Jus primae noctis (Право первой ночи)

Девять месяцев беременности пробежали для Лили почти незаметно. Исполнение обязанностей хозяйки Поттер-кассла оказались для неё лёгкими и даже приятными. Поскольку Лили с раннего детства привыкла к тяжёлой работе на отцовской ферме, она прекрасно разбиралась во всём, что касалось ведения хозяйства и ухода за домашним скотом. Только теперь от неё не требовалось самой мыть загоны и кормить кур, свиней и коров. Нанятые Поттером слуги относились к своей юной хозяйке с почтением. Поговаривали о том, что у неё удивительные руки, способные вырастить розы в зимние холода или унять сильную головную боль, или успокоить телившуюся корову. Живи Лили в любом маггловском поселении, где чтили законы покойного короля Утера, её непременно обвинили бы в колдовстве и сожгли как ведьму, но, к счастью, обитатели Коукворта испокон веков проживали бок о бок с волшебниками и мало чему удивлялись. Впрочем, если кто из слуг-магглов по глупости смел проявлять хоть каплю неуважения, воины лорда Джеймса учили нерадивого слугу или ленивую служанку при помощи Круцио, а затем попросту стирали им память. О том, что Поттер являлся магом, многие в Поттер-кассле и Коукворте, разумеется, догадывались, однако старались не слишком распространяться на эту небезопасную ныне тему. Для волшебников наступали смутные времена, христианство повсюду теснило древних кельтских богов, а вступать в битву с соседними ленными рыцарями Джеймс не собирался. В отношениях между лордом и леди Поттер царила полная идиллия. Несмотря на то, что из-за беременности Лили в спальне они ограничивались теперь лишь нежными поцелуями и вполне невинными ласками, Поттер, при всех своих неуемных сексуальных аппетитах, ни разу даже не посмотрел в сторону другой женщины. Со стороны казалось, что он беззаветно предан своей молодой жене. Так думала Лили, боготворившая мужа, того же мнения придерживались слуги. О том, как обстояли дела в действительности, знали лишь пятеро приближённых к особе Поттера рыцарей. В особенности Блэк, спальню которого под чарами Конфиденциальности лорд Джеймс навещал каждые пару дней. Пожалуй, ещё никогда у них не было столь частого и столь разнообразного секса, как за то время, пока леди Поттер носила под сердцем дитя. Округлившийся живот и налившиеся груди Лили заставляли Поттера испытывать к ней по-настоящему звериное влечение, а так как, памятуя произошедшее с Джинни, он боялся тронуть жену и пальцем, накопившееся возбуждение приходилось выплескивать на Сириуса. Только теперь бедняге Блэку почти не доводилось бывать сверху. А в нижней позиции пришлось даже несколько раз залечивать порванный зад. Впрочем, Сириус не жаловался. Его страсть к Поттеру, разгоревшаяся в совсем ещё юном возрасте, сейчас полыхала, точно Адское пламя, и он уже со страхом ждал, когда Лили разрешится от бремени и Джеймс вновь станет проводить ночи лишь с ней одной, выделив Сириусу пару часов в месяц. Впрочем, магическая клятва, которую Блэк дал, пусть и не по своей воле, не позволяла ему желать зла леди Поттер, не говоря уже о том, чтобы намеренно или нет причинить ей вред. Однако, каким бы неистовым ни был Джеймс со своим любовником, его садистская натура продолжала искать иных, более жестоких развлечений. Поэтому раз в месяц, накануне полнолуния, Поттер со своими присными уезжал на «охоту». Действовали всегда одинаково: выехав за границу антиаппарационного купола, Поттер, накрывал всю компанию Дезилюминационными чарами, а затем, оставив лошадей под надёжной защитой Охранных чар, перемещал себя и дружков как можно дальше от Коукворта. Там Мародёры находили небольшое селение и под покровом ночи посылали Люпина похитить для них жертву, а то и двух. Поскольку Поттер поклялся соблюдать «верность» беременной супруге, для жестоких забав выбирались исключительно юноши. А дальше начиналось самое страшное. Жертв пускали по кругу, насилуя бесчисленное количество раз, пока они не умирали в жутких мучениях. Первым, разумеется, их брал Поттер, а затем лишь смотрел, как его люди терзают ни в чём не повинных юношей. Смотрел и дрочил. К чести Люпина будь сказано, поначалу он пытался выполнить данное Северусу и самому себе обещание больше не «прибирать падаль» за лордом Джеймсом. В первую подобную «охоту» он попытался сбежать от собственных звериных инстинктов, но затем жажда тёплой человеческой крови сделала своё дело, и он покорно вернулся на поляну, где Мародёры творили свою дикую оргию. — Кушать подано, Лунатик! — позвал его Блэк, указывая на ещё дышавших, истерзанных парней. — Уходите! — глухо прорычал Люпин, испытывая непреодолимое желание впиться в глотку ближайшего к нему юноши и горя ненавистью к собственной слабости. — Я не люблю, когда на меня смотрят во время еды. — Раньше ты не был столь привередлив! — усмехнулся Джеймс. — Не иначе женитьба сделала из тебя слюнтяя. Впрочем, пусть будет по-твоему. Главное, не оставляй следов, — напутствовал он Люпина. Не беспокойтесь, милорд, — отозвался тот, я аппарирую с ними подальше, чтобы селяне не сумели их отыскать, а после того, как взойдет луна, от них останутся лишь обглоданные кости. *** На следующий день после полнолуния Люпин проснулся в какой-то пещере. Голый, дрожащий с головы до ног — первое утро нового лунного цикла было для него всегда особенно тяжёлым — он уселся на забрызганном кровью снегу и огляделся: повсюду валялись дочиста обглоданные человеческие кости, а у самого входа в пещеру лежала, уставившись в небо пустыми глазницами, голова одного из юношей. Где находилась голова второго — Люпин не знал, да и не хотел знать. С помощью беспалочкового колдовства, которым ему пришлось овладеть чуть ли не в совершенстве, Ремус трансфигурировал из головы широкий тёплый плащ и, ёжась от отвращения, надел его на себя. Жуткий выбор предмета для трансформации обуславливался самой сутью Люпина. После обращения ему было гораздо проще трансфигурировать человеческую плоть, чем что-либо другое. Особенно сейчас, когда беспалочковая магия, равно как и любая другая, ещё не так хорошо слушалась его. Уже завтра он не будет так уязвим и чувствителен к холоду, но сегодня он ощущал себя самым обыкновенным человеком со всеми его слабостями и немощами. К счастью для Люпина, он не помнил, что делал в ночь перерождения, иначе, наверное, давно бы сошёл с ума. Однако, судя по обилию крови вокруг, он славно попировал. Люпина внезапно затошнило. Он не представлял, как явится на глаза беременной жене, как обнимет её руками, ночью раздиравшими человеческую плоть. Да, разумеется, то были не совсем его руки, и уж точно не его разум, но это почему-то нисколько не утешало. Люпин добрёл до ближайшего почти замёрзшего ручья, наклонился над ним и едва не застонал от ужаса и омерзения: всё его лицо было вымазано чужой кровью: очевидно, пировать он начал задолго до трансформации. Люпин стащил с себя плащ и, с трудом сдерживая стоны, окунулся в ледяной ручей, смывая со своего тела ужасы прошлой ночи! Как бы он хотел так же смыть свои грехи! *** В день, когда он спас Северуса Принца, ему показалось, что с этого момента в его жизни всё будет по-иному. Две недели спустя лорд Джеймс наградил своего верного оборотня за службу, позволив жениться. Конечно, радость молодожёнов омрачало то, что Нимфадоре пришлось взойти на ложе Поттера. Люпин не находил себе места, пока Блэк не привёз новобрачную в пожалованный им лордом Джеймсом дом. Дождавшись отъезда Блэка, Люпин уложил жену в постель и тщательно осмотрел её, опасаясь найти следы побоев или укусов. Не обнаружив ни того, ни другого, Ремус попытался расспросить Нимфадору, но та лишь смущённо улыбалась, заверив его, что лорд Джеймс не был груб и жесток с ней. На следующее утро сова принесла чете Люпинов баночку с ранозаживляющей мазью. Чуть позже выяснилось, что после ночи с Поттером Нимфадоре больно сидеть, а, переспав с ней, Ремус убедился, что жена осталась девственницей. Очевидно, лорд Джеймс решил таким извращённым способом показать Ремусу своё особенное к нему расположение. *** Смыв с себя кровь и грязь, Люпин выбрался из ручья и закутался в плащ. Его колотило, а по щекам текли слёзы — горячие капли на холодной как лёд коже. Он чувствовал такое отвращение к самому себе, что, если бы не ожидавшая его дома Нимфадора, предпочёл бы вернуться в деревню, где жили похищенные им юноши. Ремус закрыл глаза и представил, как выходит на деревенскую площадь и опускается на колени. Представил, как его обступает толпа уставших, грязных людей, которые весь предыдущий день рыскали по лесу, чтобы отыскать пропавших мальчишек. Представил, как рассказывает им всё и молит о прощении, а затем, точно наяву, почувствовал боль от вонзившихся в бок вил и смрад горящей на костре плоти. Его плоти. Это было бы настоящим искуплением за всё, что он совершил в прошлом, и, вне всякого сомнения, мог бы совершить в будущем. Чудовище на службе у чудовищ — вот кем он являлся! Люпин закрыл лицо руками и завыл, как раненый зверь. Он понимал, что попал в капкан. До женитьбы он мог в любой момент уйти от Поттера и сдохнуть. Приняв метку, он фактически стал рабом, и лишь смерть могла освободить его от этого рабства. Впрочем, как и остальных «друзей» лорда Джеймса. Но до женитьбы, по крайней мере, хотя бы в этом у него имелся выбор. Теперь же, когда он опрометчиво отдал своё сердце Нимфадоре, Ремус просто не мог бросить её. Тем более беременную. А значит, ему оставалось лишь одно: вернуться к жене и пытаться жить как нормальный человек. Впрочем, кого из них вообще можно было назвать нормальным человеком? Скорее уж, они могли смело считаться волчьей стаей. Просто, в отличие от самого Люпина, звериная сущность лорда Джеймса и его Мародёров нисколько не зависела от лунного цикла. Они были такими всегда. Поттер — матёрый вожак — всегда брал себе лучшие куски. Именно ему вчера досталась девственность вопящих от боли и ужаса жертв. Блэк, Крауч, Петтигрю, Макнейр и Лестрейндж — вцеплялись в добычу после того, как ею вдосталь насытится вожак, а Люпин завершал кровавое пиршество, оставляя от некогда красивых юношей лишь дочиста обглоданные кости. Люпин судорожно вздохнул и вытер глаза тыльной стороной ладони. К счастью, до следующего полнолуния оставался почти целый месяц, а сейчас его ждала Нимфадора. *** — Ты выглядишь усталым! — Нимфадора поцеловала его, и внутри Ремуса всё похолодело от ужаса: если она узнает — немедленно отвернётся от него. Значит, необходимо сделать так, чтобы не узнала. Весь день он вёл себя как обычно и, лишь когда Нимфадора уснула, схватил плащ, трансфигурированный им из человеческой головы, отошёл с ним подальше от дома и уничтожил с помощью Инсендио. *** — Может, мне не стоит ехать на охоту? — Поттер опустил палочку, которой водил вдоль живота жены. — Ты выглядишь такой… спелой! Он положил ладонь на грудь, скрытую тонкой тканью ночной сорочки. — Тяжёлая! — он улыбнулся и поцеловал Лили. — Моему сыну понадобится много молока. — Ты так уверен, что это сын? — Лили потёрла нывшую все последние дни поясницу. — Не сомневаюсь! Видишь, как брыкается! Девочка так бы не смогла. Не хочу покидать тебя надолго! Поттер прислушался: снизу раздавались весёлые голоса его воинов и ржание лошадей. «Может, отменить «охоту» и вместо этого как следует оттрахать Блэка?» — подумалось ему. Поттер прислушался к себе. Нет, ему хотелось большего. Гораздо большего. А с Лили за один день точно ничего не случится. — Я ненадолго! Отдыхай, — шепнул он, снова поцеловал жену и вышел из комнаты. *** В этот раз они аппарировали почти к самой Шотландии. Лошадей решили оставить в лесу неподалеку от Коукворта, задав им овса и защитив Охранными чарами. Не успели Мародёры ступить на твёрдую землю, как заметили на лесной тропинке двух юношей с луками. — Смотрите-ка, добыча сама идёт в руки! — ухмыльнулся Блэк. — Петрификус тоталус! Да они красавчики! — присвистнул он, склонившись над будущими жертвами. — Где разобьём лагерь? — поинтересовался Питер, глаза которого горели предвкушением жестокой забавы. — Подальше отсюда! — бросил Поттер. — Лунатика сегодня нет с нами, остался с женой и новорожденным сыном, так что прибирать за нами некому. Лестрейндж, Макнейр, берите их и аппарируем отсюда. *** Пещера, куда они переместились, была просторной и сухой. — А здесь уютно! — усмехнулся Макнейр, укладывая свою ношу на каменный пол. — И места вдоволь! — Барти Крауч уселся на корточки у входа и принялся наблюдать за тем, как Блэк ставит охранные чары. — Сегодня у нас мало времени, — деловитым тоном произнёс Поттер, стаскивая рубаху, а затем и штаны со всё ещё обездвиженного и лишённого голоса юноши. — Хочу вернуться как можно быстрее. Блэк бросил на него быстрый взгляд, собираясь сказать что-то насчёт Лили, но вовремя прикусил язык. Несмотря на то, что с момента Клятвы верности прошло уже почти десять месяцев, Сириус прекрасно помнил, при каких обстоятельствах дал магический обет, и побаивался лишний раз прогневить своего любовника. Тем временем Поттер, трансфигурировав из одежды парня большой плоский камень, больше похожий на стол, уложил свою жертву на него животом вниз. — Можешь взять второго, Блэк. Я разрешаю. А потом поделись им с остальными. Он развязал тесёмки на бриджах, плюнул на ладонь и несколько раз провёл ею по члену, приводя его в полную боевую готовность. Раздвинув ноги юноши как можно шире и произнеся заклинание смазки, он принялся протискиваться в тесный анус. — А теперь покричи для меня, мальчик! Он отменил заклинание, и парнишка под ним забился и дико закричал. — Отпустите меня! — извивался он, пытаясь высвободиться из железной хватки Поттера, и с каждым движением против воли насаживаясь ещё глубже. Из угла пещеры донеслась возня и новые вопли: Блэк избавил от заклятия свою будущую жертву и теперь пытался пристроить брыкавшегося, как норовистый конь, мальчишку таким образом, чтобы было удобнее трахать его. — Беги, Джош! Беги, братик! Спасайся! — истошно заорал парень, чью тощую задницу таранил член Поттера. Тот, кого назвали Джошем, внезапно впился зубами в руку Блэка. Вскрикнув от неожиданности, Сириус выпустил мальчишку, и тот, как был нагишом, бросился вон из пещеры. Блэк подтянул штаны и кинулся за ним. Пару минут спустя неподалёку раздались дикие, нечеловеческие крики, перешедшие в утробное бульканье. — Джош! — казалось, от страха за брата парень перестал чувствовать боль, несмотря на то, что член Поттера продолжал ритмично вбиваться в его порванный зад. — Где второй? — поинтересовался Крауч у появившегося спустя некоторое время в пещере Блэка. — Умер! — ответил тот, вытирая кровь с лица. — Небось перекинулся в собаку и трахнул его! — с завистью хмыкнул Питер, тоже обладавший способностью к анимагии, но стеснявшийся того, что умел превращаться в жалкую крысу. Поттер резко вышел из лежавшего под ним парня, перевернул его на спину, закинул ноги к себе на плечи и вновь принялся долбиться в него. Мальчишка, потрясённый ужасной смертью брата, тоненько подвывал, очевидно, спятив от всего происходящего. — Ага! — Блэк выглядел слегка смущённым. — Не ожидал, что он почти сразу окочурится от страха. Простите ребята! — Ничего! — лорд Джеймс крупно вздрогнул, спуская во все ещё тесное нутро. — Берите этого. Он, правда, кажется, повредился рассудком, но дырка есть дырка. *** Час спустя всё было кончено. Несчастный парень умер, буквально разорванный ненасытными Мародёрами. — Быстро же вы управились, — усмехнулся Поттер, глядя на то, как Петтигрю с отвращением отбросил от себя мёртвое тело. Каким бы жалким и презренным не считали его остальные, довольствоваться покойником для удовлетворения своих потребностей не собирался даже он. — Разве это охота? — обиженно пробурчал Питер, с болезненной гримасой натягивая бриджи на возбуждённый член. — Иди подрочи, Хвост! — беззлобно бросил Блэк. — С таким стояком на коня ты точно не сядешь. — Да-да, ступай! — милостиво кивнул Поттер. — Барти, Руди, приберите тут всё. Крауч и Лестрейндж послушно схватились за палочки. Сложив тела возле пещеры, они довольно быстро уничтожили их Инсендио. — Справились и без Лунатика! — сообщил Лестрейндж. — Если этот чистоплюй и в следующий раз откажется поехать с нами, не видать ему больше свежатинки. — Так ведь он теперь — молодой отец, — с издёвкой в голосе заметил Крауч. — Ему сейчас не до наших низменных забав. — Посмотрим, как ты сам запоёшь, когда женишься, а твоя супруга будет ждать ребёнка, — заметил лорд Джеймс. — Так ведь я пока не собираюсь… — опешил Крауч. — Зато я об этом подумываю, — холодно бросил Поттер. — У меня вот-вот родится наследник. И я желаю, чтобы и вы обзавелись семьями по примеру Люпина, — он выразительно посмотрел на моментально побледневшего Сириуса. — А теперь в путь. Мы обсудим это позже. И не забудьте про дичь: мы же как-никак ездили на охоту.