Jus primae noctis (Право первой ночи)

Вечер укрыл Британию мягким сумраком. Люциус поднялся по мраморным ступеням на гостевой этаж и замер у одной из тяжёлых дверей. Короткий стук. Люциус дожидался, покуда ему позволят войти. Однако всё было тихо; тогда он осторожно приподнял щеколду и бесшумно толкнул створку. Не заперто. Он распахнул дверь, пытаясь разглядеть очертания спальни, но в тени тонуло всё. — Зачем ты стучишься? — невнятно прошелестел тихий голос. — Это твоя комната и твой дом. — Ты мой гость и комната эта — твоя. — Люциус недовольно вгляделся. — Почему ты сидишь в темноте? Люмос! Северус Принц полулежал на кровати, полог был отдёрнут, простыни смяты. — Твои вечерние зелья. — Люциус деловито расставил на столике несколько флаконов. — Ужин принесут через полчаса. — Я… встану. — Северус пошевелился, резко вдохнул и спустя несколько секунд осторожно выдохнул. — Рано тебе вставать. — Малфой придержал его за плечи, стараясь не обращать внимания, как от прикосновения гость вздрогнул. — Я помогу. Не шевелись, пожалуйста, я дотронусь. — Малфой склонился над тонким телом, откинул одеяло, приподнял ночную рубашку и решительно приложил ладонь сначала к впалому животу, затем к паху. — Inanire. Тут же отстранился, оправил рубашку, поправил одеяло: — Теперь не нужно вставать? — Нет. Разновидность очищающего заклинания? — Заклинание Опорожнения. Не узнал? А как, ты думаешь, я ухаживал за тобой всю прошлую неделю? — Я был без сознания неделю? — Даже дольше. Прими зелья. * * * Люциус пристально разглядывал Северуса. Тот вырос, сильно вытянулся за три года, что они не виделись, но оставался тощим и голенастым. Его кисти и ступни были длинными — он ещё продолжал расти — но узкими и изящными, а костлявые плечи выглядели по-юношески хрупкими. И вместе с тем некое неуловимое очарование и грация невольно приковывали к себе взгляд, не позволяли забыть его даже спустя годы; каждое его движение приводило Люциуса в восторг. Становилось прохладно. — Инсендио. В камине весело вспыхнуло пламя, и через несколько минут больной перестал дрожать, расслабился и задремал. Малфой грациозно опустился в кресло, задумчиво наблюдая за спящим другом. Он вспоминал, когда и как именно познакомился с Принцем. * * * Люциус улыбнулся, вспоминая детство, каменистый остров, поместье Вальд-холл, ставшее убежищем мастеру Геллерту, его ученикам и слугам, — потемневшие от времени стены, длинный общий стол и зачарованный потолок. Вот первогодки один за другим разбрелись по своим местам, кроме одного — этого худенького взъерошенного мальчишку мастер привёз последним. Тот был явно напуган и едва ли понимал, что ему говорили, напряжённо озираясь и вглядываясь в лица. Тощий, оборванный, перепачканный и босой — в их-то климате! Не иначе как мастер его из-под земли выкапывал? Люциус закусил губу и терпеливо повторил: — Добро пожаловать в Вальд-холл* (от нем. Wald — лес). Я Люциус Малфой. Паренёк в ответ кивнул и отвернулся, выбирая, куда ему сесть. Но Малфой не отставал: — Представься нам и поздоровайся со всеми. Тот угрюмо обвёл взглядом длинный стол, но послушался и вежливо, чуть церемонно произнёс: — Я Северус Принц из Коукворта. Моё почтение этому дому и его обитателям. Да пребудет с нами магия. — Магия с нами, — нестройным хором ответили ему остальные. Малфой удовлетворённо кивнул: формула приветствия произнесена, стало быть, ему её назвали родственники-маги и парень знал, как себя нужно вести в доме волшебника. Одной проблемой меньше. — Принц? — Я полукровка. — Садись с нами, Принц-полукровка. Здесь отныне твой дом. * * * Северус не доставлял никому никаких хлопот. Он не опаздывал на занятия, не дерзил преподавателям, не хамил другим детям. Он вообще был на удивление незаметным. Через пару недель за ним уже не нужно было приглядывать, поскольку он перестал путаться в коридорах и лестницах. Род Принц, чьей фамилией он назвался, был древним, но обнищавшим. Да и оказался парень всего лишь полукровкой — это не добавляло ему ни уважения, ни статуса. Прошёл год. Малфой вспоминал, как морщился, недовольный своим самым неряшливым подопечным в чистой, но вечно мятой мантии, с неровно обрезанными длинными патлами, которого встречал то в зельеварне, то в Большом зале, то на берегу Чёрного озера. Тот почти всегда был один и постоянно очень занят, но по-прежнему не доставлял никаких хлопот — молчаливый, послушный и чудовищно работоспособный. Будь Северус общительнее, его узнали бы лучше, но прошёл почти целый год, прежде чем Малфою выпал случай поговорить с ним. Система обучения в Вальд-холле не отличалась оригинальностью. В общем зале присутствовали все ученики, группируясь по возрастам. Так было куда проще обогревать помещение, да и все студенты были на виду. Люциус поспешил к своему столу, доставая на ходу котёл и связку пергаментов, — Гриндевальд опоздавших не жаловал. Внятно продиктовав рецепты зелий для старших и младших, наставник поднялся и пустился в путь между рядами каменных столов, заглядывая в котлы и давая советы. У столов первогодок мастер всегда задерживался надолго, показывая и объясняя самые необходимые действия, — как держать нож, шинковать ингредиенты, разводить под котлом огонь и так далее. — В это время у старших учеников была возможность спокойно сварить основу для зелий, а порой и закончить работу. Добавив в котёл толчёную чешую змеи, Люциус обнаружил, что у него на столе только два волоска безоарового козла, тогда как по рецепту должно быть три. Быстро взглянув под стол и не найдя волос, он понял, что ингредиента у него не хватает. Люциус нервно взглянул на дверь хранилища в конце зала: добавлять волосы нужно было через тридцать секунд, он никак не успеет сбегать за новым — его зелье можно считать испорченным. Закусив губу, Люциус приготовился очистить котёл и начать все сначала, как вдруг с соседнего стола протянулась тонкая рука и положила перед ним ДВА волоса. Не помня себя от радости, Люциус схватил один волос и аккуратно опустил в булькающее зелье. Добавил огня, помешал, как полагалось по рецепту, и облегчённо вздохнул. Зелье было прозрачным с едва заметным опаловым отливом. Довольный Люциус повернулся к соседнему столу и поражённо уставился на своего соседа. Это был Принц. Но не это удивило Малфоя: перед парнишкой в котле посверкивало опалом зелье — точно такое же, как у него. — Принц? — воскликнул Люциус. — Ты ошибся! Ты должен варить другое зелье… — И тебе здравствуй, Малфой, — сухо ответил ломкий мальчишеский голос. — Это зелье я варил ещё осенью. Малфой изумлённо разглядывал каменную столешницу, — действительно, высокая стопка пергаментов, аккуратно перевитая бечёвкой, не могла принадлежать студенту-первогодке. — А как у тебя оказались лишние волосы безоарового козла? — уточнил он. — Они не были лишними, я не беру ингредиентов с запасом, если ты это имеешь в виду, — щеки Северуса порозовели. — Тогда откуда? — Какая разница? — Принц отвернулся, наполнил крошечный фиал зельем, одним движением убрал со стола остатки ингредиентов, подхватил очищенный котёл и покинул ошарашенного Малфоя. Люциус догнал Принца у входа в трапезную. Тот заметил его издали и попытался шмыгнуть прочь, но Малфой был настойчив. Ухватив парнишку за шиворот, он решительно встряхнул его и потребовал ответа на свой вопрос. — Откуда у тебя были лишние ингредиенты? Северус попытался вырваться, обнаружил, что на них начали с ухмылками оглядываться, и сдался. — Я отвечу, если ты никому не скажешь. Дай слово. — Не дам я такого слова, — возмутился Люциус, — вдруг ты… — и напоролся на тёмный, обжигающий взгляд. — Я. Не. Таскаю. Ингредиенты. Из. Кладовой, — раздельно и зло произнёс Северус. — Дай слово, или идём к мастеру. — Хорошо, даю слово, — неожиданно сдался Люциус, и тогда лицо Принца неуловимо разгладилось. Он облегчённо повёл плечами, и Малфой поспешно отпустил его воротник. Они сели рядом на длинную скамью и принялись за похлёбку. Северус задумчиво ковырял ломоть хлеба, словно размышлял, что и как сказать. — Я сэкономил два волоса, — наконец выдавил он. — Я придумал, как сделать рецепт более… удобным для изготовления, — и, предвосхищая вопрос Люциуса, открывшего было рот, поспешно пояснил: — Мастер не знает. Про это конкретное зелье не знает, — уточнил Принц. — Ты так уже делал раньше? — Да. Не всегда получалось… Но иногда результаты вполне удовлетворительные. Говорить об этом нельзя, мастер запретил болтать. И он запретил менять рецептуру без его ведома. Так что… Если ты скажешь, что знаешь наш секрет, меня могут наказать, а тебе мастер велит молчать, только и всего. — Я дал слово, — произнёс Малфой и устыдился — настолько высокопарно это прозвучало. На следующем занятии по зельеварению Люциус постарался занять соседний с Северусом стол. И на следующем. А вскоре они уже работали рядом постоянно. Северус записывал рецепты всех зелий, что звучали в лаборатории, причём каждый рецепт — на отдельном листе пергамента. Пергаменты были очень дороги, и Малфой удивился, к чему такое расточительство. Но по-настоящему он удивился, когда Северус вернулся из кладовой с кучей ингредиентов и ещё одним котлом. Запалив огонь под двумя котлами сразу, он пристроил сбоку два листа пергамента и ловко разложил ингредиенты по кучкам. Малфой боялся дышать, чтобы не помешать ему. Пальцы Северуса летали над столом, то нарезая, то давя, то помешивая, котлы весело булькали, и Люциус наконец очнулся и занялся собственным зельем. Через два часа Малфой понёс к преподавательскому столу свой флакон с зельем. Северус нёс два. Кроме того, у него остались кое-какие ингредиенты. Остатки зелья из котлов Принц аккуратно перелил в фиалы и спрятал в карманы мантии: — Это полезное зелье. Все просто очищают свои котлы, — он кивнул на соседей, — но это расточительство. — Ничего подобного, Принц, — прозвучал над ними холодный голос мастера. — В большинстве котлов зелье испорчено, поэтому мы уничтожаем его. Твои снадобья можно пить. Могу я узнать, для чего они тебе? — Конечно, — Принц посмотрел Гриндевальду в глаза. — Я выменяю на них пергаменты и перья. Вы же не против? — В общем... нет, не против. Я понимаю, что получить всё это иным способом для некоторых учеников бывает… затруднительно. В оплату стоимости ингредиентов в следующий раз сваришь мне зелье по особому рецепту. — Да, мастер,— обрадовался Северус. — Спасибо. Малфой молча созерцал эту занятную беседу. Когда Геллерт Гриндевальд отошёл, он наконец задал вопрос, мучивший его уже пару недель: — Почему ты тратишь целый лист на один рецепт? Пиши подряд, как все, и таких проблем у тебя не будет. Нам выдают пергаменты, их обычно хватает. Северус ничего ему не ответил. * * * Люциус смутно помнил день, когда он обратил на Северуса внимание по-настоящему. Возвращаясь из трактира в небольшой деревушке Хогсмид (Гаренин — историческое название), усталый, немного захмелевший от местного эля Малфой заприметил в кустах копошащуюся фигурку. Да что не так с этим ребёнком? Наверняка перемазался в траве и грязи, подумал Люциус, и решительно шагнул с тропинки. Северус не видел его, и Люциус смог приблизиться практически вплотную, когда над веточками дрока вдруг приподнялась тёмная макушка. Их глаза встретились — пронзительно-серые и чёрные, как преисподняя, и оба вдруг опешили, оказавшись нос к носу наедине среди зарослей и буйства красок ранней осени. Северус молчал, застигнутый врасплох, ожидая, пока Малфой объяснит, чего ему от него нужно. Люциус не торопился. Спокойно оглядел перепачканную мантию, чумазые щеки, сосульками висящие неровные пряди и поднял бровь: — Принц, это невыносимо, в конце-то концов. — Северус выжидательно смотрел на него. — Ты позоришь школу. Деревенские могут подумать, что здесь учатся одни оборванцы. — Малфой брезгливо поморщился. — Неужели так трудно следить за собой и содержать одежду в порядке? Северус молча сверлил Малфоя взглядом. Тот вздохнул, вынул палочку и легонько ткнул ею Северуса в плечо. Воздушная волна прошлась вдоль тела, и новехонькая чёрная мантия красивыми складками окутала тщедушную фигурку. Малфой покровительственно окинул взглядом дело своих рук, затем подцепил один из неопрятных локонов и шевельнул губами, напоследок слегка коснувшись впалой щеки. Черные волосы, блестящие, гладкие, веером рассыпались по шёлковому воротнику. Малфой отступил на два шага, демонстративно скрещивая руки на груди, как вдруг Принц пошевелился. Впервые за всё время. Он выступил из зарослей, словно выплыл из них — спокойно и медленно, давая багряной листве обтечь гладкую ткань мантии. Видимо, он выполнял задание по гербологии — в руках он держал гербарную папку. Малфоя поразил контраст — тонкие, длинные пальцы поверх потемневших дощатых створок. Северус задержался всего на секунду; резко опустил голову — Малфой решил было, что тот благодарно кланяется ему, — но Принц разглядывал, во что превратилась его одежда. Выпрямился; шагнул было прочь, но неуверенно приостановился и уточнил: — Это всё? Я могу идти? Малфой оторопело кивнул. Оборванный заморыш за пару секунд превратился в принца. Люциус молча наблюдал, как грациозно удаляется тонкая фигурка с уродливой гербарной папкой, и не мог прийти в себя. * * * Воспоминаниям предавался не только Люциус Малфой. Лорд Амвросий Аврелиан, маг, брат покойного короля, раздумывал, как возвести на трон племянника Артура Пендрагона. Парень с трёх лет жил в чужой семье. Утер понимал, насколько тяжело приходится приемышам, и в «приданое» Артуру выделил свой самый лучший и самый доходный лен. Он настоял, чтобы документ был оформлен как положено, и даже приложил к нему собственный перстень, вымазанный в крови. Никто, кроме Амвросия, не знал, что собственность Артура на лен была в двух экземплярах, второй он взял на сохранение и берёг, как зеницу ока. Пока Артур жил в доме Экторов, распоряжаться доходами с лена мог глава семьи. Утер считал это правильным: его сын не должен был знать ни о собственном отце, ни о своём наследстве. Эктор, получив за Артуром такой куш, не посмеет держать его впроголодь. Амвросий появлялся в доме сэра Эктора редко — слишком много забот было на его немолодых плечах. Эктор, разумеется, был с ним знаком; для всех прочих он представлялся именем Мерлин: не хотел, чтобы кто-то заподозрил связь Артура с королевским домом. Очень скоро он убедился, что магия не слушается Артура. Тот не озлобился, не позавидовал могучим возможностям наставника, всегда встречал его радостно и охотно учился. Дядя и племянник аппарировали в старую дубовую рощу и пробирались между зарослями к поселению друидов. Крохотные уютные землянки, возможность играть и бегать где захочется, задушевные беседы у костра — всё приводило мальчика в восторг. Артур выучился читать в пять лет, письмо освоил в шесть. Амвросий приносил ему книги — огромные, тяжёлые рукописные фолианты с дощатыми, обтянутыми кожей переплётами и медными замками. Артура захватила магия слова; правда, научившись читать бегло, он частенько высказывал недоумение содержанием. Амвросий был доволен, что мальчик умён, но времени на обучение катастрофически не хватало. Дядя учил племянника языкам — греческому и латыни, — чтобы затем тот сам мог читать классиков. Артур изучал труды Сократа, Аристотеля и Плутарха по книгам, которые дядя доставал для него неизвестно откуда. Амвросий пробовал было оставлять ему книги, чтоб тот мог заниматься в доме приёмной семьи самостоятельно, но Артур решительно воспротивился: — Я не смогу их там сохранить. Впервые Амвросий задумался, хорошо ли живётся племяннику. Он попробовал понаблюдать. Эктор был справедлив, супруга его тоже, но ни один, ни другая не считали нужным беречь мальчика от кулаков и злого языка своего родного сына Кея, старшего Артура пятью годами. Тот прилюдно попрекал парня куском и углом. Артур равнодушно отворачивался, пожимая плечами, и Амвросий понял: Эктор сдержал слово. Мальчик считал себя сиротой без гроша за душой, живущего у него из жалости. Он был чисто одет и накормлен. Ничего лучшего предложить ему Амвросий не мог. Он не мог даже признаться, что они родственники. Однажды Артур всё-таки спросил: отчего учат только его и никогда — Кея? — Я обязательно расскажу, — пообещал ему волшебник. — Когда ты выучишь всё, что должен. Шли годы. И Кея, и Артура Эктор учил обращаться с мечом и ездить на лошади. Кей был в восторге — он был выше, сильнее и не упускал возможность сбить младшего с ног. Артур терпеливо сносил его заносчивый нрав, но к восемнадцати годам, вытянувшись и налившись молодой силой, он нет-нет да и прикладывал Кея всё крепче и крепче. Между юношами установилось хрупкое перемирие. * * * Амвросий вспоминал, как спускался в дворцовый ледник попрощаться с братом. Вскоре сюда придут люди в сутанах, и побыть наедине уже не получится. Амвросий отвернул край заиндевевшего ковра — лицо Утера было спокойно и строго. Как предъявить миру наследника, о котором никто — кроме самого Амвросия — ничего не знает? Пророчество не сплетня. Можно пустить гулять по миру байку, но как сделать её легендой? Как заставить повторять её, грезить ею? Как сделать её важной для каждого? Она и должна быть — для каждого. Всякий должен быть уверен, что она предназначена именно ему и никому больше. У Амвросия была только одна карта — пустующий трон — на всю Британию, и разыграть её следовало со всей Британией. «Пусть любой решит, что у него есть шанс стать королём. На глазах у всех при равных условиях каждый может испытать удачу… Но кто мы такие, чтобы спорить с судьбой?» Если все поверят в шанс для себя, поверят и в везение для кого-то одного. А чтобы повезло именно Артуру, уж Амвросий постарается. Волшебник он, в конце-то концов, или кто?