Jus primae noctis (Право первой ночи)

С того времени у Северуса вошло в привычку «смывать дурные мысли» водой. Иногда, проснувшись среди ночи от очередного кошмара, он выскальзывал из согретой чарами палатки и нёсся к ближайшему от лагеря водоёму, где плавал до изнеможения. Сперва «по-собачьи», как называл его неумелую греблю Ивар, потом — почти так же ловко, как и его учитель, для которого вода была родной стихией. Их почти ежедневные занятия уже не так изматывали Северуса, чьи мышцы заметно окрепли, а руки гораздо увереннее держали меч и метали топор. — Да ты мужаешь прямо на глазах! — поразился Люциус месяца через три после начала тренировок. — Не верю, что этому варвару удалось сделать из тебя настоящего воина! — Не называй его так, иначе мы поссоримся, — спокойно отозвался Северус. — Мы ведь с тобой тоже не совсем добрые христиане, а, скорее, прикидываемся ими из чувства самосохранения. — Вот тут ты совершенно прав, — вздохнул Люциус, — и, если признаться, мне иногда порядком надоедает притворяться магглом. Ладно, из уважения к тебе я не стану больше называть Ивара варваром, но, право слово, не понимаю, как ты можешь находить с ним общий язык? — Всё просто, — пожал плечами Северус, — мы оба до неприличия любопытны. Ему интересны наши обычаи, мне — его. *** Северус не лгал. Ивар стал для него настоящим кладезем информации. За свои неполные тридцать лет — восемнадцать из которых он провёл в морских походах — Ивар повидал столько, что Северусу и не снилось. — Во Франкии есть такие богатые города, что люди там едят на золоте и серебре, — рассказывал он, — но взять эти города штурмом очень трудно. Они отлично укреплены. У стен Парижа полегло много наших воинов. Пришлось возвращаться туда снова и снова. Лишь с третьего раза нам удалось ворваться в город. Ивару тогда досталась славная добыча. И красивая жена. Викинги любят красивых женщин, но редко берут в жёны христианок. Если викингу нравится христианка, он возьмёт её силой, а потом зарубит как собаку. Наши убили много христианских женщин, а ещё больше взяли в плен, а после продали в рабство. — Но ты не убил, — Северус внимательно посмотрел на собеседника, не зная, хочет ли слушать продолжение повествования. — Нет, — покачал головой Ивар, — не люблю брать силой… Адель — мою жену зовут Адель — попросила, чтобы я её защитил. Мои люди схватили её и хотели… ну, ты понимаешь. А я не дал. Такую красивую девушку нельзя поиметь как рабыню. — И твои люди позволили тебе сделать по-своему? — Северус представил себе Ивара, в пылу битвы остановившего насильников, распалённых от вседозволенности, и проникся к нему ещё большим уважением. — Мои люди всегда говорили, что я — странный, — усмехнулся Ивар. — Они нашли других девушек и сделали с ними всё, что пожелали. А Адель осталась со мной. — Значит, из-за неё ты не вернулся на родину? — Не только из-за неё. Король франков заключил с нами договор: мы защищаем его от других викингов, а за это он даст нам много хорошей земли. В Норвегии мало хорошей земли. Много снега и льда, а урожая мало. Зимой часто нечего есть. Ивар не хотел везти Адель в Норвегию. Она не вынесла бы холода. Поэтому Ивар остался во Франкии. Адель родила сына, а потом дочь. Но осенью пришли даны, рассказали, что идут в землю бриттов. Ивар никогда не был на земле бриттов. — Любишь бывать в новых местах? — понимающе кивнул Северус. — Ивар любит плавать в море. С Адель было хорошо, но без моря… — он вздохнул. — Море — это жизнь для викинга. Море может быть ласковым, как женщина, или жестоким, как волк Фенрир. Море дарит жизнь, море её и забирает. Когда наступит Рагнарёк — море выйдет из берегов, волк Фенрир освободится от цепей, и тогда настанет конец всему. — Рагнарёк… — повторил Северус. — Ты говоришь о конце света? — Да. Тогда падут и Тор, и Один, и почти все боги Асгарда. И придёт конец всему. — И всё… Больше никогда ничего не будет? — с трепетом в голосе спросил Северус. Ивар говорил так убедительно, словно сам присутствовал при этой страшной битве добра со злом. — Будет… — улыбнулся Ивар. — Только мы уже этого не увидим. *** Тем временем зима постепенно шла на убыль, уступая место весне. За это время в войско Артура влились ещё несколько отрядов рыцарей, прослышавших про легендарного короля и его Круглый стол, за которым у всех присутствующих есть право голоса. Правда, как выяснилось, никакого стола пока не было и в помине. Для такой внушительной мебели требовался парадный зал, а его, так же как и собственного замка, у Артура пока не имелось. Однако король не сильно тревожился по этому поводу. «Вот увидите, не пройдёт и двух-трёх лет, как мы станем пировать в моём собственном дворце!» — говорил он рыцарям. А поскольку слава и народная любовь катились впереди Артура, никто не сомневался, что этот мальчишка достигнет желаемого и станет великим королём. Впрочем, Британия ложилась к ногам Артура далеко не только благодаря его собственной славе. Мерлин и Люциус, по-прежнему оставаясь серыми кардиналами при юном правителе, тоже приложили руку к тому, что многие города были завоёваны Артуром. Впрочем, завоёваны — это сильно сказано. После того, как Малфой и Мерлин предварительно ходили среди обывателей, рассказывая им в тавернах, на рыночных площадях и даже в церкви о чудесном юноше, который сперва вытащил меч из камня, а затем избавил половину страны от терзавших её кельтов, горожане сами отворяли ворота перед Артуром и его войском. — Молодой конунг странный, — усмехнулся Ивар, когда после триумфального въезда в очередной город солдат распустили по постоялым дворам. — И что странного? — спросил Северус, вполне довольный подобным бескровным штурмом. — Разве так следует брать город? — пожал плечами данн. — Скука, а не набег. — Конечно, это никакой не набег! Для Артура гораздо лучше, что люди сами провозглашают его королем, и ему не приходится насаждать свою власть огнем и мечом. Разве будет лучше, если большинство этих людей погибнет, защищая свой дом от захватчиков? — Если они погибнут — их женщины и добро достанутся королю, — гнул свою линию Ивар. — Но ведь горожане и так преподнесли Артуру щедрый дар, а женщины… Их можно найти в домах терпимости. — За деньги, — уточнил Ивар, делая вид, что не понимает намёков пышногрудой трактирщицы, явно положившей на него глаз. — Безусловно, за деньги. — Вот я и говорю — скука, — зевнул Ивар, демонстрируя Северусу, насколько ему в самом деле претит подобный способ завоёвывать новые земли. — Твой друг пытается намекнуть, что поход без грабежа и насилия не представляет для него интереса, — заметил Люциус, бросив на стол серебряную монету, за что был немедленно одарен пылким взглядом ветреной трактирщицы, с легкостью переключившейся с не проявлявшего ни малейшей заинтересованности викинга на молодого красавца с платиновыми волосами. — Пожалуй, сегодня я поищу ночлег в другом месте, — понимающе усмехнулся Северус. — Похоже, тебе и твоей даме понадобится уединение. — Могу и тебя ублажить, милый, — сладко пропела трактирщица, представляя, сколько ей заплатят за труды, — и вашего друга-северянина. — Что, Ивар, не хочешь присоединиться? — Малфой испытующе посмотрел на викинга. — Если Воронёнок пойдет, то и я тоже, — с достоинством ответил тот. – Нет, благодарю, — покачал головой Северус, — я слишком много выпил сегодня. Боюсь, моя леди, я ничем не сумею вас порадовать. — Придётся мне отдуваться за всех троих! — Люциус притворно вздохнул, поднялся со скамьи и галантно взял трактирщицу под руку. — Пойдемте, моя леди. Покажете мне вашу лучшую комнату. *** — Мне показалось, или тебя не интересуют женщины? — спросил Ивар, хлебнув ещё эля. — Меня никто не интересует, — мрачно отозвался Северус. Сверху доносился громкий смех и скрип кровати, недвусмысленно намекавший на то, что Малфой не терял времени даром. — И даже он? — Ивар кивком указал на потолок. — Он — мой друг. И только. — А смотрит иногда совсем не как «друг и только», — хмыкнул Ивар. — Я знаю, но это ничего не меняет. И вообще, ты же сам говорил, что подобные отношения считаются у викингов грязными. — Ивар слишком долго жил среди франков, — пожал плечами данн. — Ивара мало чем можно удивить. — А у франков такое в порядке вещей? — Северус не верил, что обсуждает столь щекотливую тему с Иваром и при этом нимало не смущается. Очевидно, виной тому был эль, который щедро подливал им трактирщик, с чьей женой сейчас развлекался Люциус. — Воронёнок даже не представляет, что у франков в порядке вещей. «Поверь, друг мой, моё сексуальное образование настолько обширно, что ты вряд ли сумеешь удивить меня!» — с болью подумал Северус. — Воронёнок еще познает, что такое любовь! — многозначительно произнес Ивар. — В тебе много огня и страсти. Ивар заметил, пока учил драться. Такой огонь не должен гореть в одиночестве. И не будет. — Я устал! — резко сказал Северус. Ему не хотелось слушать пьяные бредни про большую любовь, к которой было неспособно его разбитое сердце. — Тогда идем спать! — просто отозвался викинг. — Думаю, не стоит ждать твоего друга. — Не стоит, — эхом отозвался Северус, а про себя подумал: «Бедняга Люциус! Прости меня! Я знаю, ты желал бы вовсе не этого, но что есть, то есть…» *** К середине лета войско вышло к побережью, наподалёку от Камолдуна, где Артур задумал наконец обосноваться. Близилось время расставания с Иваром, которому пообещали свободу в обмен на клятву верности Артуру. Северуса одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, он понимал, как тяжело Ивару вдалеке от моря и семьи. Пусть данн и редко распространялся о любви к Адели и детям, Снейп знал о глубокой привязанности викинга к своей франкской жене. А уж о страсти Ивара к морю Северус был наслышан неоднократно. С другой стороны, при одной мысли о расставании с другом, каким стал для него Ивар, у Северуса от тоски скребли на душе кошки. Порой ему даже казалось, что Ивар непостижимым образом сумел растопить лёд, сковавший его сердце после предательства Лили. Может, не зря Люциус всё это время буквально изнывал от ревности? Впрочем, нет! При одной мысли о более близких отношениях с кем бы то ни было, к горлу Северуса подкатывал тошнотворный комок, а внутри всё цепенело от ужаса. Мародёры отлично постарались! В свои девятнадцать лет Северус чувствовал себя древним стариком, питающим отвращение к плотским утехам. В ночь на 31 июля Северус никак не мог заснуть. В походной палатке было душно, и он вышел глотнуть свежего океанского бриза. Под ноги ему попался какой-то предмет. Северус наклонился и увидел дощечку, а проведя по ней пальцем, ощутил знакомую вязь рун, которым за прошедшие месяцы научил его Ивар. Полный дурных предчувствий, Северус подошел поближе к догоравшему костру и в его неверном свете прочёл: «Ивар всегда будет помнить Воронёнка!» Вот и всё. Их удивительному знакомству пришёл конец. Ивар исчез не попрощавшись. Растворился в густой ночной тьме, и больше они, наверняка, не встретятся. Северус опустился на землю и долго всматривался в чернеющую далеко впереди воду, точно пытаясь увидеть крошечную лодку или даже целый драккар, увозивший Ивара к тем, кого он так сильно любил. Постепенно веки Северуса потяжелели, дыхание стало более размеренным… Снейп спал и видел странный сон. Он брёл по берегу в полном одиночестве. Внезапно вдалеке появился силуэт человека. Мужчины. Невысокого и стройного. Тот быстро удалялся от Северуса, который внезапно почувствовал непреодолимое желание нагнать этого человека. Увидеть его лицо. Северус ускорил шаг, затем перешёл на бег, однако догнать незнакомца всё никак не получалось. Задыхаясь, Северус упал на мокрый песок. И в этот момент человек остановился и повернулся к нему. Сердце Северуса забилось в груди как сумасшедшее, он вскрикнул и... проснулся. В этот же момент в Поттер-кассле в руках лорда Джеймса издал свой первый крик его сын и наследник — Гарри.