Jus primae noctis (Право первой ночи)

Люциус и Северус не смогли найти ночлега в городе — ближайшие таверны были переполнены, из-за всех дверей отвечали, что у них уже полно постояльцев и места нет даже на сеновале. Чудом удалось купить хлеба у пожилой горожанки, и то через окно — отворять им дверь почтенная женщина отказалась наотрез. Уставшие лошади нервничали, мотая головами и грызя удила. Справляться с ними становилось все труднее. Люциус с тревогой посматривал на измученного Северуса, практически повисшего на поводе своего коня. Начало темнеть, резко похолодало, и они решительно направились к воротам вон из города. Теперь, когда приходилось идти под гору, и люди, и кони шли куда веселее, и вот уже смрад и шум остались позади. Вечерняя прохлада остудила их лица, и обрадованный Северус глубоко облегчённо вздохнул. К новому окружению придётся привыкать, и привыкать быстро. Магическая сила ему недоступна, значит, следует использовать другие силы, к которым, к счастью, он мог и должен обратиться. Магам было достаточно хорошо разбираться в заклинаниях. Они не использовали силу обычного слова — логики, внушения, лести, в конце концов. Ближайшая роща оказалась заполнена людьми и лошадьми. Но Северус уже почувствовал себя лучше, и Люциус, воровато оглядевшись, отлевитировал друга в седло. Они направились к видневшимся в отдалении купам деревьев и полчаса спустя въехали под их своды. Роща оказалась дубовой* (Quercus hispanica — дуб адриатический, дуб итальянский, дуб испанский. Лучшее дерево для парусного кораблестроения. В 5 веке в Британии дубовые рощи практически вырублены под пашни кельтскими племенами-завоевателями). Мощные стволы вздымались к небесам: ровные, прямые, как мачты, протягивая гаснувшему солнцу крепкие ветви. Разбросанные кое-где в нижнем ярусе заросли бузины позволили путникам поспешно собрать немного хвороста, и маленький костёр весело заполыхал на небольшом пространстве, окружённом стеной колючего шиповника. — Не люблю сюрпризы, — пояснил Малфой удивлённому Северусу. — Крупное животное или человек врасплох нас тут не застанут, а против мелких или ядовитых поставим лёгкий щит. Он и от холодного ветра укроет, и от дождя. Расседлали лошадей. Малфой сводил их к ручью и вернулся с полным бурдюком свежей воды. Северус в это время готовил место ночёвки — расчистил участок для сна, сгрёб в две кучки мох и опавшую листву, нашёл крепкий дубовый сук для коновязи, подбросил в огонь дров и раздобыл несколько колючих веток, чтобы закрыть брешь в кустарнике, когда они лягут отдыхать. Они осторожно провели лошадей сквозь заросли, повесили им на шеи торбы с ячменём. Малфой на всякий случай поставил на их убежище не только щит, но и лёгкие сигнальные чары. — Я и ты можем проходить свободно, а кто-то другой — нет. Если нас обнаружат люди, они не должны догадаться, что это стоянка волшебников. По-братски поделив хлеб и остатки прочей провизии, они улеглись на мох, завернувшись в плащи, которые Люциус предварительно зачаровал от холода и сырости. — Нам необходимо выспаться, — пояснил он. — От всего, что я могу предусмотреть, я нас обезопасил. Караулить не будем. Неспешная беседа, треск пламени, сытый желудок и чувство защищённости — Северус вдруг понял, что давно не был так счастлив. Его поразило, что он ещё может чувствовать, несмотря на недавнее прошлое и неизвестное будущее. — Спасибо, что не отпустил меня одного, — благодарно кивнул он Люциусу. — В такую погоду мне пришлось бы несладко. — Не передумал идти на службу? — укладываясь на траву, уточнил Малфой. — Моё предложение в силе. Завтра мы можем отправиться домой. Я буду счастлив, если ты останешься у меня навсегда. Прошу, подумай, — он переплёл пальцы с пальцами друга, и Северусу почти удалось не вздрогнуть. — Не передумал, — стараясь говорить спокойно, ответил он, — но я не представляю, как в такой толпе искать кого-то, кто набирает рекрутов? — Если тебе всё равно, у кого служить, можно подходить ко всем офицерам подряд, кто-нибудь да и возьмёт молодого солдата. — А в чём разница? — Есть королевская гвардия, туда с улицы не попасть. К тому же сейчас, когда нет короля, непонятно, что их ждёт. Гвардия сейчас охраняет порядок в городе и сам дворец, в её составе дети зажиточных и титулованных горожан. Служить в гвардии считается честью, но там последнее время не платят и не выделяют средства на экипировку. — Мне это не подойдёт, — смущенно пробормотал Северус. — Тогда остаются рыцари. Тут их несколько, каждый со своими людьми. Рыцарь их содержит, но он же им приказывает, карает и милует. — Ты говоришь так, словно это очень плохо, — заметил Северус. — Или я чего-то опять не понимаю? — С одной стороны, ты окажешься при деле, с другой — будешь обязан выполнять все приказы, даже самые абсурдные. — Например? — заинтересовался Северус. Люциус длинно зевнул. — Например, убить тех, на кого лорд укажет. Или пытать. Да-да, такое тоже бывало. Или похитить, кто ему понадобится, или биться с войском другого лорда, но это ещё ничего. Он может попытаться выступить против гвардии, и ты должен пойти. А это уже измена. — Нет же короля... — Общепризнанного — нет. В каждой провинции сейчас свой лорд, который управляет ею по своему разумению. Давай спать! Малфой заснул практически сразу. Северус с наслаждением вытянулся рядом с другом, слушая его дыхание, фырканье лошадей и тихий стрёкот цикад. * * *   Комната, знакомая до мелочей. Обрывок зелёной шёлковой ленты в изголовье резной деревянной кровати. Он снова связан, обездвижен, а жадные руки Поттера впиваются в его покорное тело, наглые глаза так невозможно-близки, цинично оглядывают всего и приглашающе кивают кому-то позади. Северус озирается — вокруг толпа: жадная, стоглазая, ухмыляющаяся… Тянут руки, чтобы раздеть, — он чувствует холод обнажённой кожей, — чтобы терзать его, а он из последних сил пытается отодвинуться, отстраниться… и просыпается. * * *   Сегодня у него получилось быстро проснуться. Северус с трудом пришел в себя, полежал в темноте, зябко ёжась (костёр прогорел), прислушался к спокойному дыханию Люциуса, повернулся, устраиваясь удобнее (в поясницу впился острый камешек), но вновь заснуть не получалось. Малфой был прав. Как он, выросший на уединённом острове, последние три года даже ночевавший в одиночестве, сможет привыкнуть к постоянному присутствию большого количества людей? Он не воин, он слаб, поэтому, конечно же, будет очень уязвим. Люди могут добиться покоя всего четырьмя способами. Первый — купить за деньги, но это не вариант. Все его имущество осталось у врага. Второй — если тебя защитит твоё имя, происхождение или связи. Этого не было тоже. Третий — завести сильного благодетеля, то есть раздвинуть ноги. Северуса передёрнуло. И наконец четвёртый — стать сильным. Магической силы он лишился, а физической ему ещё только предстоит обзаводиться. Этот процесс может длиться много лет, но выбора не было. Где-то очень высоко в просветах между ветвями виднелись редкие звезды; глаза постепенно привыкали к темноте, очертания предметов проступали таинственно и призрачно. Вот тьма качнулась, всхрапнула, переступила и звякнула кованым копытом о камень. Лошади были спокойны. Северус вдруг насторожился. Почудилось? Невнятный звук на грани слышимости. Вот ещё. Он был так неуместен здесь, среди мерного шума ветра, бряцания недоуздка, шороха сухой холодной травы… Снова Северус напряжённо вслушался, различая едва уловимый ритм… Казалось, земля вибрировала под ним. Взволнованный, растерянный, он тихо поднялся, завернулся в плащ, прихватил кинжал, отодвинул колючие ветки и осторожно пошёл на звук. Вскоре ухо стало различать высокие резкие тона, затем — низкие и тягучие. Снейп увидел свет и решил, что прошёл рощу насквозь. Теперь он двигался ещё осторожнее, прячась за стволами, пробуя ногой, куда наступить. Он не торопился, и его усилия были вознаграждены. Деревья расступились. Крупные камни, сложенные в причудливые пирамиды, горящие между ними костры и мелькающие там и тут тени в широких тёмных одеждах. Северус не мог унять бешено стучавшего сердца. Это было настоящее приключение! Он должен убедиться, что для них с Люциусом эти люди не опасны, и вернуться обратно. Подходить ближе не стал. И так видно, что это что-то вроде ритуального действа, в котором он не был силён, — различал только грациозные движения фигур, казавшихся призрачно-прекрасными в ослепительных отблесках пламени. Сколько он так простоял — неизвестно. Облачка пара при каждом выдохе нежно скользили по его щекам. Холодно. Малфой там один. Надо возвращаться. Вдруг ему послышался низкий, очень спокойный и тихий зов: — Юный волшебник, подойди. Приблизься. Северус сначала не сообразил, что зовут именно его — настолько тих был голос, доносящийся будто с другого конца леса. Он ждал, не шелохнувшись, и его позвали снова — всё ещё осторожно, но уже гораздо ближе. — Юноша, выйди ко мне. Северус дёрнулся было прочь, как совсем рядом с ним выдохнули: — Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Оглядевшись, Северус встретил полыхающий в отблесках пламени взгляд. Пожилой мужчина — высокий, костистый, в длинной свободной одежде — кивнул ему и указал на пляшущие перед ними тени. — Никогда такого не видел? — Нет… Мужчина погладил седеющую бороду. — Пойдём к огню. Ночь холодна. Обещаю, уйдёшь в ту же минуту, как только захочешь. * * *   Ему предложили обрубок бревна вместо сиденья и кружку горячего варева. Северус только сейчас осознал, как затекли от неподвижности лодыжки и как замёрзли пальцы, которые он теперь пытался отогреть. На них никто не обратил внимания; они уселись у отдалённого костра, молча взглядывая и рассматривая друг друга. Старик казался крепким, — походка его плавная, энергичная, могла бы принадлежать человеку совсем молодому, если бы не некоторая скупость, сдержанность движений, намекающая на экономию сил. — Дай мне рассмотреть твои глаза, — попросил неожиданный собеседник, и Северус спокойно встретился с ним взглядом. Лицо было красивым, волевым, на котором всполохи огня оставляли причудливые тени, делая черты резче. — Я не хотел мешать и уже собирался уйти, — решил пояснить Северус, — я ничего не видел и ничего не понял. — Хочешь понять? — быстро спросили у него, и в этот миг танцующие фигуры раскинули рукава-руки и воспарили в воздух, зависнув над травой. Волшебники! Ни о чём сейчас Северус не жалел так сильно, как об утраченной магии. Даже пережитое надругательство казалось далёким, полузабытым, а потеря способности колдовать резанула по сердцу так отчаянно, что Северус невольно застонал от обрушившейся на него тяжести потери этого невероятного дара. — Ты не удивлён, — заметил старый маг. — Нет. — Конечно, нет. Ты и сам волшебник. — Уже нет, — горько вздохнул Северус. — Магия покинула меня. Дома у меня тоже нет. Я пришёл в Лондон, чтобы стать солдатом-наёмником. Друид неожиданно повернулся к Северусу и положил ладонь ему на грудь. Северус невольно дёрнулся. Рана, нанёсенная зубами Блэка, давно затянулась, но прикосновение к этому участку кожи всё равно вызывало дискомфорт. — Я читаю в твоём сердце и вижу там много боли, — негромко произнёс друид, — а ещё ненависть к людям, которые причинили тебе эту боль. — Я не хочу говорить об этом! — Северус отвернулся, стараясь не нагрубить старому человеку. — Боли слишком много! — мягко покачал головой тот. — О таком невозможно рассказать! — Северус стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев. — Я не могу... — Он попытался вскочить, но его крепко удерживала неожиданно сильная рука. — Можешь. И должен. Иначе сойдёшь с ума под гнётом мыслей о том, что сделали тебе эти люди. Северус скривил губы: — Я твой пленник? Ты мне солгал, старик! Будто бы я могу уйти в любой момент… — Можешь. Но тебе некуда идти, потому что твой путь неясен… — друид отпустил Северуса и тут же добавил: — Для чего ты живёшь, юный маг? — Чтобы мстить, — слова вырвались раньше, чем Северус успел прикусить язык. Старик друид усмехнулся, покачал головой, внимательно посмотрел ему в глаза. Пронзительный взгляд заставил юношу поёжиться. — Чтобы мстить, говоришь? Необычная цель в столь молодом возрасте. Есть кому мстить, значит? — Есть. Их шестеро. Когда-нибудь я вернусь и убью их всех. — Шестеро! Для чего тогда идти на службу? Почему не начать мстить сейчас? — Я лишён магии, слаб телом и неловок. — И ты ждёшь, что армия закалит твоё тело? Хотя тут ты прав, конечно. И всё же месть — не лучшая цель в жизни. — Для меня она единственная. — Ты ошибаешься. К счастью, ты проживёшь достаточно долго, чтобы это понять… Если судьба сочтёт твои обиды обоснованными, она сама отомстит за тебя. — Высшая справедливость, хотите вы сказать? Я не могу быть уверен, что им воздастся. Жизнь вообще несправедлива, поэтому всё придётся делать самому. Друид не стал настаивать, только смотрел на Северуса мудрым усталым взглядом. Костёр прогорал. Друид поманил пальцем сухую сосновую колоду, она приподнялась, качнулась и опустилась точнёхонько на горячие угли. Пламя заполыхало вновь. — Выбрал, куда пойдёшь служить? — Да нет. Я тут никого не знаю, если не найду Артура быстро, мне придётся наниматься к первому попавшемуся рыцарю. — Артура? Принца? А почему ты хотел бы к нему? — Так это не легенда, он существует? Он истинный наследник. Сирота. Ему нужна помощь. Хотя… Мы сегодня были на площади, даже если бы там был Артур, я бы его и не заметил. — А зачем Артуру такой, как ты? Опыта владения оружием нет? Или есть? Школа магии — не казарма, как держать меч, там не учат. Магии у тебя нет. Что ты умеешь, чтобы тобой заинтересовался сам наследный принц? — Я хороший зельевар. — Как зельевар умудрился завести шестерых врагов? Подлил им слабительное, а они тебя высекли? Теперь ты жаждешь вернуться и отравить их? — Они отняли мою невесту, а меня насиловали вшестером двое суток и послали на казнь. Чудо, что удалось сбежать и выжить. Друид шокировано молчал. Северус впервые рассказал кому-то постороннему о том, что с ним произошло, и сам поражался, что голос у него не дрожал, руки не тряслись и истерики не предвиделось. — Они… они забрали у меня всё, что было мне дорого: девушку, которую я любил, дом, даже накопленные мной знания, — признался он. — А ещё... они взяли меня силой, все вместе, и отняли мою честь. — И теперь ты хочешь стать воином, чтобы снова ощутить себя мужчиной? — друид посмотрел на Северуса. Казалось, он видел его насквозь. Читал в его душе, как в раскрытой книге. — Не хочу. А куда ещё может податься потерявший магию волшебник?! — с горечью выплюнул Северус. Теперь, когда он поделился своей болью с совершенно чужим человеком, ему и в самом деле стало легче. Даже нежность и забота Малфоя не помогли ему хотя бы притупить эту ужасную, разрывающую сердце боль. Он боялся, что, узнав его постыдную тайну, к нему будут относиться с презрением, но в глазах собеседника видел лишь сочувствие и понимание. Этот старый маг повстречался ему случайно, сейчас они расстанутся и никогда не увидятся вновь — он идеальный слушатель. Северус и не предполагал, как сильно ему, оказывается, хотелось рассказать о себе хоть кому-то и какое это принесёт облегчение. Тёмной стеной вокруг них высились столетние деревья. Северус скользнул взглядом по ближайшему стволу и запрокинул лицо, пытаясь разглядеть нависшую над ними где-то в темноте крону. Этим дубам явно больше сотни лет. Чего только не происходило у их корней! А они продолжали взирать на мир — и простоят ещё сотню лет. Старец с улыбкой наблюдал за ним. — Вот что я скажу тебе, мальчик: те люди, сами того не подозревая, полностью изменили твою судьбу. Я вижу, тебе предстоит ещё очень многое пережить — как плохое, так и хорошее, — голос друида обволакивал и успокаивал Северуса. — Тебе крепко досталось, но они не сумели сломить тебя. Твой ум и твои знания никуда не делись. Так же как и твоя магия. Я чувствую её внутри тебя. Считай, что теперь она просто спит. Думаю, тебе и вправду стоит поступить на службу. Только мой тебе совет: не торопись и найди истинного короля. Запомни: твоя жизнь только начинается. Ты ещё встретишь человека, которому захочешь отдать всё сердце без остатка. — Моё сердце сгорело и обуглилось, — покачал головой Северус. — Это мы ещё посмотрим, — усмехнулся друид, — это мы ещё посмотрим… * * *   В это самое время Поттер рассматривал старую палочку чёрного дерева — потёртую, отполированную чужими ладонями. Совсем недавно её касались пальцы Северуса Принца. Джеймс сжал ручку пальцами — палочка молчала. От неё исходила неведомая мощь, но у него в руке был просто кусок дерева. Отзываться она не желала. То ли дело его собственная, подаренная отцом! Он получил её ребёнком и первые несколько лет колдовал неуклюже, с трудом, потому что она была слишком длинной и слишком тяжёлой для детской руки. Он едва не плакал от боли в неловких пальцах, ноющих ночами, несколько раз во время колдовства ронял её, получая от отца затрещины. Наконец, уронил палочку особенно неудачно — основанием вниз, и вырвавшееся из кончика заклинание опалило ему лицо. Отец отказался убирать рубцы. Джейми скорчился от боли, а лорд Поттер-старший равнодушно пожал плечами и отвернулся. Следы ожога сходили несколько месяцев. В конце концов красота вернулась к Джеймсу, вместе с тем его слабые руки привыкли к тяжести волшебного артефакта. Палочка перестала падать. Запястья и пальцы наливались физической силой. Два года спустя он колдовал уверенно, не утомляясь и не допуская ошибок. Мудрость отца Джеймс Поттер осознал, только отправившись на обучение. В первый же вечер случилась потасовка, и его кулаки, за несколько лет привыкшие к нагрузкам, заставили отступить детей даже много взрослее его. На следующий день его попытались обидеть старшие. Джеймс, строго-настрого предупреждённый не наносить магических увечий, перехватил палочку за тонкий кончик и лупил своих врагов, как дубинкой. Он подозревал: палочка помогает ему. Во всяком случае, учитель не нашёл ни одного выпущенного из неё заклинания, а ссадины и синяки считать никто не стал. Единожды полученная репутация сослужила ему отличную службу. Он спокойно учился, не испытывая проблем и никого не боясь, — к нему предпочитали не лезть. Джеймс в первом же письме поблагодарил отца за науку и просил прощения, что несколько лет напрасно обижался на него. Польза физической силы была очевидной. Отец ответил по-своему кратко и действенно: он написал, что Джеймс взрослеет, раз нашёл нужные слова, что гордится сыном и будет отныне вести себя с ним, как с взрослым. Он ни разу не прислал ему из дома ни одной вещи — ни рубашки, ни сладостей, — но регулярно отправлял крупные суммы денег. Как взрослому. Джеймс оценил. Он выглядел достойно, покупал новую одежду, следил за внешностью, угощал приятелей. К физическим нагрузкам он привык и, чтобы не терять форму, носил под мантией вериги. По окончании школы железа на нём было уже сорок фунтов (18 кг). Его сила и независимость привлекали внимание. Юный Блэк таскался за ним хвостиком, и Джеймс снисходительно терпел его. Когда малышня слишком его одолевала, он добродушно фыркал на них. Но однажды наступил день, когда Блэка зажали в углу два плечистых переростка. В мозгу Джеймса взорвалась ярость. Кулаки взлетели сами. Больше он не помнил ничего. С тех пор младших не трогали. Джеймс воспринимал их как своих братьев. Не находилось смельчаков обидеть крошку Сириуса или большеглазого Барти, или даже плаксу Питера. Джеймс не стал с ними приветливее. Ему большей частью не было ни до кого дела. Но обожающие мордашки улыбались ему вслед, за его вещами присматривали, ему кланялись. Он фыркал и отворачивался. Лорд Джеймс Поттер убрал палочку своего врага в сундук. Ничего, что она не слушается его. Когда-нибудь настанет и её черёд. Тем более что у него есть палочка Амвросия: лёгкая, гибкая, смертоносная. Она ощущалась очень странно. Будто не он творил ею магию, а она колдовала, направляя его руку. Она играла его чувствами, будила в нем звериные инстинкты и такие желания, что временами он только диву давался. Однако воспротивиться её влиянию ему не пришло в голову ни разу.