Jus primae noctis (Право первой ночи)

Дождь и в самом деле оказался к добру. С первых же дней обустройство Северуса в Лондоне проходило как нельзя более гладко. Клиенты, которым его порекомендовал Ламброзо, остались довольны работой нового зельевара. Молва о нём быстро расползлась сперва по магическому Лондону, а после разнеслась и за его пределы. Несмотря на многочисленные заказы, Северус не брал подмастерьев и учеников, предпочитая работать в одиночку. — Если ты перестанешь упорствовать и согласишься взять в обучение какого-нибудь смышлёного парнишку, то сумеешь варить вдвое больше зелий, что, соответственно, увеличит твои доходы, — попытался уговорить друга Люциус. — Спасибо, но я предпочитаю всё делать сам, — парировал Северус. — Не уверен, что у меня хватит терпения учить других. А что до прибыли от продажи зелий — у меня её и так больше чем достаточно. Семьёй я не обзавёлся и вряд ли когда-нибудь обзаведусь, бордели не посещаю, к золоту и драгоценностям равнодушен, в том, что касается одежды, неприхотлив. Питаюсь более чем скромно — мне вполне хватает стряпни твоего Добби (кстати, огромное тебе спасибо за этого домовика!). Ученик — это лишняя трата драгоценного времени, которое я с большим удовольствием потрачу на изобретения новых снадобий. Так что спасибо, но нет. — Раньше ты не был таким упрямцем! — покачал головой Люциус. — А впрочем, о чём я? Разве не ты отверг предложенную тебе честь и наотрез не отказался стать одним из рыцарей Круглого стола, предпочтя должность простого полкового лекаря. — Ты забыл, что позже, после рождения сына, Артур даровал мне звание королевского лекаря. Правда, даже это не помогло мне избежать позорной порки у столба… — с горечью покачал головой Северус, — и последующего обезглавливания, не приведённого в исполнение лишь благодаря тому, что ты фактически выкрал меня. Воцарилось минутное молчание. Люциус внезапно осознал, что они с Северусом никогда не обсуждали то, что произошло несколько лет назад, когда Принца едва не казнили по обвинению в убийстве насильника, оказавшегося высокородным дворянином. После того, как Малфой, воспользовавшись грамотой, подписанной Артуром, и подстраховавшись для верности Конфундусом, обманул охранявших Северуса стражников и освободил друга, им обоим было не до разговоров. Сперва требовалось унести ноги куда-нибудь подальше. А затем события и вовсе завертелись так быстро, что Люциус не успел опомниться, как уже провожал драккар, увозивший Северуса во Франкию. — Ты всё ещё зол на его королевское величество? — не то спросил, не то констатировал Малфой. — Как бы тебе сказать… — медленно произнёс Северус. — В первое время я определённо чувствовал злость. Я никак не ожидал такого от Артура, ведь он фактически предал меня. В тот день, когда он вытащил меч из камня, лишь мы двое встали на его защиту. В благодарность он сделал меня рыцарем, однако попросил держать это в тайне. А затем я и сам отказался от предложенной мне чести сделаться одним из рыцарей Круглого стола. Впрочем, ты и сам отлично это знаешь… — Да, и до сих пор не понимаю, к чему требовалась такая скрытность. Рыцарское звание могло защитить тебя от многих неприятностей. В первую очередь от гнусных посягательств сэра Кея. А позже — от несправедливого приговора. Ведь тебя судили как простолюдина. Знай все, что ты — рыцарь, и наказания можно было избежать. — В тот день мне показалось это неважным. Вспомни, сколько событий произошло одновременно. Наше прибытие в Лондон, затем исполнение Пророчества и обретение истинного короля. А потом внезапно Артур произвёл меня в рыцари… Думаешь, после всего этого я обратил внимание на то, что он велел мне не болтать о своём новом статусе, поскольку по закону только дворянин может стать рыцарем? — Ты был сам не свой, — Люциус положил Северусу на плечо руку, — вздрагивал от каждого прикосновения, кричал по ночам… Это я виноват! Мне следовало вмешаться и упросить короля сделать для тебя исключение и посвятить в рыцари безо всяких оговорок. В конце концов, Артур был нам сильно обязан. Но я ведь не знал, как всё обернётся! — с горечью воскликнул Люциус. — А после твоя природная скромность так восхитила Артура, что он приблизил тебя к своей персоне, пусть даже и без официального объявления о твоём новом звании. Надеюсь, ты не собираешься мстить ему? — внезапно напрягся Малфой. — А что если и так? — лицо Принца закаменело. — Или ты выдашь меня и сообщишь Артуру о моих намерениях? — И как тебе такое только в голову взбрело! — возмутился Люциус. — Ты — мой самый лучший друг. Не представляешь, сколько лет я мечтал лишь о тебе. И пусть после женитьбы плотское влечение к тебе поутихло, но ты дорог мне. Что же до Артура… Он — хороший король. При нём к нам, волшебникам, стали относиться более справедливо. По крайней мере, теперь тебя могут предать суду за колдовство, лишь если три свидетеля маггла докажут, что ты творил волшебство в их присутствии. Раньше, когда правил Утер, магов сжигали без суда и следствия. При Артуре существенно расширился магический квартал Лондона, а ещё основано несколько поселений, в которых проживают исключительно волшебники. Нет, мне бы решительно не хотелось, чтобы Артура сменил кто-то другой. — Я и не собираюсь его убивать, в отличие от некоторых других, которые мне кое-что задолжали, — с холодной усмешкой произнёс Северус. — Лишь покажу ему, как это больно, когда тебя предает тот, кому ты всецело доверяешь. — Надеюсь, ты намекаешь на нашу королеву Джиневру? — понимающе кивнул Люциус. — Честно признаться, если ты навредишь ей, я лично плакать не стану. Она воспитала Мордреда как собственного сына и, как мне кажется, настраивает его против короля. Мальчишка слаб духом. Им гораздо проще управлять, чем Артуром. Если он займёт трон, править фактически станет Джиневра. А вот она-то как раз настроена против магов, поскольку боится, что её саму могут обвинить в колдовстве. — Тогда нам следует поспешить, — нахмурился Северус. — Мордред ещё мал, но, зная характер Джинни, она не успокоится, пока не достигнет своего. Что же до тех, кому я действительно собираюсь навредить, их время ещё придет. Пусть себе живут спокойно. Пока… *** Несколько недель спустя Северусу подвернулся случай примерно наказать Артура за его предательство. Зайдя по делам в маггловский квартал, он увидел возле лавки цирюльника мальчишку-пажа, державшего под уздцы коня в богатой сбруе. Вокруг, как водится, немедленно собралась толпа зевак. Немудрено, не каждый день можно было поглазеть на одного из рыцарей Круглого стола. Обычно они редко заезжали в Лондон, предпочитая не покидать новый и весьма благоустроенный Камелот. — Это же первый мечник короля. Сэр Ланселот! Только посмотрите, какой красавчик! — восхищались кумушки. Северус быстро прошагал сквозь толпу и очутился в цирюльне, небольшом тесном помещении, где в данный момент обслуживали одного-единственного клиента. Сэр Ланселот и в самом деле был весьма хорош собой: густые светло-русые волосы, которыми сейчас занимался цирюльник, волевой подбородок, прямой нос, чуть полноватые губы, явно знавшие толк в поцелуях, — такие мужчины несомненно вызывали восхищение окружающих. Особенно женского пола. Впрочем, насколько помнил Северус, при дворе имелась одна особа, не обращавшая на сэра Ланселота ни малейшего внимания. Королева Джиневра. А судя по тому, какими взглядами провожал её первый королевский мечник, ему очень хотелось добиться расположения неприступной красавицы. И вот сейчас у Северуса появилась возможность «помочь» бедняге Ланселоту на тернистом пути к сердцу королевы. Сделать это для такого мастера зельеварения, каковым являлся Принц, было совсем несложно. Правильно сваренная амортенция, пара волосков Ланселота, и Джиневра сама упадёт в объятия рыцаря. Оставалась лишь одна маленькая проблема: отправить королеве «подарок» так, чтобы отвести от себя подозрения. Впрочем, за этим тоже дело не стало. Будучи королевским лекарем, Северус отлично знал, где именно в Лондоне королева заказывала духи и благовония. В один из вечеров он тщательно навёл на себя чары Гламура и отправился в лавку, поставлявшую свою ароматную продукцию прямиком во дворец. Дождавшись, пока выйдут последние посетители, он незаметно запер лавку изнутри, наставил на продавца палочку и пробормотал: «Конфундус». — Добрый день, милейший! — вежливо поздоровался он с лавочником, выглядящим так, точно его огрели по голове чем-то тяжёлым. Ответа не последовало. — Я слышал, что ваши духи покупает сама королева Джиневра, — продолжил Северус. — Если это так, я бы хотел приобрести такие же моей супруге. Он выложил на прилавок туго набитый кошель. — Да, да, — слегка очухался лавочник, услышав звон монет. — У нас самые лучшие духи во всей Британии. Как раз на днях я отправляю ко двору очередной флакон с посыльным, — он указал на стоявшую в стороне на прилавке маленькую корзинку. Это пробный образец. Если её величеству понравится — пришлю ей ещё. — Надо же, — хмыкнул Северус. — Принесите-ка мне тоже несколько образцов, чтобы я мог выбрать. Лавочник кивнул и скрылся в кладовой. В тот же миг Северус метнулся к корзинке, достал оттуда затейливо украшенный фиал, вытащил плотно притёртую пробку и добавил в духи несколько капель Амортенции. Он едва успел положить пузырёк на место, как вернулся лавочник. — Вот сударь, — он выставил перед Северусом целую батарею фиалов. — Выбирайте. Полчаса спустя Принц покинул лавочку, приобретя несколько флаконов совершенно ненужных ему духов. Перед уходом он не только избавил лавочника от Конфундуса, но и на всякий случай стёр ему память о цели своего визита. *** Джинни Уизли, или как ещё вот уже много лет её именовали — королева Джиневра, с утра пребывала в замечательном настроении. Сегодня, после нескольких недель ожидания, должен был прибыть посыльный из Лондона с новыми духами. Джинни очень любила изысканные запахи, а её запасы как раз совершенно истощились. Получив заветную корзинку, королева открыла её, схватила фиал, вытащила пробку и вдохнула умопомрачительный запах. У неё тут же закружилась голова. Она прикрыла глаза, и перед её внутренним взором возник образ первого королевского мечника — рыцаря Ланселота, несколько минут назад доставившего корзинку с духами в королевские покои и ещё не успевшего удалиться. — Сэр Ланселот, подойдите! — властно произнесла Джиневра, плохо соображая, что делает. — Моя королева! — галантно склонился перед ней Ланселот. — Я у ваших ног. Вам стоит сказать хоть слово — и я буду принадлежать вам телом, как принадлежу душой. Если бы в покоях королевы находился кто-нибудь еще, Ланселоту пришлось бы дорого заплатить за свои неосторожные слова. Однако сейчас они были совершенно одни. — Я знаю, — улыбнулась Джиневра, ощущая приятную истому во всём теле. — И это именно то, чего я желаю. — Моя королева… — опешил Ланселот, совершенно не ожидавший подобного поворота. — Подойдите сюда и поцелуйте меня! — потребовала Джиневра. Ланселот, никогда не славившийся осторожностью, немедленно выполнил приказ своей королевы. — Король уехал на охоту, — прерывистым голосом сообщила Джиневра, когда они наконец разорвали поцелуй. — Мне очень одиноко в постели. Вы же не откажетесь скрасить мое одиночество. Она расстегнула фибулу, скреплявшую плащ Ланселота, а затем крепко схватила рыцаря за руку и потащила к постели. Не потрудившись даже задёрнуть плотный полог, Джинни принялась проворно раздеваться. Внутри у неё всё горело огнём, и существовало лишь одно средство, способное погасить это пламя. Когда Ланселот вошёл в неё, она почувствовала такое неимоверное счастье, что едва не лишилась чувств. Объятые страстью, любовники не заметили, как в покои королевы скользнула женская фигурка, на цыпочках приблизилась к кровати и так же тихо удалилась прочь. *** Всю неделю, пока король был в отсутствии, Джиневра предавалась любви с сэром Ланселотом. Она совершенно не думала о последствиях такого безумного шага. Когда её возлюбленный оказывался рядом, она вообще ни о чем, кроме него, не могла думать. Ранним утром Джинни проснулась от топота копыт, доносившегося со двора. «Вот и король! — с сожалением подумала она. — Как же быстро пролетело время!» Джинни в последний раз надушилась из уже практически пустого флакончика и бросила пустой пузырек в камин. Затем она вызвала служанку, чтобы та привела её в порядок, и спустилась вниз поприветствовать супруга. Тем же вечером разразилась катастрофа. После ужина Джиневра удалилась в свои покои и принялась ждать короля, который наверняка захотел бы возлечь с ней после недельной разлуки. Однако вместо ласкового поцелуя неожиданно получила затрещину, точно какая-то простолюдинка. — Как ты посмела! — закричал Артур в гневе. — Как ты могла предать меня! — Я не понимаю… — пролепетала Джиневра, лихорадочно соображая, кто мог её выдать. — Не отпирайся! — Артур навис над съёжившейся на полу Джиневрой. — У меня есть свидетель твоей распущенности. Ты и твой любовник будете преданы суду и казнены! Той же ночью в тёмном и сыром каземате, вволю наплакавшись, Джиневра собрала в кулак всю свою волю и принялась лихорадочно думать, как найти выход из этой, казалось бы, совершенно безвыходной ситуации. И внезапно поняла, что решение находится буквально у неё под носом. За всеми этими событиями она едва не забыла, что владела беспалочковой и невербальной магией. А ещё отлично умела накладывать Конфундус и даже Империо. *** Суд над королевой Джиневрой и рыцарем Ланселотом состоялся уже через несколько дней. Свидетельства были совершенно неопровержимы, а приговор — ужасным. За измену королю обоим любовникам грозила смерть на костре. Джинни, не проронив ни слезинки выслушала судью, а затем перевела взгляд на Артура, взиравшего на неё со смесью боли, отчаяния и презрения, и что было сил подумала: «Империо! — а затем: — Спаси нас!» — Стойте! — властно произнёс король. — Я велю помиловать этих мужчину и женщину. Хотя они совершили гнусное предательство, христианская вера требует от нас милосердия. А посему, Джиневра Пендрагон, ты будешь лишена королевского сана и всех прилагающихся привилегий и отправишься в монастырь в Шотландию замаливать свои грехи, тебя же, Ланселот, я разжалую в простые солдаты и сошлю в самую отдаленную провинцию. И бог вам обоим судья!