***
— Мастер Матьяс, я прошу! — Айзек сделал страшные глаза, чего, конечно, профессор увидеть не мог, но по тону чуть дрожащего голоса почувствовал. — Расскажите мне внятно, что вас не устраивает, — будучи первым ректором, мастер Матьяс за все двадцать лет существования Академии слышал много самых странных жалоб от студентов, но слова Айзека сейчас ставили его в тупик. Вздохнув, профессор астрономии открыл какую-то книгу и позвонил в колокольчик. Айзек надеялся, что это был не справочник душевных расстройств и не список на отчисление. — В том и дело, что я не могу, он… — Айзек неловко прокашлялся посреди фразы и недовольно поморщился. Голос у него был резкий, хриплый, и постоянно пропадал, когда он волновался, — он наводит на меня тоску! — О какой тоске вы говорите? Я едва ли вас понимаю, — мастер Матьяс задумчиво погладил короткую седую бороду. — Когда ощущение, будто из тебя душу вытащили! Он смотрит на меня, понимаете! — Я всё ещё едва ли понимаю, что вас тревожит. — А ещё он не носит маску! — Айзек совсем отчаялся и едва не снёс рукой чернильницу, изображая очередной жест негодования. — Но позвольте — как вы увидели, что он не носит маску, сам будучи в маске? — удивился ректор. — Ночью, мастер Матьяс, ночью! — Ночью все студенты спят. Не возводите правило в абсолют — оно ограничивается здравым смыслом. Нет ничего такого в том, что на ночь кто-то снимет маску. Ничего страшного не случится даже если студенты будут в абсолютной темноте общаться без них. — Да вы… Просто прошу, отселите его! — Пока вы не успокоитесь и внятно не объясните, почему — я ничего не буду делать. И, прежде чем принимать такие решения или кого-то наказывать, мне нужно выслушать и вашего соседа тоже. Айзек приказал себе замолчать. Он действительно слишком разнервничался и растерял все мысли, а значит самым разумным решением было просто уйти восвояси и получше обдумать свою просьбу, а ещё вернее — изложить на бумаге. — Извините за беспокойство. Я посещу вас позже, всё обдумав. Айзек выскочил из кабинета астрономии как ошпаренный и ринулся вниз по лестнице, надеясь, что хоть в саду сможет немного успокоиться. Создавалось такое впечатление, что мастер Матьяс и без него знал, что дело не чисто, и именно поэтому упорно молчал и отмахивался ото всех опасений студента как от назойливой мухи. Юноша бежал, почти спотыкаясь, как вдруг его окликнул знакомый голос. — Ты чего такой взвинченный? Айзек с испугом обернулся, позвонил в колокольчик и узнал мастера Фредека. Облегчённо выдохнув, юноша быстрым шагом подошёл к профессору. — Ты как узнал? Здравствуй, — Айзек пожал профессору руку и прокашлялся. — Абстрактное понимание! — Фредек задорно усмехнулся и похлопал юношу по плечу. Вопреки недовольству мастера Дирихле, помешанного на официозе и иллюзии уважения, профессор считал, что дружить со студентами — нечто совершенно нормальное, потому как те намного лучше понимали объяснения от равных себе, нежели от фигур далеких и загадочных. «Если вы будете говорить с человеком, который сидит на самой высокой скамье в аудитории, вы будете слышать его не то, чтобы очень хорошо, — говорил Фредек мастеру Дирихле, когда тот в очередной раз начинал возмущаться его подходу, — в конце концов вы устанете напрягать слух и перестанете внимать, каким интересным и доступным не был бы рассказ.» — Помоги мне кое-то понять. Правда, не абстрактно, — Айзек понимал Фредека ровно так, как то себя подавал — как верного друга, весёлого балагура и бывалого путешественника, разве что периодически сторонние обстоятельства напоминали о том, что он ещё и преподаватель абстрактных наук. — А как же комбинаторика? — Я помру быстрее, чем переберу варианты! Фредек тут же сменил тон с дружески-насмешливого на осторожный. Когда Айзек начинал говорить о смерти, а о вероятности — не как об игре, дело было плохо. — Что-то случилось? Мне-то уж точно не бойся сказать, меня мастер Матьяс первым вздёрнет на виселице, если узнает, о чём я тебе рассказывал. Айзек нервно усмехнулся. Конечно же, предавать Фредека и пересказывать ректору его истории из путешествий он собирался, хотя бы потому что сам грозился прослыть либо глупцом, либо сумасшедшим: в истории Фредека верилось ну очень слабо, настолько они были фантастичны и настолько расходились сами с собой во временах и местах действия. — Ко мне в комнату подселили какое-то чудовище! — Айзек позвонил в колокольчик и боязливо повертел головой, — некто Шайн. — Шайн… Это который постоянно спит, верно? — О нет! — юноша замахал руками, — он не спит! Он смотрит, как сплю я! Как-то я проснулся посреди ночи, а он стоит надо мной и хлопает бездонными глазёнками! Он не человек! — Айзек, Айзек, успокойся, — Фредек похлопал юношу по спине и взял его левую руку, — присядь, — он кивнул на скамейку и потянул студента вниз, — ничего не случилось, он просто посмотрел. — Но как! Ты бы видел, как он смотрел! — не унимался Айзек. — Как? Почему тебе страшно? — Фредек изо всех пытался успокоить юношу, но, кажется, здесь уже было не обойтись без помощи профессора натурфилософии. — Что это? Я не могу понять! Вариантов слишком много и все они равновероятны! А если это вовсе кара Фортуны за мои игрища с вероятностью?! — Шайн… Не знаю, насколько кара Фортуны. Такое обычно не проявляется не в случайных людях. Скорее всего, Шайн просто болен. — Болен? — Я часто видел его у мастера Карстена, разве что… — Фредек замялся, — один эпизод действительно мог напугать. Я тогда, правда, был в ужасном душевном состоянии и объективно оценивать не мог. — Расскажи!***
— Водичка, — голос взрослого юноши пугающе не совпадал с тоном его речи. Тот вертел в руках банку с изотоническим раствором и заворожено разглядывал плавающие в нём пузыри, — водичка! — Водичка, — мастер Карстен вздохнул, не отвлекаясь от осмотра пациента. Отёки, синяки, незаживающие ранки — Шайн выглядел крайне болезненно, но при этом, по его словам, вполне удовлетворительно себя чувствовал. Состояние никуда не девалось, но и не ухудшалось и не приносило юноше неудобств, а потому мастер Карстен каждые пару дней проверял разнообразные гипотезы, пытаясь вылечить не болеющего Шайна. — Мастер Карстен, а можно?.. — по-детски капризно протянул студент, болтая отёкшими ногами. Белые гетры были на сгибах коленей пропитаны странной зеленовато-серой жидкостью, похожей ни то на сукровицу, ни то на консервант для медицинских препаратов. — Что — можно? — спокойно уточнил медик, намазывая какую-то странную субстанцию на предметное стекло. Мастер Дирихле постоянно высказывал зависть к душевному равновесию коллеги, на то тот только тихо посмеивался, уточнял, что лечит тело, но не душу, и прописывал сердечные капли. Шайн, не найдясь с вразумительным ответом, кивнул на стоявший в светлом углу кабинета стол, накрытый чёрным бархатным покрывалом, на котором обычно профессор анатомии вскрывал покойников. — Нет, — мастер Карстен замер, успокаивая мысли. Опять началось. Шайн, становясь не в меру активным, всегда начинал вести себя как ребёнок, и это странное свойство его психики медик не мог ни объяснить, ни скорректировать, — лучше запей своей любимой водичкой лекарство. Принимая из рук медика уже знакомую баночку с таблетками, юноша позвонил в колокольчик. «Наркоз» — отозвалась крупная бордонитовая надпись на пузырьке. Мастер Карстен перепробовал всё, и, по жестокой насмешке Фортуны, помогло только средство, вводящее оперируемого в состояние подконтрольной смерти. Шайн, принимая чуть дозу чуть меньшую, чем нужна была для юноши его веса, не думал умирать, делаясь разве что несколько сонным. — Мастер Карстен, а если… Не успел Шайн что-то предположить, как в дверь бодро постучали. — Входите! — крикнул медик, вытирая руки и надевая маску обратно, и дергано наклонился к Шайну, — Сиди там спокойно, понял? — приглушенный голос мастера Карстена звучал одновременно и строго, и очень ласково, — полчаса, пока не подействует, помнишь? Шайн закивал и слился с окружающей обстановкой. Молчал, не двигался и, кажется, не дышал: на нем не было маски, а значит и узнать о его присутствии третий человек в кабинете, кем бы он не был, не мог. Ко всеобщему облегчению, на пороге стоял мастер Фредек. Профессор натурфилософии пожал ему руки и пригласил войти. — Что привело вас ко мне? — мастер Карстен уверен был, что в связи с устоявшимися последние две недели холодом и сыростью наверняка знает ответ, но уже по выражению лица собеседника понял, что ошибся. — Смертная тоска, — Фредек улыбнулся, — ещё студентом я овладел разнообразными науками и осознал теоретическую конечность того, что нам дозволено узнать. Я не говорю, что в совершенстве освоил все науки, но вижу, что изучать их за пределами тех координат, которыми мы оперируем сейчас и оперировали с доакадемических времён, не возможно, — молодой профессор страдальчески вздохнул и отчего-то засмеялся, бросив в чашку щепотку сухих листьев какого-то растения. Мастер Карстен сушил чай прямо из тех дикорастущих ягод, кореньев и травы, которые находил в академическом саду, оправдывая это тем, что иноземные напитки могут вызвать у непривыкшего человека самую непредсказуемую реакцию вплоть до летального. Все морщились, что либо горько, либо пресно, но от приглашения медика выпить чаю никогда не отказывались. — А как же Фортуна? — удивился медик, отвлекаясь от хирургически точного процесса наливания кипятка в чашки. — Строго непознаваема. Космос чётко очертил людям горизонт познания, — Фредек позвонил в колокольчик, пытаясь угадать (из чистого исследовательского интереса, разумеется!) есть ли в кабинете столовое спиртное, но отозвались только этикетки каких-то сложных алхимических препаратов. — Хотите науку за гранью науки? — Карстен равнодушно пожал плечами, насыпая себе в чашку какой-то порошок. — Вероятно. Самым мучительным является как раз то, что я понятия не имею, чего мне не достает, потому как оно совершенно абстрактно. Настолько, что выходит даже за рамки обратной теологии! — Фортуна милостивее, чем вы думаете, — мастер Карстен странно улыбнулся, — но выдержите ли вы её милость? — О чём вы? — Фредек внезапно насторожился и выпрямился, будто готовый в любой момент сорваться и побежать. — Иногда даёт не благость, а буквально то, что человек попросил. Явление крайне редкое и неизученное — не мне вам объяснять, — мастер Карстен, вопреки тому, что пытался найти в его словах Фредек, говорил спокойно и непринуждённо, — вы ещё молодой профессор и куда храбрее тех, кто первым начал преподавать в Академии. — Я младше мастера Дирихле всего на двадцать лет, а мои робкие гипотезы не стояли рядом с его храбростью испытывать нервы студентов на прочность! — голос у Фредека был звонкий, приятный и всегда будто чуть насмешливый. Студенты не любили его предмет, но любили его самого, и тем досаднее было путать их мрачными несуществующими теориями, условия которых выполнялись при обстоятельствах таких сложных, что это никак нельзя было назвать закономерностью. — «Всего на двадцать лет»! — медик рассмеялся, — похоже, мудрость в вас всё же главенствует над храбростью. Фредек криво неловко улыбнулся и уставился в пол с совершенно потерянным выражением лица. Мастер Карстен, приглядевшись, даже испугался, на минуту заподозрив у молодого профессора кровоизлияние в мозг. — Полноте, друг мой милый. Как вы там Моргашу говорили?.. — «Всё будет — и коньяк, и порох, и южные красавицы», — мастер Фредек сцепил холодные пальцы в крепкий замок. Пришёл рассказать о своей беде, а сам даже помыслить о ней боялся. — Ну вот! А вы беспокоились, — мастер Карстен понимал, что его слова — всего лишь ирония от иронии и попытка отвлечься, Фредек — тоже, но, как ни странно, попытка эта увенчалась успехом. — Боюсь, коньяк и южные красавицы мне не интересны, а мой порох отныне — метеоритная пыль. — Но сама образность! — медик налил профессору абстрактных наук ещё чаю. Тот едва ли был в этом заинтересован. Вдруг в противоположном углу кабинета что-то разбилось и, судя по характеру звука, не без постороннего участия. — Извините, я на минуту, — мастер Карстен, ни на шутку испугавшись, побросал все чашки-ложки и бросился выяснять, в чём дело. Фредек, чуть промедлив, пошёл следом, тихо-тихо, так, что медик не заметил. Зато заметил тот, кто разбил колбу. Чувствуя по отзвукам перемещение маски, мастер Фредек заметил, что голова студента поворачивалась, что сопровождалось странным шуршащим звуком; мужчина не был медиком, но мог рассудить, то это что-то, что свидетельствует о патологии. От взгляда без взгляда сделалось до того неуютно, что профессор поспешил сделать шаг назад, но мастер Карстен, со всем уже разобравшийся, настиг его быстрее. — Простите. Вернёмся к беседе? Мне нужно только помыть руки, — профессор подошёл к раковине, пристально следя за тем, чтобы и Фредек шёл следом. — Конечно, если вас не напряжёт. Всё в порядке? — Да, — мастер Карстен изо всех сил старался сохранять видимость спокойствия, с усердием намыливая ладони, — просто студент. Шайн, может видели. Он всегда спит и я помогаю ему справиться с этим недугом. А сейчас…. Заснул прямо за столом и разбил колбу с раствором. — Я не сомневаюсь в вашем таланте. Жаль только, что и медицина конечна. — А вы уверены, что хотели бы познания? Не боитесь гнева на жадность до шансов? — Я знаю, что всё это во имя науки, а если Академия до сих пор стоит, значит оно угодно Фортуне, — во Фредеке была холодная жестокость революционера, мудрость старого звездочёта и отчаянность мальчишки-сироты, пускай мастер Карстен и знал, что ни одно из этих сравнений не имеет ничего общего с прошлым Фредека вопреки иллюзиям студента Моргаша. Мастер Карстен подошёл к напольным часам и позвонил в колокольчик. Без четверти четыре. — Всё в порядке, мастер Карстен? Я вас не задерживаю? — Ничуть. Но вам придётся немного подождать, скоро ко мне придёт пациент. Фредек, дабы не задерживать профессора анатомии, спешно убрал посуду в раковину, ощутив юношеское смущение от того, что помешал чему-то важному. Почему-то, сам став профессором, он продолжил относиться как к своему преподавателю именно к мастеру Карстену, хотя тот был очевидно не самым старшим среди тех, кто учил его наукам. — Пожалуй, я вас покину, — молодой профессор встал спиной к двери, дожидаясь, когда медик его проводит, — Спасибо за беседу. — Тогда до встречи, — мастер Карстен странно улыбнулся и протянул Фредеку руку. Фредек медлил. — Да будут наши годы бесконечны! — голос его звучал так надрывно, будто он собирался прыгать в бездонную пропасть, — до скорого. Молодой профессор крепко пожал медику руку и запоздало ощутил, как ёкнуло сердце от им же сказанных слов, но быстро успокоился, отвлекаясь на мысли о грядущих занятиях. Уже выйдя в коридор, Фредек попытался закрыть за собой дверь, но та отчего-то не поддавалась. — Не сомневаюсь, — бесшумно оказавшийся рядом мастер Карстен тем же движением, что и только что Фредек, повернул механизм в ручке и, кивнув гостю, закрыл за ним дверь. Привычное дело, — обязательно будут.