Jus primae noctis (Право первой ночи)

Прошла ещё неделя. Приятели всё время проводили вместе, но говорили мало: Северус ужасно смущался от жарких взглядов Малфоя, он злился, но держал лицо и потому накинулся на книги. Он не всё в них понял, но тренированная память позволит ему вернуться к этим знаниям вновь позже, когда он повзрослеет и наберётся опыта. Во всяком случае, он очень на это рассчитывал. Лекарь осматривал его ежедневно и однажды, аккуратно введя палец в анус, решительно кивнул довольному Малфою, после чего собрал сумку и удалился. Северус подозрительно следил за этой пантомимой, не в силах сдержать алых пятен на щеках. Не обращая внимания на оцепеневшего от возмущения парня, Малфой наставил на его тыл волшебную палочку и принялся шевелить губами. Северус почувствовал одновременно холод, боль и щекотку. Шли минуты. Люциус всё твердил свои заклинания, и вот Северус уловил в его голосе усталость — бормотание временами совсем становилось невнятным — и пошевелился. Его тут же прижали к кровати, Малфой будто очнулся и последние фразы произнес чётко, отрывисто и громко. — Всё, — выдохнул Люциус. — Попробуй сесть. Северус осторожно приподнялся и понял, что исцелён. *** На заре Северус аккуратно выложил на столик прочитанные книги. Оделся. Подумал, положил в карман Библию — Малфой наверняка не обидится — и осторожно направился к выходу. Его время пришло. Рассвет встретил его колючим ветром. Роса ещё не сошла, и Северус мгновенно вымочил ноги. Дрожа от холода, он быстро пошёл по дорожке вокруг замка к выходу, надеясь, что согреется в движении. За поворотом раздалось лошадиное ржание. Северус отпрянул. — Ты хотел уйти, не попрощавшись? — спокойный голос Малфоя заставил Северуса вздрогнуть. Он вышел из-за угла. Люциус смотрел на него в упор тяжело и выжидательно. — Думал, так будет проще. — Я не отпущу тебя, — увидев упрямо поджавшиеся губы, Малфой со вздохом продолжил. — Одного не отпущу. Я еду с тобой. Или ты решил присвоить себе все подвиги мира? Оставь и мне немного. Только тут, оглянувшись, Северус увидел у коновязи двух осёдланных лошадей. Подойдя, оценил туго набитые дорожные сумки и жадно уставился на тёплые плащи. «Мне так неловко, что ввалился без спроса, испачкал кровью простыни, заставил возиться с собой и не смог за всё это дать тебе то, чего ты ждёшь от меня… Ты настоящий друг, Люциус», — подумал бы прежний робкий и воспитанный Северус. Но он умер, затраханный до смерти, в живых остался лишь циничный и озлобленный Принц. — Не можешь расстаться со мной, нянюшка? Или так понравилось быть нижним? Малфоя словно ударили под дых. Он впился неверящим взглядом в глаза юноши, и то, что он там увидел, одновременно ужаснуло его и успокоило. — Да ничего подобного. Уверен, ты отлично справишься сам. Хочу увидеть твои неуклюжие попытки притворяться человеком — такого развлечения я не пропущу. Ну, раз я у тебя в няньках, живо одевайся и едем! — Люциус усмехнулся, швыряя в друга высушивающим заклинанием. Снейп молча кивнул и забрался в седло. Ожидал боли, но через пару секунд расслабился и скупо обронил: — Хорошая работа. Люциус проглотил сдержанную похвалу. Этого нового Северуса Принца он не знал, но он нравился ему всё больше. Не верилось, что этот язвительный человек ещё пару недель назад рыдал в его объятиях. Холодное сердце лорда Малфоя щемило от нежности. Друзья выехали за ворота. Перед ними расстилалась бескрайняя долина, заросшая густой пожухлой травой и густым кустарником, тут и там виднелись небольшие рощицы. — Это ленные угодья, — Малфой сделал широкий жест, обнимая все видимое пространство. — Пастбища. Поля у меня с другой стороны усадьбы — у нас за спиной. Там сейчас пусто, одна пшеничная стерня. — Стерня? Звучит зловеще. — Ты вроде сельский житель. — Мы не сажали пшеницу, только овощи. Я знаю, что такое ботва. — Стерня — торчащие из земли обрезки колосьев. Всё поле как недельная щетина. — Я помню, — вдруг удивился Северус, — видел в Коукворте. Просто не знал, что это и есть стерня. У нас это называли жнивьём. — Ну да, так тоже можно. Жнивьё остаётся после жатвы. — Люц, — позвал его Северус, — придержи коня. Я не могу ехать быстро. — Тебе нехорошо? — тут же взволновался тот. — Странно. Твой зад зажил полностью и внутри, и снаружи, я уверен. Неужели я ошибся? — Не ошибся, всё зажило, — Снейп поморщился и буквально через минуту натянул поводья. — Мне нужна минута. — Да что случилось? — не на шутку встревожился Малфой и недоверчиво поинтересовался: — А ты вообще умеешь ездить верхом? — Я умею забраться на лошадь и слезть с неё, проехать сотню шагов, держа спину, как требовал от меня учитель. До Вальд-холла я ни разу не сидел верхом. Меня этому особо и не учили, позволяя проводить время за зельями. — И как чувствуешь себя? — Все яйца отбил, если честно. — Подскакивай вместе с лошадью. — Я подскакиваю. — Нет-нет. Ты подскакиваешь не в такт. Смотри. Когда лошадь подскакивает, ты привстаёшь в стременах, а когда опускается — садишься. Попробуй. Они тронулись дальше. Некоторое время Северус сосредоточенно пробовал. — Лучше? — не выдержал Малфой. — Яйцам лучше. Ногам тяжело. — Такова жизнь, приятель, — рассмеялся Люциус. — Как ни старайся, откуда-нибудь прилетит. Северус мужественно пытался приспособиться под плавные движения своего коня. — И вот так — целыми днями? — не выдержал он. — Будет легче, — пообещал Люциус. — Какое тут, нахрен, легче! Малфой был очень осторожен. Он видел, как неловок Северус-наездник, как в седле он некрасиво горбится и ёрзает, не в силах скрыть страдальческой гримасы, и буквально через час решительно натянул поводья. — Слезайте, мистер Принц, и снимайте штаны. Явите миру вашу сиятельную задницу. К глубокому удивлению Малфоя, такое обращение Северус воспринял довольно спокойно. Неловко сполз с седла, зацепил уздечку за ближайшую ветку и принялся развязывать шнурок на брюках. Люциус торопливо отвернулся: в штанах потяжелело, а сейчас следовало держать себя в руках. Но диагностику провести было необходимо, как и дать отдых непривычным мышцам бёдер. — Ну что там? — Северус наконец распрямил подрагивающие ноги. — По ощущениям — неплохо. — Выглядишь, будто тебя на кол посадили, — Люциус сосредоточенно изучал тылы друга. — Всё себе растёр. Погоди. Сейчас я тебя смажу. *** Северус мало путешествовал. В Вальд-холл, этот мрачный шотландский замок, ему помогали аппарировать, и получалось, что он знал только родной Коукворт, магический квартал Лондона, где покупал Лили палочку, да Глазго, где сбывал зелья. Перемещался он исключительно аппарацией. Теперь он впервые в жизни проезжал мимо незнакомых мест. Люциус оказался незаменимым спутником: знал почти всё обо всём и с удовольствием развлекал друга разговорами. Северус внимательно слушал, вертел головой и задавал вопросы, покуда они были наедине. Малфой тихо ужасался его едким комментариям, гадая, куда делся его застенчивый Северус. Стоило рядом оказаться кому-нибудь, как тот превращался в Принца и мрачно молчал. Северус всё-таки не мог долго сидеть верхом, начинал ёрзать, кусал губы, поэтому Люциус, щадя чувства друга, то и дело придумывал необходимые остановки. Они ехали не торопясь, часто спешивались, чтобы размяться и пройтись пешком, передохнуть и напоить лошадей на берегах ручьев, уже подмерзавших по вечерам... Вынимали нехитрые запасы и спокойно закусывали. Люциус обратил внимание, что Северус ел очень мало, куда меньше, чем у него в замке, тщательно пережёвывая пищу, сосредоточенно, будто творил ритуальное действо. — Мне хватает, — пояснил он. — Нельзя разрабатывать желудок. Маловероятно, что в армии кормят досыта. Малфой решил промолчать. На ночь они останавливались либо в тавернах, если таковые им попадались по пути, либо в замках местной знати. Пару раз спали у костра, спустившись в овраг, чтобы спрятаться от посторонних глаз. Люциус прежде нередко бывал в маггловских тавернах и был относительно спокоен, а Северус нервничал. Это проявлялось очень своеобразно — он закутывался в плащ, злобно зыркал чёрными провалами глаз и не отвечал на вопросы. Как правило, этого было достаточно — его очень быстро оставляли в покое. Северусу было спокойнее именно на природе. В тавернах он чувствовал себя неловко. К своему стыду, он почти не понимал, о чём говорят люди за общим длинным столом, но у него хотя бы хватало ума не задавать Люциусу вопросы прилюдно. Зато оставшись с ним в комнате наедине, он обрушивал на несчастного Малфоя всё своё негодование, гнев и смятение. — Почему торговцы хвастались, кто сколько скупил зерна и как выросли цены? Последние годы были урожайными, отчего ценам расти? — Король умер. Ты хотя бы это помнишь? Возможны трудные времена, начнётся борьба за престол. Лорды могут начать борьбу друг с другом, а это означает вытоптанные поля и угнанных мирных землепашцев. Хлеба станет меньше, все это понимают и уже сейчас поднимают цены. — Угнанные землепашцы? Рабство? — У лордов никогда не хватает рабочих рук на их собственных полях. Заставят работать на своих полях. — Но у них есть собственные крестьяне. — Другие лорды-соседи могут увести их или убить. Чтобы некому было обрабатывать поля, некому сеять и собирать хлеб, чтобы лорду-конкуренту нечего стало продавать, и тот не мог выручить денег, без которых невозможно снарядить войско опять-таки против остальных лордов. Поэтому стране нужен король, сильный, молодой, чтобы лорды не отвлекались на внешнюю политику и занимались своими поместьями. — А зачем тогда Уизли так хотели пристроить своих сыновей ко двору? — Близость к трону — это вопрос престижа. Особого богатства там не заработать, но служба при дворе — это как показатель монаршей милости. С такими семьями, особо приближёнными, стараются водить знакомства, с их потомками охотнее заключают браки, а также торговые сделки. Поэтому эти семьи успешнее и богаче остальных. Не говори, что ты этого не знал. — Догадывался, хотя никто не рассказывал этого мне так, как ты сейчас. — Это потому, что тебя не воспитывали как наследника рода. Северус надолго замолчал, глубоко погрузившись в раздумья. Малфой не мешал ему. Результат размышлений друга весьма его озадачил. — Скажи честно, Люц, я выгляжу идиотом, задавая все эти вопросы? Моя неосведомлённость так заметна? — С чего ты так решил? — Трактирщица сегодня назвала меня «сынок». Но она не мать мне. — Это ласковое обращение пожилой женщины к молодому мужчине. Вроде по-матерински, заботливо. Она оказала тебе честь. — Молодой маггл напротив назвал меня «маменькин сынок». Он что, тоже оказал мне честь? — Нет, и за такие слова можно бить по физиономии. — Как бить? У меня нет палочки. — Кулаком, Северус. Кулаком. *** К концу путешествия Северус немного привык и к верховой езде, и к шумной суете постоялых дворов. Теперь он внимательно прислушивался к разговорам, чтобы после выспросить у Малфоя, всё ли верно понял. Тот посмеивался, но терпел. Он надеялся, что Северус оттает, но тот всегда был хмур и убийственно серьёзен. Лезть с шутками, тем более с нежностями, к суровому Принцу Люциус не рисковал. Когда они наконец добрались до Лондона, Малфой невольно вздохнул с облегчением. Как оказалось — напрасно. *** Приближение Лондона угадывалось по множеству примет. Люциус указывал на них своему приятелю, и Северус разглядывал дороги — вначале грязные, разбитые, затем утоптанные ногами и копытами, сдобренные пахучим навозом, а после и вовсе с отметинами от колёс. Наконец перед ними пролегло великолепное, мощёное белым известняком дорожное полотно, стрелой исчезающее где-то в буйных зарослях и местами уже сдающееся на милость крепким, пробивающимся из скудной почвы росткам. — Римская, — пояснил Люциус, указывая на дорогу. — Лондон построен римлянами. — Похоже, почти всё в Британии построено римлянами, — сварливо буркнул Северус. — На самом деле строили местные из местного камня и местными орудиями. Римскими были разве что мастера да надсмотрщики. — Прежде ты восхитился бы качеству постройки, точности и ровности кладки, а теперь брюзжишь, как старик, — не выдержал Малфой. — Жизнь состарила, — бросил Северус и отвернулся. Люциус прикусил язык. Ему нужно было учиться ладить с этим новым Северусом, и он не знал, как вести себя с ним. По всему выходило, можно было говорить только о деле и никогда — о чувствах или эмоциях. Малфой вздохнул. Если так, сделать его своим любовником будет очень нелегко. Они въехали на мостовую. Копыта звонко цокали по камню, стук подков разносился далеко в воздухе. — Обязательно оповещать всех о приезде? — Северус тревожно озирался по сторонам. — Ты привыкнешь. В Лондоне немало мощёных улиц и площадей. Конечно, он пришёл в упадок после ухода римлян — благоустройством уже никто не занимался, — но кое-что осталось. Всё чаще попадались трактиры. Услышав звон металла, хозяева выходили и кланялись всадникам. Лошади были сильными и молодыми, плащи — дорогими, и парней зазывали всё чаще и настойчивее. Один предприимчивый трактирщик, завидев их издали, выволок на порог низенькую женщину в длинной серой рубахе. Поспешно развязав шнурок у её ворота, он спустил рубаху с её плеч, прижался к её спине, удерживая за талию, и принялся мять и трясти крупные груди, демонстрируя их путникам, издавая резкие хрюкающие звуки, видимо, обозначающие удовольствие, теребя женскую грудь и призывно ухмыляясь Малфою и обалдевшему от такого зрелища Северусу. Приятели молча проехали мимо. Северус с трудом сдержал порыв оглянуться. — Обычные торговцы, — равнодушно пояснил Малфой. — Каждый показывает, что может предложить покупателям. Помимо еды и крова этот может предложить ещё и женщин. Уверен, бизнес у него процветает. Впрочем, на этом пути он только первый из многих. Северус молчал. Он считал, что достаточно повидал в жизни, но выходило, ему ещё многое предстояло узнать и увидеть. Здесь свободно торговали телом (в буквальном смысле), и Малфой проехал мимо, даже не оглянувшись. *** Каменные и деревянные дома, добротные, некоторые даже высокие, двухэтажные, поразили Северуса. Он видел крепкий монолит Вальд-холла, видел строгие стены Коуквортской церкви, основательные известняковые плиты Уизли-касла. Но домики простых жителей деревни были из дикого камня, иногда деревянные, с любовью выстроенные их собственными руками, кривоватые, с каменными же заборами, навесными деревянными калитками и немощёными дворами. Здесь перед ним предстал настоящий город; дома были прочными и в большинстве своём — красивыми, в римском стиле, который Северус уже начинал узнавать. Его поразило обилие народу на улице. — Люциус, а тут всегда так много вооружённых людей? — Обычно их куда меньше. В Лондоне где-то десять тысяч жителей, есть и воины, и ремесленники, и церковники. Но ты прав... Это не просто вооружённые мужчины — это рыцари и их войска. Юные маги не спеша продвигались по мощёным улицам, но очень скоро Северус взмолился: — Давай спешимся! — Потерпи. Несолидно на улицах пешком. — Я неважный наездник и в такой толпе обязательно задавлю кого-нибудь. Малфой скептически взглянул на Северуса, отметил напряжённо подрагивающие ноги, судорожно сжатые кулаки и сжалился. Взял лошадь Северуса за повод и пришпорил своего коня. — Ты совсем не умеешь ездить, — обеспокоился он. — Разумеется. У нас не было лошадей, и всё, что я знаю, вдолбил в меня профессор Бертран. Да, тот самый. С теорией я знаком, а практика подкачала. — Да как ты по городу-то перемещался? Не говори, что всегда только пешком? — Именно. Гомонящая и всё растущая толпа встретила крепким духом потных тел и перегара. Им действительно пришлось спешиться, ведя коней в поводу и зорко следя за навьюченным на коней имуществом. Неловкие движения горе-наездника тут же были замечены — со всех сторон раздались смешки и едкие замечания. Люциус лениво оглянулся вокруг себя, как бы нехотя погладив рукоять кинжала, и толпа взорвалась новыми выкриками и смехом. — Глядите-ка, деревенщина впервые верхом! — Едва сполз да и теперь ещё стоит раскорякой, вцепился в седло, чтобы не шлёпнуться на задницу! Что, натёр ножки? — Не иначе, слуга молодого лорда. Вчера чистил навоз, сегодня сел на лошадь! — А хозяин-то какой суровый. — Какой хорошенький! И богатый, наверное. — Плащ дорогой, сапоги крепкие. Наверняка полно монет за поясом! — А этот, длинный, чернявый, тощий, эвон как таращится! Точно впервые город увидал! — Хиляк! Ручки тоненькие. — Больно тощ. Лорд, видно, не кормил его. — Значит, не за что было. Попка плоская, грудь впалая, подержаться не за что, к чему такого кормить? Северус шокированно молчал. Не то чтобы он никогда не слышал площадной брани. Не то чтобы его никогда не унижали, но в Вальд-холле ему удавалось вполне успешно огрызаться в ответ на злые реплики чистокровных сокурсников, а не далее как месяц назад над ним надругались так, что он не совсем понимал, как не спятил от всего произошедшего. Тем не менее он бросил взгляд на Люциуса и решил вести себя так же. Тот делал вид, будто они одни на площади. Огляделся поверх голов, кивнул Северусу: — Держись рядом. Береги вещи. Тут полно ворья. Дорога полого уходила вверх, тесня деревянные постройки — таверны, мастерские, загоны для скота, торговые ряды и склады. Потемневшее дерево перекрытий, светлые срезы тёсаных лесин причудливо соседствовали с пестротой дикого камня. Растерянный Северус уже отчаялся запоминать все повороты и закоулки, которыми они пробирались, неуклонно поднимаясь всё выше. Навстречу то и дело попадались тележки, вьючные животные, кучи товара прямо под ногами, шныряли суетливые куры, слышалось блеяние овец и визг поросят — город дышал, кричал, двигался, ел, ругался — жил, одним словом. Малфой не обращал внимания на призывно распахнутые двери трактиров, на сверкающую сбрую и кожаные латы, выставленные на продажу в оружейных, шорных *(Шорные мастерские изготавливали конскую сбрую и сёдла) и кузнечных лавках, на полуодетых девиц, подмигивающих им из окон. Он просто рассекал толпу, умудряясь обходить кучи хлама и мусора. *** Наконец, переступая неловкими от усталости ногами, Северус вслед за Люциусом вышел на обширное пространство перед добротным деревянным зданием церкви. — Похоже, забрались под самые небеса, — заметил утомлённый Северус, украдкой утирая лицо. — Не то чтобы небеса… — кивнул Малфой. — Это Ладгейтский холм. Самое высокое место в городе. Древнее место. Ещё лет двести назад здесь было полно римских статуй и жертвенников, но теперь тут прибрали. Пойдём посмотрим, как будущие короли занимают очередь к трону. Пройти к центру им удалось далеко не сразу. Приходилось следить за лошадьми, вещами, воришками и вооружёнными мужчинами. Северусу почудилось, что этот кошмар ему снится, и он ужаснулся, вдруг решив на долю секунды — если он спит, значит, всё это с ним уже происходило, но он ничего не помнит, а значит, он сходит с ума. Отчаянно захотелось зажмуриться сильно-сильно и очутиться в тишине душистых вересковых зарослей родного Коукворта. Он яростно замотал головой, открыл глаза и не увидел Люциуса. В панике Северус озирался в море человеческих голов, лошадиных морд, кричащих ртов, судорожно соображая, как ему быть, но тут в его плечо вцепилась такая знакомая рука, что от облегчения ноги совсем ослабли, и он вцепился в седло, почти повиснув на нём. — Будь внимателен, — предупредил его Люциус. — Если потеряемся, жди меня у ступеней церкви, — он указал направление. Спустя несколько минут Северус успокоился, и к нему вернулась способность наблюдать. Ему было очень неловко, неуютно до отвращения, но приходилось терпеть, и он вдруг понял, что все находящиеся тут действительно медленно движутся в затылок друг другу, точно в огромной, немыслимой, нереально длинной очереди. Не в силах натыкаться на сотни чужих взглядов, он поднял глаза к небу. — Скоро начнёт темнеть, — вдруг сказал он Малфою. — Ты собираешься стоять тут всю ночь? Не похоже, что скоро всё закончится. — Поищем ночлег, — Люциус повертел головой. — Какое-нибудь тихое место. Северус не верил, что когда-нибудь снова окажется в тишине. Малфой решительно двинулся прочь из плавно текущей очереди. Вслед им понеслись недовольные возгласы, толпа не желала расступаться, их ощутимо пихали, толкали, а Северуса ещё и ненавязчиво пощупали. «Я хотел привезти Лили сюда», — обречённо подумал он. Они почти выбрались и прижались к деревянным дверям не то сарая, не то склада, как вдруг на пару мгновений толпа перед ними расступилась, и они увидели то, к чему стремились все эти люди. На площади прямо перед церковью Святого Павла возвышался крупный булыжник высотой почти в человеческий рост. Изумлённые путники успели увидеть, как закатное солнце вспыхнуло на металлической крестообразной рукояти застрявшего в узкой щели меча. Вот статный воин проворно взобрался на каменный валун, сжал эфес и… Толпа сомкнулась. — Кто вынет меч — тот король Британии, — буднично проговорил кто-то рядом с ними.