замялась девушка. — Жена нашего повелителя. — Что?! — с воплем подскочил демон. — Мама? Гарриет неловко кивнула и сразу же ушла, пока Томас приходил в себя после этой новости, а Ньют, упав обратно в кресло, вздыхал так громко, словно у него был тяжелейший приступ астмы. — Тук-тук, — с привычно хитрыми нотками мурлыкнула Лилит, стуча кончиком длинного ногтя по двери. — Не ждали? — развела она руками, вплывая в палату. На ней было непозволительно короткое платье, покрытое черными блестками, и высокие ботфорты в цвет. Медные волосы как всегда идеально уложены, губы накрашены красным, а глаза подведены золотистой подводкой. Ну вот кто так наряжается, когда идет в больницу? — Не ждали, — грубовато отбрил Ньют, но все же поднялся навстречу матери, которая с жалостливым вздохом притянула его в свои объятия. — Ах, мой хороший, как же ты прекрасно выглядишь! А то я не могла смотреть на тебя раньше, такого поникшего и несчастного, словно брошенный котенок, — она смахнула с глаз искуственные слезы. Томаса откровенно покоробило от этой неестественности, но он прекрасно понимал, что не стоит ожидать от демоницы хоть какого-то адекватного проявления чувств. Казалось, что у нее вместе сердца в груди либо кусок льда, либо камень. — Здравствуй, родной! — кинулась теперь к нему Лилит и вжала в себя, окутывая тяжелым запахом пошловато-сладких духов. — Как ты себя чувствуешь? — З-здравствуйте, — придушенно поздоровался Томас, искоса метая на Ньюта умоляющие взгляды, но тот лишь беззвучно расхохотался и провел большим пальцем себе по горлу. — Я себя прекрасно чувствую. — Вот и отличненько! — приободрилась женщина, стирая с лица скорбное выражение. — Я пришла сюда, дабы прочитать твои воспоминания о произошедшем, ты же не против? Растерянно поморгав, Томас кивнул. Сразу же после этого она протянула руку, касаясь его лба; глаза ее засветились золотым светом, освещая все вокруг. Томас же не ощущал ничего, словно женщина в данный момент не копалась у него в голове. Через секунду Лилит убрала ладонь и задумчиво постучала пальцем по своему подбородку. — Неплохо, Томас, — скупо похвалила она, — не ожидала такой храбрости. Ты еще и умудрился в Жаровне, где магия блокируется, использовать свой огонь и поджечь гривера. Горжусь собой, я явно отлично тебя натренировала, — самодовольно дернула плечиком женщина. Глаза Ньюта мгновенно закатились, но стоило матери повернуться в его сторону, как он превратился в паиньку: состроил ангельскую физиономию и преувеличенным интересом принялся изучать собственные кроссовки. — Ты уже рассказал Томасу, что ждет Галли? — поинтересовалась Лилит, подошла к сыну и взъерошила светлые волосы. — Конечно. Этой твари, надеюсь, руки-ноги отрежут и скормят Левиафану, — кровожадно улыбнулся тот. — Любимец твоего отца не будет есть всякую гадость! — брезгливо поморщилась она. Ньют заржал, сгибаясь пополам, и в итоге упал на колени, да так и остался лежать на полу, задыхаясь от смеха. Во взгляде Лилит промелькнуло потрясение, но затем она смирилась с тем, что ее сын работает половой тряпкой, и вновь уставилась на Томаса. — В общем, я, безусловно, рада, что ты жив, — помолчав, проронила она, и Томасу показалось, что в ее голосе прорезались искренние нотки. — А сейчас мне пора по делам, — вновь воспряла духом она и повернулась к двери. — Пока, мои дорогие зайчики! — и исчезла в розовом дыме с блестками, которые быстро осели на лицо и волосы Ньюта, который все еще сидел на полу. — До свидания... — запоздало бросил Томас, но тут его внимание переключилось на засыпанного блестками демона, который отряхивался со злобным шипением, и он полностью забыл о Лилит, ставя Ньюта на ноги, обнимая и тыкаясь в его лицо с поцелуями, перемежая их со смехом. — Ай, Томми, ты же тоже весь блестеть будешь! — воскликнул тот, но глаза прикрыл с явным удовольствием, да и руки, обвившие шею Томаса, показывали, что его все устраивает. — Люблю блестки. И тебя. А через пару дней его выписали. И за это время Ньют ни разу не оставлял его в одиночестве.

×××

В квартире, казалось, ничего не изменилось за долгое время его отсутствия. Такая же большая и просторная, она словно ждала Томаса, который за время жизни в Инфернуме успел привыкнуть к ней и считал своим домом. Особенно с условием того, что теперь здесь закрепился и Ньют: на диване валялось несколько его футболок и коричневый свитер, в душе появилось новое полотенце, а одна сторона кровати была помята. Внимательно осмотрев каждую комнату, Томас вернулся в гостиную, в задумчивости подошел к окну, отдернул занавеску и взглянул на темное небо и зависший в нем Уэнустус. Красный свет озарил его лицо; оно стало выглядеть так, будто его целиком и полностью заляпало кровью. Томас с трудом избавился от желания вытереться рукавом кофты. Воздух отяжелел, и в ноздри ударил приторный запах крови. Незримые пальцы вновь грубо сжали шею; липкий холод пробрал до костей, затопил сознание; внутренности сжались от страха. Мысленно Томас опять оказался в своем кошмаре, однако ватные ноги не позволяли сделать и шага подальше от окна и алого Уэнустуса. — Рад вернуться сюда? Голос Ньюта ворвался в его разум, вытаскивая из страшных мыслей. Томаса передернуло; он торопливо отскочил от окна, стараясь выровнять дыхание, повернулся к парню, что замер в дверном проеме, прикусив губу, и подозрительно взирал на него. Сбросив скользкие остатки воспоминаний, Томас подошел к нему и вместо ответа поцеловал. Тепло чужих губ помогло вернуться в реальность окончательно. Целовать теперь можно было так, как он хотел: беспорядочно, требовательно, не сдерживая бурлящее в крови возбуждение. Ньют заводился с пол-оборота, поэтому спустя каких-то две-три минуты уже с трудом давил стоны, держась на ногах лишь благодаря поддерживающему его за талию Томасу, выгибал спину, инстинктивно подаваясь вперед, и мелко дрожал, превратившись в одну огромную эрогенную зону. — Очень рад, — пробормотал Томас, уже запуская руку под одежду Ньюта и наконец дотрагиваясь до его тела, а тот задушенно всхлипнул, роняя голову ему на плечо и заливаясь слабым румянцем. — Думаю, ты и сам заметил, насколько. Ньют протяжно застонал ему на ухо. — Что же ты со мной делаешь?.. — он шумно выпустил воздух изо рта, содрогаясь от нарочито легких, дразнящих прикосновений к спине и лопаткам. — Все, что хочу. — Тогда продолжай. Томас отстранился, чтобы заглянуть в полузакрытые от блаженства глаза, кивнул, пробормотал неразборчивое: «Ну ты и чудо» — и порывисто поцеловал, а Ньют усмехнулся с видом сытого кота и послушно разомкнул губы, притираясь к нему бедрами. От этого касания бросило в жар, дыхание перехватило, и сердце затрепеталось в грудной клетке с удвоенной силой, заколотилось о ребра, стремясь сломать их. Разорвав поцелуй, Томас языком скользнул по чужой шее, к ямке между ключицами, вновь выше, к абрису челюсти, и опять вниз, доводя до исступления, до дрожи во всем теле, с трудом сдержался, чтобы не прикусить бьющуюся голубую венку, вместо этого сильнее прижал слабо заскулившего, уже полностью лишенного всяких ориентиров в пространстве Ньюта к себе, чувствуя, как одуряюще он пахнет корицей, так вкусно, что хотелось бесконечно вдыхать этот упоительный запах, самозабвенно вылизывать бархатистую кожу, слушая восторженные вздохи над ухом, плавящие мозг и наполняющие его безумным желанием. Ну не могут так парни пахнуть, не могут! А Ньют особенный, Ньют только его, Томаса, такой красивый, изящный, шикарный, податливый, стонущий, позволяющий абсолютно все, принадлежащий лишь Томасу. Его личный Ньют, его! Осознание этого пронзило Томаса, разбежалось волной жгучего электричества по каждой мышце, каждой клеточке тела, опьянило его, сожгло заживо, превращая в оголенный провод, и он непроизвольно застонал, жмурясь, а Ньют затрясся еще сильнее, выгнулся под невероятным углом и неразборчиво поцеловал его куда-то в волосы. — Я тебя сейчас съем, — честно поделился Томас между судорожными, рваными вздохами, дробя каждое слово из-за нехватки дыхания. — Ешь, если хочешь, — практически по слогам пропел Ньют, запрокинул голову, подставляя обнаженное горло, сглотнул и с удовольствием заметил, каким шальным взглядом за ним наблюдают, а Томас шумно выдохнул, заставил Ньюта опустить подбородок и впился в его губы решительным поцелуем, попутно с невероятным рвением путаясь пальцами в его рубашке и припоминая, что и ранее занимался тем же, шипя и матерясь себе под нос. — Откуда такая любовь к вещам с огромным количеством пуговиц?! — Надеваю только для того, чтобы тебя позлить, детка, — самодовольно оскалился тот и тут же подавился воздухом, когда Томас с треском стянул с него рубашку, оставляя ее, изрядно покалеченную, комком валяться под ногами. — Прекрати рвать мои вещи, Томми… — Прекрати их носить, — парировал он. Ньют хмыкнул. Ловкие пальцы ухватились за кофту Томаса, нетерпеливо потянули вверх, и он, избавившись от лишней вещи, вновь поцеловал Ньюта, рьяно и голодно, сходя с ума от жара, волнами исходящего от чужого тела, жара, в котором можно было по-настоящему сгореть, но, видел Бог — а Бог действительно мог видеть: он уже сгорал. И явно не был против этого, кусая чужие губы, срывая с них беспорядочные и громкие стоны и касаясь-касаясь-касаясь везде, где только разрешалось, а разрешалось везде, абсолютно везде. Одним легким движением он приподнял обнявшего его за шею Ньюта над полом, заставляя обвить бедра ногами, и, не прекращая покрывать поцелуями все лицо и шею, понес его к кровати, в полумрак спальни. Рухнул вместе с ним на нее, накрывая своим телом. Успокаивающе погладил по порозовевшей скуле, ощущая, как внутри все скручивается от этого открытого, доверчивого взгляда, а Ньют, мягко усмехнувшись, приоткрыл рот и поймал его пальцы в жаркий и влажный плен, с детской радостью наблюдая, как его кроет похлеще, чем от самых сильных наркотиков. А затем Томас игриво провел мокрыми пальцами по его шее, пересек грудь, обвел тазобедренные косточки и спустился еще ниже, начиная заниматься чужой ширинкой, и это действие возымело эффект, как от взорвавшегося ядерного реактора. — Сейчас мы посмотрим, кто тут детка, — счастливо улыбнулся он, и раздавшийся в ответ стон, мелодичный и звонкий, был лучше всяких похвал. Поражаясь собственной выдержке, он любовался, как полностью обнаженного, расхристанного Ньюта подкидывает на сбившихся простынях, как он выгибается в спине, как хаотично хватается за чужие руки, то притягивает к себе, то отталкивает с тонкими отчаянными стонами, не вынося мучительного, взрывного наслаждения, больше походящего на пытку, теряясь в ощущениях, и как его ресницы трепещут, ложась на щеки, и как он распахивает отливающие винным глаза, следя за каждым движением, стараясь не упустить ни детали, впитывая все, что Томас мог ему дать. Он выглядел так, как должен выглядеть грех, но грех неряшлив, грязен и темен, а Ньют — настоящее совершенство с покусанными губами и огромными дрожащими зрачками, воплощение божества, изысканной мечты, самое волшебное из всего, что Томас когда-либо видел, невероятное создание, одним своим просящим взглядом из-под ресниц вселяющее в сердце всепоглощающую, безусловную любовь, за которую, несомненно, можно было убить без лишних раздумий и угрызений совести. — Томми, Томми, — слабо проскулил Ньют заплетающимся языком, задыхаясь; грудь его беспрерывно поднималась и опускалась, а кожа блестела от пота, — не могу больше, не могу! — явно плавающий в вязкой реальности происходящего, он прижался губами к уху Томаса и лихорадочно прошептал: — Хочу тебя, давай, Томми, хочу! Томасу захотелось либо отключиться от перевозбуждения, либо восторженно заорать, либо немедленно исполнить просьбу Ньюта. После секундных раздумий выбор пал на последнее, и он потянул парня на себя, заставляя закинуть раздвинутые длинные ноги на свои бедра, навис над ним, расставляя руки по обе стороны от его головы. — Хорошо… Да, детка, — не сдержавшись, с ехидной усмешкой мурлыкнул он и наклонился к Ньюту, уткнулся в изгиб его шеи, вдыхая сильный, бьющий по рецепторам запах корицы с примесью чего-то сладкого, с мучительным стоном прикусил кожу. Пришедший в себя демон демонстративно фыркнул, оперся на локоть и немного отпихнул Томаса, дернув плечом. — Дурак. Но мне так нравится, когда твои глаза становятся такими, — с неожиданной мечтательностью протянул он, прижал горячую ладонь к щеке Томаса, глядя на него так завороженно, зачарованно, с такой надеждой, с какой люди смотрят на звездное небо, когда ищут в этих сверкающих точках ответы на свои вопросы; Томаса этот взгляд пробрал до глубины душ и запомнился ему навсегда, навечно. — Мне тоже, — он всмотрелся в чужую радужку, подсвеченную темно-красным. Таинственный блеск глаз Ньюта напоминал о Уэнустусе: такой же глубокий, чарующий, но никак не пугающий, в отличие от адской луны. — И вообще, — продолжил демон, помолчав. — Я очень тебя люблю. Хотя ты и так это знаешь, — он расслабленно прикрыл глаза, медленно облизнулся, прекрасно зная, что Томас буквально пожирает его взглядом. Обещал же съесть, вот и ест. — Конечно, знаю, — с настолько щемящей, что даже несколько постыдной нежностью выдохнул он и, не зная, как выразить свои чувства, всю необъятную любовь, что он испытывал к Ньюту, накрыл его руку своей, переплел их пальцы, сжимая. — Ты не детка, ты чертовка, Ньют. Поднес чужую горячую ладонь к губам, бережно коснулся губами острых костяшек, не прекращая улыбаться, а тот ахнул, затем отразил его улыбку и смазанно поцеловал куда-то в плечо, после чего насмешливо хихикнул и резко перевернулся, с победным воплем подминая под себя не успевшего никак среагировать Томаса. — Ты красивый, — еле слышно пробормотал Ньют, смотря на него, растерянно хлопающего глазами, сверху вниз. — Очень. Когда он, заботливо поддерживаемый за бедра, опустился на Томаса с гортанным вскриком, упираясь дрожащими руками в грудь, выгнулся дугой, содрогнулся, непроизвольно зажмурился от острого, даже болезненного кайфа, жадно хватая ртом воздух, а затем открыл полыхавшие темно-красным глаза и с ликованием посмотрел ему в лицо, Томас в очередной раз поблагодарил Вселенную за то, что она даровала ему все, о чем он мечтал. Это было слишком: слишком откровенно, слишком интимно, из той категории вещей, о которых он не привык говорить вслух и которые делали его уязвимым. Но в то же время это было чертовски хорошо. От нахлынувшего удовольствия он задохнулся, окончательно теряясь в ощущениях, провел кончиками пальцев по вспотевшим, напряженным мышцам живота Ньюта, и тот застонал, громко, с придыханием, приподнимаясь и медленно опускаясь обратно, заставляя звезды перед глазами взрываться, кровь — закипать в венах, а весь мир — исчезать. Был только Ньют, его, Томаса, личный Ньют — все остальное не имело ровным счетом никакого значения.

×××

Валяясь на кровати и нежась в посторгазменной неге, Томас из-под полуопущенных ресниц следил за пальцами Ньюта, которые блуждали по его влажной от пота коже, вырисовывая сложную паутину узоров, и за самим Ньютом, словно находящимся прострации. Свет, исходящий от прикроватной лампы, красиво золотил его волосы, очерчивал тонкий, изящный профиль лица, превращал темные глаза в жидкий полупрозрачный мед. Красота Ньюта была теплая, согревающая, да и сам он чем-то напоминал огонек, способный растопить сердце любого. — Вот ответь мне на вопрос, — нараспев произнес он, и Ньют поспешно вздернул голову, прекращая движения пальцами и переключаясь на Томаса, — почему ты так вкусно пахнешь? Ньют облизнулся, втянул носом воздух. — А это из-за связи, — он вновь провел указательным пальцем по его груди, рисуя кружочек, несколько завитушек, а затем подобие остроконечной звезды. — Я разузнал побольше обо всей этой истории, и там таких, как мы, называют «истинными». — Мило звучит, — с улыбкой подметил Томас, невольно гадая, имеют ли фигуры, изображаемые Ньютом, какой-то смысл, или он рисует их рандомно. — Так вот, эти истинные остро чувствуют запах друг друга с первой же встречи. — Да уж, твой запах меня буквально с ног сшибает, — он жадно вздохнул. — А я-то думал, что за потрясающие духи ты используешь, — пошутил он, а когда Ньют вопросительно приподнял бровь, не отводя сосредоточенного взгляда от своих быстро движущихся пальцев, добавил: — Корица. Ты изумительно пахнешь корицей. Как булочка. Губы Ньюта растянулись в довольной улыбке от такого сравнения, и он наконец оторвался от своего занятия, чтобы взглянуть Томасу в глаза и прижаться щекой к его щеке. — А я как-то пахну? — Томас запустил пятерню в чужие светлые волосы, аккуратно расчесывая пряди. — Ванилью какой-то, — отозвался демон, счастливо жмурясь и позволяя гладить себя по голове как огромного тяжелого кота. — В общем, приятненько. Но тебя, если я правильно понимаю, от моего запаха кроет куда сильнее. Больше он ничего не говорил: поудобнее устроился на Томасе, придавливая его к кровати весом своего тела, положил голову ему на грудь и, кажется, приготовился спать. — Можно спросить: ты какие-то конкретные узоры сейчас рисовал, или как?.. — спустя несколько минут не сдержался Томас, а Ньют, звуком его голоса жестоко вырванный из приятной дремы, тихо застонал, заворочался, лениво приоткрыл один глаз, силясь вникнуть в смысл только что произнесенных слов, чуть приподнял голову. — Это что-то вроде защитных символов, которым меня учили, — неразборчиво прошушукал он через зевок, вновь смежил веки, укладываясь обратно Томасу на грудь. — Надо же тебя защищать от… — он проглотил конец фразы — то ли случайно, то ли намеренно — и заснул со скоростью, возможной лишь демонам, отказываясь удовлетворять любопытство Томаса. Размеренное дыхание Ньюта успокаивало, убаюкивало; всклокоченные волосы щекотали шею Томаса; пальцы покоились на его плечах, чуть сжимая их даже во сне. Было тепло, было хорошо, было так, как нужно, решил Томас. Его ладонь удобно легла в изгиб поясницы Ньюта, и на задворках сознания невольно возникла мысль, насколько же идеально этот демон ему подходит. До малейших деталей, подходит абсолютно во всем. С этими согревающими не хуже печки мыслями он провалился в сон, напоследок ощутив, что Ньют мелко вздрогнул, будто бы ему что-то снилось, и расслабился, вновь растекаясь безвольной лужицей.

×××

Лилит смело можно было вручать медаль за дотошность и придирчивость. Она целыми днями упорно билась над установлением внутренней связи Томаса и Ньюта и так шпыняла их, что после окончания тренировки они в изнеможении валились на пол, мечтая побыстрее помереть. — Вы должны уметь переговариваться мысленно без моей помощи! — рявкала она, когда ее сын с измученным видом падал на колени, умоляя о пощаде. — Давайте еще! Живо! Эвр же, скотина пернатая, злорадствовал, наблюдая за их непрекращающимися мучениями, и плотоядно щелкал клювом, пожирая очередную порцию мяса, но, стоило Ньюту посмотреть на него, принимал невинный вид и строил щенячьи глазки, кротко трепеща крыльями. — Ты ж мой сладенький, — тотчас принимался сюсюкать Ньют, касаясь пылающих перьев и с материнской нежностью поглаживая филина по голове. К нему присоединялась Лилит, с рук кормящая Эвра свежим мясом, заботливо нарезанным мелкими кусочками, дабы «пупсик не подавился». Томаса от этого передергивало, и он всеми силами избегал жуткую зверушку, которая явно не забыла его и все еще запугивала злобным шипением, резкими рывками в его сторону, не сулящими ничего хорошего, полными ярости и жажды крови взглядами и попытками оттяпать ему все конечности и обглодать их до костей. — Я тебя ненавижу, чудовище красноглазое! — забито скулил Томас, стараясь слиться со стеной, когда Эвр, издавая какие-то замогильные вопли, угрожающе кружил вокруг него, явно намереваясь разодрать огромными когтями и радостно зачавкать его внутренностями. — Уйди, брысь! — Хватит обижать моего малыша! — кидалась защищать свое ненаглядное чадо Лилит, обнимая филина и чмокая прямо в макушку. — Злой Томас расстроил мою прелесть, да? — чуть ли не рыдала она, прижимая Эвра к себе. — Цирк какой-то, — рявкал Томас униженно, торопливо отходил подальше от кошмарной тварюги, что всеми силами прикидывалась бедной, несчастной и униженной, и взывал к Богу, умоляя его покарать Эвра. Вскоре им с Ньютом удалось связаться без помощи Лилит. Женщина, кажется, первый раз в жизни говорила кому-то теплые слова, потому что выражение ее лица было такое кислое, будто ее заставили выпить стакан лимонного сока. Впрочем, передать друг другу они сумели лишь несколько слов, да и связь так сильно барахлила, что оборвалась почти сразу же, но Лилит не сдавалась, и спустя еще неделю адских мук и изощренных пыток слова превратились в целые предложения. Связываться начало получаться и с открытыми глазами, и было очень странно слышать Ньюта в своей голове, но не видеть, как шевелятся его губы. А затем связь стала такой крепкой, что не прерывалась, даже когда Лилит специально отвлекала их, испытывая на прочность. Томас неимоверно гордился и собой, и Ньютом, и наивно полагал, что теперь-то демоница перестанет нещадно гонять их, покрикивая и критикуя с явным удовольствием, но ему не фортануло, поскольку Лилит на его просьбы оставить их в покое качала головой и говорила, что продолжать тренировки необходимо. Они оба уставали настолько, что, приходя домой, падали на кровать и засыпали. Но, к великому сожалению, их сон постоянно кое-что нарушало. Кошмары. Каждую проклятую ночь Томас, просыпаясь от собственного крика, видел взъерошенного, не менее, чем он, перепуганного Ньюта, который безуспешно пытался его успокоить. — Какая же у тебя хрупкая психика, — сетовал он, расстроенно качая головой, когда сидел на стуле, поджав под себя ноги, на залитой теплым светом кухне, пока Томас пил чай, дрожащими зубами отбивая рваный ритм на ободке кружки. — Что тебе снится? Выразить словами весь ужас происходящего во снах Томас не мог; сердце ухало в пятки при малейшей мысли об этом лабиринте, покрытом липкой черной слизью, что стремилась поглотить его; об этих заполненных тьмой пропастях без дна; об этих исполинских пауках, пожиравших его заживо, пока он в тщетной попытке спастись дергался, лишь сильнее захлебываясь в собственной крови, пузыряйщейся на губах. После каждого такого кошмара хотелось сперва выблевать кишки, затем на всякий случай залить в себя мыло и промыть изнутри, после чего чистить зубы несколько часов, раздирая десны, лишь бы больше не чувствовать этого металлического привкуса во рту, который оставался там даже после пробуждения и полностью стирал грань между сном и реальностью, окончательно сводя с ума. — Жуть всякая. Мне так страшно, Ньют, — выдохнул он, отставляя кружку и обнимая себя руками, стараясь сдержать подступающую к горлу тошноту. Демон соскользнул со стула, оказался рядом и привлек Томаса к себе, позволяя спрятать лицо на своем плече. — Я знаю, Томми, — он невесомо погладил Томаса по голове, покачивая в объятиях, и зажмурился, — знаю, мой хороший. Легче не стало. Страх притаился внутри, готовый вот-вот вырваться наружу и оплести Томаса ледяными черными веревками, ломая ему все кости и прорывая кожу. — Пойдем? — Ньют ласково поцеловал его в макушку, вопросительно выгнул бровь, когда Томас, часто-часто моргая, поднял к нему расстроенное лицо. — Я буду оберегать твой сон, — проведя пальцем по его щеке и мокрым от выступивших слез ресницам, Ньют улыбнулся. — Обещаю. Той ночью Томас сумел спокойно поспать. На следующую ужасные сновидения вернулись. В таком состоянии тренировки проваливались, поскольку в голову постоянно лезли страшные картины, а навязчивые, тревожные мысли не оставляли ни на секунду, лишая разума. Это продолжалось изо дня в день, и ему казалось, что его страданиям нет конца. Сны были настолько реалистичными, что порой будто прорывались в его жизнь, наяву вызывая жуткие видения: Галли, приставивший остро заточенный клинок к горлу рыдающего Ньюта; светлые волосы, покрытые слипшейся кровью; нестественно вывернутые руки и ноги с торчащими наружу костями; безжизненные, стеклянные карие глаза; вытекающая изо рта черная слизь, устремлявшаяся и к Томасу и душащая, отравляющая, убивающая. Видя его, полусонного и вялого, с огромными кругами под глазами и дрожащими губами, Лилит орала, надрывая голосовые связки, и гневалась, сыпля искрами из глаз, но в итоге, смирившись с тем, что лучше оставить его в покое, отменила ежедневные пытки. Разумеется, долго Ньют терпеть его страдания не сумел, поэтому спустя примерно неделю решительно схватил уже невменяемого из-за бессонных ночей Томаса за руку и без предупреждения перенес куда-то. Как только плотная дымка, застилавшая глаза, рассеялась, а сердце перестало биться как птичка в клетке, Томас, заозиравшись, вздрогнул от неожиданности и по-кошачьи зашипел сквозь зубы, недобро зыркая на окруживших его стражей, одетых все в те же ливреи с позолотой, с теми же безучастными белоснежными лицами и зализанными волосами. — Свои, — жестким тоном сказал Ньют, небрежно отпихивая одного из демонов в сторону и подхватывая напуганного Томаса под руку. — На место, — приказал он, и стражники покорно разошлись, вытянувшись по струнке и устремив пустые взгляды перед собой. — Я их на дух не переношу, — хрипло рыкнул Томас, передернул плечами, следуя за Ньютом по огромному коридору, заполненному тяжелой, осязаемой чернотой, напоминающей густой туман, сквозь который с трудом пробивался свет ламп. — Они жуткие. — В этом и смысл, — снисходительно бросил Ньют, но сжал пальцы на его локте сильнее, да и прижался покрепче, словно в попытке поддержать. Прошлое посещение этого места закончилось тем, что Лилит, чрезмерно увлекшись, чуть не отправила Томаса в небытие, а тот в свою очередь попытался сжечь их дурацкую адскую комнатушку и даже не получил за это по ушам, так что, можно было сказать, что все прошло удачно. Однако в этот раз он понятия не имел, зачем Ньют тащит его к своей дражайшей мамуле, а возможно, и к папуле, перед которым Томас чувствовал себя не в своей тарелке. — А зачем мы сюда пришли? — запоздало поинтересовался он, когда фантастических размеров дверь с причудливой резьбой оказалась прямо у него перед носом. — За помощью, — лаконично ответил Ньют. Стоило ему прикоснуться к двери раскрытой ладонью, как она, скрежеща, начала открываться со скоростью умирающей черепахи. Надо предложить Лилит поменять двери, про себя хихикнул Томас, щурясь от слепящего света, что лился из комнаты и пронизывал тьму, которая принялась поспешно исчезать, прячась от ярких лучей где-то под высоким потолком и собираясь в ужасающих размеров грозовое облако. Казалось, еще немного, и грянет гром, и молния ударит прямиком в несчастного Томаса, превращая его в пепел. Что ж, всяко лучше очередной встречи с Лилит. В комнату он входил с содроганием, но, к его удивлению, в ней никого не было. Золотой сияющий трон пустовал; на стоящем перед ним столике, на который, судя по отделке из драгоценных камней, что обвивали ножки и складывались в разноцветные узоры на поверхности, не хватило бы бюджета нескольких стран, лежала красная блестящая плетка и серебряные наручники. На полу рядом валялось несколько бархатных подушек. — Мама наверняка отдыхает в своих покоях после очередного сеанса, — невозмутимо проронил Ньют и решительно двинулся к пустой стене. — Сеанса? — То есть оргии, — со знающим видом пояснил демон, а Томас подавился и, пошатнувшись, сделал пару шагов назад. — Смешной ты. Стена оказалась не простой: едва Ньют прикоснулся к ней кончиками пальцев, сквозь бордовую обивку проступили контуры двери. Через секунду она проявилась полностью: темно-коричневая, с нарисованными на ней светящимися символами и бриллиантовой ручкой. Ньют провернул ручку, но открывать дверь не торопился. Вместо этого он обернулся назад, мягко поманил Томаса к себе, улыбаясь одним уголком губ. — Пойдем, Томми. Неуверенно потоптавшись на месте, Томас двинулся в его сторону, по-детски вцепился в ладонь, а тот лишь покачал головой и ласково потерся щекой об его плечо. И толкнул дверь вперед. Она раскрылась без единого звука. Лилит, как обычно поедающая шоколадное печенье с золотой тарелки, с утомленным видом возлежала на меховых подушках на широкой трехспальной позолоченной кровати с балдахином, поставленной посередине просторной спальни с огромным количеством зеркал на стенах. Беззастенчиво взирая на замерших на пороге парней из-под полуприкрытых ресниц, она вздохнула и неторопливо поправила шелковый халат, что сполз настолько, что полностью обнажил ее грудь и живот. Несмотря на всю вульгарность и пошлость этого зрелища, было в нем что-то интересное. Ньюта нагота матери не смутила ни капли, а вот Томас, будучи приличным мальчиком, отвел глаза, нещадно краснея. Он не являлся ценителем женских тел, но грудь у Лилит была нереалистично идеальная: пухлая, ровной формы, с розовыми ореолами сосков. В общем, сошедшая со страниц порно-журналов, которые Минхо хранил под матрасом, полагая, что Томас не знает об этом. — Как тебе не стыдно тревожить покой матери, Ньют? — с бесстыдной ухмылкой протянула она, с долей кокетства слизывая с накрашенных алой помадой губ крошки печенья. — Мог бы и предупредить. — Могла бы и одеться нормально, — парировал тот. — Ты узнала, что мы придем, как только нас твои собачки-стражники заметили. — Верно, — неожиданно быстро согласилась женщина и соскользнула с кровати, подходя поближе. — Так зачем вы здесь? Опять что-то с Томасом? — она приподняла его красное от смущения лицо, выражение которого явно ее позабавило, и фыркнула. — Очаровательно. Возьми печеньку, дорогой. От печенья Томас отказываться не стал, как и Ньют. Набив им карманы, демон упал на возникший в комнате диванчик, расслабленно вытянул ноги и начал свой рассказ. — С тобой больше проблем, чем со всеми остальными моими детьми, — простонала Лилит, всеми силами изображая вселенские страдания, когда он наконец замолчал и запихнул в рот сразу два печенья. С набитыми щеками Ньют был похож на хомячка, о чем Томас сразу же его уведомил, расплываясь в умильной улыбке и прижимая руки к груди на манер какой-то дальней родственницы, которая приезжает раз в пять лет и дарит шоколадку со словами: «Как же ты вырос, дорогуша!» — Проблемы не со мной, а с ним, — с притворной обидой надулся демон, искоса бросая на Томаса насмешливый взгляд. — Да мне без разницы, достали уже, паршивцы, — небрежно отмахнулась Лилит. — Ладно, Томас... Я знаю, кто поможет тебе избавиться от кошмаров, — с жутковатой интонацией мурлыкнула она, а Томас разом сжался, начиная паниковать. Заметив его реакцию, Лилит тяжко вздохнула с таким видом, словно перед ней сидел не Томас, а непослушный капризничающий ребенок, который вместо супа требовал конфеты, а затем, затянув пояс халата потуже, придирчиво осмотрев свое отражение и подмигнув ему, явно довольная тем, что увидела, щелкнула пальцами. Сразу же после щелчка из столпа серебристого дыма в комнате возникла тонкая, стройная, будто полупрозрачная девушка с длинными волосами клубничного цвета, заплетенными в косы, которые спускались к лодыжкам. Ресницы и брови у нее тоже были розовыми, что выглядело волшебно. Острое, точеное личико, пухлые губы, легкий румянец и россыпь мелких родинок на скулах придавали ей еще большее очарование. При каждом движении ее воздушное белое платье, отделанное кружевами, издавало странное шуршание, походящее на какую-то мелодию; ноги у нее были босыми. Она вежливо склонила голову перед Лилит, благосклонно кивнувшей ей, и медленно перевела взгляд изумительных фиалковых глаз на Томаса. — Здравствуй, Томас, — она кротко улыбнулась, сделала небольшой шаг вперед и протянула ему худую бледную руку, приветствуя. — Меня зовут Аметиста, я целительница. — Привет, — растерянно ответил он, поднялся на ноги, и, пораженный ее легкой, невесомой красотой, нагнулся пониже, чтобы разглядеть девушку, значительно уступавшую ему в росте. С розовыми косами, фиолетовыми глазами и белоснежной кожей, Аметиста походила либо на прелестейшую фарфоровую куклу, о которой мечтали многие девочки в детстве, либо на самую настоящую фею, сошедшую со страниц сказок. — Ты кто-то вроде врача, да? — уточнил он, пока пальцы девушки водили по его раскрытой ладони, словно считывая что-то. — Врачи в больницах, как Гарриет, — откликнулся Ньют. — А Аметиста — настоящая целительница. — Я души лечу, а не тела, — тихим голосом поведала девушка и, отпустив руку Томаса, внимательно посмотрела на Ньюта. — Вижу, ты пытался защитить его. — Да, я использовал защитные знаки, — поджал губы он, — но они, кажется, не сработали. Хотя я все правильно делал, я уверен! Томас вспомнил, как пару недель назад Ньют выводил на его коже причудливые узоры, а затем умело ушел от ответа, так и не объяснив, от чего они должны защищать. Видимо, это и были те самые защитные символы. — Мне нужно осмотреть его душу, — объявила Аметиста и, изящно взмахнув рукой, обратилась к Лилит, что с проблеском интереса следила за их разговором, догрызая последнюю печенюшку. — Вы ведь для этого меня и вызвали, верно? — Верно, — с одобрением протянула она, по-кошачьи щуря янтарные глаза. — Ему снятся, гм, кошмары. Твоя задача — вернуть ему здоровый сон и понять, что же с ним происходит, — она обошла Томаса по кругу, изучая с присущей только демонам проницательностью. Женщина походила на кошку, что присматривается к своей добыче. — Мой сын скоро коньки отбросит, если не узнает, что приключилось с его истинным. Целительница ласково изогнула уголки губ и похлопала узкой ладонью по кровати. — Ложись, — позвала она колебавшегося Томаса, ведя себя абсолютно спокойно; вероятно, для того, чтобы еще больше не напугать его. — О чем вы вообще говорите? — сразу же струсил он, с неохотой присаживаясь на край кровати и нервно стискивая шелковое покрывало в пальцах. — Осмотреть душу? Это как? Страх сковывал горло, стискивая его в своих ледяных руках и мешая нормально дышать. Он проклинал себя за это, но где-то внутри понимал, что такая реакция вполне адекватна, особенно с условием того, какой ужас ему пришлось пережить. И все равно было стыдно. Очень. Его плеч нежно коснулась рука Ньюта, тоже вставшего на ноги и приблизившегося к кровати, успокаивающе погладила, и демон, заглянув ему в глаза, прошептал: — Это нужно, чтобы понять причину твоих кошмаров. Давай, Томми. Ты у меня молодец, ничего не бойся. Я же рядом, — хрипловато добавил он. Неуверенно хмурясь, Томас растянулся на спине, с легким сомнением следя за действиями Аметисты, склонившейся совсем близко к нему с доброжелательной улыбкой. — Будет немного… больно, — с ощутимым сочувствием предупредила она и бережно коснулась его грудной клетки, нажимая, сощурилась, мысленно прикидывая что-то. — Нет, Ньют, эту боль забрать не получится, она другая! — целительница отпихнула рванувшего было вперед демона в сторону, а тот обиженно захлопал глазами и скрестил руки на груди с оскорбленным видом. — Можешь за руку его подержать, — сдалась под его ледяным взглядом девушка, и Ньют моментально схватил ладонь Томаса, подбадривающе ее сжимая. — Начинайте уже, — промычала явно заскучавшая Лилит, которая уже принялась крутиться перед зеркалами, поправляя красную помаду и приглаживая рыжую челку. — Конечно, — покорно склонила голову Аметиста. — Томас, не нервничай. Ее глаза вспыхнули пронзительным фиолетовым на пару секунд, и она принялась надавливать на грудь Томаса с таким усердием, что он начал опасаться, как бы целительница не проломила ему грудную клетку. А затем кончики пальцев Аметисты словно раздвинули его кожу и проникли внутрь, откуда вырвался столп настолько яркого, ослепительно белого света, что находящиеся в комнате от неожиданности вскинули руки, защищая лица. Сперва Томас не ощущал ничего, кроме давления, но спустя мгновение его выгнуло дугой от чужих касаний внутри. Это было не похоже ни на что: словно кто-то дергал за какие-то ниточки, торчащие под кожей, касался костей, выкручивал их, стучал по ним, стискивал его сердце в руке, мешая ему биться, зажимал сосуды, прекращая кровообращение. Белый свет перекрыл все. Невольно застонав сквозь зубы, Томас вцепился в ладонь Ньюта с такой силой, что оставил на его коже ровные лунки от ногтей, и заставил себя лежать ровно и не дергаться. Но это было сложно. Хотелось вскочить и выдернуть из себя женские пальцы, запретить касаться своей души, особенно ценой такой боли. Единственное, что его останавливало, — это сдавленный, отрывистый шепот Ньюта: «Ты молодец, Томми, молодец, все хорошо, Томми». Ради этих слов Томас был готов терпеть любые мучения, будь то расчленение или горение заживо. Ради Ньюта он был готов на все. — Ты такой хороший, Томми, ты умница, — сбивчиво лепетал Ньют, позволяя ему судорожно хвататься за себя и царапаться от боли. И внезапно все кончилось. Свет померк, отвратительные ощущения пропали, словно их и не было, и перед глазами Томаса медленно принялись проступать очертания комнаты, а также стоящей над ним Аметисты с нечитаемым выражением лица, встревоженного Ньюта, пальцы которого он все еще держал в своей ладони, не отпуская, и Лилит, которая оторвалась от любования своим отражением в зеркале и, недобро нахмурившись, сверлила целительницу тяжелым взглядом. — И что? — громко спросила она, качнулась вперед и раздраженно сдула упавшие на лоб пряди медных волос. — Отвечай. — Я… — Аметиста, трепеща розовыми ресницами, устало опустилась на кушетку из красной кожи, стоящую около кровати, и, выдержав неприятную паузу, договорила: — Я давно не касалась настолько изувеченной души. Пальцы Ньюта с силой сжали ладонь Томаса, у которого вырвался непроизвольный вздох, и лицо демона разом помрачнело и осунулось. — Ты же сможешь излечить ее? — надреснуто выдавил он из себя. — Смогу, — рассеянно подтвердила девушка, и после ее слов Ньют шумно сглотнул ком в горле и чуть расслабился,— но не полностью. Слишком большая травма. Однако я гарантирую, что кошмаров и видений больше не будет. — Я вновь не понимаю, о чем вы говорите! — гневно вмешался Томас, вырвая руку из цепкой хватки Ньюта и садясь на кровати так резко, что голова начала кружиться и перед глазами все потемнело, и ему пришлось подождать, пока все в мире вернется на свои месте, прежде чем, растерянно помотав головой, продолжить: — Что за изувеченная душа?! — Души демонов, ангелов и других существ, обитающих на небесах, сами способны заживляться после каких-то потрясений, а людские на такое не способны. На людской душе навсегда остается каждая царапина, — Аметиста провела рукой по лицу, тяжело вздыхая, — и любая психологическая травма отражается на ней, что влияет на состояние человека. Как камбион, ты смог немного подлатать себя, да и защита Ньюта, в целом, помогла. Без нее ты бы видел галлюцинации даже днем, которые были бы не отличимы от реальности, а так ужасы являются тебе лишь во снах. Ты бы быстро сошел с ума, будь ты обычным человеком. — Выходит, моя душа… порвана? — всполошился Томас, невольно прижимая руки к груди, словно пытаясь нащупать то, что нашла Аметиста. — Слишком много моральной боли и переживаний тебе пришлось испытать. Обычный человек перенес бы подобное еще хуже. Можно сказать, что ты легко отделался, — попыталась подбодрить его целительница, накрыла его пальцы своими и отвела руки в сторону. — Я заживлю раны на твоей душе. Это мое предназначение — спасать и помогать. — Ну и почему со мной вечно происходит всякий бред? — раздосадованно взвыл он, в полном смятении роняя лицо в ладони, лишь бы не видеть участие и искреннюю заботу в ясных глазах Аметисты. И тревогу Ньюта. — Видимо, такая у тебя судьба, — озадаченно протянула Лилит, которая, несмотря на всю свою бессердечность и отсутствие такта, четко ощущала его потрясение. — Я не верю в судьбу, — холодно процедил он, зыркая на нее сквозь раздвинутые пальцы, и враждебно сузил взгляд. — Прекрати беситься, — сухо оборвала его женщина и вновь обратилась к Аметисте, что беспристрастно наблюдала за их разговором. — Как будет происходить исцеление? — Легко и просто, — растянула губы в мягкой улыбке девушка; на ее щеках появились небольшие ямочки. — Томас, приляг опять, пожалуйста. Больно не будет, наоборот, — заверила она его, укладывая ладони на его грудную клетку, но не надавливая, а просто держа их там в ожидании чего-то. — Обещаю. И оно случилось. Вновь появился свет — сильный, словно от какого-то взрыва, — и все тело Томаса накрыла волна приятного тепла. Мелкими иголочками она разбежалась от макушки до пяток, согревая и окуная в ровное, размеренное, убаюкивающее удовольствие, и он даже не заметил, как пальцы Аметисты вновь оказались внутри, на этот даря лишь спокойную ласку. Это ощущалось, как крепкие объятия, как поглаживание мурлыкающей кошки, дремлющей рядом, как сон после тяжелого дня, как что-то максимально приятное и успокаивающее. Как рай. Тревожность, навязчивые мысли, все переживания стремительно сдавали свои позиции, и на их место пришли умиротворение, уверенность, какой Томас еще никогда не ощущал, и сила. Заискрился внутренний огонь, затопил с головой, но он знал, что может его как сдержать, так и выпустить, как зажечь, так и потушить. Он вновь контролировал себя и свое тело, и это было лучшее чувство на свете. После поцелуев с Ньютом, конечно же. Аметиста все шевелила губами, бормоча что-то себе под нос; ее голос напоминал плеск волн, свист свежего ветра и мягкий шелест листьев одновременно. А затем она убрала руки, напоследок погладив Томаса самыми кончиками пальцев, и ее прикосновение казалось глотком воды в жаркий день. — Готово, — сияя от радости, сообщила она, помогая ему, все еще не отошедшему от произошедшего, сесть на кровати. — Его душа частично исцелена. С остальным, к сожалению, придется справляться самостоятельно. Вы сами понимаете, — обратилась девушка к Лилит, — что это очень травмирующие для него события. Слишком травмирующие. — Понимаю. Внутри Томаса тоже что-то поменялось: больше не было той пустоты и тьмы, что пожирала его, насылая леденящие кровь сны и туманила разум тусклой серой пеленой перед глазами. — Томми? — робко позвал его Ньют и дернул за рукав кофты. — Да, Ньют, все нормально, — очнулся он, осознав, что уже несколько минут стоит и бессмысленно пялится в пустоту, в буквальном смысле перезагружаясь. — Спасибо, Аметиста. — Я была рождена для этого, — отозвалась она, мимолетно погладила его по щеке, посылая по коже волну удивительного тепла, вызывающего приятные мурашки. — Конечно, порой страшные воспоминания могут являться тебе во снах, но все не будет таким реальным. Я значительно помогла тебе, однако не забывай, что прежде всего ты сам должен себе помогать. Затем она грациозно поклонилась Лилит и пропала. На месте, на котором она стояла, осталась лежать веточка сирени, источавшая тонкий сладкий аромат. — Аметиста знает свое дело, — подытожила демоница, удовлетворенно потирая подбородок. — Тебе станет легче, обещаю. — А ее так из-за цвета глаз зовут? — полюбопытствовал Томас, поднимая сирень и осторожно крутя ее в пальцах. — Уж не знаю, — рассмеялась она, неожиданно дружелюбно усмехнулась, показывая все белоснежные тридцать два зуба, а когда Томас уже собирался подойти к Ньюту, ухватила его за плечо, привлекла к себе и настойчивым шепотом произнесла прямо в ухо: — Не смей молчать, если тебя опять будет что-то мучить. Понял? — и она забрала веточку сирени из его рук. Томас сглотнул. Походу Лилит завуалированно ему угрожала. Что ж, ничего нового. Чертова демоница. Однако, в целом, его отношение к ней заметно улучшилось после того, как она выслушала их и помогла с кошмарами, а не отмахнулась, как могла бы сделать. Выходит, не такая уж она и ужасная, просто прячется за напускным равнодушием. Теперь ясно, в кого Соня такая получилась. — Понял, — сипло вытянул из себя он, бегая взглядом по стенам. — А теперь выметайтесь отсюда и дайте мне отдохнуть, — сменила тон на менторский Лилит и вытянула руку, указывая на дверь из спальни. — Ни минуты покоя с вами, несносные дети! Закатив глаза и наградив мать кривой усмешкой, Ньют взялся за запястье Томаса, и комната перед глазами тотчас закрутилась, заволакиваясь темнотой. — Ненавижу эту гребаную телепортацию! — успел взвыть Томас, прежде чем его, покачивающегося и позеленевшего, выплюнуло обратно в квартиру. — Лучше представь, что я Гарри Поттер и это не телепортация, а трансгрессия.Жизнь сразу заиграет яркими красками, — лишь пожал плечами Ньют и невинно улыбнулся. — Если будешь блевать — иди в ванную. — Шрамоголовый очкарик, — огрызнулся Томас, давя приступ тошноты с помощью прижатой ко рту ладони. — Да ты вылитый Малфой. Хочешь, покрасим тебя в белый и залижем волосы? — хохотнул он, а затем, резко вскрикнув, со всех ног кинулся прочь от Томаса, который, оскалившись, выставил перед собой руки и, сыпя проклятиями, погнался за Ньютом. — Остолбеней!

×××

После исцеления Томас либо спал без снов, либо ему являлись пушистые котята и всякие милые создания. Другое милое создание в это время мирно сопело рядом с ним, по-хозяйски закинув руки и ноги на него, да так, что он даже подвинуться не мог, не разбудив Ньюта, поэтому просто лежал и прокручивал в голову одну любопытную мысль, которую абсолютно точно не стоило не то что в реальность претворять, а вообще озвучивать. Но мысль никуда не уходила: крепко засев на подкорках сознания, она периодически вылезала наружу и отчаянно билась в черепной коробке. Вскоре он смирился с ее существованием и морально готовился выслушивать гневные вопли Ньюта на тему того, какая это ужасная, кошмарная и отвратительная идея. А идея и правда была именно такой, Томас даже не отрицал. — Нью-ю-ют, — нарочито мягко промурлыкал он, со спины обнимая демона, который, стоя у кухонного стола, залитого теплым светом ламп, с самого утра сосредоченно заполнял какие-то отчеты, написанные на латыни. — Да? — ласковым голосом откликнулся тот и с изможденным вздохом откинул голову Томасу на плечо. — Я так устал от этих бумажек. Дурацкие формальности. — У меня тут кое-какая мысль появилась… — издалека начал он, сглотнул и умолк, ожидая реакции. Ньют извернулся в его объятиях и теперь стоял к Томасу лицом, обвил руками его шею, приблизившись вплотную, запустил пальцы в его волосы и игриво спросил: — Какая? Неторопливые поцелуи на время отвлекли Томаса от темы разговора, и пришел в себя он, когда Ньют уже лез руками под его футболку, влажными губами исследуя шею. — Так-так, — с мучительным стоном он сделал несколько шагов назад, оставляя возбужденного Ньюта с недоумением смотреть на него, сидя на столе. — Я поговорить хотел. Глаза Ньюта сузились; он оперся руками на поверхность стола и чуть откинулся назад. — Говори. Помявшись, Томас вновь подошел к нему, на этот раз не очень близко. — Я хочу увидеть Галли, — скороговоркой выпалил он и втянул голову в плечи, готовясь к кровавой расправе. У Ньюта отвисла челюсть. — Повтори еще раз, я, кажется, неправильно услышал, — потребовал он заплетающимся языком, напрягаясь до дрожи в конечностях. — Ты все правильно услышал, — скомканно пробормотал Томас и, сделав шаг вперед, умело заткнул его рот рукой. — Молчи. — Ты сбрендил?! — в ярости замычал в его ладонь тот и, весь подобравшись, начал пинаться, изо всех сил стараясь вырваться. — Какой увидеть? Совсем с катушек слетел?! — Ньют, послушай! — Нет! — свирепо отрезал он и пнул его в живот, заставляя отступить. — Ни за что. Я не хочу тебя слушать! — Пожалуйста! — взмолился Томас и ловко перехватил его запястья, укладывая на спину и прижимая к столу; лежащие на нем листы бумаги с отчетами разлетелись во все стороны, перемешиваясь. — Томас, какой, к чертям собачьим, Галли? — с завидным упорством продолжил брыкаться и вертеться разозленный Ньют, отталкивая его ногами и лязгая зубами. — Что за ахинею ты несешь? Пришлось навалиться на него всем телом, чтобы придавить к столу и зафиксировать в таком положении, лишая шанса сбежать. Возмущенное шипение Ньюта напоминало шипение кошки, которой наступили на хвост. — Отпусти! — воинственно орал он, срывая голос и не теряя надежды спихнуть с себя Томаса, который крепко сжимал его руки, заведя их ему за голову. — Томас, я тебя убью! Ты с демоном дерешься сейчас, мне одного движения достаточно, чтобы ты в небытие отправился! — грозился он, трепыхаясь на столе; взгляд его полыхал от гнева и сулил долгую и мучительную смерть. — Я тоже не обычный человек! — парировал Томас, быстро уворачиваясь от очередного удара ногой. — Успокойся, Ньют. Взбешенный демон притих, но драться не перестал. — Пожалуйста, выслушай меня! — Томас сильнее стиснул его запястья, намертво зажимая их одной рукой, а другой опираясь на стол. — Прошу, прекрати. — Хорошо, — неожиданно капитулировал Ньют и перестал дергаться, подозрительно расслабляясь и покорно лежа под Томасом. — Я тебя выслушаю, только отпусти, — он умильно захлопал длинными ресницами. Голос его звучал ровно и спокойно, да и лицо выражало ангельское смирение, но Томаса нельзя было так легко провести. — Не-а, — осклабился он, не ослабляя хватку ни на секунду. — Будешь так лежать, пока я не закончу. Ньют замер, а затем торжествующе ухмыльнулся. — А ты же не забыл, что я могу просто телепортироваться отсюда? — пропел он с нескрываемым коварством, слегка щурясь. — Только попробуй, — процедил Томас и склонился к нему так близко, что коснулся носом кончика носа Ньюта. Тот шумно втянул в себя воздух от этого мимолетного прикосновения и вздрогнул, но зрительный контакт не разорвал, продолжая злобно таращиться на Томаса. — Итак, — как ни в чем не бывало продолжил Томас, надавливая на запястья демона сильнее, — мне необходимо увидеться с Галли. — Зачем?! — вновь заголосил Ньют с заметным страхом. — Он же тебя похитил, угрожал, хотел сердце вырезать, — он издал странный звук, похожий на тщательно подавленный всхлип. — О, поверь, я об этом не забыл, — язвительно ответил он, быстренько отгоняя неприятные воспоминания, — но я хочу посмотреть этому уроду в лицо, — выплюнул он, и его перекосило от омерзения. — Мне это нужно, Ньют. Возражения не принимаются. — Но... — Я взрослый мальчик, — с вызовом оборвал его Томас. — Я хочу. Голова Ньюта обессиленно запрокинулась, со стуком ударяясь об поверхность стола. — А я не хочу. Не хочу, чтобы ты опять его видел, — надломленно прошептал он побелевшими губами. — Не после всего, что произошло. Твою душу только что исцелили, а ты опять хочешь ее изорвать в клочья? Эта мысль тоже регулярно посещала Томаса, но, поскольку никаких кошмаров и чудовищных видений не было, он полагал, что справится, и озвучил это Ньюту. — Переживаю я за тебя, — лихорадочно затараторил тот, зажмурился, будто не в силах больше видеть Томаса. — Слишком любишь рисковать. Ты точно не адреналиновый наркоман? — Точно, — хрипло рассмеялся он в ответ и замолчал, слушая, как рвано и сбито дышит Ньют, и ощущая, как часто поднимается и опускается его грудная клетка. — Сомневаюсь, — как-то вяло отозвался он. Подняв непонимающий взгляд выше, Томас увидел, что чужие тонкие пальцы мелко-мелко трясутся. — Ты в порядке? — забеспокоился он, внезапно замечая, что Ньют побледнел так, словно находился на грани обморока. — Нет, — тускло произнес он, так и не открывая глаз. — Что-то мне поплохело. Мгновенно отпустив его запястья, Томас в панике обхватил лицо Ньюта ладонями и погладил по щеке. Тот никак не отреагировал на прикосновение. Сердце упало куда-то ниже пяток, горло сжало в железных тисках, вся комната поплыла от ужаса. — Эй, Ньют, — пребывая на грани инфаркта, позвал он и аккуратно потряс его, стараясь привести в чувство. — Ньют? Эй-эй-эй! НЬЮТ! — Да не ори ты, — еле слышно прохрипел демон и приподнял веки, одаривая готового по-детски расплакаться Томаса мутным, потухшим взглядом. — Ты меня в небытие загонишь раньше срока. Перенервничал я, все силы потратил, — заторможенно пояснил он. — Надо просто поспа... — его вырубило на середине фразы, и он обмяк как тряпичная кукла, вновь вгоняя Томаса в состояние, близкое к панической атаке. Кое-как совладав с душащими эмоциями и бережно подхватив спящего Ньюта на руки, он перенес его в спальню, уложил на кровать, стараясь придать его телу удобную позу, и заботливо накрыл одеялом. Затем ноги подогнулись, и он измученно рухнул на пол рядом и свернулся калачиком, закрывая лицо руками; плечи задрожали от беззвучных рыданий. Томас плакал не только из-за страха, но и из-за жгучего, гложущего чувства вины. Как он мог рассказать Ньюту о своей идиотской затее, как он мог настолько испугать его, как он мог, как он мог... — Прости, прости, прости, — отрывисто лепетал Томас себе под нос, пока усталость не взяла свое и он не забылся спасительным сном. Утром он очнулся в кровати, накрытый одеялом. Простыни, на которых лежал Ньют, уже остыли и были холодными. Он ушел. Это навеяло болезненные воспоминания о той ночи, когда Ньют попытался впервые его поцеловать. А Томас отстранился, тем самым разбив ему сердце на тысячу осколков, и трусливо сбежал. Когда он, выбравшись из кровати, с надеждой заглянул в гостиную, ожидая увидеть Ньюта, как обычно пьющего утренний кофе, развалившись на диване, или вновь заполняющего свои отчеты за столом, но там было пусто. Ему пришлось ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть. — Нет... — пробормотал он, замотал головой и бегом кинулся в ванную комнату. — Ньют? Однако и в ванной он не обнаружил демона, который по утрам умывался и вертелся перед зеркалом, придирчиво рассматривая свое отражение. Не стоило питать иллюзий. Ньют и правда ушел. Перед глазами потемнело, голова закружилась, а ноги Томаса в очередной раз подвели его, и он осел на пол, задыхаясь от безысходности. — Нет-нет-нет, — монотонно, как в бреду бормотал он, хватаясь руками за голову. — Нет, нет... Внутренний голосок проснулся, почуяв его отчаяние, отряхнулся, радостно потер ладошки и завел свою шарманку: «Конечно, Ньют ушел, бросил тебя! А как можно было не бросить такого идиота? Ты перегнул палку, буквально довел его до нервного срыва, полностью вымотал! Ну как так можно, как тебе не стыдно, Томас? Ты все это заслужил, ты дурак, теперь оставшийся один! Это все ты виноват, ты!» Томас попытался заткнуть его и отогнать подступающую истерику, уверяя себя, что он зря волнуется, но голос заупрямился и продолжил настырно пищать: «Ты теперь один, Ньют тебя бросил, точно бросил! И сдохнешь ты теперь в одиночестве! Но ты это, разумеется, заслужил, Томас, полностью заслужил! И как тебе не стыдно за содеянное? Настоящее дьявольское отродье здесь только ты!» — Нет, — бесмысленно повторял он, раскачиваясь на месте и напоминая безумца. — Нет. Это не могло быть правдой, не могло быть реальностью. Наверняка это сон, обычный кошмар! Растопырив пальцы, Томас тщательно осмотрел их, пересчитал несколько раз, и с ужасом осознал, что не спит и все взаправду. Сильнее всего хотелось выкинуться в окно, вскрыться кухонным ножом или найти веревку и повеситься, но сил не хватало даже на то, чтобы банально поменять позу, поэтому он просто сидел, содрогаясь от разрывающей изнутри боли. Он даже не мог плакать, а просто сидел и тихо поскуливал, обнимая себя руками. А голосок, счастливо улыбаясь, продолжал гнуть свою линию: «Чего разнылся? Забыл, что ты все это заслужил? Ньют тебя любит... Нет, любил, а ты так ужасно с ним поступил, что он в обморок свалился! Ну ты и тварь, Томас!» Томас потерял счет времени: он просто сидел на холодном кафеле с ощущением, что умирает. Так больно ему не было никогда, даже тогда, когда он сбежал от Ньюта и отправился курить на крышу и горевать; даже тогда, когда яд гривера бурлил в его венах; даже тогда, когда Ньют плакал, извиняясь перед ним за произошедшее в Жаровне. Хотелось просто раз и навсегда оборвать свои страдания. Хотелось умереть, чтобы ничего не чувствовать. Он зажал уши ладонями, чтобы не слышать внутренний голос, причиняющий еще большие страдания, но тот лишь хихикал над его наивностью, не затыкаясь ни на секунду. — Томми, нам разрешили! — послышался до дрожи знакомый голос. — Можешь ликовать! Хотя вряд ли в такой ситуации можно радоваться, но ты же у меня дурачок... Вскинув голову, Томас прислушался. Неужели у него уже галлюцинации появились? Однако все повторилось. — Неужели ты все еще спишь? Вставай, засоня! Сердце готовилось вырваться из груди, и он согнулся пополам, утыкаясь лбом в коленки. Он уже бредит. Точно бредит. — Томми, а ты где? — все звал его фантомный Ньют. — Ау? Слышать родной, любимый, ласковый голос и знать, что он выдуман, — худшая пытка. Самая мучительная, самая чудовищная, самая жестокая, самая изощренная. Бред. Слуховая галлюцинация. Видение. Иллюзия. Мираж. Фантазия. Бред. Слуховая галлюцинация. Видение. Иллюзия. Мираж. Фантазия. Бред. Слуховая галлюцинация. Видение. Иллюзия. Мираж. Фантазия. Томас неустанно повторял это про себя, закрыв глаза и корчась от душевной боли на полу. Лучше бы Галли его убил. Смерть стала бы избавлением. Бред. Слуховая галлюцинация. Видение. Иллюзия. Мираж. Фантазия. Бред. Слуховая галлюцинация. Видение. Иллюзия. Мираж. Фантазия. Бред. Слуховая галлюцинация. Видение. Иллюзия. Мираж. Фантазия. Однако прикосновение к спине было слишком реальным: оно прокатилось по позвоночнику электричеством, обожгло и напрочь лишило разума. — Т-томми, что случилось? Томми! Что произошло? Очередной кошмар? На тебя кто-то напал? Что болит? Ответь! Почему ты здесь, почему молчишь? ТОММИ! Превозмогая себя, он разогнулся и ошарашенно заморгал, увидев Ньюта. Тот упал рядом с ним на колени и в ужасе тряс за плечи, пытаясь добиться хоть каких-то слов. — Что случилось? Ответь, пожалуйста! — беспомощно залепетал он и попытался обнять Томаса, но тот дернулся и недоверчиво отшатнулся. В груди что-то оборвалось, в ушах зазвенело, бросило в холодный пот. Бред. Галлюцинация. Видение. Иллюзия. Мираж. Фантазия. — Ньют. — Заторможенно выдохнул он и с опаской ткнул его указательным пальцем; язык ворочался с трудом. — Ты реален? Бред. Галлюцинация. Видение. Иллюзия. Мираж. Фантазия. — Ч-что? — затравленно переспросил демон, спазматически сглатывая, и прижал ладонь ко рту, давя перепуганный всхлип. Томас молча пялился на него пустыми глазами, ожидая ответ, а в голове, сжимаемой невидимыми тисками, набатом стучало: «Бред. Галлюцинация. Видение. Иллюзия. Мираж. Фантазия». — Конечно, я реален, — весь затрясся Ньют, но тут же постарался вернуть себе самообладание и подавить истерику. — Томми, я не понимаю... — Реален... — рассеянно повторил Томас, а затем подполз к нему, вцепился пальцами в его свитер и зашептал: — Реален-реален-реален... Ты не ушел? — Да куда я мог уйти? — чуть не заплакал тот, обвивая его руками и прижимая к себе, успокаивающе покачивая в объятиях. — Что с тобой, Томми? Говорить Томас не мог: все слова пропали, и он мог лишь пугливо жаться к Ньюту, ощущая тепло и реальность его тела. Его бил сильный озноб, разряды тока пробегали по рукам. Ньют не ушел. Ньют был рядом. Ньют все еще его любил. И он даже не заметил, как по щекам потекли слезы облегчения. Ему было так плохо. А сейчас так хорошо. — Томми, ну ты чего, — старался утешить его Ньют, покрывая лихорадочными поцелуями его мокрое лицо. — Не плачь, не плачь, мой хороший, — его тихий голос сорвался, но он нашел нужные слова и продолжил шептать, не прекращая целовать Томаса: — Я никуда не ушел и никогда не уйду, я рядом. Чего ты напугался, я же рядом, Томми, не плачь... Томас истерически расхохотался, запрокидывая голову назад. Какой же он размазня. Надумал себе всяких ужасов и устроил сцену. Идиот-идиот-идиот. — Прости, — сквозь безудержный смех выдавил он и, наткнувшись на странный взгляд Ньюта, засмеялся еще сильнее. — Прости, прости! — За что? — ужаснулся Ньют, тряхнул его, бледнея еще сильно. — Что случилось, что с тобой?! — Какой же я тупой, — надсадно застонал он и со всей силы заколотил по полу сжатым кулаком, разбивая костяшки в кровь. Боль была совсем слабая, едва различимая, но все равно отрезвляющая, а раны почти сразу же принялись затягиваться, однако удары помогли Томасу прекратить смеяться и хоть как-то собраться с мыслями, что судорожно кружились в мозгу. Ньют же проворно перехватил его руку, в волнении прижимая к своей груди, а свободную ладонь положил на его щеку. — Не надо, Томми, — ласково попросил он и замер, стараясь дышать глубоко и ровно, а Томас невольно подстроился под его дыхание, повисая на нем, впиваясь ногтями в его плечи. Постепенно слепая паника отступила, и он, осознав, что только что натворил, попытался вскочить на ноги, заливаясь краской, но Ньют, мгновенно ожив, не позволил ему этого сделать, суматошно опуская на пол, приближая свое лицо к его и обеспокоенно всматриваясь в глаза. — Объясни, что произошло, — как можно спокойнее сказал он, погладил его по голове, не отводя внимательного взгляда ни на секунду, проникая Томасу под кожу и словно читая все мысли, все страхи, все эмоции, читая абсолютно все. Было стыдно даже думать о произошедшем, не то что рассказывать, поэтому Томас зажмурился и покачал головой с униженным видом. Видеть такого трогательного, без привычных насмешливых замашек и колкостей Ньюта было тяжело, даже слишком. — Томми... — Я решил, что ты ушел из-за вчерашнего! — в запале выкрикнул он и тут же затих, отворачиваясь от Ньюта. Эти слова повисли между ними в неловкой тишине. Томас ненавидел сам себя за то, как жалко, как убого и нелепо он звучал. — Куда ушел? — наконец спросил демон, кусая губы, и в ошеломлении повернул Томаса к себе. — От меня ушел, — понуро пояснил он, с огромным энтузиазмом изучая стену за его спиной. — Чего? — голос Ньюта сорвался. — Я вчера так переборщил, что ты отрубился прямо на столе! — сокрушенно бросил он, старательно избегая смотреть на Ньюта, который, подавившись воздухом, чуть не упал ничком. — То есть ты решил, что я бросил тебя из-за какого-то... разговора? — упавшим голосом пробормотал он, хлопая ресницами. — Я идиот, — покорно признал Томас. — Тут только я идиот! — неожиданно взорвался Ньют, опираясь руками на колени, чтобы не свалиться на пол. — И какого черта я ушел, не дождавшись твоего пробуждения? Я-то думал, чего это ты на полу заснул, а ты, оказывается... — он оборвался. — Нет, ты не виноват! — горячо возразил Томас, шмыгая носом; сердце разрывалось от несчастной интонации Ньюта. — Это все я, я! — Да почему мы оба постоянно виним себя?! — выразил его мысли тот, тихо всхлипывая, и сморгнул слезы. — Что за хрень? — Я не знаю! — прокричал он, пряча лицо в сгибе локтя; горечь собственных слов обожгла язык. Если подумать, они оба регулярно испытывали вину, считая, что своими ошибками подвергают друг друга опасности. Томас вспомнил, как плакал Ньют у него в ногах, и почти незаметно вздрогнул от неприятных чувств, что вызвал этот образ, сильнее сжимая руки. — Я не знаю, — тупо повторил он, мотая головой в бессилии. — Но ты точно ни в чем не виноват, Ньют! Мы же уже говорили об этом, верно? — Так ты тоже не виноват, — в свою очередь тускло произнес демон, автоматически повторяя его жест. — И я могу сказать то же самое, что и ты мне тогда. Не вини себя. Никогда. — Никогда... — эхом отозвался Томас, восстанавливая зрительный контакт с Ньютом. — Никогда. — Вновь шепнул тот, обнял его со сбивчивым вздохом, сцепляя руки так крепко, словно что-то могло оторвать Томаса, начал осыпать поцелуями его лицо, провел кончиком носа по щеке и замер, прижавшись лбом к его подбородку. — Уяснил? — Конечно, — он обхватил ладонью лицо Ньюта, поднял к себе, запечатлел благодарный поцелуй на его доверчиво приоткрывшихся губах, а тот ответил с такой горячностью, что почти забрался Томасу на колени. — А ты? — Конечно, — Ньют ткнулся носом ему в макушку, дыханием щекоча волосы. — Конечно. Сидеть в тишине было на удивление комфортно, и Томас мечтал, чтобы этот момент длился вечно, но вскоре Ньют закопошился в его объятиях, смешно чихнул и, вытерев нос, уставился на него с каким-то подозрительным интересом. — А ты слышал, что о чем я говорил, когда только вернулся домой? — протянул он со странной интонацией и вопросительно наклонил голову набок. — Боюсь, не особо, — огорчился Томас, стыдливо пряча глаза. — А, — громко выдохнул Ньют, склоняя голову еще сильнее, так что почти коснулся ухом собственного плеча. — Ты же вчера рассказал, что хочешь увидеть Галли... — Томас хотел выпалить что-то, но демон приложил указательный палец к его губам, приказывая молчать. — Так вот, утром я навестил родителей... Поговорил... И они разрешили нам посетить этого психопата в тюрьме, — быстренько закончил он и принялся ждать реакцию Томаса, который еще не до конца переварил полученную информацию, мысленно застряв где-то на середине предложения. — Мы можем и не ходить, если больше не хочешь! — не выдержал он такой долгой паузы. — Да нет, — выдавил Томас, невольно залипая в одну точку. — Я-то хочу... А вот как ты к этому относишься? Ньют задумчиво цокнул языком. — Отношусь не очень хорошо, но, — он наконец вернул голову в привычное ровное положение и обвел немного рассеянным взглядом комнату, — ты правильно вчера сказал. Ты взрослый мальчик и можешь делать, что хочешь. Но учти, — тут же спохватился он, — я иду с тобой! И даже не спорь! — пресек он все возражения на корню и продемонстрировал Томасу сжатый кулак. — Ла-а-а-адно, — сдался он и чмокнул Ньюта в костяшки пальцев. — Когда? — Когда хочешь, — пожал плечами тот, позволяя Томасу радостно лобызать его руку с видом собаки, нашедшей кость. — Завтра, — не тратя время на лишние раздумья, выпалил он. Ньют лишь прикрыл глаза и невесомо скользнул самыми кончиками пальцев по его коже. — Продолжим то, что вчера не вышло? — плутовато усмехнулся он и с легким кокетством закусил нижнюю губу, наблюдая за Томасом сквозь ресницы как заядлый соблазнитель. Что ж, это определенно действовало. — Прямо на столе? — многозначительно выгнул бровь он. — Да, — выразительно кивнул Ньют. — А можно прямо здесь, я придираться точно не буду. Перехватив его за талию поудобнее, Томас поднялся на ноги и целовать Ньюта начал на ходу. — Надеюсь, стол не развалится, — с сомнением сообщил он, сгружая ценную ношу и сразу стягивая с себя футболку. — Надеюсь, — насмешливо фыркнул Ньют, а потом подавился звонким стоном и податливо прогнулся в спине. — Томми!

×××

Просыпаться на следующее утро было одновременно легко и тяжело. С одной стороны, Томас не мог дождаться встречи с Галли, чтобы плюнуть ему в лицо, а потом мучительно убить, а с другой — он страшился этого события. Несмотря на значительную помощь Аметисты, что-то в груди мерзко екало каждый раз, как он вспоминал о том, что с ним произошло. Это было неудивительно: целительница сама объясняла, что в первую очередь он сам должен помогать себе. Только как? Непонятно. Во всяком случае, сегодня он почему-то подскочил с кровати аж на три часа раньше Ньюта и, оставив его мирно досыпать оставшееся время, а перед этим накрыв одеялом, со смутной тревогой наблюдал за неторопливо вступающим в свои права рассветом, кутаясь в плед и нервно кусая ногти. Конечно, ничего с ним Галли не сделает, сидя за решеткой, где его, как надеялся Томас, жестоко пытали, да и он сам хотел эту сволочь увидеть, но чувствительное сердце категорически отказывалось одобрять эту граничащую с безумием идею мозга и бурно протестовало, колотясь со скоростью пулемета. Мысли тоже не придавали воодушевления, вгоняя в серое уныние: кружились-крутились-бились внутри, как нарочно подгоняя самые неприятные картины. Лучи взошедшего Тенебриса скользнули по коже, приятно согревая, и темные мыслишки, разочарованно зашипев, ретировались куда подальше, позволяя Томасу небрежно откинуть плед, в котором он пытался спрятаться от собственных неприятных фантазий. — Доброе утро, — промямлил Ньют, показываясь в дверном проеме, сонно потер лицо и потянулся. — Уже проснулся? — Буквально только что, — соврал он и глазом не моргнув и поманил демона к себе. Волосы Ньюта в свете Тенебриса переливались всеми оттенками золота; глаза приобрели насыщенный янтарный цвет. Тело его было теплым и расслабленным после сна, и Томас с удовольствием обнял его, посадил к себе на колени, провел носом по тонкой шее и мягко поцеловал за ухом. Пахло корицей. Ньют издал тихий смешок, путаясь пальцами в его волосах. — Томми, ну ты как котенок ласкаешься, — прошептал он, кладя подбородок ему на голову. Томас щекотно выдохнул ему в шею, счастливо улыбаясь. Погладил спину Ньюта, лопатки, тыкаясь с поцелуями в его ключицы, а тот замурлыкал какую-то незатейливую мелодию и прижался покрепче. Такие моменты с Ньютом — домашние, уютные, умиротворенные — были лучшими моментами в его жизни. Но все заканчивается. — Ты не передумал? — осторожно уточнил Ньют, скатившись с его колен и упав на диван рядом. — Нет, — сглотнув ком в горле, проронил он. Тот пристально изучал его лицо, пытаясь понять, не лжет ли он, но в итоге, решив, что Томас говорит правду, отвел глаза в сторону. — Тогда собирайся, — усмехнулся он уголками губ и, соскользнув с дивана, направился в ванную. На сборы много времени не ушло: уже через пять минут Томас крутился вокруг Ньюта и умолял его побыстрее выбрать цвет сегодняшней водолазки. Ну точь-в-точь как Лилит! В конце концов демон выбрал фиолетовую, еще немного постоял перед зеркалом, оценивая свой образ, пока Томас ныл, валяясь на полу, а затем склонился к нему, крепкой хваткой взялся за запястье и без лишних разговоров телепортировал. — О, — ошалело выдал Томас, оказавшись на месте, и, когда головокружение прошло, начал осоловело озираться. Тюрьма была... откровенно отталкивающей и устрашающей. С виду невзрачное серое здание в форме гигантского куба без окон и с огромными железными дверями с сотней замков и запоров внутри выглядело отвратительно. Мокрые, покрытые склизкой плесенью стены, пахнущие болотной тиной; липкий, чавкающий под ногами пол с вязкими красными лужицами, подозрительно напоминающими кровь; тусклые, то и дело мигающие зеленоватые лампы, свисающие с потрескавшегося потолка; охранники в масках, затянутые в черную кожу с ног до головы. В этом месте царила атмосфера ужаса и безумия. Она пропитала абсолютно все, и даже душный, зловонный воздух, который и вдыхать-то было мерзко, отдавал насилием страданиями. Казалось, что иступленные, душераздирающие крики заключенных, бьющихся в цепях, слышны даже в извилистых коридорах, вьющихся причудливым образом, и на лестницах, ведущих вниз. Даже в самых извращенных фантазиях было сложно вообразить нечто подобное. Вот он, настоящий ад. При входе в тюрьму Ньют вцепился в руку Томаса с такой силой, что тому на долю секунды стало больно. Уже ждавшие у главной двери с толстой решеткой перед ней молчаливые охранники впустили их и быстро повели внутрь, окружив плотной стеной со всех сторон. Почти сразу Томаса захлестнула неконтролируемая паника, но пальцы Ньюта, судорожно сжимающие локоть, возвращали в реальность, хоть немного унимая дрожь в теле. Периодически до их ушей долетали истошные визги, от которых кровь стыла в жилах. Непокорное воображение дорисовывало эти вопли, составляло полную картину, похожую на жестокий фильм ужасов: вспоротые животы с вываливающими внутренностями, многочисленные раны, торчащие осколки костей и сломанные шеи. Томаса чуть не вывернуло наизнанку от одной мысли о таких пытках. — Добро пожаловать в адскую тюрьму, — надтреснуто промямлил Ньют, тоже давя тошноту. Видимо, даже для него это было слишком. — Ты здесь вообще когда-нибудь бывал? — трясущимся голосом вывел Томас, на подгибающихся ногах поворачивая за очередной угол этого нескончаемого лабиринта и натыкаясь на еще одну лестницу. Кажется, они опускались все глубже и глубже под землю. — А по мне не видно? — напуганно просипел тот, чуть не поскальзываясь на скользком полу. — Я по таким местам не шляюсь. Не в моей компетенции. К счастью. Через несколько лестничных пролетов идущие впереди охранники свернули налево и затормозили у неприметной двери так резко, что Томас и Ньют чуть не впечатались в них и не упали. Не говоря ни слова, один из охранников коснулся двери, и замок с щелканьем открылся. — Заключенный готов к вашему визиту, —наконец отчеканил он и сделал пригласительный жест рукой. С упавшим сердцем Томас сделал несколько робких шагов к дверному проему, но Ньют оттолкнул его и первым занырнул в помещение. Чертыхнувшись, Томас бросился за ним, а охранники, переглянувшись и синхронно пожав плечами, последовали за ними, распределяясь по левой стене. В комнате было сильно светлее, чем в коридорах, благодаря встроенным по периметру светодиодам. Первым, что бросилось в глаза, была перегородка из стекла, стоящая посередине. Вторым — сидящий за ней. Одинокий стул с прямой жесткой спинкой, скованные толстыми цепями руки и ноги и осунувшееся, изможденное, но до отвращения знакомое лицо, покрытое синяками и кровоподтеками. У Томаса разом вышел весь воздух из легких, и он неуклюже осел на диванчик у стены, расположившийся на расстоянии двух-трех метров от стекла. Если бы не Ньют, что помог ему, он бы, наверное, промахнулся. — Галли, — одними губами прошептал он, широко распахнутыми глазами глядя на заключенного, который криво усмехнулся и тут же поморщился от резкой боли, дернув головой. Усмешка больше напоминала волчий оскал. Взгляд Ньюта, тоже смотрящего в ту сторону, был пропитан лютой ненавистью и прожигал насквозь. Томас вовремя удержал его, готового броситься вперед, обхватил вокруг талии и насильно усадил рядом, ощущая, как сильно напряжены чужие мышцы. — Ну привет, Томас, — хрипло протянул Галли и даже попытался приподнять руку, чтобы помахать, что звякнувшие цепи помешали ему это сделать. — Как делишки там, наверху? — хихикнул он и с притворным любопытством возвел глаза наверх, изучая потолок. — Потрясающе, — прорычал Ньют, делая очередной рывок к стеклу. — А тебя, я гляжу, здорово потрепало, ублюдок. По внешнему виду Галли действительно нельзя было сказать, что отдыхает на своей вилле и ест бабушкины пирожки. Рваная коричневая одежда, покрытая толстым слоем грязи, перемешанной с кровью, висела на нем мешком; щеки впали; взор потух, стал безжизненным и безвольным; на белой как пергамент коже краснели многочисленные порезы и следы от побоев; один глаз полностью заплыл; волосы отрасли и превратились в один огромный колтун. Сидел он сгорбившись и ежеминутно мелко вздрагивая, но своей дерзости явно не растерял. — Да уж, ставлю пять звезд, — глухо хохотнул он и глянул на Томаса, пристально рассматривая его. — Как тебе было не стыдно бросить меня там? Да еще и моего Цербера завалил! Кошма-а-ар, — нахмурился он и тут же расплылся в азартной улыбке. — Ну-ка, подойди поближе, Томас. Боишься, что ли? — с неприкрытой издевкой мурлыкнул он и пальцем поманил застывшего парня к себе. — Ни капли, — угрожающе сузил глаза он, мигом поднимаясь с дивана. — Не надо, Томми! — вскричал Ньют, пытаясь удержать его на месте. — «Не надо, Томми!»— тоненьким голоском передразнил его Галли и жалобно сдвинул брови к переносице. — Заткнись, Ньют! — с неприкрытой досадой заорал он, остервенело брызгая слюной и в неистовстве дергаясь в оковах; стул под ним опасно зашатался. — Как же я тебя ненавижу! Меня тошнит от одного звука твоего голоса, мерзкий суккуб! Закройся уже со своим «Томми»! — он брезгливо сплюнул на пол, будто это слово на вкус было как протухшее яйцо. Ньют мгновенно покраснел, скрипнул зубами, но на подначивания не повелся, настороженно следя за тем, как Томас приближается к стеклу, отделявшему их от Галли. С каждым шагом становилось все сложнее: вся сущность Томаса протестовала, умоляя кинуться подальше отсюда, выбежать из тюрьмы и забиться под кровать, но он пересилил себя и непреклонно продолжил продвигаться вперед. Когда до стекла осталось сантиметров десять, он остановился, скрестил руки на груди и скривил губы в едкой ухмылке. Страх отступил под воздействием адреналина, и Томаса затопила стойкая уверенность в своих силах. Ничего с ним этот психопат не сделает, разве что голову себе об стекло разобьет. Отличный подарок на день рождения. — Умница, — глумливо похвалил тот и исподлобья зыркнул на Ньюта, который остался стоять у Томаса за спиной, неловко переминаясь с ноги на ногу: желания болтать по душам у него подчистую отсутствовало, зато он, судя по позе, явно хотел убить Галли.— И как же так вышло, что ты, Томас, почтил меня своим присутствием? — Да так, соскучился, — саркастично отозвался он, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как Галли сжимает кулаки в бессильной злобе, не имея возможности даже оторвать руки от подлокотников стула. — Мы же с Ньютом жить без тебя не можем! — издевался он, полностью почувствовав свою власть, и с умиротворенным видом улыбнулся. Заключенный здесь не Томас, не Ньют. Это Галли сидит на стеклом, покрытый цепями, избитый и измученный. И он заслужил находиться в этом аду. Смотреть в глаза тому, кто похитил тебя и хотел убить, — испытание не из легких, но Томас определенно справлялся. Глядя на Галли, убогого, лишенного абсолютно всего, что у него было и могло быть, он ощущал, как что-то в груди угасает, переставая пылать и яростно жечь сердце. — Приятного путешествия в небытие, — небрежно бросил он, развернулся на пятках, не обращая внимания на свирепые крики пришедшего в бешенство Галли, и, беззаботно подхватив оцепеневшего Ньюта под локоток, вышел из комнаты с гордо поднятой головой. Сегодня он победил не только Галли. Он окончательно поборол свои страхи и почувствовал сладкий вкус выигрыша на кончике языка. Наконец-то.

×××

— Это что было? — прохрипел Ньют, с обалдевшим видом опираясь на стенку, как только перенес их обратно в квартиру. — Лично мне все понравилось, — уклонился от прямого ответа Томас, беспечно проходя в ванную комнату. — Смою с себя всю эту грязь, — с отвращением передернул плечами он и, убедившись, что Ньют не собирается падать в обморок и вполне способен стоять на ногах, закрыл за собой дверь, оставаясь наедине со своими мыслями. Пока теплые струи воды уничтожали дурной, липкий запах помоев и крови, Томас усердно выискивал в душе хоть какие-то признаки страха и ненависти, но они полностью отсутствовали, будто бы оставшись глубоко под землей, в той комнате, напротив обезумевшего Галли, все еще пытающегося выбраться из оков. Когда он, вытирая волосы полотенцем, вышел в гостиную, Ньют мечтательно пялился в потолок, пальцами отбивая на подлокотнике дивана какой-то неспешный ритм. Подскочив от звука его шагов, демон присвистнул, обвел его обнаженное, все еще влажное тело жадным взглядом, аж рот от восторга приоткрывая, и улыбнулся. — Лучше оденься, — хмыкнул он, сглатывая слюну, и отвернулся. Довольный произведенным эффектом, Томас смиренно подошел к шкафу и, выхватив из него несколько вещей наугад, натянул их на себя. — Каждый раз удивляюсь, как ты умудряешься выглядеть так чудесно в любой одежде, — мурлыкнул Ньют, подходя вплотную и носом прижимаясь к его щеке. Его пальцы коснулись макушки Томаса, и он почувствовал, что мокрые после душа волосы высохли. Шепнув благодарное «спасибо», он приласкал демона, погладив по голове и легонько поцеловав в губы. — Я чувствую твою радость, — внезапно уронил Ньют, ладонями проводя по его плечам и спускаясь к предплечьям. — Все-таки, встреча с Галли пошла тебе на пользу, верно? — Верно, — согласился он, прикрывая глаза. — Было приятно увидеть его... таким. Демон понятливо кивнул, а затем его хватка на руках Томаса стала крепче, и он не успел и слова сказать, как перед глазами потемнело, и его сжало со всех сторон и потянуло куда-то вниз. — Ньют, я же просил предупреждать, когда переносишь меня! — взвыл он, едва вновь почувствовал, что может дышать, и упал на колени, борясь с тошнотой и головокружением. Ньют с заботливым видом присел рядом на корточки, отточенным движением поднял его лицо за подбородок и аккуратно поцеловал, полностью забирая все неприятные ощущения. — Не надо, я сам, — залепетал он, отпихивая его, но было уже поздно: парень самостоятельно отстранился, чуть морщась от накатившего теперь на него приступа дурноты. — Я тебя перетащил — мне твои страдания облегчать, — пресек Ньют его возмущения. — Сам жаловался, что ненавидишь телепортацию. Вздохнувший Томас провел пальцем по его щеке и покачал головой. Однажды он обязательно прибьет Ньюта за такую тягу к самопожертвованию. — Ты как курочка-наседка, — пробормотал он, заправляя светлую прядь ему за ухо. — А ты ворчишь словно старая бабка, — с флегматичным видом парировал тот, поднимаясь на ноги. — Лучше посмотри, где мы. От представшей взгляду Томаса картины захватывало дух. Фиолетовое небо темнело по краям, словно кто-то неторопливо водил кисточкой с разбавленной черной краской туда-сюда, пока что избегая центра, в котором находился Тенебрис, постепенно опускающийся за горизонт. Было видно, как яркие лучи на прощание скользят по гладким поверхностям высоток, создавая слепящие блики и вспышки, вынуждая прищуриться и приставить ладонь ко лбу козырьком. Круг густой мглы все сужался и сужался, и вскоре от огромной звезды, заменяющей солнце, остался лишь один треугольный кусочек, словно торчащий из-под земли, а на ее месте появился красный шар. Появился медленно, проступил сквозь бархат темноты, гигантский и манящий, приблизился к краю крыши так близко, что можно было разглядеть каждую алую искру, вспыхивающую на нем, а чернота, глубокая и непроглядная, окончательно затопила все небо, которое потеряло свои границы, распростерлось без конца и края, обхватывая, окружая со всех сторон. Тьма пугала Томаса. Свет голубых хвостатых комет и теплые объятия разогнали его страх. — Красиво, да? — шепнул Ньют, прижимаясь к нему покрепче, сцепил пальцы у него на боку в замок, положил голову на плечо. — Красиво, — с улыбкой согласился он, — но до тебя не дотягивает. — Ты чертовски сентиментален. — И тебе это нравится. — Да, пожалуй. Повисла тишина. Слышно было лишь их дыхание, и больше ничего, словно все остальные звуки исчезли, растворились во тьме. Стих даже ветер, перестав проникать под одежду и холодить кожу. Томас невольно провел параллель с той ночью, когда они с Ньютом поссорились; ночью, когда все изменилось; ночью, когда все началось. Тогда его спутницей была лишь дымящаяся сигарета, зажатая в дрожащих пальцах, — сейчас же рядом стоял Ньют. Огромный кровавый лик Уэнустуса также нависал над крышей, заливая ее красным светом; кометы также носились туда-сюда, на пару секунд озаряя небо, — но все было по-другому. Абсолютно все. Человеческое счастье всегда казалось неразрешимой загадкой: Томас не мог понять, что заставляет людей чувствовать его, как вообще можно быть счастливым, когда вокруг столько горя и мучений. Люди ищут счастье, сбиваются с ног в его поисках и в итоге сдаются, опускают руки, смиряясь с тем, что его не существует. Но теперь Томас знал: счастье есть. А еще он знал, что за счастье нужно бороться. Пришедшее совершенно случайно, оно всегда может уйти, одарив полным сожаления взглядом и горькой усмешкой, и оставить в унылом одиночестве и камнем на сердце. Томас искоса взглянул на Ньюта. Тот уже понимающе смотрел на него. — Ты словно читаешь мои мысли, — тихо проронил Томас. — Это слегка пугает. — Не бойся. Губы Ньюта изогнулись в загадочной полуулыбке, когда он перевел взгляд на Уэнустус. В его глазах отразился красный свет; зрачки, едва заметно дрогнув, сузились. — Томми, — прошептал он, закусывая губу, — я готов. — К чем… — Томас неловко замолчал, не закончив: одного выражения лица Ньюта хватило, чтобы все понять. — Оу. Хорошо. Неуверенно разомкнув объятия, он немного отступил назад; Ньют остался неподвижен. — Лучше отойди еще немного, — посоветовал демон и стремительным движением переместился подальше, теперь опасно балансируя на самом краю здания. Казалось, один неверный шаг, и он полетит вниз. Но равновесие Ньют держал отменно: раскинув руки, он с неестественным спокойствием раскачивался на мысках, глядя на раскинувшийся под ним город. Налетевший порыв ветра растрепал светлые, подсвеченные красным волосы, заставил его рискованно пошатнуться и сжать пальцы в воздухе. Инстинкты умоляли поскорее схватить Ньюта и оттащить на безопасное от края расстояние, и хотя Томас прекрасно понимал, что ничего с ним смертельного не случится, он не мог избавиться от неприятного ощущения в груди. Мозг радостно подкинул картинки из давным-давно позабытого кошмара, где Ньют, в молчаливой мольбе распахнув темные глаза, летит в не менее темную бездну, а Томас ничего не может с этим поделать, лишь утопает в бессильном отчаянии, и сам опутанный черным липким туманом. Мороз продрал по коже, и Томас дернул головой, отгоняя неприятные, холодящие изнутри воспоминания. — Я не упаду, — Ньют замер и теперь смотрел прямиком на него, взглядом проникая под кожу и читая мысли. — Точно, — и он мрачновато улыбнулся. Томас заставил себя кивнуть. Услышал негромкий хлопок. Моргнул. И забыл, как дышать. Силуэт Ньюта, подсвеченный красным, выглядел одновременно и пугающе, и восхитительно. Хотелось кинуться назад, но в то же время хотелось сделать несколько шагов вперед, дабы как можно лучше разглядеть все великолепие представшего зрелища, что Томас и осуществил, зачарованно приоткрыв рот и шире раскрывая глаза, чтобы не упустить ни кусочка, чтобы потом прокручивать этот образ в памяти, никогда его не забывая, ведь забыть такое невозможно. Томас ожидал увидеть крылья наподобие тех, что были у Гарриет: пушистые, аккуратные, небольшого размера. Но раскинутые крылья Ньюта были совершенно другими: необъятными, каждое около восьми-девяти футов в длину и минимум двадцати — в размахе. Они росли прямо из спины, через одежду, заслоняли собой почти все небо и слились бы с его воедино с его чернотой, если бы не красный свет, исходящий о Уэнустуса, что очерчивал их контур. А еще на них не виднелось ни единого пера. Туго обтянутые гладкой черной кожей, отливающей перламутром, кости, по расположению напоминающие прутья зонта, образовывали полупрозрачные, причудливой формы перепонки, как у летучих мышей, только с гораздо более резкими и острыми изгибами. К концам костей, которые, наверное, можно было назвать пальцами, крепились когти. Самый большой коготь, длиной сантиметров в тридцать, рос из лучевой кости. — Ньют… — восхищенно выдохнул Томас, делая шаг вперед, приближаясь к Ньюту, и внезапно заметил еще кое-что, поразившее воображение и больше походящее на фантастическую галлюцинацию. — О. Вау… Вокруг ног демона обвивался… хвост. Длинный, кожаный, похожий на змеиный, только с заточенным кончиком, напоминающим копье, он нервно подергивался, как дергается хвост кошки, когда она не в настроении. Хвост скользнул по икре Ньюта вверх, обвился вокруг поясницы, блестящий и гладкий, а затем вновь опустился вниз, расслабляясь. — Хвост… — слабым голосом констатировал Томас; от неведомого ранее восторга и благоговения подгибались коленки, а внутри все тянуло и крутило. С трудом оторвав взгляд от изогнувшегося колечком конца хвоста, он наконец поднял взгляд выше, к голове Ньюта, и обнаружил еще одну любопытную деталь. Из светлых волос торчали небольшие прямые рога. На них были тонко вырезаны малюсенькие знаки, и Томас подошел еще ближе, дабы рассмотреть их, но в итоге это оказался причудливый узор из множества завитков и углов, который, наверное, нес какой-то смысл. Когда Ньют поднял руку, чтобы, заметив, куда глядит Томас, провести ладонью по рогу, кончики его пальцев, увенчанные опасно блеснувшими, будто стальными когтями, по длине и остроте походящими на старательно наточенные ножи, подрагивали от тщательно скрываемого волнения, однако в его взгляде читались настороженность и тревога, которые ему не удалось спрятать. Глаза его, как заметил Томас, остались прежними, а вот лицо приобрело какую-то ледяную, надменную, безупречную красоту. Если раньше Ньют казался сосредоточением тепла, настоящим огоньком, то сейчас от него веяло холодом в буквальном смысле этого слова. Скулы заострились, вытянулись; брови потемнели; губы стали такими алыми, что в голову Томаса невольно пришло глупое сравнение из эротических романов: «губы как спелые вишни». Что ж, сейчас Ньюта описывать можно было только словами, сошедшими со страниц подобного чтива, и никакими другими: он был слишком идеален. — Как тебе? — раздался тихий голос, в котором проскальзывали напряженные нотки неуверенности. — Оцени. — Ты… — восхищенно прошептал он, вставая напротив Ньюта, совсем-совсем близко, и отмечая, что демон стал выше на целую голову. — Ты изумителен, — и это было абсолютной правдой. Несмотря на то, что в Ньюте изменилось многое, он все еще был Ньютом, его любимым Ньютом, и выглядел дивно в любом облике. Рот суккуба искривился в усмешке; обнажились зубы, острые, заточенные под акульи, с двумя длинными клыками по бокам. Опасно. Красиво. — А можно потрогать? — трепетно попросил Томас, указывая на огромные крылья, раскинувшиеся за его спиной. Голова Ньюта неторопливо качнулась. Разрешил. Томас бережно коснулся крыльев; коснулся так, словно они — самое хрупкое и ценное из всего, что он когда-либо видел. Так и было. Самое невероятное зрелище в его жизни, самое роскошное и эффектное, которое затмило все чудеса света. Совершенное произведение искусства. Шедевр. Если бы он был фотографом, он бы непременно запечатлел такого Ньюта; если бы был художником — обязательно нарисовал бы его. Но он был просто Томасом, который мог лишь наслаждаться каждой секундой, чтобы потом годами вспоминать произошедшее этой ночью, больше похожей на фантастический сон, в котором все ощущалось так остро, так чувственно и так хрупко. Одно неверное движение, и сон расколется на тысячи кусочков, унося с собой все. Унося с собой Ньюта. Крылья, настоящие крылья, теплые, с плотной крепкой костью внутри и тонкими фалангами пальцев с натянутой между ними мягкой и нежной кожей черного цвета, покрытой, как обнаружилось, легким пушком, что слегка просвечивала в паре особенно тонких мест, напоминали Томасу крылья дракона из детских сказок. Даже когти на крыльях у Ньюта были словно драконьими: серповидные, массивные, заостренные настолько, что Томас не рискнул их коснуться, отдернув руку в последний момент. И внезапно крылья засветились. Началось все с плечевой кости: она залилась золотистым светом так неожиданно, что Томас дернулся, жмурясь от яркости. Сияние стремительно распространялось по фалангам пальцев, а затем тоненькой сеточкой начало расползаться по коже, покрывая ее теми же рисунками, что и на рогах. Это поразило Томаса до глубины души; казалось, он случайно запустил какой-то неведомый магический механизм, который запускать было нельзя. Однако Ньюта свечение ни капли не удивило, поэтому Томас опять дотронулся до сияющего крыла, узоры на котором вспыхнули с новой силой. В местах, где он водил ладонью, рисунки расцветали слепящим золотом; от его рук на крыльях оставались следы. Сдерживая дрожь от ласковых прикосновений к перепонкам, Ньют напрягался до предела, прикрывал глаза, кусая губы. Ему нравится, быстро сообразил Томас, пальцем ведя вдоль одной из фаланг, ощущая твердость кости и бархатистость кожи одновременно. Возможно, именно поэтому Ньют и засветился — от удовольствия. Выходит, его крылья обладают биолюминесценцией, машинально сделал вывод Томас, зачарованно созерцая, как по костям, словно жидкость, разливается золотистое свечение. Блестящие крылья блаженно трепетали, а в один момент резко хлопнули и сложились, уменьшаясь в размерах и прячась за спиной; их обладатель издал дрожащий вздох, отворачивая голову в сторону и стискивая челюсти. Томаса обдуло посланным крыльями потоком воздуха, чуть не сбив с ног. Затем Ньют вновь зашевелил ими, разложил, и Томас, толком не успев ничего понять, оказался со всех сторон окутан теплом и светом. Ньют обнимал его крыльями. И тихо шептал: — Спасибо, Томми, спасибо. Сердце Томаса сорвалось на судорожный ритм в сотый раз за сутки, и он прижался к демону плотнее, чувствуя, как сильно подрагивают крылья и как чужой хвост дергается и проворно обвивается вокруг его талии, прижимая сильнее, словно опасаясь, что он вот-вот передумает и отстранится. Пришлось зажмуриться, чтобы не расплакаться от переполняющих эмоций, которых было слишком, слишком много. Одна слезинка все-таки просочилась сквозь ресницы и скатилась по щеке, оставляя мокрый след. Когда Томас открыл глаза, лицо Ньюта тоже было покрыто дорожками слез, что капали с подбородка и срывались вниз, куда-то под ноги. — Спасибо, — вновь пробормотал он, коротко всхлипывая. — Я тебя люблю, Томми. И я тебе доверяю. Этот Ньют внешне действительно не был похож на свое человеческое обличье, привычное Томасу. Но все-таки кое-что в нем ни капли не изменилось. Глаза. Темно-карие, наполненные чувственным сиянием, они блестели от слез, а черные зрачки то нервно сужались, то расширялись, пульсируя. И это были те самые глаза, которые Томас так сильно любил. Ньют ему доверял. Ньют распахивал свою душу, выворачивал наизнанку и позволял ему копаться в ней, разглядывать абсолютно все, от несущественных мелочей до животрепещущих секретов. — Правильно говорят, что глаза — это зеркало души, — приглушенно произнес он, поднял руку и прижал ладонь к щеке тонко вздохнувшего Ньюта, ощущая, что пальцы мгновенно покрываются его слезами. — Ты всегда будешь моим Ньютом. В любом обличье. А затем Томас, ласково улыбнувшись, приблизился к нему еще плотнее и аккуратно коснулся его солоноватых влажных губ своими. Крылья сжались сильнее, стискивая его в объятиях, а само тело Ньюта резко обмякло, будто через поцелуй ушло все напряжение, сковывавшее его. — Правда? — робко спросил он, вновь заставляя Томаса взглянуть на себя. — Правда. Клянусь. Ньют громко выдохнул, словно эти слова выбили весь воздух из легких. Неуверенно усмехнулся, стремительным движением стер слезы с щек. И вернулся к привычному человеческому облику. И он все еще был великолепен. Ощущение обнимающих Томаса крыльев, разумеется, пропало вместе с этими самыми крыльями, и его обдало холодом. На секунду он даже расстроился, но затем заглянул демону в глаза, и они сияли так ярко и радостно, что на душе мгновенно стало тепло-тепло. Главное: Томас знал, что живет у Ньюта внутри. Знал и откровенно наслаждался этим. Бесподобные, сверкающие ярче сотен фонарей крылья, гибкий хвост, рога, украшенные немыслимо тонкой, изящной резьбой, клинообразные белые клыки — из всего этого состоял Ньют. И Томас был счастлив, что сумел лицезреть его благолепие в полной мере. — Почему же ты так не хотел показывать себя? — растерянно спросил он, а его руки непроизвольно коснулись лица Ньюта. — Я не понимаю, ведь ты запредельно красив... Стушевавшись, Ньют несколько раз моргнул и скрыл взгляд за ресницами, тщательно обдумывая ответ. — Я не знал, как ты отреагируешь, — наконец выдавил он, кусая губы. — Сейчас я понимаю, какой глупостью это было, но что-то во мне боялось, что ты не захочешь быть с, — он умолк, резко дернул головой, — таким, как я. С настоящим демоном. Со всем причитающимся. Томас прекрасно понимал его переживания. — Я понимаю, — так и пробормотал он и обвел пальцем абрис челюсти Ньюта. — Но я хочу быть с настоящим демоном. — Это хорошо, — едва заметно качнул подбородком тот. — Я рад, — он неловко потупился, словно не знал, что еще можно сказать. Но Томасу больше ничего не нужно было слышать. Вновь обняв Ньюта, он прижался к нему так тесно, что слышал биение не только своего, но и его сердца. И сердца их бились в одном ритме. В ритме любви.

×××

Жизнь вошла в привычное русло. Каждое утро Томас просыпался в объятиях Ньюта, вцепившегося в него мертвой хваткой, и не шевелился, пока демон сам не поднимал взъерошенную голову с подушки и не убирал руки-ноги. Каждое утро Ньют потягивался, сонно улыбался и тянулся к нему за ленивым поцелуем, спихивая одеяло на пол. Каждое утро он уходил сперва в ванную, а затем бодрой походкой шел готовить кофе на кухню, мурлыча под нос одну и ту же прилипчивую песенку, пока Томас расслабленно валялся на кровати, любовался взошедшим Тенебрисом и про себя горячо благодарил Вселенную, судьбу, Бога и других, кто послал ему такое чудо в лице светловолосого парня с насмешливыми темными глазами и острой усмешкой. Каждое утро Ньют возвращался в спальню, тыкал Томаса пальцем, заставляя наконец вынырнуть из дремы и подняться на ноги, и заливисто смеялся, наблюдая, как он протирает глаза и умоляет дать поспать еще минуточку. Каждое утро он плескал прохладной водой в лицо, а Ньют, облокотившись на дверь, ждал его, держа в руках две кружки с ароматным кофе, привычным движением протягивал одну из них — ту, что с разноцветными котиками, — Томасу, и себе оставлял обыкновенную белую. Каждое утро демон сидел на столешнице, пока Томас делился с ним своим очередным забавным сном, и давился напитком от смеха, когда слышал о радужных динозаврах с птичьими головами. — И что же творится в твоей голове? — хихикал он, болтая ногами в воздухе. Каждый день к ним забегали то Тереза с Минхо, то Арис, тащивший за собой активно сопротивляющуюся Соню, и они часами сидели в гостиной, болтая обо всем на свете. Каждый день Ньют ради шутки связывался с ним мысленно, пугая неожиданно раздавшимся в черепной коробке: «А я тут, Томми!». Каждый день он с интересом читал в гостиной разные человеческие книги, добытые стараниями Лилит, кусая губы и очаровательно хмурясь, а порой вскакивал посередине страницы и принимался яростно бранить главных героев, опять натворивших какую-то чертовщину, чуть ли не сжигая несчастную книжку, пока Томас с ласковой усмешкой успокаивал его, гладя по волосам как ребенка и обещая, что в следующей главе все разрешится. Каждый день Ньют ускальзывал на работу и, вернувшись домой, в притворном изнеможении валился на руки Томасу только для того, чтобы получить порцию утешений и поцелуев. Каждый день он жаловался на новых подопечных, делясь тем, как один из них попытался его зарезать откуда-то взявшимся ножом, подумав, что его похитили и хотят убить, как Ньют бесстрастно вытащил лезвие из груди и как испугался человек, решив, что его накачали наркотиками и теперь ему мерещится всякая жуть. — Он даже Терезу переплюнул! — восклицал демон, хватаясь руками за голову, а Томас мигом вспоминал историю о том, как девушка впала в бешенство и кинулась на несчастного Ньюта, и старательно давил смех. Каждый вечер он усаживался перед окном и долго всматривался в небо и разгорающийся закат, а Томас тихонько подходил и обнимал со спины, укладывая подбородок ему на плечо. Каждый вечер он шептал на ухо демону всякие нежности или просто рассказывал о такой далекой Земле и своей жизни на ней. О свете солнца и луны, о голубом небе и пушистых белых облаках, о таких разных, непохожих друг на друга городах, о бескрайних морях и гладких озерах, о зеленых лесах и колосящихся полях. И о людях. Об одногруппниках, друзьях и знакомых, о родителях и других родственниках. О том, как он ежедневно просыпался от воплей Минхо, который как всегда опаздывал на первую пару и, чертыхаясь, пытался найти в захламленной студенческой комнате свой рюкзак, как заваривал дешевый кофе из пакетика и гипнотизировал взглядом стену напротив, напрочь игнорируя подгоняющие крики друга. О том, как преподаватели ругали за невыученный материал и ставили плохую оценку, как он на пару с Минхо сбегал с пар и отправлялся в парк по соседству, где кормил птиц, пока друг безуспешно пытался познакомиться с хорошенькой первокурсницей, чтобы взять ее номер. О том, как ходил в клубы, напиваясь вдрызг дешевыми коктейлями, как с трудом находил дорогу обратно в общежитие, поддерживаемый руками заботливо провожавшей его одногруппницы, и как потом раскалывалась голова, пока на соседней кровати страдальчески стонал Минхо, выпивший чуть ли не всю пачку обезболивающего за раз. О том, как он подрабатывал в кофейне и как постоянная посетительница по имени Люси постоянно заказывала карамельный раф с зефирками и говорила ему какой-нибудь приятный комплимент, улыбаясь, как он шел по освещенным фонарями улицам, сжимая в руках бумажный пакет с шоколадным круассаном и делился им с Минхо, когда они сидели у единственного в комнате стола и читали свои конспекты, попивая мятный чай. О том, как вкусно пахло домашней едой, когда он приезжал к родителям на каникулы, и как они обнимали его, расспрашивая об учебе. О том, как весело было зимой лепить снеговиков в родном дворе, вновь превращаясь в ребенка, выпрашивать у мамы морковку, чтобы сделать снежному человечку нос, и искать ветки для рук. О том, как заглядывался на звезды и летом мог часами лежать на примятой траве и мысленно сочинять стихи. О том, как сильно мечтал завести овчарку. Он рассказывал обо всем, даже о том, что казалось маловажной глупостью. Ньют слушал с закрытыми глазами, представляя описываемые картины, и всегда грустно качал головой, понимая, что, несмотря ни на что, Томас скучает. А Томас лишь прижимал его к себе и мягко целовал в шею, не отвечая на немой вопрос, догадываясь, что Ньют и так все знает. Без лишних слов. Каждую ночь демон задавал один и тот же вопрос, а затем, осторожно взяв его за руку и переплетая их пальцы, переносил на ту самую крышу. Каждую ночь они сидели на самом краю бездны, свесив ноги вниз, и молча смотрели на алый Уэнустус, следили за падающими аквамариновыми кометами и на окружавшую их тьму. Каждую ночь Ньют согревал Томаса и щекотно выдыхал теплый воздух ему в лицо, а он смеялся, уворачиваясь. И каждую ночь Томас видел, как чужие глаза загораются красным и наполняются пленительным сиянием. Все шло своим чередом. Пока не оказалось, что Томасу теперь необходимо работать. Поотпиравшись и покапризничав, он нехотя взял протягиваемый Терезой список вакансий и без особого интереса принялся просматривать, как вдруг Ньют восторженно выдохнул, подскочил метра на два и через секунду растворился в воздухе. — И что это было? — недоуменно протянула Тереза, присаживаясь на диван, сжимая в ладонях кружку с горячим кофе. — Это был Ньют, — и бровью не поведя отозвался Томас, пробегаясь взглядом по строчкам и понимая, что работать ему не хочется от слова совсем. — А это все обязательно? — с проблеском надежды в голосе уточнил он. — Как-то не хочется после смерти пахать. — Конечно, — хмыкнула девушка, отпивая из кружки. — Вон Минхо устроился экскурсии для новоприбывших по Инфернуму водить. Такой молодец, — она расплылась в гордой улыбке, которую тут же постаралась спрятать. — Да ладно, — закатил глаза Томас, перелистывая страницу. — Как будто я не знаю, что вы вместе. Он сам ко мне заявился ночью, визжа как свинья, и принялся расписывать, какая ты потрясающая, — он оторвал взгляд от списка, пристально уставился на смущенную Терезу и издал легкий смешок. — Никогда не видел его таким счастливым. Разве что когда вышла новая часть его любимой видеоигры, — поддел он ее. Девушка подавилась кофе и, откашлявшись и отплевавшись, погрозила ему крепко сжатым кулаком. — Боюсь-боюсь, — сардонически мурлыкнул он и продолжил изучать список, устало вздыхая и жалуясь Терезе на свою тяжкую судьбу. И какой извращенец придумал работу? Через полчаса его нытья, которое Тереза успешно игнорировала, листая какой-то журнал и невозмутимо попивая кофе, в комнате возник Ньют, излучающий такой беспощадный позитив, что Томасу даже стало страшно. — Томми! — заорал демон, кидаясь ему на шею и сразу же целуя, да с таким напором, что Томас случайно разжал пальцы, и все страницы разлетелись в разные стороны и спланировали на пол. — Прикинь! Представь! — он аж задыхался от восторга, чуть ли не взрываясь, пока Тереза молча наблюдала за этой сценой, отложив журнал, а потом покрутила пальцем у виска, бросая на Томаса выразительный взгляд. — Так, Ньют, — принялся успокаивать перевозбужденного парня он, отцепляя его от себя и заставляя стоять прямо, а не подпрыгивать каждую секунду то на одной ноге, то на другой, словно радостная первоклашка. — Что случилось? — Мама разрешила тебе работать со мной! — наконец внятно объяснил он, но тут же сорвался на счастливый визг, наворачивая круги по комнате и воодушевленно размахивая руками. — Мы с тобой будем встречать попавших в ад людей! Ты станешь куратором, как я, Томми, только подумай! Томас впал в оцепенение, полагая, что ослышался, но, судя по выражению лица Терезы, все сказанное не было глюком, и необходимость бежать к отоларингологу отсутствовала. — Это точно не шутка? — недоверчиво уточнил он, хватая слетевшего с катушек Ньюта за запятье и заставляя сесть на диван. — Да, я ведь такой шутник, — с явным сарказмом произнес тот, поджимая губы и возводя глаза к потолку. — Конечно, нет! Теперь будешь помогать несчастным умершим людишкам освоиться здесь. Первое время мы будем работать в паре, чтобы ты выучил все, а потом я отпущу тебя в свободный полет, — наставлял он Томаса, без остановки дергая руками. — А если меня там убьют? — на всякий случай решил уточнить Томас: умирать как-то не хотелось. — Я наслышан о том, как себя ведут некоторые люди, попавшие в ад. — Во-первых, ты камбион, — скурпулезно принялся разъяснять Ньют, — а во вторых на подземелье наложены защитные чары, там даже человек себя убить не сможет, потому что были случаи, когда от безысходности люди пробовали хитрые способы самоубийства. — О. Понял, — вскинул руки Томас, как бы защищаясь от снисходительного взгляда демона. — То есть этот список мне больше не нужен? — обрадовался он, указывая на лежащие на полу листки бумаги, и, дождавшись кивка Ньюта, коварно прищурился. — Тогда можно я его сожгу? — Ты с ума сошел, Том? — подлетевшая к нему Тереза ударила его по голове наспех скрученным в трубочку журналом. — Ай, Теза! — с уязвленным видом мяукнул он и понурился, потирая затылок. — Не изображай, что тебе больно, — лишь фыркнула девушка и присела на корточки, принимаясь собирать разлетевшие страницы в аккуратную стопочку. В это время Ньют с хищным видом подбирался к ее остывшему кофе, который стал горячим, стоило ему прикоснуться к кружке. Следующий час они провели, слушая упоенные речи Ньюта, что с ликованием рассказывал, как ловко уломал Лилит дать Томасу работу куратора. Вскоре Тереза не выдержала и потихоньку начала отползать в сторону выхода, но раздался стук в дверь, заставивший демона прерваться и вопросительно покоситься на Томаса. — Мы кого-то ждем? — Минхо всегда приходит без приглашения, — он переглянулся с Терезой и махнул рукой в сторону коридора. — Откроешь своему ненаглядному? Пропустив мимо ушей беззубую издевку, девушка ушла и спустя несколько секунд вернулась, держась с Минхо за ручки. — Какая прелесть, — подтрунил над ними Ньют, складывая пальцы в форме сердечка и направляя их на друзей. — Ты сам советовал мне найти девушку и заняться ей, чувак, — припомнил ему Минхо с широкой ухмылкой и плюхнулся на диван рядом, укладывая ноги на столик. Тереза зашикала на него и, прочитав целую лекцию на тему, почему нельзя так класть ноги, заставила его сесть нормально, тут же опускаясь рядом и укладывая голову ему на плечо. Ее темные густые волосы рассыпались волной, и Минхо принялся с влюбленным видом перебирать прядки, а затем и вовсе заплел ей несколько маленьких косичек, когда девушка задремала, несмотря на выпитые кружки кофе. — Прямо-таки идиллия, — пробормотал Ньют, лежа на коленях Томаса, пока тот поглаживал его по голове, тоже начиная засыпать. — Верно, — таким же тихим шепотом ответил он, склонился к Ньюту и поцеловал в лоб, а тот обнял его за шею и прижал к себе, тепло усмехаясь и расслабленно прикрывая глаза. — А Соня где ходит? Ньют многозначительно повел бровями: — С Арисом. После того, как он подарил ей Леонтину, она ни на шаг от него не отходит, да и он за ней по пятам следует. А за ними Леонтина на своих крохотных крылышках летит, — рассмеялся он и помахал ладонями, изображая крылья. Леонтиной звали воздушного котенка, которого Арис торжественно вручил Соне, предварительно завязав на тельце кошки красивый красный бант. От восторга демоница, растеряв всю свою солидность и чопорность, верещала на пронзительной ноте, сверкая голубыми глазами и обнимая то котенка, что трепетал своими покрытыми пушистой шерстью крыльями и, зависнув в воздухе, ластился к новой хозяйке, то Ариса и, растрогавшись, чуть не поцеловала его, но вовремя вернула себе самообладание и со смущенным видом занялась обустройством дома для нового жителя. В первый раз увидев Леонтину, Томас не поверил, что на самом видит, как к нему подлетает котенок с растущими из спины крылышками. Когда он принялся почесывать их, Леонтине это так понравилось, что она, мурча как трактор, расслабилась и чуть не упала на пол. Благо Соня вовремя подхватила свою любимицу и принялась зацеловывать ей мордочку, а стоящий рядом Арис присоединился к демонице, поглаживая кошечке мягкие лапки. От этого зрелища на лице Томаса непроизвольно появилась понимающая усмешка, и он тихо покинул комнату, на что занятые котенком (и друг другом) друзья не обратили особого внимания. Ранее он никогда не видел Соню такой искренней и улыбчивой и был рад, что она наконец-то обрела свое счастье. — Арис в нее со школы влюблен, — доверительно поделился Ньют, потягиваясь, выгибаясь в спине и запрокидывая голову; его тело задрожало от удовольствия. — Думаешь, он ей тоже нравится? — погладил его по животу Томас, через ресницы следя, как мерно поднимается и опускается грудь Ньюта, когда он дышит. — Возможно, — откликнулся тот, потирая глаза. — Я сам сейчас засну. Надо бы растолкать наших голубков, — кивнул он в сторону Терезы и Минхо, который тоже провалился в сон, запутавшись пальцами в ее волосах. — Надо бы. Спящих в объятиях друг друга друзей отчаянно не хотелось будить, как и вставать с дивана, но Томас все же заставил себя это сделать и, размяв конечности, осторожно потряс Терезу за плечо, зовя ее по имени. С Минхо он обошелся по-свойки: просто сбросил с дивана. Тот мгновенно проснулся от неприятного столкновения с полом, осоловело закрутил головой, силясь понять, что произошло, и испуганно вытаращил глаза. — С пробуждением, — подоспел Ньют с ехидной ухмылочкой. Тереза тоже подпрыгнула на месте от громкого звука, с которым упала тушка Минхо, и от неожиданности чуть не ударила рукой Томаса по лицу, выбросив вперед сжатый кулак. — Эй-эй, Теза! — он присел вовремя: кулак девушки со свистом врезался в воздух в сантиметре от его головы. — Ты чего? — Извини, Том! — тотчас раскаялась Тереза, спуская ноги с дивана, обняла Томаса и чмокнула его в макушку. — Я по привычке. — Странные у тебя привычки, — приподнял брови Ньют. — Уж прости, что у меня никаких сверхспособностей нет, — искривила губы в скептической усмешке девушка и перевела взгляд на Минхо, который все еще сидел на полу с изумленным видом. — С каждым днем ты поражаешь меня все сильнее, — растерянно потер он помятую физиономию и наконец встал, отряхивая одежду. — Рада стараться, — пропела Тереза и лукаво подмигнула ему. — Пойдем, дружочек. — Я уже не дружочек! — надулся Минхо с задетым видом, но, стоило девушке взять его за руку, растянулся в счастливейшей улыбке и приобнял ее за талию. Выпроводив друзей из квартиры, Томас вернулся в гостиную, где Ньют блуждающим взглядом гипнотизировал окно, за которым Тенебрис медленно клонился к горизонту, уступая место густой тьме, съедающей его прощальные лучи, озаряющие город. — Темнеет, — меланхолично протянул он, обернулся на Томаса через плечо и выдал неизменное: — Пойдем, Томми? Томас засиял: он ждал этот вопрос, ждал сильнее всего в мире. Подошел к Ньюту, ласково обнял сзади, скрепляя руки на животе, и как всегда положил подбородок ему на плечо. — Конечно. И Ньют, накрыв его ладонь своей, перенес их на крышу. Небо было таким же черным, как и обычно, Уэнустус все также походил на идеально круглое, огромное пятно крови, зависшее прямо перед ними, а кометы носились туда-сюда, разгоняя тьму своими яркими хвостами. Но все вновь изменилось. Встало на свои места. Барьеры были окончательно разрушены, сомнения — развеяны по воздуху, словно пепел, страхи — унесены ветром в неизведанные края, внутренняя боль — растворилась, не оставив и следа в душе, а любовь и доверие вышли из установленных границ и навсегда стали частью Томаса. Навсегда. Крепко прижимая к себе Ньюта, своего Ньюта, он, в тишине, нарушаемой лишь тихим дыханием, восхищался невероятной красотой ночи и четко осознавал одно: его обычная жизнь кончилась, но настоящая любовь лишь начиналась. Все было в порядке. Действительно в порядке. Наконец-то он не лгал. — Ты счастлив? — вполголоса спросил Ньют, участливо следя за его выражением лица из-под безмятежно опущенных век. — Да. Ньют неуловимо улыбнулся. Томас подался к нему и запечатлел нежный поцелуй на его дрогнувших ресницах.